Нюня

Акт первый

Др. Зло и Генри выходят на площадь. Генри несет в руках астролябию. Они идут в небольшом потоке людей в белых масках без глаз. Люди время от времени толкают, задевают их. Сталкиваются друг с другом, спотыкаются об ж...у, образуют вокруг нее свалки. При встрече приподнимают маски и либо урывкой здороваются и идут дальше, либо оба меняют направление. Звук пчелиного роя. Над ж...й навис уличный фонарь. Др. Зло бродит по площади между людей, а Генри – за ним. Постепенно толчки прохожих раздражают Др. Зло, он отпихивает их, к гудению примешивается человеческий гомон. Др. расталкивает их.

Др. Зло: Заколебали! Не толпитесь! Сколько можно! Убирайтесь, убирайтесь все! (Люди в мгновение ока исчезают с площади. Генри в нерешительности топчется и пробирается туда же, грустно опустив голову). Куда?! Генри, ты же знаешь, что тебя это не касается.

Генри: Но вы же сказали «Убирайтесь все», доктор…

Др. Зло: Экий скромник! «Все» – Это кто угодно, только не мы. А «мы» – это те, кто не мы-слим друг без друга. Так-то, дружище. Ты ведь мог так и уйти с моей астролябией! Дай-ка ее сюда. (Генри протягивает ему астролябию. Др. Зло делает измерения по звездам, висящим над площадью и останавливается в центре). Мы нашли ее, Генри! Это здесь (в центре находится бугорок с отверстием наверху) Где флаг? – Нужно отметить это место (Генри убегает и возвращается караульным шагом со штандартом в руках) Итак, мы долго шли и, наконец, пришли. Сегодня (задумывается, лезет в карман халата и достает афишу на этот самый спектакль), ХХ числа, ХХ месяца (комкает афишу, бросает комок за кулису. Тут же из другой кулисы вылетает такой же комок и бьет его по затылку. Подбирает, кладет в карман) объявляется о заднице, найденной в центре ее самой.

Генри: Машинное отделение нашей жизни!

Др. Зло: Богиня судьбы!

Генри: Муза истории!

Др.Зло: Крематорий для всего человечества! (Все это взявшись за руки, танцуя вокруг нее. Мимо проходят Ню и Машка.)

Ню: Гляди, Маш, какая ж...а! Ффуй!
(Генри пытается вставить штандарт в отверстие, но как только он это делает, ж...а издает глубокий вздох облегчения и боли)

Жопа: Оугхк!

Генри: Доктор, а она ничего, а?

Др.Зло: Да, барышня типа «весьма». Повесь-ка его, пожалуй, вот сюда. (указывает на фонарь.)

Генри: (отделяет флаг от палки, влезает на фонарь; Др. Зло присаживается на мостовую, облокачивается на ж...у, закуривает, пепел стряхивает в дырку) А что это за тип такой – «весьма»?

Др. Зло: А что значит «она ничего»? Весьма, Генри, это все, что ты вкладываешь в это слово. Слово само по себе не имеет значения, а важно то, что ты имеешь в виду. Мы пользуемся сразу многими словами, чтобы больше было похоже на правду. (В это время на экране показывают выступления президентов и т.д.)

Генри: Чтобы звучало солидней.

Др. Зло: Чтобы типа умней.

Генри: Чтобы скрыть неспособность к пониманию.

Др. Зло: Чтобы весьма не очень.

Генри: Весьма…

Др. Зло: (В это время люди в масках тоже принимают позу Дра Зло и закуривают. Переглядываются, сравнивают др. друга с Доктором, корректируют.) Весьма. (Это они переговариваются с Генри, понимая др. друга, на какую-то тему)

Генри: Весьма?

Др. Зло: Весьма.

Генри: (усмехаясь) Х…весьма!

Др. Зло: (обрубает) ПятьсХот. (Генри недоуменно смотрит, потом соображает и смеется, грозя пальцем Д-ру, как напроказившему мальчишке)

Генри: Весьма-а («отлично придумал»)

Др. Зло: (безразлично) Довольно-таки.

Генри: Весьма. (с нажимом, «соблюдай уговор»)

Др. Зло: (обрубает) Надоело. Ты стал жертвой моды, Генри. Не увлекайся (появившиеся люди повторяют за ним его движения) Люди хотят иметь кумира, чтобы было кого иметь. И для того, чтобы снять с себя ответственность. А в тайне (приподнимает одному из людей маску) кумиром хочет быть каждый. Да?

Человек: Так точно, ваше брбрбрбрбрбрбрство Др.Зло!

Др. Зло: (срывает маску с другого) Только смелости не хватает?

Человек 1: (заискивающе) Довольно-таки…

Генри пытается снять маску с третьего, но тот держится за нее, кусает Генри.

Генри: Однако же, люди горды! Ох, и горды же… (отходит от человека)

Др. Зло: (подходит к тому же, легко срывает маску) Так появился миф об индивидуальности. Это на всякий случай (у человека лицо истекает кровью, он корчится, ему больно; Др. не видит этого, бросает маску Генри, тот примеряет) Теперь ты можешь поклоняться кому угодно – все равно, кому, когда ты слеп. А когда ты не видишь других, кажется, что ты один такой. Теперь можно идти на запах.

