шИшчета на скАра

ШИШЧЕТА  НА  СКАРА.

...Металлические ворота медленно стали расходиться. У меня, что называется, отвисла челюсть. Мой любимый человек, который с таким трудом взобрался  по железным прутьям наверх, чтобы перелезть через ворота, к которым мы подходили уже сто раз и которые были крепко заперты, вдруг повис на них, как революционные матросы на ажурной решетке при взятии Зимнего.

    Оказалось, что они просто были притворены и никакого запора на них не было. А мы-то ходили по скользким заледенелым дорожкам, кружили то вправо, то влево. Подходили к другим дачным оградам (причем ни на одной не было никаких номеров и названий!), пытались кричать и звать на помощь. Бежали сломя голову за любой тенью, думая, что именно вон тот человек случайно обозначенный в прозрачной темноте и есть долгожданный герой, который, наконец-то,  покажет наш замечательный дом, где ждут нас  мои болгарские друзья и где нам обещали горячий  бараний шашлычок на мангале, который по-болгарски называется «шИшчета на скАра» и настоящее красное вино.

      Приехали мы на Витошу, когда было светло и еще можно было встретить аборигенов местных и спросить, где эта улица, где этот дом. Из трех прохожих, один только показал правильное направление, но калитка,  вернее  высокие металлические ворота были закрыты. Дом  стоял в глубине, все окна были погашены. Не догадались мы, что надо было просто толкнуть створку и ворота бы открылись сами собой, решили, что это какая-то ошибка и снова стали искать несчастную эту дачу.

       Быстро темнело, а вместе с темнотой стало и холодать. Так и хочется при этом произнести знаменитую русскую рифму, но... нам было не до смеха и не до шуток. В конце концов, покружившись еще немного, мы снова пришли на то же место.

      Сергей говорит: «Ну что, давай уж полезу наверх, перелезу через ограду, зайду за дом с другой стороны, может быть они нас там ждут.»

      Вот такой смелый и отчаянный мой любимый друг. Как он, держась замерзшими руками и передвигая негнущимися от холода ногами,  забирался на эту решетку – отдельная песня, но то, что ворота могут открыться и я увижу настоящий цирковой номер – «мужчина в пальто, в воздухе, с открытым ртом и рвущимися из самой души горячими выражениями» - это, я вам скажу, производит впечатление. Как любят говорить писатели – неизгладимое!
       
       И в самом деле наши друзья ждали нас с другой стороны дома. Стол бы накрыт специально приготовленной старинной болгарской салфеткой, были красиво расставлены бокалы и стояли три бутылки красного вина.

       Интересно отметить, что в болгарском языке нет такого разнообразия обозначений сосудов для выпивки, как у нас. Всё у них имеет одно и то же название: чашка! Представляете себе: даже не чаша, а чашка! Чашка для вина, чашка для виски, чашка для водки и чашка для чая. Смешно, правда? А у нас:  и рюмки, и стопки, и фужеры, и бокалы, и пиалы и еще, наверное, штук двадцать всяких стопариков и мензурок, о которых я по причине  старой завязки со спиртным просто позабыла.

       Итак, наши друзья грустно сидели над полуостывшими кусочками мяса  и, увидев нас, замерзших и несчастных на пороге дома, даже двух слов сочувствия  не нашли. Молча, хозяин дома показал нам на стулья, молча разлил густое красное вино и, не чокаясь, мы выпили. После третьего бокала и небольшого закусона, настроение поменялось. Я осторожно начала рассказывать про наши приключения, Сергей стал поддакивать и добавлять подробности. Мы стали вначале тихо смеяться, потом хохотать, потом почти падать под стол… и после третьей бутылки дружба и любовь окутала нас таким плотным облаком, что мы не смогли расстаться до утра. Так и прожили на даче еще несколько дней.

      А это были рождественские и предновогодние дни. Мой друг Румен, к которому по приглашению я и приехала якобы для подготовки дипломной работы, принес билеты на торжественную встречу Нового года в ресторане. По-болгарски это называется «купон». 
      
