Письмо Анны к Михаилу. Италия 2009 год

 Дорогой Михаил. Когда ты будешь держать в руках  это письмо, меня уж не будет в Италии, в Римини и Флоренции..   Роман завершен. Черновики сожжены. Но тем не менее, я думаю что наша почта удовольствий была бы неполной, если бы в ней не было бы ни одного настоящего рукописного послания , с иностранным штампом, в конверте отеля и на его бланке, отправленного голубиной почтой. Ты захотел Арно и я выполнила твое желание. Вышла из Уфицци, подошла к реке, нашла тот изысканный изгиб, который и указал на отель. Я вошла в него. Он был пуст. Мраморный вход,  приглушенный свет, толстый хрусталь в дверных проемах ,огромные китайские вазы на полу, мягкие диваны с шелковой набивной тканью, венецианские люстры, уютный аромат и тепло говорили, что мне здесь рады и уже ждут. Это был ваш сговор . Твой план. И я следовала его тайной навигации. Портье за стойкой, прищурившись, оценив тот потрепанный лоскут сукна на мне, который в прошлой жизни был пальто, решил назначить мне цену, которую я бы потянула и одновременно не спугнула бы единственно возможного постояльца. Я не торговалась. Таковы условия игры. Ты герой моего романа и перед его завершением  уже ты диктуешь правила. И я согласна. Я пришлю боя привести ваш багаж. Я засмеялась . Весь багаж - это  я сама  с моей любовью, но поверьте она достаточно весит и тяжела, чтобы относиться к ней легкомысленно. Как же вы будете спать. А что для сна надо – только мое тело и простынь, которой вы, надеюсь, меня снабдите. 
  Милый  я нашла новый способ путешествия – я  положу тебя у себя под веками. Там тебя никто не найдет – и не нужны никакие паспорта, таможни визы и билеты.. И ты будешь видеть, все, что вижу я. А как бы я этого желала! Каждый раз, закрывая глаза,  я вижу тебя. Я знаю, ты теперь поселился у меня под веками.  Это такая глазная болезнь! Я знаю, ты сейчас читаешь эти строки и улыбаешься!
 Итак, утром я зашла в лавку  старьевщика, что на улице Питти и приобрела перо Петрарки. Как меня уверял старый негоциант, перо попало к нему по случаю давно лет триста назад. Его нашли плотники, перекладывавшие пол в доме поэта. И вот перо у меня в руках. И я пишу.
    Я помню один эпизод из турецкой рапсодии. Как-то после завтрака мы лежали на краю бассейна. Ваша знакомая с татуированным орлом на плече (за особые заслуги) что-то напряженно журчала, чем  вызвала у меня дрему. Сквозь сон я видела как вы сначала прикрыли от солнца мои ноги полотенцем . А потом разбудили меня , проведя указательным пальцем по тыльной стороне моей ладони и вниз  по руке к груди. Я вздрогнула от удовольствия. В тот момент я вся была вашей. Я очень хорошо помню это.  Но тогда я сделала вид, что ничего не заметила. Так как, открыв глаза, мне показалось, что это движение  адресовано не  мне. А было трюком для привлечения внимания «дамы с орлом». Иногда мы совершаем действия не для того, на кого они направлены, а чье внимание мы хотим привлечь. И я удалилась на прогулку в лес, чтобы не смущать вас  развлекаться дальше  с вашей знакомой. На следующий день я проверила свои предположения и специально легла недалеко от вас на пляже. Однако послали вы далеко и надолго и мои ноги и руки. Все-таки неприятно, когда тебя используют всего лишь как подручный предмет – например, когда из полотна Рафаэля делают сито для сцеживания творога – все равно ведь холст. Не правда ли?
     Я снова сижу у моря. Декабрь. Последний месяц в году. Италия. Римини. Я приехала сюда официально для получения визы для второго зарубежного паспорта. Но честно -закончить роман. Он закончен. И ты его герой. И хотя ты просил его писать от третьего лица, он имеет свои правила на своей территории – он написан от всех действующих лиц. Они все имеют права. Я понимаю, что страшно, когда от первого – потому что это совсем неприкрытая правда. И как бы ты не хотел обмануть себя, ввести в заблуждение меня, он жестко определяет свои законы и я не в силах их сломать. Просто у романа как у литературного романа есть тоже свои правила. Он требует музыкального слуха и стетоскопа, чтобы прислушиваться к себе и ничего не  разрушить. Иногда, делая больно другому,  ты позже сделаешь больно самому себе. Неужели для того, чтобы понять глубину своих чувств нужно сначала предать самого себя. Помнишь свой звонок  из Братиславы и как ты услышал, что изменился мой голос. Как посерело и вытянулось твое лицо в испуге потом , в Москве? Если тебе все равно, какая тебе разница, почему он изменился. Страшно потерять, что невозможно еще определить.  Конечно же я наврала, что работа виновата.  А что мне было еще отвечать. Что реке Арно нужно тысячи лет течь чтобы вытечь все потоки слез из моих глаз. Арно впадает в Адриатическое море. Я знаю, оно сегодня соленое от моих слез…
Завтра возвращаться. Прощание. Я вхожу в море. Лист за листом  бросаю в воду. Они получают крещение и отпущение грехов. Их уносят волны. Потом они набухают и тонут как птицы-рыбы . Навеки опускаясь на песчаное дно Адриатики, унося с собой мои тайны. Я хочу бросить и письмо, но решила отправить его по почте.
Я не хочу прощаться с тобой, просто не могу сделать этого.  Просто прошу тебя, не говори спасибо анна за проделанную работу души – я же не грядки по соцсоревнованию пропалываю и ты не комсомольский лидер . Я просто люблю тебя и это так просто, что почти не чувствуешь. PS Со всеми твоими перепонками на руках, ногах и крыльях.  Мне все равно кто ты – дискобол, паромщик, надсмотрщик фиговых плантаций, флейтист, винодел, бакенщик, лентопродавец, красильщик меха морских ежей ,насыпатель долменов, павлинолог, порицатель пороков, подбиратель подвыпивших прощелыг, собиратель колючей проволоки, устрициолог.  Я просто люблю!