Фуга 4 - Григорий Горин - нарушитель границы

- Двадцать четвёртый, двадцать восьмой – тридцать первая, двадцать ноль-ноль! - прозвучало на боевом расчёте, и мы, два известных пролётчика, я только что с губы, Жека с заплыва по уборке туалета, знаем, что нас продолжают наказывать по полной.
- Поступила ориентировка! - продолжает начальник. - По оперативным данным, на участке нашего погранотряда вероятна попытка перехода границы особо опасным преступником, который имеет автомобиль… приметы – бородка, говорит с лёгким акцентом, могут быть сообщники, фото в дежурке… всем нарядам утроить бдительность.
- Ну что, «ушастые», ножками потопаете? – ехидствует после боевого мой злейший друг - сержант Балабанов. После того, как в последний раз он мне «помог» пролететь и отправиться на гауптвахту на семь суток, а Жеку сделали директором гальюна на месяц, мы с ним не совсем ладим…



Расчёт Балабанова на станции «Голотурия», в комфорте, на своих колёсах «Урала», на тридцать вторую, в цивильные условия… а мы ножками на тридцать первую, нашу каторгу… ну да ладно, мы и не в такие шагали дали. Вот только Жека мне не нравится, держится рукой за поясницу… заболел что ли?



- Смотри там, чикируй, а мы как-нить дотопаем! – отвечаю Балабану… Его насмешка над нами понятна - локатор «Голотурия» по мощности превосходит все наши «уши», даже «Донку» и «Наяды» на ПТН (посте технического наблюдения), особенно по обнаружению малоразмерных целей… так что… если голотурщики на вахте, от нас толку чуть, поэтому наряд «ушастых» на пляжную в суровые северные условия без тепла и света мы воспринимаем только как ещё наказание, ненужное и почти бессмысленное. Да вот ещё мой младший киснет – достало его каждый день драить до блеска отхожие места… Мне же вторая гауптвахта даже пошла на пользу – всё-таки летом сидеть намного легче… и я как огурчик…
На ужине, узнав о нашей беде, на выручку приходит Пуговкин, хоть и фазан, но наш человек:
- Пацаны, я вас подброшу, мне всё равно с левого секретчиков забирать!



А вот это уже реальная подмога, потому как умирать полфланга с нашим железом… от нас для службы ничего не останется. Получив приказ на охрану госграницы, ещё раз осмотрев фоторобот, мы грузимся – РЛС «Кредо» и дрова – два огромных бревна, непиленных… ну мы по кусочку кромсать будем….
- Ничего, Жека… нам бы только ночку простоять… Ты топор взял?
- Аха… взял… да утром с этими гробами обратно пёхом возвращаться. Как я ненавижу таскать наше железо! Когда «Голотурия» в Пуртсе, мы вообще не нужны… - ворчит мой младший наряда.
Мы загрузились в кузов «шишиги». Напротив нас «голотурщики» - садятся в кунг, как белые люди, не одевая тёплых штанов, налегке, лишь пукалки, им только белых перчаток не хватает и шарфиков вокруг шеи… ну истинные денди, мать их!
- Чао, ушастые! Хорошего вам отдыха на пляже! – издевается Балабан, высовывает язык, прикладывает ладони к голове, как огромные уши, и, выпуча глаза, начинает медленно вращать головой. Весь экипаж «Голотурии» ржёт над ним… ну артисты! Жека мрачно молчит, хотя обычно на язык остёр… Ладно, для нас и старенькая «Кредо» - станция привычная… вот только тяжёлая.
- Пацаны, всё нормально будет, я вас поверху почти до уреза прокачу, - заверяет Пуговкин, и мы отправляемся… Действительно, в этот раз мы подъехали достаточно близко, и около спуска к берегу выгружаем наше барахло – сначала железо, потом дрова и топор.
- Давай ты ящики потащишь, у меня что-то спину продуло, - предлагает младший… Я знаю, что у него спину не продуло, просто он сегодня задолбался весь день драить очки с битым кирпичом, не разгибаясь и не поднимая головы, но уточнять не собираюсь… я сам такой же пролётчик!
- Давай, тогда грузи меня!
Младший начинает меня одевать в поход – до тридцать первой надо это всё допереть – сначала он вешает мне первый блок сзади на лямках, потом второй спереди, сзади поверх блока нагружает радиостанцию, автомат, спереди – один свинцово-цинковый аккумулятор, ящик с треногой вешает на шею, и поднимает мне в руки ещё два аккумулятора – потому, что сам я их уже поднять не могу… ну где-то шестьдесят кило с лишним набирается… чувствую себя как космонавт – весь в железе… но унести надо всё за одну ходку.