     Пришлось признаться, что в Софии у меня есть еще и любимый человек, с русским именем Сергей. И мне хотелось бы  такой замечательный праздник встретить с ним вместе.
Румен был немного озадачен. Я никогда в письмах не признавалась, что кроме него у меня еще есть друзья-мужчины, а тем более любимый человек. А писали мы друг другу довольно часто. Как раз в это время я и ваяла эту замечательную во всех смыслах дипломную работу, и так как я училась на историческом факультете в университете, то естественно диплом мой и назывался «Исторические связи России  и Болгарии в 13-18 вв.».

      Стала я ему жаловаться на отсутствие интересных книг по истории Болгарии в наших библиотеках, про то, что скучаю по солнечной стране (а на самом деле по моему  залёточке ненаглядному), что встретить Новый год за границей – это так интересно! Описала в красках, какую интересную тему я выбрала. И как мой профессор был очень удивлен и обрадован тем, что его сумасбродная студентка наконец-то взялась за ум и выбрала такую интересную тему!

     И потом это так романтично поехать к милому дружку за тридевять земель, чтобы обнять да поцеловать. А ведь в те времена, то есть лет двадцать назад, встречи Нового года за границей  не были так популярны. Так что я могу назвать себя первопродхцем/ей/.
В общем, мой давний приятель Румен прислал мне приглашение, обещал познакомить с одним доцентом, помочь попасть в Главную историческую библиотеку (не помню точного названия, да это и не важно!), ходить со мной по книжным магазинам и всемерно мне помогать.

       Так я за какие-то копейки, в буквальном смысле слова, уехала на праздники в Болгарию.

        История с моим любимым Сергеем довольно романтичная. На третьем курсе нам сказали, что всем переводчикам обязательно нужна практика языковая, то есть надо как можно плотнее общаться с носителями языка. Сейчас, в наше время,  слово «плотнее» сразу же вызовет понимающую улыбку. А тогда, когда секса в СССР не было, это слово абсолютно не несло никакого неприличного подтекста. На самом деле надо было искать и находить настоящих болгар и вываливать на несчастных все те знания, которые пыталась в наши юные кудрявые головки  втемяшить любимая наша преподавательница. Знаний было немного. В основном:   Как вас зовут,  Вы – болгарин,  Как называется ваш город, Нравится ли вам у нас… и еще несколько примерно таких же простеньких  фраз. Надо было внимательно слушать, как и  что нам отвечают, улавливать произношение, интонацию. Было нам тогда по двадцать с небольшим лет.

       Смешно сейчас вспоминать, как краснея и запинаясь, произносили мы такие простые слова:  Кто вы по национальности? Вы болгарин? И так было ясно, что тебе ответят. Но когда, задавая вопрос, взмахиваешь слегка накрашенными черными ресницами и улыбаешься стеснительно, то даже такие дурацкие вопросы пролетают как сверкающая комета. Никто и никогда не посмеялся над нами. Отвечали тоже с улыбками и спрашивали, откуда так хорошо мы знаем болгарский.  Ха-ха-ха.

         Все были довольны и дружба завязывалась мгновенно. Не обязательно с одногодками. У меня после такой практики на концерте в Доме дружбы появился довольно-таки пожилой друг, лет на тридцать старше меня. Журналист, приехавший в Советский Союз на две недели на экскурсию, и потом присылавший мне (на зависть всем моим подругам) книги, коробки конфет и даже… французское мыло!

          В конце четвертого курса нам предложили поехать переводчиками в «поезде дружбы». Сейчас уже никто не знает, что это за зверь такой – поезд дружбы, а в восьмидесятые, в период крепкой и незыблемой дружбы с братскими  народами, в семь или восемь вагонов погружали милых нашему сердцу иностранцев – болгар, венгров, поляков и … вперед! На Москву, Ленинград, Киев! И все воспринимали это как бесплатное приключение. Друзья наши почти не платили за путевки – профсоюзы оплачивали им поездки, а переводчики русские еще и деньги получали за это приключение,  приятное во всех отношениях – ведь это работа!

          Вначале надо было нам  ехать в Москву, забирать документы, получать деньги, инструкции, карты маршрута и еще всяких разных пинков, о которых я сейчас уже и не помню. Со мной вместе поехала моя сокурсница Любаша. Конечно же было нам страшновато. Молоденькие, зеленые студентки по 22 года и вдруг – РУКОВОДИТЕЛЬ И ПЕРЕВОДЧИК группы взрослых людей!
После Москвы надо было ехать  на границу - в Леушены. И там ждать поезд и искать СВОЮ группу.

