Глва 14. Питомец комсомола

Правительство утвердило день судебного пристава.
- А вот интересно? – спросил я, - если есть день пристава, есть ли день коллектора или скажем банкира?
- Не знаю, как день банкира, - сказал Майкл, - а день бизнесмена точно есть.
- И что же это за день? – спросил я.
- Двадцать девятое октября – день комсомола, - ответил Майкл. Комсомол и русский бизнес – близнецы братья. В своё время нужно было назначить  готовую бизнес структуру, кроме комсомола на тот момент ничего более подходящего не было.
- А ты откуда знаешь? – спросил я.
- Приходилось  сталкиваться с комсомольским бизнесом, - ответил Майкл.
Майкла разбудил телефонный звонок. Он долго ворочался, в надежде отогнать навязчивый зуммер, но телефон продолжал  надрываться. Пришлось всё-таки взять трубку.  Послышался пародийно-гнусавый голос:
- Алло, это прачечная?
-   Херачечная, министерство культуры, - дежурно отвечал Майкл.
-  Сегодня в притоне под названием "Альфонс",  состоится торжественная встреча с  красными суками. В программе слёт ведьм на шабаш, бал  красного сатаны, торжественное заклание души чёрту лысому.
Вход только для крэйзи, входная плата - разум.
Несмотря на гнусавость,  Майкл сразу  узнал голос своего друга Вади, по характерной картавинке.
- Ты что взбесился, в такую рань звонить!- возмутился Майкл хриплым спросонья голосом.
- Не рань, а познь. Тебе как не позвонишь, у тебя всё рань. Короче, приходи сегодня в бар "Альфонс", то есть в смысле "Альянс". Будут комсомольские бонзы с "Потёмкина" . Я тебя с чёртом лысым познакомлю.
- Комсомольцы- это же отстой. Где ты их откопал? - пытался сопротивляться Майкл.
- Ты что банько?  Комсомол-отстой?! Да комсомольцы - это круто. Они сейчас на топе,  балласт  скинули и теперь в разнос на себя работают. Башлей у них немеряно, лучшие кабаки, клёвые тёлки. Кабак этот схваченный, в сфере комсомольского влияния. Они там контрольные закупки делают по линии ОБХСС. Приходи, может и нам  крохи какие перепадут.
"Сходить разве что ради смеха, развеяться",- подумал Майкл. Правда, надо было писать диплом, да и не приходилось ему никогда общаться с комсомольским начальством. При слове комсомолец ему почему-то представлялся юноша пылкий со взором горящим.
На деле же комсомольцами оказались солидные папики - лысоватые, с брюшками в пиджаках и галстуках.  Они практически ничем не отличались от своих старших товарищей-партийных номенклатурщиков. Те же фигуры, костюмы, приобретённые в одном распределителе, язык.  Собрались они,  похоже на очередную деловую встречу и говорили в основном о делах. Некоторое разнообразие в обстановку вносил  человек, которого Вадя представил, как Ваню, за глаза его  называли  Лысым. Он, действительно, был бос на всю голову, и только  около ушей  присутствовала небольшая полоска растительности, больше похожей  на пух. Майкл ещё подумал,  что Ваня может причёсываться, не снимая  шапки.
В отличие от лабухов, урок или, скажем, профессиональных шоферов язык комсомольских функционеров не отличался особой   метафоричностью и парадоксальностью, но в то же время был достаточно  запутан, что бы человек непосвящённый ничего не мог понять. То и дело в разговоре проскальзывали непереводимые сочетания слов типа; «есть мнение», «накатать строгача», «поставить на вид», «человечек с душком». Однако они ничего умнее не придумали, чем тупо назвать лысеющего человека просто Лысым.
Ванино лицо   напоминало рисунки Херлупа Битструпа: скошенный подбородок, массивная, сильно выдающаяся нижняя губа, рот настолько большой, что он мог на спор легко засунуть в ротовую полость пачку сигарет, поставленную на попа.
Крупный нос слегка вздёрнут, маленькие, глубоко посаженные глаза, без бровей, мощные надбровные дуги. Если к этой внешности добавить ещё низкий голос, то получиться, что почти полное отсутствие волосяного покрова на голове его совершенно не портило, а  даже наоборот придавало низкому от природы лбу неестественную высоту мыслителя.
Сам же Ваня похоже сильно комплексовал по поводу отсутствия растительности  на голове. За столом  он был кем-то вроде распорядителя. Он следил, чтобы своевременно менялись блюда, закуски и напитки. Обслуживающая их официантка производила  впечатление хорошей его знакомой  или  даже сожительницы, он постоянно что-то интимно нашёптывал ей на ухо, после чего она громко, как от щекотки хихикала.
Вадя с Майклом посещали в основном пивные типа "Жигули" и "Старая застава", где на столах сквозь лес пустых пивных бутылок и горок рыбной чешуи едва-едва брезжили остатки закуски - обглоданные до прозрачности рыбные кости и головы.  Водку разливали под столом в пивные кружки, а  потом пили маленькими глоточками, чтобы вышибала не заметил. Здесь же, напротив, был полный респект и гармония. За деловыми разговорами  комсомольцы не забывали обильно выпивать и  закусывать, апеллируя в основном к горячим закускам.
По мановению Ваниной руки холодные закуски в виде сыров сулугуни  и лобио, с калейдоскопической быстротой выстроившись согласно  ранжиру, сменялись огненным супом хаш и жаркое в глиняных горшочках. Пузатые литровочки "Столичной" через равные интервалы были расставлены под конвоем толстеньких бутылочек "Боржоми".
