34-35 танец многорукой кали

                34.  ОТВЕТНЫЙ  ВИЗИТ
               
   Удирать из «Крысиных двориков» без одежды было неблагоразумно.  Но Ковеспуль сразу пресек попытку отыскать оставленные под кустом вещи.
               
   - Ты что там копаешься, Улейкин?
               
   - Хочу найти свои шмотки. 
               
   - Э нет. Со шмотками я тебя не пущу. Ты что, хочешь занести мне на борт какую-нибудь заразу? Зря я тебя, что ли, обезжирил зеленкой? К тому же у нас на Пуатсоне твоя одежда сразу выдаст в тебе землянина. А это опасно, потому что найдется много желающих высосать из тебя энергию.
               
   - А мы что, собираемся на Пуатсон?
               
   - Да, я хочу тебя кое с кем познакомить. 
               
   - С кем это еще? 
               
   - С руководителем программы «Цивилизация». И вообще, разве тебе не интересно побывать у нас? Такой шанс выпадает не каждому.               
   - А правда, что вы там поклоняетесь дьяволу? 
               
   - С чего ты взял? 
               
   - Но ты же сам об этом говорил Рябчику.
               
   - Мало ли, что я там говорил. Если всему верить… Просто, мне было необходимо надоить из него энергию. Притом, у нас по инструкции положено с каждым землянином общаться на понятном ему языке. Да ты только зайди в космолет, погляди, о каких дьяволах можно говорить при таком техническом оснащении. Это тебе не изба Федулыча.         
   Внутри космолета, и впрямь, оказалось такое скопление цветных лампочек и приборов, что места дьяволу уже не оставалось. В остальном же, здесь было достаточно уютно. Почти как в «Волге». Также имелись удобные кресла и даже руль.
               
   - А руль зачем? Чтобы рулить?
               
   - Можешь, конечно, порулить. Все равно он отключен, - разрешил Ковеспуль. – Ручным управлением мы пользуемся только в аварийных ситуациях, когда откажет мышка.               
   И он показал небольшую коробочку в  своей руке. 
               
    Подумалось: « Черт, и тут мышка. Значит недалеко и до яйца.  Наверное, бедная курочка Ряба там, в гробу, переворачивается. Впрочем, теперь  уместнее вспомнить  сказку про репку, которую удалось вытянуть с помощью мышки». 
               
    - А где у нее хвостик? 
               
    - А вон.
               
    И Ковеспуль указал на стрелку, возникшую среди звезд, во множестве изображенных на телевизионном экране. Манипулируя своей «мышкой», астронавт двинул стрелку по экрану и нацелил ее на одну  звезду.               
   - Это она, значит, так виляет. Любопытно. 
               
   - Ничего, скоро такие мышки вместе с компьютером будут у вас в широком пользовании. Такое дополнение мышления для вас станет сильным прорывом.
               
   -  Но это, наверное, смотря как использовать мышку. А то ведь небось есть опасность, что она вильнет случайно своим хвостиком, и у какого-нибудь яйца возникнут крупные неприятности. Как говорится: «Номен ест омен»*.
               
   - Подумаешь, какие проблемы, - оптимистично заметил энлонавт. – Одним яйцом больше - одним меньше.
               