                * *
                *
… Плохо закрытая дверь с тихим скрипом стала открываться. Так медленно и страшно, что я вся похолодела. В те времена я не знала фильмов Хичкока, иначе  моя фантазия нарисовала бы мне картины удушения и безвременной смерти несостоявшейся переводчицы в далеком молдавском селе.

          Приехали мы в эти Леушены часа в четыре дня. До прибытия нашего «поезда дружбы» оставалось еще часов семь. Очень хотелось помыться с дороги, ведь ехали мы из Москвы почти двое суток. Девушка я молодая,  красивая,  но хорошо бы, чтобы  и прическа была соответствующая. А какая прическа у девчонки в двадцать лет? Да волосы вымытые, блестящие. Ну и для полной красоты образа  -  слегка подкрашенные советской тушью  глаза.

          Избалованная в Ленинграде горячей водой и душем каждый день, я  изумилась безмерно, что «банные дни» здесь – раз в неделю. Баня одна на всё огромное село. Женщины моются отдельно, но  сегодня как раз – мужской день. Все мои молдаване страшно удивлялись, что я хочу помыться в бане «сразу из Москвы». Неделя-то еще не прошла. И откуда у этой белой женщины так много грязи скопилось, что ей прямо невтерпеж в баню эту несчастную.

         Видя муки мои душевные и слезы ненарочные, молдаване решили помочь. Ладно, говорят, иди в баню, хоть день и мужской сегодня, но печь как следует еще не растопили, вода не нагрелась. Можно  очень банщика попросить, дать ему «взятку» небольшую, рубль там или сколько не жалко! А, может, он и бесплатно пустит. Он старичок жалостливый. Так что давай, действуй!

         Я пошла, подгребая пыль ногами, к пресловутой бане. Оказалось, что это - домик маленький, с большой металлической круглой штуковиной на крыше (наверное, там и была горячая вода). Банщик равнодушно согласился. Даже и рубля не пришлось платить. Сказал только на плохом русском: «Времени  тебе даю полчаса. Потом мужиков буду запускать» Показалось мне или нет, но вроде он хмыкнул при этом заинтересованно.

         Запора на дверях не было никакого. Мало того это вообще была не  дверь, а две скрипучие качающиеся створки, ясно, что на них никакой засов бы не удержался. И вот я, намылившись,  стою под тонкой прохладной струей душа и… вдруг этот звук медленно открывающейся двери. Точно как в кино у Хичкока. Хорошо, что не было мыла у меня на лице и я, холодея от ужаса, могла видеть, что  сейчас мне откроется  за этой скрипучей дверью. Ничего хорошего я не ждала. И вдруг створки полностью разошлись, и я увидела огромную….. лошадиную голову. Как эта любопытная лошадь зашла в предбанник и потом подошла к дверям – я не стала узнавать Я, как солдат по приказу,  вымылась буквально за две минуты! Оделась еще быстрее и вылетела из бани с бледным лицом и дрожащими ногами. Банщика нигде не было. Лошадь, так и не поняв почему она вызвала такую безумную реакцию, отошла и с прежним любопытством за мной наблюдала.

         Прибежала я к своей подружке Любаше (уже и не помню, где мы ожидали наш поезд, в столовой или в красном уголке Дома культуры»),  запинаясь рассказала свою историю. Она слушала меня вначале с ожиданием какой-то беды из-за моего бледного вида, а потом… стала хохотать, падать и сучить ногами. Так это было ей смешно. Мне же вначале хотелось плакать из-за её жестокого сердца. Но сколько можно дуться в двадцать лет. Через две минуты и я стала повизгивать и повторять, задыхаясь:  « Я стою намыленная, а эта морда бессовестная, в дверях торчит и за мной наблюдает! Любаша говорит: «А может это не лошадь, а конь. Мужик то есть. Банный день-то мужской!» и опять десять минут хохота.
К приезду поезда я была, как огурчик. Волосы чистые, пушистые, глаза блестят. Дрожи нет, потому что вся уже она была истрачена на лошадь. Короче, давайте мне группу, и я порву её как Тузик грелку! (Привет Лене Воробей и Гальцеву).