- Ну что… готов? Давай, - напутствует меня Жека. И я встаю на тропинку… Кто-нибудь видел тропу, по которой ходят слоны? Это тропинка жизни, по ней мы, кредисты, как слоны шагали со своим железом – ПСНР – переносной станцией наземной разведки – на пляжную позицию… шаг за шагом… главное, держать дыхание и переставлять ноги… вообще станцию «Кредо» с аккумуляторами надо носить вдвоём, но кто же тогда понесёт наши дрова?

Сзади кряхтит Жека – как-то сам сумел поднять себе на плечи два здоровенных бревна… топор у него за ремнём. Останавливаться не стоит – надо просто дойти… шаг за шагом… шатаясь… и не останавливаясь… Наконец, еле живые, упарившись, мы дотянули наш груз, ещё больше углубили колею в песке… и, скинув пожитки, долго сидим, не можем отдышаться… стареем... второй год службы... уже не та шустрость!



Тридцать первая позиция – за колючей проволокой забора маленькая кирпичная будка без окон, в ней печка-буржуйка, стол с планшетом, стул… Мы разворачиваем станцию – наверху по лестнице поднимаемся, устанавливаем на площадки треногу, ориентируем её по сторонам света, по уровню моря. На неё водружаем чемодан, прикручиваем, открываем – это и есть наша станция «Кредо». Потом к откинутой стенке чемодана приделываем «уши» - вот за эти уши нас и называют «ушастые». От чемодана тащим кабель в будку, приворачиваем к другому блоку, с которого мы и будем следить за границей.

Как только станцию развернули, сообщили на заставу, и пошла наша основная служба – один по локатору следит за участком, другой в это время часовой – и на улице топором кромсает на щепочки принесённые нами брёвна и скармливает получившиеся дрова печке, не забывая поглядывать по сторонам.
- Зябко сегодня! – угрюмо замечает Жека, и снова набрасывает на себя куртку – после героического марша мы вспотели и разделись, а теперь что-то нас опять прихватывает свежестью холодного моря. На заливе почти штиль… засветки нет… прибой вялый… и мы тащим службу. – Мне бы спину чем помазать… болит, зараза! Разогнуться не могу!
- Ладно, завтра будет марш-бросок, ты на шею пулемёт повесь, спину знаешь, как прогревает!
- Не, не хочу я станок таскать… мне этих брёвен сегодня хватило!

Темнеет… на море ни огонька… волны лижут полоску земли, которую мы охраняем… Что такое – тащить службу оператором? В маленьком прямоугольном окошечке перед тобой на тёмном фоне две зелёные вертикальные линии – с левой стороны неподвижная, а правая линия медленно… очень медленно проходит свои несколько сантиметров… слева направо… справа налево… один проход – тридцать секунд… туда… полминуты… обратно… в это время твой движущийся чемодан наверху шелестит ушами… Стоит посмотреть на эти две полоски несколько минут, и неотвратимо любого нормального человека тянет в сон… хочется отвернуться… чем-то занять своё сознание… но нельзя! Да, любой нормальный после получаса такого созерцания засыпает… Но разве мы нормальные? Мы – советские пограничники… мы будем охранять границу, сцепив зубы, в любых условиях, назло всем чертям… пока мы служим, никто не пройдёт...