     И нажал какую-то кнопку.         
      Корабль чуть качнуло. И в иллюминаторе вдруг возникла картина пространства заполненного  звездами. Однако эту картину тотчас сменила другая, где звезды располагались иначе. Затем появился следующий вид на звезды. И стало ясно, что движение космолета происходит дискретно. Вместе с тем, эти скачки в пространстве не сопровождались перегрузками. Поэтому смена видов из иллюминатора выглядела примерно также, как при просмотре слайдов с фотографиями звездного неба.               
   В связи с этим пришло в голову, что ради достижения такого эффекта не обязательно было отправляться в космос, и что полет протекает как-то буднично, без должного восторга. Тут уместно было послушать какой-нибудь реквием или космическую симфонию. Но вместо этого послышался кастрюльный голос Ковеспуля.               
   - Что за черт? То ли  заправились разбавленной энергией, то ли в программе гравитаций нарушения.               
   И сразу за тем в иллюминаторе появилась некая бесформенная глыба, напоминающая, изгрызанную мышами, головку сыра.  А уже в следующий момент аппарат приземлился на небольшой площадке между горными кручами и краем пропасти.               
   - Ну-ка, посмотрим, - проговорил Ковеспуль, отворяя люк.               
   Действия Ковеспуля выглядели опрометчивыми, поскольку на планете могли быть проблемы с атмосферой. И это опасение незамедлительно подтвердилось. Правда, воздуха здесь доставало, чтобы кое-как дышать, но зато вокруг стояла такая вонь, что оставалось только мечтать об отсутствии атмосферы. Кроме того, почва под ногами представляла собой слой пепла глубиной до колена. А при внимательном обозрении ландшафта стало понятно, что горы вокруг состоят из мусора.    
   В связи с этим, представлялось в высшей степени наивным искать здесь формы жизни. Но словно специально в посрамление здравомыслия, форма жизни тотчас обнаружилась. Это был человек, который сидел под стеклянным колпаком.               
    В позе и во всем облике человека было что-то знакомое, а с приближением к колпаку появилась даже уверенность, что это Рябчик. Оставалось предположить, что стараниями обозленной ведьмы  покойник все же попал на тот свет, который по многим признакам располагается на этой планете. Однако, вблизи, у обитателя колпака удалось разглядеть ряд отличий от его земного аналога. В частности, этот был меньше ростом и худощавее.         
   Подойдя к колпаку, Ковеспуль бесцеремонно постучал в его стенку.               
   - Кто там? – спросил абориген, выходя из задумчивости. Впрочем, если быть точным, он скорее проклекотал нечто невразумительное, к тому же голосом, задавленным колпаком. Но очевидно, он обладал каким-то телепатическим даром, поскольку смысл его слов был совершенно понятен.               
   - Свои, - ответил Ковеспуль. – А ты у нас кто? 
               
   - Я? Я идиот, - сообщил абориген. – Местный идиот. Понимаете?               
   - Косвенно, - признался Ковеспуль.
               
   - Видите ли, - стал пояснять свою позицию абориген. – С некоторых пор на нашу планету зачастили пропагандисты лучшей космической жизни и убедили наших лететь на другую планету. Но чтобы долететь туда, необходимо было собрать все ресурсы нашей планеты и зарядить ими корабль. Ну, наши и начали все тут перекапывать и добывать. А я коллективные решения терпеть не могу, поскольку всегда считал что там, где есть коллективное мышление, разум невозможен. Вообщем, пока я боролся за признание меня личностью, наши собрались и улетели. А меня на прощание обозвали «лодырем». Ну, ни идиот я после этого?               
   - Идиот, - рассудил Ковеспуль. – Какая тебе разница, на какой планете быть лодырем? Главное, что коллектив – это сила. Видал, как они тут все перекопали? Но я вижу, что ты раскаялся и больше против коллектива не пойдешь. Так что, если хочешь, мы тебя спасем.               
    - За это я готов голосовать всем сердцем, - признался абориген. – Я теперь без коллектива ни в зуб ногой. Только нет ли у вас немножко энергии. Я тут совсем оголодал.               
    На это Ковеспуль достал свой безмен и дал пососать его антенну обитателю покинутой планеты. После этого абориген значительно повеселел и сообщил, что зовут его Ичбярк.
               
    - Понимаешь, эти придурки настолько уменьшили массу своей планеты, что нарушили картину гравитационных полей. Это и стало источником сбоя программ нашего космолета. Из-за такого у нас даже аварии бывают. Может, слышал, как наша тарелка у вас в пустыне Калахари навернулась? – объяснял Ковеспуль, заводя свою капсулу.               
    После того как планета-сыр в несколько рывков превратилась в звездочку, полет вновь приобрел знакомое однообразие. Правда, теперь его нарушали клекотания нового члена экипажа, который уже на новых примерах доказывал, какой он идиот. Это быстро надоело. И тогда захотелось спросить о чем-то более возвышенном и подобающем моменту.               
   - А все же, почему мы, жители разных планет, так похожи? 
               
   - Потому что мы созданы по образу и подобию Творца, - патетически сказал Ковеспуль.               
   - Кто это похож? – с возмущением возразил новичок. – Посмотри на свой нос. А теперь на мой.
               
   И действительно, при внимательном рассмотрении нос у него был вовсе не человеческий, а скорее свиной. Настоящий свиной пятачок.               
   - А хвост какой у меня?! – добавил Ичбярк.
               