              Поезд опоздал на полчаса. Так долго меняли ему колеса. Я не знала до этого, что железнодорожная колея в Европе 'уже, чем наша и всем поездам «меняют колеса». Короче, когда я поднялась в вагон,  мои «ребятки»  в количестве 32 человек  уже были квелые и у всех закрывались глаза. Некоторые вообще спали. Я прошла по вагону, заглянула во все купе, представилась на плохом болгарском (практики-то не было настоящей).  Сказала, как меня зовут. Увидела, что в группе есть и очень взрослые тети и дяди, то есть те, «кому  за сорок», и даже дети тринадцатилетние. Все очень дружелюбные, улыбчивые. Мои милые подопечные (ха-ха!) стали угощать меня колбаской, печеньем и еще чем-то чисто болгарским (по-моему, анисовой водкой со смешным названием «мастика»). Но я отказалась, пожелала всем спокойной ночи и пошла в свое купе.  Сама спать  я не могла. Эмоции меня буквально душили. Хотелось высунуться в окно по пояс и дышать ночным воздухом или даже заглатывать его глубокими глотками. Прямо, как в кино. Уснула где-то часа в три. А в десять мы уже были в Кишиневе.

…        Это был мой первый опыт в качестве переводчика и руководителя группы. Но к Сергею эта история не имеет отношения. Зато в группе у Любаши и был тот самый Румен,  к которому много лет спустя я приехала в гости в Софию…
В двух словах об этой и романтической,  и драматической истории.
Наш дорогой Румен поехал в эту дальнюю поездку  с язвой желудка! В незнакомую страну! С незнакомой кухней! Абсолютный сумасброд, вот что я вам скажу. Ему и в поезде делали уколы от этой несчастной язвы. Он и таблетки пил бесконечно, ну и, конечно, Любаше пришлось водить его к врачам, искать медсестер для уколов. Сидеть на его кровати, когда ему было плохо. Опекать, сочувствовать, выслушивать  истории  из его жизни… И, естественно, она в него влюбилась. Причем он этому совершенно не сопротивлялся. Улыбался загадочно. Брал за ручку. Целовал в щечку и … всё.

           И я, и она терялись, что называется, в догадках. Было странно, что темпераментный болгарин  двадцати семи лет от роду был так робок и нерешителен. Любаша явно ему нравилась. Даже и язва к концу поездки его уже не мучила. Нежные чувства, приятные эмоции, забота и внимание (ну и конечно уколы пониже спины) чудесным образом вылечили неприятную болячку. Щеки его порозовели, глаза заблестели, он стал улыбаться, и стало понятно, что вот он и есть тот самый принц, которого ждет каждая девушка  в двадцать лет!

          Мы уже побывали и в Киеве, и в Минске, и в Москве и в нашем родном Ленинграде. Экскурсия подходила к концу, а признания и решительных действий так и не было. Любаша стала грустить. Даже плакала по ночам. Но мы – девушки гордые, поэтому никаких вопросов не задаем.  Мучаемся тихо и молча.  В общем даже как-то и по-геройски. То есть с виду абсолютная выдержка и легкая улыбка, а в душе – бури и  молнии.
 
           Осталось дня два до конца нашей поездки. Слава Богу, не надо нам было, переводчикам,  опять ехать  в Молдавию. Обратно измученные экскурсанты ехали уже без нянек. То есть ясно было, что на Родину они доедут без приключений и сопровождать их не обязательно.

          Мы с Любашей ждали с нетерпением признания в любви и финальной торжественной развязки. Почти как у Чайковского в его знаменитой симфонии.
В последний вечер, в ресторане за ужином, Румен был молчалив и почти не смотрел на Любашу. Потом вышел из-за  стола, подошел ко мне и, наклонившись прямо к уху, шепнул: «Можно тебя на минутку».

           Любаша наблюдала за этими сценическими действиями с печальным интересом, если можно так сказать. Почему-то от этого ничего хорошего она не ждала.
И была права.

