Петушиха

               

     Петушихе не спалось. Она вертелась как пропеллер. Пробовала считать, даже книгу без начала и конца отыскала на шкафу среди прочего хлама, но и та её не успокоила. Да и не мудрено. Мало того, что чтение и она были далеки друг от друга, как северный полюс от южного, так ещё и думы одолели. А думать ей тоже было в диковинку. В школе когда училась, особо не думала, потому и не смогла осилить больше восьми классов. Когда с мужиком разбегались , тоже много не думала, выкинула его из дома вместе с немудрёными пожитками  после его очередного запоя, вот и вся недолга. Ну что тут думать? И когда полы в магазине мыла, где уж лет пятнадцать, как работала уборщицей, тоже думать было ни к чему. Махнёт грязной тряпкой кому ни попадя по чистым брюкам, а на возмущение грозно рявкнет: «А что вы тут?» Да и когда ранними утрами мела тротуар, тоже ни о чём думать не хотела. Разве что о том, как быстрей с этим делом покончить, да Лёньку разбудить, а то в школу опоздает.
     Но сейчас  ей было о чём подумать. Дочь в могиле, зять под следствием, а сыночек – голубчик, милый Лёничка, малолетний убийца сел на шею и ноги свесил. Видел, понимал в свои неполные 13 лет, что мать заступится, защитит, не даст в обиду. Она и в школу приходила за него чубы ребятам драть, и учителей строила так, что только пыль столбом, и во дворе старались с Петушихой не связываться, если дело касалось её сына. Вот потому и прибежал он после всего случившегося к ней в окровавленной рубахе. И не видел ведь никто! А может и видел да не обратил внимания. Ну бежит пацан да и бежит. В крови ли, в грязи ли…Может нос разбил, у каждого своё на уме. Прибе-жал дрожа от страха и, размазывая слёзы и сопли по лицу, рассказал как ширнул ножом для чистки картошки сеструху Зинку в шею, как оттуда брызнула кровь, а Зинка грохнулась на пол. Орал ребё-нок в спальне, а он не смотри, что малолеток, обмыл под краном нож, не оставив на нём никаких следов. Ну про следы он не знал конечно, остались или нет. Это уж потом следствие определило, потому и взяли  в разработку одну версию – сожитель порешил мать своего ребёнка. Тем более что судим был за драку лет пять назад и год отсидел.
      Колька Дарыкин и в самом деле  Зинаиде мужем не был, не расписывались они, так сошлись и жили себе. Ему 25, ей едва 19 исполнилось. Это на момент убийства, а сошлись ещё раньше, потому как малышу уже полгода было. А жить вселились в квартиру временно ничью, хозяина посадили, а Петушиха, как дворничиха открыла, сунув домуправу небольшую взятку. А тому что?  Дом старый, под снос скоро, особых претендентов нет, а так всё квартира будет под присмотром, никто стёкла не повысаживает. Но как родился Васёк, Коля заскучал и дома чаще не ночевал, чем ночевал. А в этот день приходил. И вот ведь как: на грех пойдёт и муха пукнет – видели его соседи и скандал слышали, как он матерился из окна неслось на весь двор. Денег у Зинки требовал. Не дала. Да и что давать, когда сама на бобах? Малому молока купить было не за что. Жила тем, что раненько бегала в соседнюю многэтажку для семей военнослужащих подъезды мыть. Пока Васёк спал. Да мать быва-ло подкинет что нибудь. Хоть особо Петушиха дочку не жаловала. Не желанная она у неё была, нагулянная. С прочерком в графе отец. Так тогда было. А вот Лёничка – этот законный, любименький. Но дочь есть дочь, куда ж её денешь… Да и к внуку прикипела, хоть полузятя и не любила.
      Ушёл Колька не дождавшись от жены на бутылку. А вот этого никто уже и не видел. Правда соседка по подъезду баба Соня слышала как хлопнула дверь и кто-то выскочил из той квартиры, но первый раз её допрашивая следователь внимания на это не обратил. Да и допрашивать  бабу Соню было сущей бедой. Она дрожала, всхлипывала и всё держалась за живот. Ведь это она и обнаружила Зинку. Дом был допотопный, подъезд - сквозной с загогулинами из-за пристроенных кладовок, а потому тёмный. Когда Колька выскочил бабахнув дверью она перекрестилась и проворчав: «Всю штукатурку пооббивают, шпана», выглянула в коридор. Его-то она уже не увидела – во двор выскочил, Но зато с улицы зашёл Лёнчик. Баба ещё спустила на негополкана, думала это он дверью-то грохнул. «Ты что, старая, сдурела? Пошла на …» – огрызнулся пацан и зашёл в Зинкину квартиру. Он приходил к сестре поиграться с племянником пока Зинка есть готовила или стирала.