Мы с Жекой одного призыва, бакланы, оба – «кредисты» - поэтому мы на равных меняемся за станцией, то он сидит полчаса, то я… да и сложно работать оператором дольше – устают глаза, затекает спина, от напряжения ломит всё тело… Но надо бдеть! Не спать, только не спать! Не разомлеть в тепле, которое начинает исходить от печки…

Один в темноте сидит и смотрит на две полоски… другой в темноте, на ощупь, машет топором… Как-то я в темноте рубил дрова, и щепка отлетела мне в глаз… пришёл после наряда с подбитым глазом, сразу разбирательство – не подрались ли пограничники на службе… да не дрались мы никогда! У нас у всех боевое оружие, да и друзья мы… братья… вон мой братан Жека сегодня вялый… устал…

- Смени меня, что-то у меня глаза слипаются… блин, если бы не пролёт, сейчас на «Голотурии» сидел бы, как король на именинах… - тянет свою печальную песню младший…

Он прав – на «Голотурии» не надо глядеть на две зелёные полоски, там весь участок границы перед тобой на большом экране развёрнут, и достаточно просто не спать, смотреть в телевизор, чтобы не пропустить цель… а тут… напряжение и боль в глазах… до рези... до рвоты… до коликов... две зелёные полоски всю ночь. Тронешься!

- Ты «дембиль» точишь? - спрашивает Жека, воюя с печкой… «Точить дембиль» – это готовиться к увольнению. Есть солдаты, которым нечем заняться – они выпиливают накладные металлические буквы на погоны, достают аксельбанты, украшают дембильский альбом, распушают перья, как павлины - чтобы каждая девчонка, увидев такого дембиля, падала без чуйств, ведь это цокает дембильскими накладками на сапогах он, орёл, отслужил, и перья в заднице! У нас на заставе никто почти дембиль не точил - на эту дурь нет времени! Тут, бывает, письмо почитать некогда, носишь в нагрудном кармане – на службе нельзя, после службы почистишь автомат и тут же валишься на койку… время идёт быстро, когда ты постоянно вкалываешь.

- Не… это пустая забава! - отвечаю я, вперившись взглядом в выброс – бакен что ли там болтается оторванный штормом… - Я домой поеду, в чём отпустят – простая шинелка, и всё.
- Правильно! Я вообще не понимаю, чего попугайничать – ну уволили – одел гражданку и домой. А Потап точит! Вместо сна…
- Дурацкое дело нехитрое…
- Он говорит - ему так легче нервы успокаивать после наряда… и дни считать до дембиля…
Ну что ж, если так, то Потапа можно понять – этот пограничный психоз надо как-то снимать… ответственность давит на каждого, кто охраняет это незримую полоску на краю нашего родного мира.

Я гоняю станцию, не давая себе спать и отвлечься… Один проход слева направо, нажимаю «стоп»… перевожу в ручной режим, ищу движение, слушаю через наушники… тщательно осматриваю берег, если всё чисто - возвращаюсь "на автомат", запускаю станцию налево. Дойдёт локатор до левого, снова останавливаю, осматриваю вручную, и снова "на автомат". И так раз за разом, круг за кругом, минута за минутой… у каждого свой стиль охраны границы… кто-то просто смотрит… кто-то ищет... а я... рою землю.

Однажды я понял для себя, как нужно тащить службу. Нельзя, нельзя нам ждать у моря погоды! Нужно постоянно активно играть с невидимым врагом, противником, у которого на руках все козыри. Ведь он точно знает, когда нападёт, что ему нужно, а ты ничего не знаешь, ты только бдишь. И тут как себя настроишь. Если солдат просто стоит на посту и… не работает над собой, тогда его легко снимают… и прорывают участок границы насквозь… ведь пройти через границу, не убив часовых в зелёных фуражках… практически невозможно… за каждый метр кто-то отвечает… своей жизнью… своей судьбой... своей свободой. Если потом, после прорыва границы, выяснится, что ты имел возможность - увидеть, засечь, остановить врага… но не сделал этого… никакие отговорки не принимаются… можно загреметь и на нары, тем более что в Советском Союзе для пограничников, пропустивших врага, есть особая статья в уголовном кодексе… Старший наряда виновен – пять лет, младший – три года… а если мы пропустим мужика… мы виновны всегда!