            Румен долго собирался с текстом своей прочувственной речи, мялся, жался, то в окно смотрел, то себе на руки. Говорил, что экскурсия ему очень понравилась, что мы такие чудесные девчонки, что он так счастлив, что познакомился с нами. Что Любаша – самая необыкновенная из всех, кого он знает. Что она такая заботливая, нежная. Да,  и красивая, конечно. Но…            

           Что такое? Что значит  «Но» ?  Сердце мое сжалось. В голове вспыхнуло: «Он болен смертельно. Скоро умрет. Поэтому он не хотел ничего Любаше говорить».
Господи, какими наивными мы были. Как верили в благородство и чистоту. Никакого другого объяснения и  не могло прийти мне тогда.

             А оказалось.. ну вы сами уже догадались. Да. Да. Он женат. У него маленькая дочка. Поэтому он ничего не может обещать.
То есть другими словами: прости дорогая, что я разбил тебе сердце. Так получилось само собой. Типа, я не хотел. Прости.

          Румен попросил меня очень деликатно всё это рассказать Любочке. Постараться сделать так, чтобы она не очень на него сердилась.
Нормально, да? Вначале убить человека, а потом попросить прощения.

           Мужчины, конечно, необъяснимые существа. Почему сразу не мог он сказать, что у него есть жена? И дочка. Зачем надо ему было довести девчонку невинную до сердечных мук. Приятно, видимо, ему было, что он сумел  влюбить её в себя? Но зачем? Откуда этот садизм?

          Теперь, по прошествии стольких лет я могу все это объяснить и понять, но тогда я была в абсолютном шоке. И всё задавала  себе этот вопрос: «Зачем?»
        … Поздно ночью в номере гостиницы, аккуратно подбирая слова, чтобы подругу не довести до слез и истерики, я стала пересказывать  наш приватный разговор с Руменом. Слава Богу, Любаша моя не заплакала, отвернулась к стенке и без долгих мучительных  вопросов затихла. Сделала вид, что спит. Наверное, ей было неприятно, что он разговаривал со мной, а не с ней. Не попытался найти слов для извинения, не смягчил последние часы перед расставанием.

              Но самое смешное и непонятное во всей этой истории это то, что в конце своих объяснений, Румен предложил мне… поддерживать с ним отношения, переписываться, приезжать к друг другу в гости, в общем -  давай дружить!

            Вначале меня это удивило. А потом я подумала:  А что? У меня-то к нему не было сердечных привязанностей,  и я абсолютно не страдала. Мальчик он интересный, много читает и многим интересуется. Буду писать письма, совершенствовать, так сказать, свой болгарский язык.

          Тем более, он вызывал во мне тоже большое человеческое сочувствие.  Выглядел потерянным, чувствовал свою вину, и видно было, что  он и сам влюбился в Любашу, но семью  не бросит, т.е.  давай  наступим на горло нашей любви и будем жить с этой занозой в сердце.

            Что было дальше уже не так интересно. Мы вернулись в Ленинград. Через месяц начались занятия. Через три года эта история забылась и Любочка вышла замуж. Правда, там тоже были свои приключения. Но об этом в другой раз.

          А мы с Руменом стали переписываться. Я стала получать по почте очередные коробки конфет и книги на болгарском языке. Любе я об этом не говорила. Зачем бередить девичье сердце и вызывать ненужную досаду.
          Еще через год я уже самостоятельно отправилась в Москву, чтобы стать переводчиком и руководителем моей и только моей группы, маршрут у которой был намного интересней, чем наш предыдущий.

        На это раз мне не пришлось ехать в Молдавию, так что  встреча с южными животными не случилась.
         Группа моя приехала в Москву на поезде. Потом я их пересадила в автобус, и мы поехали осматривать столицу нашей Родины. Обед, ужин, расселение в гостинице. Беготня туда-сюда. К вечеру я валилась с ног. Рассмотреть подробно, кто в моей группе я не успела. Количество знала по ваучеру, а лица были размыты, как на плохой старой фотографии.

