Захолустье сна

                *

             Пофиг мороз.
             Ее глупость совершенна. Чиста, как бриллиант хорошей воды. Уже произведение искусства.
             Я смотрю в ее светло-серые, почти прозрачные глаза, и меня отражает пустота. Это не зеркало, это – жесть на солнце. (Жесть – тонкий металл, а не нынешнее понятие безнадежной и заурядной жестокости).
             Спрашиваю:
-- Ты когда домой?
             Она улыбается и молчит.
             Мог бы и не спрашивать.
             Меня всегда волновала человеческая глупость в любых ее проявлениях. Мне казалось, что гомо сапиенс, не может быть так безнадежно ограничен. Замкнут в круг примитивных желаний и единовременных порывов. Оставалась надежда, что вот сейчас, индивидуум прорвет пленку тупости и выскочит – в скандал повышенной нервозности, в глубину мистического переживания, в запой, хотя бы. Но этого не происходило, и, сталкиваясь с проявлением подобной ограниченности, отшлифованной не одним поколением по пояс деревянных солдат Урфин Джуса, я начинал восхищаться.
             А как иначе?
             Любая крайняя степень, доведенное до совершенства качество, чистое проявление – красивы.      
             И еще она видит сны.

                *

             И рассказывает их мне, ожидая комментариев и сопереживания. А я не люблю, не только что чужие, но и свои сновидения. Сновидчество такая область, где я путаюсь и забываю начало сна, едва начав его вспоминать.
             А она запоминает и тщательно восстанавливает обморочное течение событий.
             И сны все такие яркой религиозной окраски.
             Может быть это компенсация, и я не прав и она умна над-умом, сверхчуткостью заменяя сообразительность. Потому что, колыхаясь телесами, Галя смотрит на собеседника чистым взглядом голубя и ниразу не сомневается в своем праве быть правой.
             С другой стороны у всех свои увлечения, например я, научился смотреть телевизор без звука, сейчас учусь смотреть без изображения. В планах – выкинуть сам агрегат. И мой доморощенный дзен (надерганный из произведений популярных современных прозаиков), ничуть не лучше ее народного христианства.
             Мы с ней разговариваем и это разговор в одни ворота. Галя апеллирует ко мне как к, выше упомянутому, телевизору. Ей очень нужны ответы на вопросы, которые я же и задам. И отвечу, а она будет смотреть.
             Происходит это так:
Галя – Я вчера ходила в магазин.
Я – ?   
Галя – ?
Я – Да, цены сильно выросли, а зарплаты остались те же.
Галя – Конечно.
             И дальше в том же заколдованном режиме.
             И еще она рисует.

                *

             Мне немного неловко комментировать ее живопись.
             Врать-то я умею, допустим, но не люблю.
             А на ее картинах я вижу ангелов (чуть не добавил – в натуральную величину).
             Ангелы синего цвета, проявившееся случайно, застигнутые врасплох ее искренним гением. Они и не гадали быть увиденными. Но Галя, совершенная как дождь или облако, ничтоже сумнящеся, нанесла правой рукой (кистью руки, а не художественной кистью), акриловую белую краску, добавила синей и ангелы, немного растерянно, оглянулись. Я от них, если честно, такого не ожидал.
             Я их рассматриваю и думаю о тайне посвящения в истинные движения жизни. Дети – плачут, мой друг – пьет вторую неделю, а Галя – рисует океан.
             И в правом верхнем углу, из пятен и мазков, незамысловатого локального цвета, появляются лица, опустошенные явным прикосновением к божественному смыслу. Пугающая отстраненность, только и дающая представление о доступной людям страсти.
             Потому что климакс освобождает.
             Кстати о климаксе. Галя свободно обсуждает свои женские проблемы. Раскрепощенная природной удачей, она спокойно говорит на табуированные много десятилетий темы.
             Европейская культура, из века в век вколачивала презрение к сложному устройству женского организма, являющемуся Граалем новой жизни (привет Дену Брауну). Слово – менструация, стало, чуть ли не ругательством. Женщины стесняются говорить, а мужчины боятся слушать. А я, с детства уважавший божий замысел, отношусь к этому спокойно и сочувственно. Главное не доводить до края, избегать игр с фекалиями, но и не кривить презрительно губы на тщательно высчитанные дни овуляции.
             Поэтому Галя делится со мной событиями из своей интимной жизни, точнее из ее отсутствия. Именно на отсутствие списывая такой ранний климакс. И остро переживая смерть неоплодотворенной яйцеклетки (или так далеко ее знания не идут?).
             Но мне хочется думать, что она точно понимает волшебство менструации – ежемесячное освобождение от мертвого и изумительную готовность снова зачать. И представляет формирование желтого тела в середине цикла. И то, как яйцеклетка ждет оплодотворения и, не дождавшись, начинает выходить, разрывая, так и не пригодившуюся будущему дитю, оболочку.
             Каждый месяц.
             Каждый месяц, матка сокращается, выталкивая смерть и принося боль, взамен недополученной радости жизни.
             И это не то сокращение, что бывает при, так обожаемом Галей, оргазме.       
             А еще она играет в шахматы.

                *

             За это я ее уважаю, за шахматы.
             Мало того, еще и проигрываю. Мы с ней играем время от времени и она камня от камня не оставляет от моих хитроумных защит. Против нее, вообще, не может быть защиты. Какие нафиг шахматы, Галя – явление чистоты и порядка, а против них, бессилен любой хаос мира.   
             Она говорит:
-- Посмотри.
-- Куда?
-- Сегодня холоднее, чем вчера.
             И не поспоришь. Это как в ответ на замечание – тебе не стыдно, получить ответ – стыдно у кого видно. Я всегда замолкаю, пораженный красотой наглой очевидности. Меня простыми ответами можно загнать в угол. Ждешь, я клянусь – ждешь сложности переживаний, а получаешь чистоту пошлой банальности, переходящей в кредо.
             Это изумительно и достойно зависти. Решить всё. Выбрать из предоставленных максим самые удобные и вооружится ими для победы над растерянностью. 
             И я смотрю, и слушаю ее очередной сон, и отвечаю, и мы заканчиваем игру, где я, белыми, проигрываю безнадежно.
             На следующий день, я буду долго думать – как получается, что человек бывает свят и светел (БГ)?
             А только так и бывает, в любом другом случае, его тренированный ум, отзеркалит сам себя и мгновенно найдет оправдание собственным низким и поганым решениям. Умение оправдать любое действие, главная прерогатива сильного ума. Главная его сила.
             И слабость.
             А Галя нравственна, как мне и не снилось.
             А снилось, как раз, ей.
             Что-то там, в очередном сне, было про архимандрита вдруг заговорившего с ней. И она тут же бросила курить, и стала больше есть на нервной почве, и жаловаться мне.
             И беря в руку шахматную ладью, недоуменно смотреть на пачку сигарет, поспешно убираемую мной в карман.
             Прости, Галя.