Как и все, разбившие зеркало

Мир повседневной жизни никогда
не следует воспринимать как
некую имеющую над нами власть личность,
способную сберечь или уничтожить нас,
потому что поле битвы человека
не является его борьбой с окружающим миром.
Его поле битвы находится за горизонтом,
в непостижимой для обычного человека области - в том месте,
где человек перестает быть человеком




1.
Как и все, разбившие зеркало, я не люблю Рождество. С восьми часов вечера лежу на диване, прижав колени к животу, и пытаюсь заснуть, или, по крайней мере, задремать.

Не то что бы я был совсем недееспособен, вовсе нет! Просто предпочитаю оставаться в этот вечер дома – поспать, почитать, посидеть в Интернете – но уж никак не проводить 6 января в гостях, кафе или кино.

Вы скажете, что в этом нет ничего необычного, ведь Рождество – семейный праздник. Но в моём случае причина вовсе не в этом. Дело в страхе, в ощущении беспокойства, тревоги, которые Рождество вызывает во мне: как будто смотришь на стену пещеры с мечущимися по ней бликами от языков пламени костра или на верхушки голых деревьев на фоне серого зимнего неба, или слышишь отдаленный гул барабанов в джунглях на другом берегу реки – дело в том, что Конрад называет Сердцем тьмы.

Не сомневаюсь, что читателю такая реакция на светлый праздник рождения Сына Господня кажется весьма странной. Ведь чувствовать себя подавлено, когда вокруг в свете фонарей серебрятся белые сугробы, торжественно покачиваются в чистом морозном воздухе изумрудные снежинки, и весь люд правосланый пребывает в предвкушении пусть и недолгих, но выходных, может или чрезмерно рефлексирующий неудачник, или воинствующий атеист.

Однако, проблема подобного моего отношения к Рождеству гораздо глубже, и, в тоже время, проще: его не любит моё тело! И пусть я лично и не отличаюсь особой набожностью, но других причин испытывать глубокую тревогу в этот день у моей более ли менее здоровой личности всё же нет.

А в этот раз у меня даже начинает ныть десна в том месте, где уже давно вырос зуб мудрости, и боль раз в 15 минут охватывает всю правую часть нижней челюсти. Ничего себе пресветлый праздничек!


2.
Один мой товарищ даёт весьма забавное и не лишённое складности объяснение подобной реакции моего организма на Рождество. Он говорит, что, во-первых, я не должен воспринимать моё тело как нечто отдельное от моего сознания. То есть, он утверждает, что тело и сознание едины, поэтому тревоги и страхи, а также болевые ощущения, вызываемые этим днём, являются общей реакцией моей сущности  («энергетического тела» по его выражению) на этот праздник.

Негативная окраска моих ощущений, по его глубокому убеждению, связана с тем, что моё тело таким образом противостоит «резко возрастающему» вечером 6 января «объединенному фону чувства собственной важности сотен тысяч верующих, в очередной раз намеревающихся переложить всю ответственность за свою жизнь и поступки на Великого Искупителя».

Ещё он утверждает, что у этой моей способности чувствовать особенности «энергетических фактов» Рождества без предварительной подготовки есть свои плюсы и минусы. С одной стороны, это свидетельствует о высоком первоначальном уровне моей личной энергии. С другой стороны, гигантское коллективное намерение верующих является необычайно мощным негативным фактором, влияющим на мое сознание, в связи с чем моё общее физическое и психологическое состояние испытывает в это время сильное потрясение, которое может проявляться совершенно неожиданным образом.

Теория эта у моего товарища очень хорошо продумана, по крайней мере, он всегда умудряться давать быстрые и чёткие ответы на все мои вопросы, связанные с ней. Главным её выводом является то, что я должен научиться использовать «огромную силу, которая заключена в намерении Рождества».


3.
Я ворочаюсь на диване и ложусь на живот: поджимаю правую ногу ближе к груди, а левую выпрямляю. Вместо подушки подкладываю под голову правую руку, а сверху плотно укутываюсь пледом. Зубная боль немного успокаивается после выпитого обезболивающего.

Я все еще не могу уснуть окончательно, витаю в полудрёме. Просыпаюсь в очередной раз около половины двенадцатого – проверяю социальные сети и смотрю минут двадцать какого-то фильма на ноутбуке, пока не погружаюсь в глубокий сон.


***
Я лежу на спине с вытянутыми по бокам руками и смотрю прямо перед собой на стеклянную дверь балкона. За стеклом видно окно, а за окном – темное небо, светящееся бледно оранжевым так, как может светиться небо только в снежную зимнюю ночь.

Образ этот достаточно чёткий, но очень сложно дольше, чем на десяток секунд, удерживать внимание на нём; и я всё время проваливаюсь обратно в туманное небытие, словно с закрытыми глазами ныряю под воду. Однако каким-то образом у меня получается не опускаться на глубину, но парить в невесомости у самой кромки сновидения и тьмы, чтобы через несколько секунд снова выплыть на поверхность и смотреть на небо за окном.

В какой-то момент я замечаю, что балкон уже не пуст. Из-за края дверной рамы выглядывает что-то, напоминающее человеческую фигуру. Я фокусирую, насколько это возможно в данной ситуации, глаза на этом объекте, и понимаю, что из-за балконной двери на меня смотрит Резиновый человек.

Его появление не вызывает во мне ни тени беспокойство, хотя вид мой новый знакомый имеет весьма необычный. У него нет рта, носа и ушей, но только большие глаза в виде чёрных закрученных спиралей. Тело его на фоне неба мне кажется оранжевым, хотя оно может быть и другого цвета. И сам он, по большому счету, похож на надувную игрушку, потому что материал, из которого он сшит, представляет собой не совсем резину, а что-то вроде толстого целлофана – из такого делают большие пляжные мячи для детей.