   И снявши штаны, продемонстрировал довольно противный, несколько даже бычий хвост.               
    - Это еще что! – довольный произведенным впечатлением заявил необычный пассажир. – Видел бы ты наших. В условиях тотального уничтожения природы у нас стали происходить мутации. Вначале это всех даже обеспокоило, но потом нам понравилось.               
    - Что понравилось, иметь бычий хвост и свиной нос вместо нормального? 
               
    - А что тут удивительного? – вмешался Ковеспуль. -  Это же красиво.       
    - Красиво? Ты уверен?
               
    - Мне нравится. Притом, это отвечает принципам красоты, – настаивал Ковеспуль.               
    - Вот даже как? И каким же, например?
               
    - Например, здесь имеет место принцип преодоления. Гуманоид преодолевает природу. Как, звучит? Потом здесь присутствует непохожесть. Разве нет? Ведь он теперь черт знает на кого похожь. И необычность тут имеется. Даже приемственность есть. Хвост, например, у него бычий. Чем тебе не приемсмтвенность. Но главное, тут имеется новизна. А это очень важный принцип. Без него невозможно разнообразие форм. Теперь даже вашим  ученым  кое-что известно о  природных механизмах, которые обеспечивают баланс между разнообразием и совершенствованием.               
    - Если это как-то связано с принципом дополнительности, то мы об этом знаем на пять с плюсом.               
    - А мы не только знаем, но и используем. В свое время развитие микрохирургии, генной инженерии и клонирования у нас привело к тому, что соответствовать эталонам красоты, стало плевым делом. Все сделались симпатягами, но похожими, как родные братья. Тут-то и выяснилось, что подобные стандарты не имеют смысла. Всякое общение и любовь стали просто невозможны. И вот, когда все увидели насколько скучно совершенство, общественное мнение, вкусы, мода и даже мораль резко поменялись на свою противоположность. В моду вошли уродства, операции компрочикосов и генетические мутации. Так что ваш Достоевский оказался прав, когда сказал, что красота спасет мир. У нас так и произошло. Да что я говорю. Сейчас сам все увидишь.               
    И он показал на иллюминатор, где среди звездного неба вдруг появилась планета. Правда, вид у нее был несколько необычный. Она, как будто, светилась изнутри, подобно негативу. Притом различными цветами, чем напоминала украшение  новогодней елки.               
   А уже через мгновение аппарат завис над кратером вулкана, из жерла которого изливался красный свет.               
    « Неужто, раскаленная магма? - мелькнуло мысль в сопровождении шлейфа воспоминаний о крушении «тарелки» в Калахари.               
    Однако, реакция на эту мнимую камету не успела добраться до корней волос, поскольку прежде того аппарат оказался на площадке, залитой искусственным светом. 
               
   Как выяснилось сразу по выходу из космолета, местом его приземления явилась площадь города.               
    Разумеется, это был совершенно удивительный город, какой возможен только в самых смелых фантазиях. Прежде всего, он был устроен на дне вулкана, да еще такого глубокого, что при вознесении взгляда вверх, к отверстию жерла, дыхание спирало так, как наверное, при падении с небоскреба.
               
    Необычна была и архитектура иноплонетного города, которая заявляла о себе по всему периметру площади. Здания, если их можно было так назвать, скорее всего являлись воплощением замыслов фанатов абстракционизма: кубизма, импрессионизма, экспрессионизма и даже, пожалуй, эксгибиционизма. Вдобавок, они беспрестанно меняли формы, геометрию и цветовые сияния, словно в подобие калейдоскопу. То есть, они плавно видоизменялись, оставаясь, впрочем, неизменно безобразными.               
   Но особенно примечательным выглядело население города, представленное на площади весьма разношерстной публикой. Притом, разношерстной в самом прямом смысле, поскольку тела этих обитателей вулкана были заросши шерстью различных животных. И не только шерстью, но и мехами, и роговыми кожами, и чешуей…               
    Впрочем, это были самые невинные их отличительные признаки. Более наглядное представление об этом пестром сборище мутантов можно получить, если собрать в одну компанию древнеегипетских божеств с головой сокола и шакала, индийскую богиню плодородия Минакшу с ее тремя грудями, древнегреческих Кентавра, Пегаса, Цыклопа, Стоокого Аргуса, Химеру, двуглавого пса Орфа, Эхидну, Минотавра, а также Черепашек Нинзя и обитателей острова Моро. Но и это дало бы лишь слабый отблеск достижений аборигенов в области биосинтеза и зоофилии. Чего, например, стоила женщина с пастью акулы, жабьими глазами и черными пиявками вместо грудей?! Правда, в ее случае все же был выражен стиль. Так сказать, морская тематика. Зато другой субъект, мужчина, располагающий коровьим выменем, имел тюленью голову с хоботом и оперенье петуха.               
    - Да здесь полно наших, - возопил Ичбярк.   
               