- Ты скажи, ты чего такой кислый сегодня, я просто не узнаю тебя! - спрашиваю у напарника, когда он вновь подбрасывает щепочек в буржуйку… О, уже теплее становится!
- Да вот из дома написали – моя подруга гуляет… не дождалась! – поделился Жека. – Ну ничего, приеду, я ей устрою…
- Да брось ты, баба с возу, кобыле легче… Может, тебе повезло ещё… если человек ненадёжный, лучше вот так расстаться… чем потом всю жизнь маяться.
- Да? Ну может и так… но всё равно обидно… я давно чувствовал неладное… сначала она мне писать реже стала… потом вовсе нет письма… а тут пацаны весь расклад по нотам расписали...



- Не баись! Представь – вернулся ты со службы… идёшь по улице, а там в каждом окне девушки трусами машут! – Жека открыл заслонку, подкладывает, я оборачиваюсь на мгновение и вижу - его лицо осветилось отблеском огня из печки и улыбкой… ну вот так-то лучше… а то совсем скис.

Всё тихо… полночь… Балтийское море – штиль… старый месяц… звёзды… и мы, два пограничника, прикрывшие участок границы своими глазами и ушами… Я за станцией… вот просвистел в наушниках быстрый сигнал – аха, птица… А вот справа появилась подвижная цель на пляже… звук такой – «грум-грум-грум-грум»… и ещё наложение звука «жики-жики-жики-жики»… это идут двое солдат в дозоре, и с ними собака… всё нормально, наши… А вот это что?



Остановил станцию, подвожу строб дальности и слушаю… по берегу слева кто-то ходит… «жух-жух»… постоит… и снова «жух-жух»… Там никого не должно быть! Но там люди… как раз напротив маяка… по звуку двое.
- Жека! У нас на левом гости… в двух километрах… надо сообщить…
- Уверен? Наши только спать легли, и их сейчас подбросят… может там собака какая выбежала… лисица… не спеши!
- Точно говорю… люди… двое…
- И что? Будешь встряхивать? А если там никого? Ну решай сам, но я бы много раз подумал… особенно на твоём месте… – Жека выходит на улицу, а я думаю – решать мне, я - старший наряда… Если сообщу - подумают, что после губы гнусь… Что делать? Кажется, как это легко – заметил движение - и звони своим, там решат, проблему от себя задвинул и баста! Только потом пацаны выскажут, особенно если всё зря: «ну вот, гнутый, поспать нам не дал, почудилось ему!»… ведь любое моё сообщение – это встряска всем, лишение сна под вой сирены… а сон – это единственная ценность солдата границы – никто потом в расписании жизни не добавит эту волнистую линию… хоть ты всю ночь бегаешь… потом будешь ходить весь день с чугунной головой.

Я слушаю цель – там снова кто-то двинул ногой… может быть, воду потрогал… мои нервы на пределе… Но если я не сообщу, на кой хрен тогда мы пёрли сюда железо? Просто прогуляться? А пропади оно всё пропадом! Надо… я понимаю, что надо… и решаю… в конце концов, сегодня я - старший… будет завтра старший Жека… как он решит, так и будет.

Я звоню:
- Вижу цель! Слева дистанция две сто два человека на урезе… ходят…
- Минутку… свяжусь с тридцать второй, - отвечает связист, которому так же известно, что «Голотурия» на порядок сильнее моей «Кредо», и цель находится между нами… – Нет, тридцать вторая ничего не наблюдает… пусто… не занимайся ерундой! Мало тебе пролётов!



Это значит, что Балабан никакого движения на берегу не обнаружил, хотя расстояние у нас до этой цели почти одинаковое – и с его мощной станцией он быстрее меня поймает любое движение мелкой цели. Но я опять слышу шорох по станции, кто-то сделал несколько шагов по урезу…
- Свяжи-ка меня с тридцать второй. Алё! Ну, ты что, не видишь их? - спрашиваю у Балабанова.
- А, отдыхающий с пляжа! Русалок зачикировал? Нет, никого там нет. Ты уши своей старушки сегодня мыл? – язвит, зараза!
- Я вижу цель. Предположительно двое. Напротив маяка. Смотри… - мне с ним пикироваться некогда… там снова кто-то шолохнулся…
- Да нету там ничего… у тебя глюки! - хамит голос в трубке… Ну хрен с тобой!