      Где-то минут сорок прошло после прихода Лёнчика, как опять за стеной у бабы Сони поднялся шум и скандал. Но вдруг всё стихло и она услышала как Зинка вскрикнула и что-то тяжёлое  упало на пол. А ходила баба Соня с палочкой. Пока она поднялась с дивана, пока взяла палочку вышла в коридор и присмотрелась к темноте прошло минут – семь. Дверь в Зинкину квартиру была приоткрыта, кричавший во время скандала ребёнок молчал. «Господи, да что ж там такое?» – поду-мала старуха и пошкандыбала к соседской квартире. В коридорчике на пороге головой к выходу лежала Зинка, Тихо лежала. «Зин, а Зин, что ты?» - спросила баба Соня. Тишина. Старуха подошла поближе, наклонилась и тронула её за плечо, рука стала мокрой. И только тут она увидела как с высокого порожка на половик стекает кровь. Выскочила во двор забыв про палку и больные ноги. Собрались соседи, вызвали милицию. И тут баба Соня, так и оставшаяся во дворе, где ей поставили скамеечку, увидела среди любопытствующих зевак Петушиху и рядом с ней Лёнчика. И как ни была напугана, она заметила, что Петушиха никак не походит на мать, только что потерявшую дочь. И горюет как-то картинно, не по правдашнему, озираясь по сторонам.
      Когда уже бабу Соню допросили как главного свидетеля, и она осталась  дома одна, то вдруг ясно вспомнила, что к Зинке Лёнчик бежал в рубахе в красно-коричневую клетку. Она же дверь держала в свою квартиру открытой и хорошо это видела, свет падал. А здесь во дворе, когда он стоял рядом с матерью, то рубаха уже была в сине-серую клетку. От мысли, что это сделал он, а она старушка-божий одуванчик всё знает, бабу Соню пронесло прямо на диване. Дочь Валентина Сергеевна придя с работы, нашла мать в состоянии близком к помешательству и в дерьме. Обмыла, успокоила, накормила и стали они думать, что им делать. Решили пока молчать. Пусть там в мили-ции сами догадываются что да как.
      На следующий день взяли Кольку, а ещё на следующий хоронили Зинку. Петушиху все жалели, зятя её кляли на чём свет стоит. А она похоронив дочь, стала думать , как уберечь сына. Вот тут-то и заворочалась ночами, и закувыркалась. Измучила Лёнчика расспросами. Что там было да как там было- чтобы всё в подробностях. Он рассказал, что Зинка посадила его чистить картошку пока Васёк спал. А когда тот проснулся и заплакал сказала чтобы он шёл покачал. Он послал её подальше, она его. Слово за слово и Зина влепила брату пощёчину, а в ответ получила удар ножом, который пришёлся на сонную артерию. После того как вымыл нож, сопливый дядя ещё зашёл в спальню и дал ребёнку соску, чтобы тот не орал и не привлекал внимание соседей.
- А видел ли тебя кто, сынок? – допытывалась Петушиха.
- Да никто не видел. Разве что бабка соседка, когда пришёл…А  чёрт, я её ещё послал подальше.
Наутро не выспавшаяся, помятая Петушиха отправилась к бабе Соне. Валентина Сергеевна тоже была дома.
- Что, пришла таки? – спросила она незванную гостью, вложив в эти три слова столько презрения, что на большую речь хватило бы.
- Пришла, милые, пришла, обои мои дети, обоих жалко, какже мне теперь… - тихоо, и расте- рянно, оттого непревычно пролепетала Петушиха. – Может помолчите, а?
У бабы Сони снова закрутило в животе.
- Мы то промолчим, Тамара, мы можем и промолчать,-  проговорила в ответ Валентина Сергеевна, - хоть совесть едва ли покоя даст. Вон с мамкой что делается – не спит, не ест, вся от страху да от переживаний на говно сошла. Ты вот говоришь мать мол, жалко. А у Николая что матери нет? Ему по второй судимости лет пятнадцать впаяют. Иди думай. Да гляди как бы твой Лёнчик тебе башку не оттяпал.
…Дня через два в дверь к бабе Соне постучали. Она от страха съёжилась и не вставая с дивана прокричала: «Кто там? Дочки нет, я не открою. После обеда приходите.»
   Когда Валентина Сергеевна пришла с работы, на крылечке у входа в подъезд сидел Николай.
- Я к вам, тётя Валя, и к бабушке. Спасибо, спасли. Это она мне сказала, что я благодаря вам вышел, тёща моя бывшая. Вот возьмите, это я тут бабушке сладенького купил. А я пойду, Васёк – то у моих, мать с ним. Мне теперь некогда гулеванить.       2007 год.