Ведя стол, Ваня в то же время не забывал своевременно выпивать наравне со всеми, не пропуская не одного тоста. Пил он весьма замысловато: то ставил рюмку на локоть и одним махом почти на лету схватывал её губами, то, как-то особенным образом,  с подвыпедвертом из-за уха.
За соседним столом  гуляла компания иностранцев. После каждого нового трюка они громко аплодировали и кричали: "Раша , каман…" А Ваня и рад стараться. В довершении он заказал  оркестру сыграть на карася  " Песню про зайцев" и, взгромоздись на эстраду, почти точно повторил  танец из  "Брильянтовой руки". Этот  канкан он исполнил несколько раз, на бис. Вообщем, Ваня был душой компании.
Ваня вместе с Вадей работал в научно-производственном объединение  "Потёмкин"  ремонтником компьютерной  периферии. Только вот Ваню в  последнее время  продвигали по комсомольской  линии, а у Вади - дядя был  начальник. Ваня к тому же учился в школе марксизма-ленинизма.
Ближе к концу вечера Ваня впал в сентиментальное настроение и начал выступать с воспоминаниями об армии:
-Я в ракетных  войсках служил водилой. Два года каждый день чего-то возил, а на гражданке волосы стали вылезать. Врачи ничем помочь не могут.
- Сейчас, говорят, можно с жопы пересадить, - посоветовал кто-то из комсомольцев.
- А -а ,- отмахнулся Ваня, -  ведь никто, ничего толково не может объяснить почему это происходит.
- Ваня, хочешь я  тебе объясню, что такое облысение, -  начал Вадя издалека.
- Объясни, - не замечая подвоха, попросил Ваня.
- Облысение, Ваня - это необратимый процесс, - медленно, с расстановкой произнёс Вадя, - на всякий случай  отходя поближе к выходу,- когда голова постепенно превращается в жопу, как по форме, так и по содержанию.
Последние слова он произнёс уже на бегу. Ваня, львом свирепым, выскочил из-за стола и бросился на Вадю. Двое здоровенных комсомольцев едва удерживали его, но потом все выпили на посошок и помирились.
На улице они поймали автобус и решили продолжить  дома Майкла. Немного  выпив, они пошли провожать одного из комсомольцев. Он завтра должен был жениться, оказалось, это был своеобразный мальчишник. Невеста отпустила его при условии, что он будет ночевать дома. Они вышли на улицу и сразу же проголосовали. Первая  остановившаяся  машина  оказалась милицейской. Навстречу им вышел сержант и с распростёртыми объятиями пошёл  навстречу:
-Родные вы мои, сами нарисовались. Ну, проходите, ребятки, вы порядки -то знаете. Я вас давно жду.
Жених показал милиционеру райкомовские корочки, тот молча взял под козырёк  и доставил загулявшего потенциального мужа прямо домой, к невесте.
Приблизительно через неделю позвонил Вадя:
- Слушай, Майкл комсомольцы нас на слёт-шабаш приглашают. Явка строго обязательна. В случае неявки выговор с глубоким занесением в личное дело. Трезвость карается самым строжайшим  образом.

Отъезд был назначен на вечер пятницы. К семи часам к Финляндскому вокзалу подали автобус. Компания подобралась довольно разношёрстная. Собственно комсомольцев было только трое.  Все они были чем-то неуловимо похожи: все трое одинаково одеты, с похожими фигурами и лицами. Все трое лысые. Среди них была даже  одна женщина,  то же слегка лысоватая. Был так же лотошник- многожёнец с Лиговки. Он жил в коммуналке со своими двумя гражданскими жёнами. Были ещё несколько каких-то непонятных, похоже, торговых людей, скорее всего, ваниных деловых  партнёров.
Слёт должен был состояться недалеко от комсомольско-молодёжного лагеря «Зеркальный», на берегу озера. Комсомолка ещё в автобусе начала следить за тем, чтобы никто раньше времени не напился, поэтому разливать приходилось втихую, на зелёных стоянках, когда мальчики уходили направо, девочки налево.
На место прибыли поздно вечером, развели костёр, запасли дрова на ночь. Пива было столько, что, как показалось Майклу,  за неделю не выпить. Пиво перелили в бидоны из-под молока и для крепости долили сверху водки.  Нужно было ещё успеть подготовить номер художественной самодеятельности. Решили инсценировать песню: "Хэй, ой да конь мой вороной, хэй , да обрез стальной, хэй, бейте красных сволочей, хэй, за жену и за детей». Вся композиция должна была символизировать  тачанку. Сзади Ваня   изображал пулемётчика, в центре стоял Вадя и правой рукой крутил над головой воображаемую шашку, а левой управлял тройкой комсомольских активисток, которые должны были перевоплотиться в лошадей.
На комсомолках , кроме лёгких простынок ничего не было, поэтому номер имел необычайный успех. Их несколько раз вызывали на бис. Майкл охрип, гитара падала из рук, пальцы разбиты в кровь. Надо было как- то выходить из этого оглушительного успеха, тем более, что отпускать их, судя по реакции публики, не собирались. Тут Вадя, который обладал способностью разруливать   затруднительные ситуации,  направил тачанку  вниз, под откос, к озеру. Тачанка на  полном ходу врезалась в гладь Зеркального, и следом вся толпа устремилась за ней.
Ночью началось массовое братание, прыжки через костёр. Наверное, нечто подобное происходило в стародавние времена в ночь на Ивана Купала.