Послушав нашу перепалку, связист всё-таки звонит начальнику заставы, будит... Поскольку я только что вернулся с гауптвахты, и лейтенант ещё зол на меня за прошлые проделки, разговаривает со мной резко:
- Ну что у тебя там?
- Двое на урезе. Уже пять минут ходят. Может, готовят что-то, - отвечаю как можно спокойней… мне только с ним не хватает сейчас поцапаться…
- Датчики на маяке молчат. Тридцать вторая молчит. А у тебя двое ходят? Снова твои шуточки?

Я начинаю злиться… мне не верят! Они верят в мощь навороченной «Голотурии», верят в сеймические датчики, установленные на всех опасных направлениях… верят в спутники и во что угодно… а вот мне не верят! Значит, нас послали на пляж просто чтобы нам служба мёдом не казалась, чтобы мы пёрли наше железо и тут мёрзли без света и тепла в постоянной борьбе за жизнь… Но цель-то есть! Я слышу, как там снова кто-то шевельнулся…



- Я пишу в журнале и даю засечки, - наперекор отвечаю начальнику, и в это время он, наверное, думает, что мой следующий отпуск в холодную камеру будет не пять и не семь, а как вернусь, отсижу все отложенные десять, объявленные ранее полканом из округа за то, как я не подчинился его приказу.

Однако моя уверенность лёлика озадачивает – ведь ни с того ни с сего мы, «ушастые», сигналим, что на урезе в опасном районе маяка два человека безнаказанно уже десять минут хозяйничают… и их никто не ловит!
- Тридцать вторая! Что у вас? – нетерпеливо кричит в трубку лейтенант. – Вы людей у маяка видите?
- Да врёт он всё, нет там никаких людей, мы уже каждый сантиметр во всех режимах обшарили, - нервно отвечает Балабанов, наверное, решил, что я ему мстить собрался и подкидываю на дурачка.

Что же это такое творится! Я встаю, пинком открываю дверь и кричу часовому:
- Жека! Давай сюда! Иди чикируй цель!
Жека поставил топор в угол, надел наушники, слушает… я подвёл ему строб дальности…
- Ну что, видишь?
- Не-а… вообще ничего не слышу и не вижу… ты чё, сообщил что ли? – смотрит на меня, как на умалишённого…
- А чё, думаешь, сидеть буду… там двое уже пятнадцать минут по берегу шляются…
- Ну ты лох! Тебе мало двух отсидок… если тридцать вторая не видит, значит тебе почудилось!
- Ни хрена мне не чудится! Там двое человек… шагнут… остановятся… Может они резиновую лодку уже надули… мотор ставят… какой-нибудь скутер… ты знаешь, какая скорость у скутера?
- Аха… и пропеллер сзади, Карлсон! Скажи ещё, что они тебе фонариком сигнал послали, чтобы тебе после губы прогнуться… Чайник ты всё-таки! - Жека тоже не видит цель, отдал мне наушники и пошёл на улицу… воевать с бревном... Что ж так кисло-то, а? Я в отчаянии... никто не слышит эти шорохи... может, я вправду спятил?

- Алло, тридцать первая! - на связи снова лейтенант, разговор на повышенных… - Если вы там не закончите дурака валять, сейчас бегом будете бегать до всех своих целей, туда и обратно… и станцию на шею вам повешу, ты меня понял, двадцать четвёртый? – начальник злится – его разбудили, оторвали от жены, эти губари и пролётчики, которым место только туалеты драить да на нарах… Ну не верит он, что моя маленькая «Кредушка» поймала цель, а мощная «Голотурия» не видит!

- Алло, землянка! Восемнадцать минут слева ходят неизвестные, и я их вижу по станции на расстоянии уже две четыреста, медленно двигаются от меня по урезу – сделают шаг, останавливаются... и снова делают шаг. Даю засечки… пеленг… дистанция…

- Ну, ты упрямый! - лейтенант выругался. – Тридцать вторая, вы подтверждаете цель?

Ситуация накалилась до предела… неужели мне опять возвращаться в камеру… ведь посадит… холкой чувствую… посадит! Блин, неужели опять на губу?!