   И с восторгом скинув штаны, он пустился танцевать некий зажигательный танец, в котором главные фигуры отводились его бычьему хвосту.
               
   - Не тушуйся, Улейкин, - сказал Ковеспуль. – Ты сейчас выглядишь не менее оригинально, чем они.
               
   - Я, конечно, рад. Но неужели все это добровольные и целенаправленные мутации. Да еще по соображениям красоты и любви?               
   - Конечно, - заверил Ковеспуль. – А еще, благодаря генной инженерии у нас решился вопрос бессмертия. Нужные органы легко выращиваются из пробирок и прививаются организму. Здоровье и сама жизнь, таким образом, перестали иметь для нас ценность, а любовь, которая, как известно, является прологом к познанию, уступила место познанию. Так что теперь, чем больше удается отклонение в противоестественное, тем больший интерес это вызывает. Иногда, такие экскурсы могут выглядеть жестоко. Но в наших условиях их последствия легко устранимы. Зато это значительно расширяет горизонты познания.               
    Не успел Ковеспуль закончить последнюю фразу, как идее расширения горизонтов познания с помощью жестокости нашелся выразительный пример. Дама с пастью акулы, приняв предложение Ичбярка потанцевать, после нескольких лихих па внезапно откусила ему хвост. Из уцелевшей части хвоста несчастного немедленно хлынула какая-то жидкость черного цвета. Видимо, у него была такая группа крови.               
    Сцена явно пришлась по вкусу остальной публике, поскольку вызвала одобрительное ржание, блеяние, птичье пение, визг и прочие выражения радости, известные натуралистам. Столь неожиданно пришедший  успех, как видно, вскружил Ичбярку голову. И он, вместо того чтобы сразу обратиться к врачу, принялся поливать присутствующих из обрубка своего хвоста, как из шланга, сильно напоминая тем земного садовника.         
    В связи с этим показалось уместным спросить:               
    - А он случайно не умрет от потери крови?               
    - В том то и дело, что наша медицина не бывает бессильной, - пояснил Ковеспуль. – Для него это, в худшем случае, повод сменить хвост, допустим, на павлиний. Зато эта дамочка, похоже, на него запала. Кстати, наши врачи легко заменяют железы, в том числе и половые. Так что, другая сторона любви у нас тоже в порядке. Вон, видишь того мужчину с хоботом и в перьях? Думаешь, у него такое вымя? Нет, просто он очень влюбчивый.               
   - Да, большой, как видно, сердцеед. Но чем же они тут еще занимаются кроме взаимного познания и совокуплений? Ведь при таких совершенствах, наверное, трудно подыскать себе новые цели и задачи.            
   - Прежде всего, мы помогаем другим жителям космоса достигнуть вершин прогресса. То есть, участвуем в программе «Цивилизация».               
    Это слово «мы» напомнило о том, что и сам Ковеспуль - местный житель. А значит, тонированное стекло его шлема может быть предназначено вовсе не для лучшей видимости. Но с другой стороны, что мешает астронавтам Пуатсона обзаводиться перед полетом приличной внешностью.               
    - Пожалуй, нам пора, - сказал Ковеспуль.
               
   Тут он сделал какой-то неуловимый жест, возможно, нажал где-то  кнопку.  В результате к его ногам подплыл диск со всеми признаками тарелки, какие в земных столовых используют для второго. В диаметре тарелка была метра полтора. Ковеспуль предложил встать на нее, показав пример. И едва это было выполнено, тарелка сорвалась с места и понеслась над землей на небольшой высоте.               
   Проскользнув через всю площадь, тарелка влетела в каменное ущелье с вертикальными стенами, уходящими в недостижимую для зрения высь. В ущелье было светло. Правда, источники света никак себя не выдавали. Зато они хорошо выявляли барельефные изображения, которыми сплошь были покрыты стены ущелья. Причем это были изображения одних только лиц, точнее физиономий, а если еще точнее – таких харь, что даже короткий их обзор давал полное представление о выпускниках ада.               
    - Это у нас галерея славы, - пояснил Ковеспуль.
               
