От невесты народа до возлюбленной бога

Баал удалился на второй этаж дома в спальню, где на медной сковороде горели угли, и позвал сестру свою Анат.

– О, лилия озёрная, взойди ко мне. Как никогда хочу вдохнуть миро твоих волос, ладан грудей и фимиам твоего лона, вкусить жасмин губ и выпить мед сосочков языка твоего. О,ясноглазая лань, прохладногрудая охотница, жажду лобзать истоки ног твоих и обонять, и осязать, и зреть изваяние твоё, и вкушать солод твой, и пить вино твоё, и слушать блеяние твоё и клёкот.

– О, кипарис мой, в сени твоей ласкаю каперсы, почки бутона твоего в маринаде любовном и лотос твой расцветает, и тычинки покрываются пыльцой, и пест изливает слизь, чтобы ни одна пыльчинка не пролетела мимо. Возлюбленный друг, лакай перси мои, полакомись сосками, источающими молозиво. Я млею! Не скупись, трогай и касайся, гладь и мни, и белое краснеет, а красное становится алым. И флаг любви уже реет над нами и осеняет ложе.

Расскажу всему собранию, как любезен бог Угарита, и позавидуют богоявленки, и поревнуют, и помыслят: с нами бы так! И спросят: «Чем возлюбленный твой лучше других возлюбленных, прекраснейшая из женщин? Чем возлюбленный твой лучше других, что ты так заклинаешь нас?»1

И отвечу  прекрасноглазым, изысканным в обхождении: Он храбр сердцем, первый в сражении! Не тревожит его  обилие врагов, жаждущих обратить его в своего раба, и дес-ница его простёрта впереди колесниц Великого царя, и молнии мечет он в хребет Египта, и грозное сияние его главы ослепляет завистливых божков, и падают они ниц и пресмыкаются на животе своём, как змеи.

Ласки его хмельнее вина, приводят меня в расслабление, и если он спросит моё имя, я не отвечу ему, потому что в этот миг я тёлка мычащая, овца блеющая и сука скулящая. Не будите меня, не возвращайте к жизни, я хочу умереть в его объятьях. О, любимый, «под-крепи меня вином, освежи меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви».2

1,2 ПЕСНЯ песней

– Сладкая, чем насладить тебя? Амрита бессмертия и амброзия жизни, слаще фиников моя возлюбленная. Подброшу я мирта, тростника и кедра в жаровню, чтобы боги, как мухи, почуяли запах, запах мускуса моего и аромат созревшей лилии, и слетелись на любовный пир прежде пира у Муту. Но на своём пиру пью вино Анат, пусть облизнутся Муту и Йамму3.

3 бог моря (финикийская мифология)

– Она скоро будет моей, – сглотнул слюни Муту.

– И моей, – прошипел сквозь жабры Йамму.

Муту обвил языком  чешуйчатого морского владыку и вышвырнул в море, сам завладел окном. Долго наблюдал за любовным пиршеством, затем поделился, как мужчина, со старцем Илу: – Послушай, таких слов твоя Ася не слыхала от тебя со дня Творения.

Илу приник ухом к окну.

– Наслаждая, наслаждаюсь. Наслаждаю, наслаждаясь. О, богиня, миро своё отдай, секреций благовоние…

– Ну что там? – не утерпела супруга.

– Для тебя, мать, это не новость. Баал познавал тебя неужто молча?

– А дамам можно взглянуть? – с кокетством спросила богиня солнца Шапаш и протис-нулась к окну. – О, о, не приснилось бы только. Правильно Шамшу4 сделал, что не прилетел, наступило бы затмение.

4 бог Солнца, муж Шапаш (финик.)

– Дай же мне поглядеть, – властно потребовала Иштар, богиня плотской любви.

– Ты где была?– удивилась Шапаш. – Такое действо пропустить тебе никак нельзя.

Иштар приникла к узкому окну и через минуту промолвила: – Вашу Анат ко мне на стажировку, тогда все боги стояли бы в очереди у её спальни. Доводку мужику не умеет делать – раз, и кое-что другое.

В высший пик наслаждения, не будем его называть термином, Баал с трудом, потому что не только женщина в эту минуту немая, озадачил Анат: – Узри, любовь моя, визит мой к Муту.

Но фаза прострации уже наступила, Анат лишилась чувств, она плыла над мирами и пространствами, царства и моря проносились под нею, и видела три времени сразу: Хаттусили соединился с Пудухепой, и после этого придать невесте свой образ Астарта не сможет, момент упущен; сто тысяч пленников принесли чуму в страну Хатти, и её столица Хаттуса обезлюдела; и многие другие события, которые Анат перескажет Астарте.