- Да… что-то вижу… есть! Пеленг… дистанция три семьсот… на урезе две светлые точки… да… там кто-то есть! – растерянно отвечает Балабан спустя двадцать минут после моего первого доклада о цели… долго… очень долго… у меня проносится образ... как там приладили мотор к скутеру… могут пронзить границу и уйти в нейтральные воды… и «пескарь» - ПСКР – пограничный сторожевой корабль – уже не успевает перехватить малую цель. Ну слава Богу, «Голотурия» проснулась! Я наконец-то выдохнул… так ведь психом стать можно... тому, кто ещё не псих... ну это не про нас... мы же все... немного того. Две полоски на ночь!

- Застава, в ружьё! - опомнился лейтенант, тут же включается сирена… всех, кто есть, подняли и грузят в машины… тревожку на «уазик», остальных в оцепление на ГАЗ-66… Что тут началось на границе! Включились прожекторы, засверкали ракеты, вой, свист, «пескарь» с моря, вертушка с неба, из тыла машины… С улицы входит насупленный младший наряда:
- Ну что, добился своего? Всех встряхнул? Парням поспать не дал, эх ты… - он смотрит на меня и думает, что я бессовестная тварь, которой всё пофигу, лишь бы прогнуться... зря ты так, братан!



- Жека, тридцать вторая тоже чикирует цель…

- А что же они двадцать минут мумундили! – баклан оживает, садится на пол, снимает с себя тёплые штаны, мало ли, вдруг придётся бегать-прыгать-ловить, если те, кто там бродит, побегут в нашу сторону… - Ну я готов, старшой… если что, перехвачу.

«Аха, я уже старшой, а не лох и не чайник», - удовлетворённо отмечаю я про себя… а ведь тоже мне не поверил, кабан!

- Пока наблюдай! – командую младшему и делаю записи в журнале и засечки на планшете.
Я каждую минуту сообщаю, где эти люди, на каком расстоянии от меня, ведь маленькие уши маленькой станции чутко ловят любой шорох – движение волны… полёт птицы… и любой жест неизвестных, которые незаконно двигаются по границе моей страны, Советского Союза. А дальше события развивались уже без нас… мы своё сделали, и не знаем, что там происходит… хотя, чувствую, там весело!



Нарушителей, конечно, взяли… мы дослужили до утра… и когда заряд аккумуляторов подошёл к концу, мы свернулись… Одели на себя наши железные ящики… назад идти легче – ведь мы уже прём станцию вдвоём, и дрова не тянут… Да и начальник расщедрился, и за нами наверх, на ту точку, откуда мы шли вечером, прислал «уазик»… живём!

Несколько минут страха с безумным гонщиком Петрявичусом, и мы на заставе. Задержанных - мужчину и женщину, заперли пока в подвале… чтобы им не было скучно, вроде даже дали картошечку почистить тупым ножиком… в воспитательных целях заставили работать… чтобы впредь не нарушали погранрежим. Хотя, наверное, им и так уже хватило страха!

Мы выгрузили нашу малышку, поставили аккумуляторы на зарядку... почистили и сдали оружие... попили чайку и спать… А когда нас разбудили… дежурный говорит:

- Подъём, ушастые! - Шайрисламов улыбается. - Так, товарищи чекисты, отличники боевой и политической… умываемся, заправляемся и в «ленинскую» комнату… вас там хотят лично поприветствовать! Поблагодарить так сказать… от лица трудового народа!