    - То есть, все это - славные люди?
               
    -  Да, все это наши герои. Мученики прогресса самых разных планет.             
    - Убедительное зрелище. Во всяком случае, глядя на них, вершины цивилизации кажутся особенно крутыми.
               
     Вскоре выяснилось, что ущелье выводит на огромную каменную голову. Пожалуй, имелась в виду человеческая голова, и даже женская. Во всяком случае, у нее были красивые провалы вместо глаз, почти незаметный нос, и разинутый рот с языком, высунутым таким образом, будто голову заставили сказать «А» или «Я», чтобы разглядеть ее гланды. Вместо головного убора на голове располагались изваяния змей. То есть, не одна змея, как, допустим, у египецкий фараонов, а штук семь. А это уже верный признак Медузы Гаргоны.               
    Когда стало окончательно ясно, что в рот этой головы мог бы спокойно влететь аэробус, тарелка приземлилась на ее языке. Дальше пришлось идти пешком под сводами необа  и  в сопровождении жуткого эха, какое бывает на воде под большим мостом. При этом подумалось, что если так пойдет дальше, то не придется ли и впрямь пробираться через ее гланды. Но вместо этого глотка головы закончилась величественными воротами, за которыми оказался зал грандиозных размеров. И это все что можно было  сказать об этом помещении, ибо всех подсветок здесь, в основном синих и багровых тонов, никак не хватало, чтобы выявить  величину зала. Но их хватало, чтобы различить огромную неподвижную фигуру на троне.               
    Размеры фигуры, осанка и трон подсказывали, что это Зевс сын Урана, либо Сатурн сын Юпитера, оба известные не только своим могуществом, но и семейственностью, что и позволило им разделить ответственность за неудачи в повторении "Золотого Века" с их многочисленными родственниками. Однако  на голове у хозяина трона был железный шлем. А это уже выдавало в нем Одина, который в свое время попал копьем в дерево, да так, что из точки столь удачного попадания стали развиваться знания.               
   Самое время было порасспросить о статуе у Ковеспуля, но тот куда-то затерялся. Возможно, зашел за облачко, одно из тех, что во множестве плавали по залу.               
    И вдруг статуя шевельнулась. Послышался лязг и скрежет железа, как от состава товарного поезда в начале его движения. И из-под самого  свода по всему залу прогрохотало:               
    - Ты пришел, глупец!?  Ты посмел явиться, о, ничтожнейшее создание?! Да знаешь ли ты, кто я? 
               
    Это было так ужасно, что не осталось сил даже упасть в обморок.               
  Однако, то ли сразу за тем, то ли по истечении изрядного отрезка времени вдруг удалось различить какого-то дядьку зрелого возраста, невысокого, лысоватого, быстрого в движениях и одетого в костюм земного чиновника.
               
    - Да ты не волнуйся так, Улейкин, - заговорил он глуховатым голосом и почти скороговоркой. – Это я так, чтобы показать тебе, каков я на самом деле.
               
    И тут он указал на трон, который теперь был пуст. 
               
    - Но я могу быть и таким, - тут он показал на себя. – Простым, доступным и человечным. Я же не дурак и понимаю, с кем имею дело.
               
    Поверить в то, что чудовищный великан сошел с трона в виде этого плюгавого дяденьки, разумеется, было невозможно. На ум даже пришло знаменитое высказывание о горе, родившей мышь. Но в том случае роженица гора осталась на своем месте. Зато имелся прецедент в сказке про Кота в Сапогах, где лев превратился в мышку. И опять мышь становилась главным действующим лицом, как и в случае с курочкой Рябой, а также и  репкой. Однако от этого открытия слабость во всем теле только усилилась, мешая собраться с мыслями.               
    - Ну, а на самом деле кто вы? 
               
    - Я – руководитель программы «Цивилизация», - заявил незнакомец. – А по должности я – абсолютный властелин планеты Пуатсон и некоторых других. Для простоты общения можешь называть  меня  Абсолютный.            
               
