Баба Дуня

…Уже прошло то, не так уж и давнее время, когда весь мир сходил с ума из-за Папы Римского! Наши СМИ, словно обезумевшие фанаты пресвятой католической матери-церкви, неделю, а то и больше, пичкали российского обывателя "Римскими картинками". Хотя, казалось бы, "Что нам Гекуба?" Но все эти "ахи" про "ихнего" Папу заставили меня вспомнить о своём. Папа мой - большая редкость, можно сказать "раритет", хотя и не так известен, как Римский: Петров Владимир Иваныч - любимец женщин и непроходимый пофигист, с почти типично еврейской внешностью, но русским менталитетом. В молодости он походил на Бельмондо, с годами же стал всё больше напоминать "пана Директора" из "Кабачка 13 стульев"! Говорит, предки его с гор спустились где-то между Белградом и Варшавой. Его прадед (мой "пра-пра") осел на Истре ещё до Революции. Скорняком был отменным: московским купцам шубы шил! Ходил в папахе и дожил без малого почти до ста лет! Имел дом в Падиково - деревне, через которую, безжалостно разрезав её пополам, пролегла в наше время "Новорижская трасса". Держал корову, лошадь, коз, кур и поросят.
От большевиков в период раскулачивания "откупился" внучкой (моей будущей бабушкой (бабой Лизой))- первой на деревне красавицей, выдав её замуж за столичного чекиста.
Одна из его дочерей, известная мне, как "баба Дуня" (мать бабы Лизы), была человеком необыкновенно добрым и работящим. Тянула на себе всю семью и любила повторять, глядя на многочисленное потомство: "Ни один чёрт в меня не уродился!" Её муж(стало быть, мой прадед) умер ещё зимою 18-го от пневмонии, которую получил, провалившись под лёд).
  Бабу Дуню знали и любили все в округе. Когда в 24-м году на месте разорённого монастыря в Аносино организовали первый в Союзе колхоз, сбежавшие от "национализации" монашки, именно ей принесли спасённый ими тяжёлый, чуть ли не двухметровый, деревянный крест-распятие и спрятали в сенях, прикрепив верёвками к потолочной балке. Её дом, стоявший в самом центре Падиково, почти напротив пруда, во время войны был сперва нашим штабом, а после, когда осенью 41-го деревню захватил вражеский мотоциклетный полк - немецким.
При обстреле деревни, один снаряд попал прямо на задний двор. Все постройки, вместе с курятником, обвалились. Осталась лишь одна стенка, именно та, где висел спрятанный монашками крест! Все, кто мог, бежали из Падиково в сторону деревни Солослово, что по Каширскому направлению. Жители уходили вместе с солдатами, погрузив пожитки на розвальни. Солдаты шли сзади, прикрывая их и отстреливались.
  Брат бабы Дуни, ставший после войны председателем местного колхоза "Освобождённый труд", спасал колхозное стадо. Многие коровы разбежались или полегли, застряв в оврагах, но большую часть стада, а главное, - племенного быка "Володьку", ему удалось благополучно вывести и сохранить для потомства!
   Один из племянников бабы Дуни, парень лет 14-ти, комсомолец, остался в деревне с больной матерью, надеялись, что по малолетству его не тронут. Но фашисты узнали про него и повели расстреливать вместе с другими к сараю у края поля. При звуке первых выстрелов, он побежал. Фашисты смеялись и стреляли ему вслед. Пуля попала пацану в запястье правой руки, но он не остановился, добежал-таки до леса и там схоронился до ночи. А за ночь добрался до своих. Кисть пришлось ампутировать. Ходил потом с резиновым протезом-перчаткой. Его, за неимением других мужиков, избрали после войны председателем Сельсовета. В 18 лет!
  Вместе с немцами, в деревню вошло много белофиннов, и они свирепствовали даже больше, чем фрицы: за то малое время, что стояли в Падиково, переловили и перерезали всех кур, гусей, коз и свиней. Из озорства постреляли всех деревенских собак и кошек. Уходя от нашего зимнего наступления, они открыли все подполы и погреба, чтобы помёрзла вся оставшаяся там картошка и свекла.
  Когда выжившие жители стали возвращаться в свою деревню, их встречала лишь одна-единственная на все сорок дворов курица, да кошка Мурка.
Курицу прозвали "партизанкой" и кормили всей деревней, принося в тряпицах съедобные крошки. По помёту вычислили, что она отсиделась за тем самым "Аносинским крестом", под потолком в сенях бабы-Дуниной избы! "Партизанка" благополучно дожила до победы, только так и не начала нестись и кудахтать. Даже в самое голодное время, её никто и не подумал пустить под нож. Она умерла от старости, но пока была жива, бегала за бабой Дуней по двору, как собачонка, а когда оставалась одна, выбиралась из курятника и клювом долбила дверной порог.
У кошки Мурки были отморожены уши и хвост, но она ещё долго жила и радовалась миру, пока какой-то пьяный не сбросил её, беременную, сапогом с крыльца...
   В конце войны бабе Дуне было уже под шестьдесят. Как-то возвращалась она с узлом от Покровского, глядь, - едет полуторка. В кузове наши солдатики:"Залезай, говорят, мать, подвезём тебя прямо до избы!" Баба Дуня поблагодарила, но ехать отказалась: хотела ещё лесом пройти, шишек там или хвороста насобирать. А полуторка отъехала чуток, поднялась на горку, да взорвалась! Никого из тех солдатиков в живых не осталось. Говорили потом, что газогенератор накрылся. Вот так-то...