            На следующий день надо было ехать в Ригу. Всех собрала, посчитала по головам, дала ценные указания, опять покормила в ресторане завтраком и обедом. И поехали. На поезде. У меня было немного времени, чтобы  пройтись по вагону и чуть поближе познакомиться с любителями путешествий. В одном из купе ехали четверо молодых симпатичных болгар. Они тут же начали флиртовать, намекать и притрагиваться к ручке, плечику… Но  усталость так сковала всё мое тело, что никакой реакции не последовало. Конечно же, я улыбалась и даже вроде шутила. Но без огня мне присущего. Глаза не блестели и мысли были только об одном – скорей бы в постельку и бай-бай. Один симпатяга, правда, мне приглянулся. Глаза голубые, а волосы черные. Почти как у Лермонтова про породу. Помните «Тамань»? Сквозь туман в голове, я услышала короткий рассказ про то, как в русско-турецкую войну 1877 года российский офицер влюбился в болгарскую красавицу и остался в Болгарии. То есть это - прапрадед моему будущему сердечному другу. С тех пор, то есть уже сто лет все дети в семье получают русские имена. И, естественно, моего друга назвали самым русским именем – Сергей.

          На полусогнутых ногах я дошла до своего купе и свалилась, почти не раздеваясь на свою нижнюю полку.
          Очнулась только рано утром. Сердце так сильно толкнулось, что глаза раскрылись сами собой. Усталость прошла  (вот что значит двадцать четыре года!  Молодость, что с неё возьмешь!)
         Я пошла в туалет вагонный помыться, причесаться и вспомнить, что нас ждет по программе в Риге. Когда я шла обратно, мне встретился Сергей. Почему-то я подумала: «Никогда я не стану твоей!  Фигушки». А лицо, конечно же, излучало доброту и расположенность, как и положено профессиональному переводчику. Почти как артисту на сцене: что бы ни произошло, играй свою роль до конца. Зрителям наплевать, что творится в твоей душе. Он пришел не за этим!

       - Как спалось? - спросила я на хорошем болгарском.  (Даром что ли с таким усердием я делала домашние задания и получала пятерки). Улыбка сама собой проявилась на лице. Прямо, как хорошая фотография в проявителе.
        - Мерси, - ответил симпатяга. Смешно, но это слово и означает на болгарском - спасибо. Всичко беше хубаво (всё было хорошо, то есть).

        - Скоро приедем в Ригу. Завтрак – в гостинице. Попросите своих друзей поторопиться и приготовиться, через полчаса прибываем, - хотела я сказать строго, как Фрекен Бок, но получилось опять через  дурацкую улыбку. Вот что значит мужское обаяние. Никак не можем мы, девчонки, ему противостоять.

        Сергей смотрел на меня, тоже улыбаясь. Видно было, что я ему понравилась.
Ну, ну. Посмотрим, кто кого!

        ….В  Риге у меня было побольше свободного времени. Экскурсантам дали два вечера подряд на магазины, кафе и прогулки. Я заранее предвкушала, как высплюсь и отдохну, но… Сергей стал ухаживать за мной по-настоящему. Цветы, комплименты, вечером – долгие разговоры, нежные объятья. И всё такое, о чем все вы знаете и поэтому не надо перечислять так подробно.

         В Ленинграде я не стала ночевать в гостинице, а поехала домой. Ну пусть далеко, зато никакого контроля и ненужных вопросов. Ясно дело, Сергей поехал со мной. Не могу похвастаться сильным любовным приключением, но эмоции меня захлестнули.
Потом, когда он уехал в Болгарию, мы еще года полтора переписывались. Письма были очень нежными и романтичными. Я до сих пор их берегу.

         В конце учебы в Университете, я всё-таки решила поехать к Сергею. То что называется прояснить обстановку. Мало ли что. Вдруг жениться захочет. Я хоть и небольшой любитель жить за границей, но всякое ведь бывает. Вдруг это моя судьба.
И вот я приехала по приглашению Румена якобы писать дипломную работу, а на самом деле решить эту интересную задачку.


    Наши друзья пригласили нас на дачу. Описание этого события вы уже прочитали вначале.
Потом я еще побывала у него дома. И на этой нейтральной ноте мы расстались. Да, он сделал  мне предложение руки и сердца (ха-ха-ха), но  я видела, что влюбленность почти прошла, а настоящей любви нет. И чего я буду делать в чужой стране, одна без родных и друзей и без серьезных чувств-с.

      Так я и не вышла замуж за потомка российского офицера времен Освободительной войны. А осталась в России. Но зато, пока я жила в квартире у Румена, т.е. почти месяц, я выучилась готовить по-болгарски и лакомиться   «шишчета на скара» - шашлыком  на гриле, о котором вспоминаю сейчас, глотая голодные слюнки. Безумная вкуснятина – очень вам рекомендую!