               
                35.  ПРИНЦИП  МАГАМЕТА   
               
     От встречи с Богом у Шплинта остался неприятный осадок в виде сожаления о том, что он так и не узнал, как ему следует молиться, и каким образом он должен участвовать в новом проекте Всевышнего.               
    Поначалу Шплинту казалось, что Творец сумеет как-нибудь организовать следующую встречу. В ожидании этого Шплинт старался реже покидать свою, унаследованную от бабушки, хрущевку. Тем более, что каждый его выход на улицу теперь был сопряжен с немалым риском.               
    Однако Бог все не появлялся. И от этого Шплинту стало приходить в голову, будто свидание с Богом явилось результатом временного помешательства, наподобие белой горячки. Но тогда возникал вопрос, кто помог Шплинту бежать из погреба и наговорил ему такие мудрые мысли, которые сам  он придумать не смог бы? 
               
     Наконец, Шплинт пришел к выводу, что Бог исподтишка наблюдает за ним в ожидании ответных шагов. Как говорится, если гора не идет к Магамету, значит, она  дает ему понять, чтобы он сам пришел к ней.               
     И как только Шплинт это решил, все пошло напоправку. В ту же ночь ему стало плохо от выпитой самогонки. По этой причине он вышел во двор. На свежем воздухе ему вспомнилось нечаянное признание Бога о том, что он, Шплинт, является его сыном. Сомневаться в истинности такого откровения Шплинт был не настроен. Притом, была же какая-то веская причина тому, что из многих страждущих Создатель выбрал именно его, Шплинта. Вот и бабушка не раз ему говорила, будто его родители, никакие ему не родители. На этом же настаивал и его отец, который по пьянке любил выяснять у матери происхождение сына. Но мать, пожалуй, и сама толком не знала, откуда взялся у нее Сережа, и что с ним делать. Особенно после того, как сменила ему отца, оставив, впрочем, неизменным его пристрастия к бутылке и к подзатыльникам приемышу.
               
    «Дите греха», – горько вздыхала бабушка, указывая на Шплинта соседям и знакомым.               
    Однако, когда Сережа рассказывал бабушке о том, что его называют во дворе «Дитем греха», она призывала его никому не верить, и утверждала, будто эти слухи распускает дьявол. Еще в детстве Шплинт задавался вопросом: «Зачем это дьяволу нужно?»               
    И вот теперь этот давно забытый вопрос, как будто получал неожиданное разрешение.               
    С тем Шплинт как-то даже по-хозяйски осмотрел небо. Он еще подумал, что бог не случайно приводил ему небо в качестве образца дисциплины и порядка. И вдруг, словно в ответ на его размышления, по небу полоснула падающая звезда. Шплинт сразу сообразил, что звезда упала не случайно, и что она послана ему. А упала она, наверняка, в виде камня. Ведь Шплинт знал про метеориты. Хорошенько поразмыслив, он решил найти этот камень. И нашел. В Козлином парке, прямо в траве. Камень, конечно, был сильно обгоревший и оттого похожий на кусок угольного шлака.               
    Дома Шплинт рассмотрел камень получше. Поверхность его напоминала лунную, знакомую Шплинту по фотографиям в журнале. Это подтверждало догадку Шплинта о том, что камень послан ему прямо из космоса. Но зачем?
               
   В поисках ответа Шплинт выпил еще один стаканчик самогонки. И это помогло. Притом, ответ пришел не из головы, а прямо изнутри, как аппетит. 
               
    Установив камень на табурете, он стал на него молиться. Правда, он по-прежнему не знал, как это делать правильно. Нутро подсказывало ему, что христианские методы бабушки неэффективны, поскольку старушка так и не добилась заметных успехов  в земной жизни. Поэтому способы вознесения молитвы Шплинт изобретал по ходу дела, используя все лучшее, что ему было известно из мировой практики богомолья. 
               
   Разумея небесный камень, как своего рода видеокамеру наблюдения, Шплинт совался к нему лицом, чтобы Бог получше мог рассмотреть выражение страстной преданности молящегося. Он ползал перед камнем на животе, посыпал себе голову пеплом от сигарет и даже несколько раз выпорол себя ремнем. Словом. Шплинт молился так, как ему бы понравилось, будь он сам на месте Создателя. При этом, особенно привлекательным в его молитвах казалось то, что он, практически, ничего не просил для себя. Наоборот, он выражал желание помочь Богу в его  борьбе против тех, кто молится неправильно или, вообще, не тому Богу. А начать наказывать зло он предлагал с откровенных прислужников сатаны, которые захватили рынок.   
    И все же, Шплинт чувствовал, что в его церемонии чего-то не хватает. Тут он обратил внимание на большую мохнатую муху, которая жужжа кружила по комнате и все порывалась его укусить. С тем Шплинту вспомнилось, как нелестно Бог отозвался о мухе, уличив ее в стремлении стать центром мироздания. И Шплинту стало ясно, что неплохо бы доказать свою преданность Богу на деле и призвать к космическому порядку хотя бы муху.
               
