Шепот листьев

Cергей брел по аллее, зачерпывая ботинками опавшие листья. Руки дрожали, и он попытался крепче засунуть их в карманы, почти прорывая швы. Людей вокруг не было, только около главного здания застыли две черные фигуры, словно статуи, и ему казалось издалека, что лица у них такие же черные и застывшие. А может, это и были статуи, или памятники, кто ж с такого расстояния разберет.

Листья шуршали и пришептывали под ногами, а ему вспоминалось, как год назад так же ласково шептал морской прибой, и чайки ухали и падали камнем на воду, а он кружил Лизу и кричал: «Чайка ходит по песку, моряку сулит тоску! Если чайку тянет в воду, жди хорошую погоду!». Она закидывала голову, хохотала, ее рыжие волосы залепляли глаза, лезли в рот, а она сверкала своими голубыми глазищами и веснушками, и так было хорошо, что, казалось, это лето никогда не кончится.

Потом они вернулись в Москву, и, чудилось, что лето продолжается, и она по-прежнему смеялась, и сверкала, и слепила, а потом вдруг стихла, пару недель ходила непонятно таинственная, и вдруг прибежала вечером с работы и закричала с порога: «Ну, здравствуй, папаша!». И он снова кружил ее по квартире и целовал в веснушчатый нос и в нахальные глаза и в рыжую курчавую макушку.

И потянулись месяцы. Лиза начала округляться, сначала немножко, а потом превратилась в такую уточку, обвязывала дома шарфом поясницу и перекатывалась по квартире. Сергей дразнил ее, таскал ей фрукты, ругался, что она все рвется что-то перемывать и убирать, вывозил ее по выходным за город или в парк и гладил живот с замиранием сердца. Они решили не узнавать, кто должен родиться, какая разница мальчик или девочка, лишь бы был здоровенький, и иногда гадали на хризантемах, которые он покупал, или на кирпичах в стене «мальчик, девочка, мальчик, девочка…».

Вчера днем он привез ее сюда, и врачи отправили его домой, сказав, что раньше утра ничего не произойдет. Он пытался дозвониться, но телефон был занят, и он купил огромный букет белых хризантем и приехал без звонка.

Черные статуи стояли неподвижно у входа в главное здание 1-й Градской больницы. Рассыпанные хризантемы валялись и перемешивались с опавшими листьями. Дежурная медсестра вздрогнула, услышав его фамилию, и позвала врача.
- У Вас дочка, - сказал врач со смешной фамилией Галушкин. – Простите, мы не смогли спасти Вашу жену.

Опавшие листья перешептывались о чем-то своем. «Тоску, тоску, тоску…», - шептал прибой.