Мы быстро привели себя в порядок и на второй этаж… а там… несколько свободных от наряда погранцов… начальник заставы, увидев нас, ласково улыбается:
- Проходите, проходите… - как будто только нас и ждали. Перед белым полотном экрана стоит невысокий мужчина с бородкой, пристальными внимательными глазами… лектор что ли?
- Так вот, значит, кому я обязан сегодняшней ночью, - говорит он и жмёт нам, ничего не понимающим, руки. – Разрешите представиться - меня зовут Григорий Горин, я – писатель, сценарист, писал сценарии для таких фильмов, как «Тот самый Мюнхгаузен», «О бедном гусаре замолвите слово», «Дом, который построил Свифт»… что, не смотрели? А вот фильм – «Ты - мне, я - тебе» видели? Тоже нет? На заставу не привозили… ну ясно-ясно… а вот видели такую передачу – «Вокруг смеха», её ещё пародист Иванов ведёт… видели? Ну, молодцы, значит, меня опознали… не так, как ночью…



И Григорий Горин поведал нам такую историю: он с женой приехал к друзьям на дачу, тут недалеко, посидели, поговорили об искусстве, о новом фильме… И они с Любой решили прогуляться по берегу моря, помочить ножки… кто же мог знать, что после двадцати трёх выход на берег – это нарушение режима госграницы… Двадцать минут они погуляли, никто им ничего не сказал, ничто не предвещало беды… тут Жека наклоняется и шепчет мне на ухо: «Олег! Вот эти двадцать минут, ты их сразу словил, стоило им появиться!», и я киваю…

Горин продолжает свой рассказ:
- Но потом началось светопреставление какое-то! Как будто кто-то скомандовал... и жахнуло! Со всех сторон огни, сирены, ракеты, люди с собаками, люди без собак… скрутили… нас увезли куда-то… в подвал бросили… никто ничего слушать не хочет… документов-то у нас, конечно, с собой не оказалось, кто ж мог подумать, что мы, мирные советские люди, должны брать паспорта каждый раз, когда хотим пройтись по пляжу! И вот что удивительно - как автор сценария, я часто присутствовал при съёмке фильмов… каждый режиссёр знает - самое сложное, чтобы с разных сторон в кадр одновременно приехали, вбежали… оттуда индейцы, отсюда бледнолицые… кто-нибудь обязательно опоздает... снять с одного дубля нереально... а тут… всё произошло одновременно… просто потрясающе!



Горин рассказывает с чувством, проникся:
- Включился один прожектор… другой… мы ослепли! С моря – сторожевой катер тоже направляется на нас и светит! Откуда-то завыла сирена! Сверху летит вертолёт и тоже лучом шарит! По берегу на сумасшедшей скорости «УАЗ» и на нас фарами! С одной стороны прибежали двое с собакой, тоже светят своими фонарями… такими яркими! С другой стороны бегут цепью люди с автоматами… вы даже не представляете, какой ужас мы испытали с Любой… из ночной тишины на нас навалилась вся мощь советских пограничных сил! И тут нас взяли в оборот… что мы пережили!... И хорошо вот сейчас разобрались, что мы не нарушители границы… а вполне нормальные люди… наши паспорта привезли друзья… а так… супруга до сих пор не может прийти в себя. Мы, конечно, набрали бездну самых разнообразных впечатлений! Об этом можно снять фильм! Спасибо вам, ребята… мы на своём горьком опыте убедились – граница у нас охраняется!



Начальник слушает и улыбается, по-отечески смотрит на нас с Жекой, как на героев и баловней судьбы… Горин ещё рассказывал нам о том, как делается кино, как он пишет сценарии, как смешно проходят съёмки передачи «Вокруг смеха»… похоже, что для него откровением стало также то, что на территории СССР ещё встречаются такие дремучие люди в зелёных погонах, которые никогда не видели его фильмов, не знают, кто он такой, потому что это простые пограничники… и кроме «Утренней почты» по воскресеньям, ничего по телику не смотрят… у нас другие фильмы - две полоски на всю ночь...

После встречи с известным человеком, которого поймали ночью, мы вышли из «ленинской» комнаты… по довольному лицу начальника заставы я понял, что опала миновала, и мы с Жекой снова вошли в доверие командования… а когда я проходил мимо дежурки, просто ради интереса посмотрел на фоторобот преступника, на которого вчера поступила ориентировка… хм… вылитый… точь-в-точь… та же бородка… тот же взгляд… всё-таки наша старушка «Креда» не могла ошибиться! Ведь на фото один в один Григорий Горин… человек… пароход… замечательный человек… хотя и… нарушитель границы.

-----------------------------------------
иллюстрация - http://www.fotobank.ru/img/FB03-7139.jpg?size=l