    Изловчившись, Шплинт поймал муху, долго вглядывался в ее пучеглазую физиономию и, убедившись в ее дьявольском происхождении, казнил ее прямо под носом у своего ритуального камня.               
   Победа над мухой позволила Шплинту ощутить себя полномочным представителем Бога на земле, так сказать, «смотрящим». Это ощущение ему понравилось и, заодно,  открыло ему смысл древнего обычая жертвоприношений. С тем Шплинт понял, что необходимо ублажить Бога с помощью заклания барашка. Но барашка под рукой не имелось. Не было даже подходящего поросеночка. И даже паршивую соседскую кошку он не смог поймать, как ни старался.               
    Зато погоня за соседской кошкой по лестничным маршам и чердаку разъярила Шплинта настолько, что он почувствовал себя готовым и к более весомым подвигам во имя господа. Объектом такого подвига, пожалуй, мог стать сам хозяин кошки, сосед снизу. Этот субъект всегда выглядел слишком тихим, неприметным и благообразным. Во дворе даже держались слухи, будто он состоит в секте бабтистов, либо адвентистов, а может быть, свидетелей иеговы. Так что, как минимум в двух случаях сосед был не прав. Также как не прав он был, когда портил Шплинту детство своими наставлениями, нравоучениями и жалобами бабушке.            
    Хватив очередную стопку самогонки, Шплинт решил действовать немедленно. Для этого он выскочил во двор и спрятался за мусорным баком на помойке, куда сосед по вечерам выносил ведро с мусором. Что делать дальше Шплинт толком не знал. Самое лучшее, что он придумал сидя в засаде, это незаметно подкрасться к соседу и, когда тот занесет ведро над баком, надеть весь его мусор ему на голову.               
    Однако  сосед все не появлялся. Шплинт, кажется, даже начал дремать. И тут, наконец-то, он увидел соседа. Только это было странное зрелище. Сосед шел плавной, грациозной походкой, присущей африканским женщинам с кувшином. И, словно в стремлении быть на них еще более похожим, он нес у себя на голове ведро с мусором.               
   Шплинту сразу стало ясно, что его план провалился. Сосед, видимо, был предупрежден дьяволом о намерениях соратника Бога. Тогда Шплинт решил рассечь соседа огненным мечом наискосок. И едва помощник дьявола приблизился и открыл крышку мусорного бака, из-под нее тотчас появился Шплинт, готовый выхватить свой лучезарный меч. Но где меч? За поясом его не было. Да и откуда ему было там взяться?               
    Долю секунды Шплинт пребывал в растерянности. Вдруг огромная тень заслонила единственный фонарь во дворе. И Шплинт понял, что наконец-то явился Бог.               
   - Да, это я, -  пророкотал Бог.
               
   - Ты пришел дать мне огненный меч? – сверкая взором, вопросил Шплинт.               
   - Меч какой-то, - проворчал Бог в сторону. – Я пришел сказать тебе, что ты заслужил награду.               
   - Награду? – обрадовался Шплинт, не обращая внимания на то, как деловито сосед вытряс свое ведро ему на голову и отправился в обратный путь. – И где же она? 
               
   - Ты найдешь ее в туалете, - ответил Бог и лизнул Шплинта в щеку.               
   От такой неожиданной ласки Шплинт вздрогнул и сильно ударился головой о мусорный бак, чем, видимо,  напугал собаку, которая отскочив, некоторое время испытующе смотрела на него, но, не дождавшись ничего стоящего, порысила проч. 
               
    Голове Шплинта было больно и не только в месте ее ушиба. Его лихорадило, тошнило от неприятного запаха. Вдобавок, он был выпачкан помоями и осыпан картофельными очистками. От всего этого ему захотелось домой, куда он тотчас и поплелся, преодолевая дрожь во всем теле, ослабленном сном.