***

Название: «Как всё начиналось. История семьи Каллен»;
Автор: Рина Розик;
Жанр: Драма, Приключения;
Рейтинг: PG-13;
Тип: Гет;
Пейринг: КК/ЭК, РХ/ЭК, ЭК/ДХ, ЭК/-- ;
Отказ: Все права на мир и героев «Сумерек» принадлежат Стефани Майер и только ей, я на эти права не претендую и не получаю ни какой финансовой выгоды от написания этого фанфика;
Аннотация: Вся история семьи Каллен, от начала её создания и до переезда Калленов в Форкс;
Размер: Миди;
Статус: В работе.


Глава первая. Обращение.

Эдвард:

Я был присмерти. Озноб и жар с завидной периодичностью сменяли друг друга, словно неутомимые дозорные почётного караула на своём посту, они не на миг не отлучались от меня, мучая моё вконец изнурённое тело. Легче мне не становилось, моё состояние только стремительно ухудшалось буквально с каждой неумолимо ускользающей минутой. У меня уже не хватало сил разомкнуть налившиеся свинцом веки. Слух тоже подводил, периодически пропадая на очень долгие периоды времени (в эти моменты я окончательно выпадал из реального мира). Я начал бредить. Виденья, что являлись мне были не из приятных, они походили на ночные кошмары и пугали меня больше всего своей сюреалистичностью.
Мне грезилось поле боя войны, на которую я так и не сумел попасть: наполовину залитые дождевой водой окопы, гигантские железные танки, перемалывающие под своими гусеницами тела погибших и раненых солдат, которых не успели унести в укрытие, оглушающие разрывы гранат, крики солдат и человеческая кровь смешивающаяся с жидкой грязью под сапогами… Всё это выглядит так ярко и отчётливо, что даже свинцово-серое небо слепило мои глаза, а солёный, ржавый запах крови застывший в воздухе вместе с пороховой вонью вызывал головокружение и рвотные позывы (если бы всё это происходило на самом деле, то я бы ни как не смог почувствовать этот запах, тем более так сильно, тем более так удушающее). Кровь… Я вспомнил откуда она взялась! У меня испанка, так что наверняка это не запах, а привкус моей собственной крови на языке. Пневмония… Мне нежить.


Карлайл:

Как же паршиво чувствовать себя неуязвимым, когда люди вокруг тебя мрут как мухи: десятками, сотнями, тысячами! О Боже, как Ты мог допустить это?! Как Ты мог допустить такие чудовищные беды и страдания на этот хрупкий мир? Или эта новая пандемия есть кара его за кровавую междоусобицу умнейших и достойнейших племён Европы под названием Мировая война? Нет, на эти вопросы не существует ответов, ведь пути Господни неисповедимы, да и, в конце концов, Он позволял себе допускать гораздо большие несправедливости. Один из ярких примеров тому – моё существование…
Первая волна убийственного гриппа – испанки уже миновала, унеся за собой на навсегда множество пациентов чикагского госпиталя. Среди них был и Эдвард Мейсон-старший, скончавшийся даже не приходя в сознание. У него остались жена, Элизабет, и сын, Эдвард. Оба они заражены вирусом, оба практически не имеют шансов на выздоровление, оба помещены в палату для умирающих, в которую без опаски осмеливаюсь заходить только я. Бедные люди, они так беззащитны, так уязвимы, так… смертны. О Боже, зачем же Ты создал подобие своё из такого хрупкого и несовершенного материала, как слабая человеческая плоть? Нет оправдания этому, нет ответа на этот вопрос.
Я бы мог работать и в три смены, я бы мог вообще не покидать своих больных хоть круглые сутки напролёт, так как в отличие от других моих коллег я не нуждаюсь ни во сне, ни в каком либо другом отдыхе. Мне даже ненужно тратить время на приёмы пищи по несколько раз в день, ведь питаюсь я не хлебом, а кровью животных и одной единственной охоты может быть достаточно, чтобы продержатся без новой порции больше чем половину лунного цикла. Но, увы, все эти мои преимущества перед врачами-людьми превращаются в практически ничто под бременем необходимости тщательно маскировать свою истинную сущность. Самое трудное это покидать больницу по окончанию своего дежурства и отправляться домой для того чтобы притворится спящим покуда там без меня погибают десятки людей. Чёрова конспирация!
Мы все работаем в две смены, по 16 часов в сутки, и теперь у всего медицинского персонала, а не только у меня, залегли под глазами глубокие фиолетовые тени, а лица побелели от многодневного напряжения и мучительной скорби. Теперь я как никогда неприметен среди них, теперь мне больнее всего от того, что я не человек, ведь тогда бы делая то же самое я выкладывался на полную и у меня не оставалось бы восьми свободных часов для того что бы впадать в отчаянье и безысходность по поводу своего бессилия.
Итак, всё своё свободное время, которое выдаётся мне в процессе дежурств я стараюсь проводить в палате отведённой для безнадёжно больных, а таких большинство. Их действительно много, но есть среди них удивительные люди, которые своим мужеством и самоотверженностью заслужили не только мою жалость, но и моё восхищение. Больше всего из них мне запомнилась красивая несчастная женщина, Элизабет Мейсон тридцати шести лет отроду. У неё миловидная внешность: симпатичное лицо, темно-русые волосы с удивительным бронзовым оттенком, невероятно глубокие изумрудного цвета глаза… Но не это главное в ней! Главное это как она ведёт себя, зная, что находится практически на пороге смерти. Элизабет ни разу не спросила меня о возможности своего выздоровления, ни разу не просила у меня что-то для себя: все её мысли и чаяния сосредоточены только на сыне, Эдварде, который практически не приходит в себя, но, однако пока и не умирает.
Последний раз я видел их обоих около пяти часов тому назад, когда с изрядным опозданием покидал стены больницы. Интересно, как они там? Живы ли ещё? Надеюсь, что живы, ведь отчего-то мне нестерпимо хочется побыть с ними ещё хотя бы несколько дней или часов что им отпущены. Бедная Элизабет, если Эдвард умрёт раньше, чем она (а это наиболее вероятно), то у неё уже точно не останется никаких шансов, пусть даже организм ещё сможет побороться за жизнь, но без желания жить любые ресурсы тела не стоят и ломового цента. А Эдвард… Эдвард ещё совсем мальчик, её сын… У меня тоже мог бы быть сын, но увы теперь это недостижимая мечта. Если только… Если только нарушить свой собственный закон, свою собственную мораль и отнять у кого-нибудь душу, в замен на вечную жизнь и вечную жажду.