Резиновый человек не проявляет никаких признаков агрессии, только время от времени помахивает левой рукой, но я явно чувствую его чужеродность по отношению ко мне. Это необъяснимое ощущение через некоторое время сильно обостряется, и приводит к тому, что я достигаю практически полной концентрации на фигуре за стеклом. Одновременно с этим очень малознакомым чувством отвращения к чужаку, которое чем-то напоминает мою неприязнь к вредным насекомым, во мне начинает расти осознанное желание причинить ему вред.

Я не зря говорю «осознанное» желание. Дело в том, что его порождает, с одной стороны, абсолютная уверенность в том, что резиновый человек является враждебной мне сущностью; а с другой – трусливая самоуверенность относительно того, что если уж кто-то и способен причинить мне вред, так уж точно не рождественский прототип надувного Антонио Бандераса. Ведь его можно поджечь, сжать, оттолкнуть, порвать, придавить чем-то тяжелым, зажать между дверьми, порезать ножом, проколоть любым острым предметом – этот материал, из которого состоит его тело, так податлив и уязвим!

И только в последний момент, когда я, обуреваемый злобой и жаждой насилия, решаю действовать и делаю попытку встать с кровати чтобы дотянуться до Резинового человека, я понимаю, какую ошибку  совершил, недооценив противника! Он, словно только и ожидая повода для драки, начинает сначала очень медленно, но потом всё быстрее и быстрее вращать глазами-спиралями вокруг своей оси, постоянно меняя направление их движения и оставаясь при этом полностью неподвижным. Не знаю, сколько времени я смотрю в его глаза, но от этого, казалось бы, безобидного приёма меня начинает выкручивать с такой силой, что мне становится действительно страшно! Его гипнотический взгляд полностью обездвиживает меня и начинает ворочать моё тело в районе поясницы то вправо, то влево, создавая ужасный зуд в тазу и ногах и нервное раздражение в районе кишечника. Затем он пускает волну по позвоночнику вверх, заставляя напрячься шею и плечи и сжать челюсти так крепко, что у меня начинается самая сильная зубная боль в моей жизни!

В приступе паники и злости, отупевший от резкой боли в зубах, нижней челюсти и висках, я продолжаю предпринимать глупые попытки подняться и дотянуться до врага: бесполезно машу руками со скрюченными пальцами в воздухе, пытаюсь согнуть задеревеневшие ноги и по-идиотски хриплю невнятные проклятия чужаку, за несколько секунд превратившему меня в паралитика.

Окончательно я осознаю опасность своего положения после очередной судороги, которая сводит грудную клетку и диафрагму, как это бывает, когда у тебя заканчивается воздух под водой. Моё дыхание становится аритмичным, резким, неконтролируемым. Я оставляю свои попытки подняться и полностью сосредотачиваюсь на вдохах и выдохах, лишь бы сохранить контроль над происходящим.

Битва мною почти проиграна. Силы очень быстро меня оставляют,  но пока я могу дышать – видение продолжается. Впрочем, это ненадолго, ведь единственное, на что я сейчас способен, это разве что сдуть своего врага своим порывистым дыханием.

Стоп... Сдуть своего врага… Сдуть… Сдуть, как сдувают большой детский пляжный мяч, когда из него медленно выжимают воздух… «Сдууууутьшшшшшшшш» - я медленно выдыхаю воздух из легких. «Сдууууутьшшшшшшшш» - я концентрирую всё своё внимание на на звуке «ш». «Сдууууутьшшшшшшшш» - я смотрю прямо в глаза-спирали. «Сдууууутьшшшшшшшш» - моё дыхание становится моим оружием, и… хватка Резинового человека начинает ослабевать.

С каждым следующим выдохом фигура за стеклом становится всё более вялой и обвисшей, а гипнотический взгляд ослабевает. Моя паника, зуд и боль в конечностях и голове быстро убывают, и всё тело расслабляется. Буквально за полминуты фигура Резинового человека теряет для меня всякий интерес – я о ней практически забываю, как если бы она всегда была неодушевлённым предметом, – меня полностью захватывает новое, сильное и приятное ощущение необычайно глубокого и чистого дыханием, какого у меня никогда ещё не было!

Я дышу, и дышу, и дышу, и дышу…


4.
Я просыпаюсь лёжа на спине с вытянутыми по бокам руками. Моё дыхание настолько глубокое, будто внутри у меня образовался вакуум; каждый вдох и выдох идеально ритмичен и длится не меньше пятнадцати секунд. Тело как будто полностью отсутствует, уступив место воздуху, которым я дышу. Я быстро избавляюсь от последних следов сонливости и начинаю в мельчайших деталях изучать испытываемые ощущения.

Именно это имел в виду мой товарищ, говоря о необходимости научится использовать «силу намерения Рождества». По его мнению, пусть даже мой необычный опыт будет коротким, но всё же моё тело его запомнит и через некоторые время, при правильном подходе, у меня получится его воспроизвести и со временем начать практиковать постоянно.

Меня охватывает волна восторга: новый, необыкновенный способ дышать – вот это подарок на Рождество! Или может это подарок от дьявола, того самого, который делает моё тело таким чувствительным к празднику и вызывает из глубин космоса сущности опасные и непостижимые.

Впрочем, на ад и рай мне насрать…

Перед тем как заснуть, я вспоминаю, что мой товарищ называет подобные эксперименты «занятием для тех, кто разбил зеркало». Насколько я помню, он связывает этот эпитет с тем, что «люди всегда в ужасе разбивают зеркало, когда видят в нём, во что превращается человек перед безжалостным лицом Бесконечности».