Байконур. Глава 1

     Были мы вчера сугубо штатскими,
     Провожали девушек домой,
     А сегодня — с песнями солдатскими...
     (Из песни)


     Глава 1

     Рано утром 21 июня 1966 года, когда ещё только-только всходило ясно-солнышко, я попрощался со своими тремя сестрёнками, которые стояли в своих ночных рубашечках и кулачками спросонок тёрли глаза, с братом, кучерявым семнадцатилетним юношей, увидимся с которым потом только через десять лет, и отцом. Затем взял свой чемоданчик с личными вещами, старую гитару в брезентовом чехле (накануне с чехлом пришлось попотеть — я кроил, а мама шила) и в сопровождении мамы, которая решила  меня проводить, направился к военкомату.

     В чемоданчике самыми ценными лежали: электробритва «Бердск», потому что к этому времени я начал изредка избавляться от регулярно пробивающегося на ланитах пушка, альбом в виниловой обложке, который подарила мне девушка Люба, клятвенно обещавшая ждать меня три года (но не сдержавшая слово),  несколько семейных фотографий, маленький кошелёк с пятнадцатью рублями и недорогое хлопчатобумажное трико с  кедами.

     У старого одноэтажного здания военкомата уже собрались почти все призывники: кто с родителями, кто с приятелями и девчонками. Любы я не дождался, наверно проспала.
     Когда вышел военком Раков, я понял: наступил миг расставания. Я обнял маму, она сквозь слёзы подавленно произнесла:
     — Ты уж, сынок, смотри там, береги себя. И почаще пиши письма, не забывай нас.
     У меня ком подкатил к горлу, сердце сдавило от жалости к маме, которая в постоянной нужде долгие годы самоотверженно билась за наше существование.
     Наконец, все призывники не спеша выстроились у автобуса и стали ждать указаний. Военком произнёс несколько напутственных слов, мы сели в небольшой автобус и поехали в областной центр.

     Через окно я видел, как у военкомата осталась группа провожающих, среди которых стояла и моя сильно загрустившая мама. Я же тоски от разлуки пока не испытывал, находился в некоторой эйфории от происходящих в моей жизни значительных событий. Собственно, я и не знал, что это такое — тоска, жил всё время в родительском доме и расставаний более чем на денёк-другой никогда не было.

     Нас привезли в Павлодарский областной военкомат и разместили в просторной казарме, где кроме двухъярусных кроватей без матрасов ничего не оказалось. Прямо на этих кроватях мы и сидели. Некоторые засони примостились на втором ярусе и пытались покемарить. Здесь я увидел группу призывников, привезённых из других районов области.
     Часа через два появился долговязый офицер с бумагами в руках, выстроил всех в две шеренги (оказалось не менее двухсот человек)  и объявил:
     — Сейчас я зачитаю первую группу призывников, которые дополнительно пройдут медосмотр и с «покупателями» направятся в воинскую часть. Будьте внимательны.

     Фамилии зачитывались долго и те, кого офицер называл, не по-армейски вместо «я» выкрикивали «здесь» и отходили в сторону. Вскоре я услышал свою фамилию, потом фамилии некоторых земляков.
     Нас оказалось 49 человек. Когда стали проходить медосмотр, один из врачей (дотошный дядя, прямо брат соколиный глаз) заметил на моей левой ноге старый шрам и сразу попросил у медсестры рентгеновский снимок.

     Выяснилось, что снимка не оказалось — его просто не было. Я начал врачу доказывать, что это у меня с детства (действительно, с наружной стороны голени в детстве был сильный нарыв) и что в нашем военкомате на это никто внимания не обратил. Но бюрократ в белом халате и слушать не захотел: надо, мол, пройти рентген, потому что на ноге не исключался перелом, а армия — дело серьёзное.
     — Поедете домой, пройдёте рентген, и если нога нормальная, с осенним призывом пойдёте в армию, — закрепил он своё решение.

     Я видел, как всем парням выдали небольшое денежное довольствие, и они толпой в 48 человек двинулись к автобусу. Мои земляки подошли ко мне, мы попрощались.
     Я стоял растерянный с видом потерявшего родных людей сироты, который не знает, как дальше жить. Уже представлял, как наголо остриженный, с семиструнной «музыкой» в одной руке, с фибровым чемоданчиком в другой позорно вернусь назад, домой, и долго буду всем что-то объяснять про себя. Хорош защитничек!

     Поняв, что такого удара по своему самолюбию не переживу, я принял отчаянное решение: зашёл к военкому — это был пожилой полковник — и, объяснив ему ситуацию с моей якобы «дефектной» ножкой, попросил:
     — Товарищ полковник! Не могу я вернуться домой. Очень прошу, разрешите мне отправиться служить с моими товарищами.

     Полковник некоторое время пристально смотрел на меня (наверно, нечасто приходилось видеть таких чудиков), потом, подтвердив мои предположения, изрёк:
     — Необычно: все рвутся домой, а вы в армию.
     И нажал кнопку на телефонном аппарате, а когда вошёл дежурный офицер, сказал:
     — Срочно выдайте призывнику довольствие и отправьте с первой группой.

     Через полчаса я персонально на военном «бобике» был доставлен на железнодорожный вокзал к поезду, который ещё не успели отправить. Ребята искренне обрадовались моему появлению и, естественно, единственной на весь вагон гитаре. Не скрою, я был рад тому, что со всеми поеду в армию. Меня манила романтика неизвестности.

     *****

     Продолжение в главе 2: http://www.proza.ru/2010/01/15/1416