Люди за спиной Дра в это время вновь натягивают маски – кроме третьего – и становятся на колени перед окровавленным, вставшим в позу распятого Христа. Др. Зло теперь повернулся к ним, не видит Генри. Генри «на запах» идет к Ж...е.
Др. Зло: Не правда ли? И чаще всего, это запах крови. (Люди поднимают распятого и уносят. Др. Зло оборачивается к Генри, который уже занес ногу над дыркой.) Эй, Генри, стой! (бросается на него, они падают, звук скрежещущих тормозов. Др. Зло снимает маску с Генри. Тот глубоко дышит, лежа на земле. Др. Зло закуривает и с отсутствующим видом садится и облокачивается на Ж...у. Смотрит в пространство пустым взглядом. Генри постепенно приходит в себя)

Генри: Док? Доктор!.. Др. Зло! (тот курит) Что с вами? (пауза. Генри достает из дырки гитару и побрынькивает, настраивает, перебирает струны)

Др.Зло: Мне грустно, Генри, (пауза) Почему они ушли?

Генри: Они нашли себе новое мерило. Строго говоря, Илюха, для них ты больше никакой не Др.Зло. (наигрывает. Появляются Ню и Машка.)

Др.Зло: (тихо) А кто?

Выходят Ню и Машка.

Машка: (Патетическим голосом) Воот… ровно год назад, на этом самом месте… Я вляпалась в дерьмо…

Ню: Ну что же, история повторяется. Она идет по спирали,  а это к добру.

Машка: Я не верю в приметы (вытирает  «камелот» от г...на) С каких это пор ты полюбила добро? Разве твой любимый не называет себя Др. Зло?

Ню: Так он назывался в прошлый раз. Может быть, теперь Генри будет Др. Злом, а тот станет носить свое имя. Тогда и Добро, и Зло для меня – Благо.

Машка: Нюня, ты богохульствуешь! Это твоя роль: ты обязана любить Др. Зло, кем бы он ни был на самом деле. И если Генри на этот раз…

Ню: Нет, Мария, я болею за другую команду.

Машка: Но твоя обязанность…

Ню: Нет у меня обязанностей. Я люблю Др. Зло, и точка. Не беда, что они оба могут быть кем угодно: я его отметила, и теперь узнаю точно.

Машка: Но в Книге сказано, что ты должна быть верна. В этом твое назначение.

Ню: Да: кому угодно, и сколько угодно. Кроме того (жест "Подойди, я на ушко»). Генри… (пауза)… Он же такой урод! (Закатываются со смеху) Да я же сдохну, если он трахнет меня первый! (Смеются)

Машка:  Русская рулетка: кто из них выстрелит? (Ха-ха-ха-ха-ха)

Ж...а: Га, га, га, га, га, га!

Ню и Машка: Ааааааааа! Гуси в ж...е! (Убегают) (Пауза)

Др.Зло: Мне грустно, Генри, (пауза) почему они ушли?

Генри: Они нашли себе новое мерило. Строго говоря, Илюха, для них ты никакой больше Др.Зло.

Др. Зло: А кто?

Генри: Не знаю. Кесарь, Иуда, Дева Мария – любой из тех, кто его породил. Не бойся одиночества: они вернутся. Они снова станут поклоняться тебе, как только насладятся его смертью. И ты снова сможешь дергать (дергает за струны) за ниточки, и тогда…

Др. Зло: Я не хочу. Не хочу, не хочу… (Вскакивает) Опять то же самое! Каждый раз! Мы уже не один год ходим по кругу, Генри. Делаем вид, что ищем эту дурацкую задницу, хотя прекрасно знаем, где она находится. Поем дурацкие песенки, создаем смыслы бытия для тех, кого нет! Каждый раз устанавливаем новый флаг на этом самом месте! Для чего?! Для чего все это?! Для чего?! (Пауза) Для чего они ушли? (Генри во время этого монолога откладывает гитару, с дурацким видом делает колесо, раскачивается на фонаре)

Генри: Не убий. (Занят своим раскачиванием, как ребенок, но не насмешливо)

Др. Зло: Что?

Генри: Не убий. (Спрыгивает с фонаря) Ты должен записать это в свою Книгу.

Др. Зло: Не хочу.

Генри: Ты должен. ( с нажимом)

Др. Зло: Нахрен! Не буду! Я отказываюсь! (Доставая скоросшиватель, тормоша страницы, подбрасывая к верху)

Генри: (Грозно, почти со злобой) Нет уж! Ты – мой Бог, черт тебя побери, и должен исполнять свои обязанности! Иначе я тебя придумаю обратно. Так что извольте взять ручку, любезный Илья Николаевич, и пишите. (Др. Зло с потерянным, обреченным видом подбирает книгу и садится на лавочку)

Др. Зло: Я готов, учитель.

Генри: Прошу не забываться. Это ты мой учитель и Бог, а я всего лишь верую в тебя.

Др. Зло: А когда будет моя очередь?

Генри: Потом обсудим. Пиши: «Дано». Человек: Одна штука. Общество: Одна штука. Убийца: Одна штука. Вопрос: А почему бы и не убить?

Др. Зло: Почему они ушли?

Генри: Ты сотворил им нового кумира. Всякий убиенный, изнасилованный, казненный есть мученик, святой. Таковы люди, Илюха. Убивая ближнего, ты ставишь его выше себя. (Выходит процессия с крестом. На кресте – распятый. Крест устанавливают на площади. Люди беснуются, орут на него, бросают камни,) и вот – ты уже трамплин чужого воскресения. Теперь – не ты центр внимания.

Др. Зло: Но быть таким центром очень нелегко… Это трудно, плохо, это наказание какое-то.

Генри: Потому-то и нельзя убивать! Посмотри, это твой сын! Он мог пойти по твоим стопам! Мог получить образование, полюбить девушку, мог пить пиво с друзьями, мог говорить всякие глупости и ругать правительство! А ты сделал из него святого! Сволочь! Святого, понимаешь? (Люди во время этой речи уже поклоняются кресту) Ненавижу тебя! ( Др. Зло на коленях приближается к кресту, молитвенно складывает руки, молится; звучит молитвенная музыка. По лицам всех, кроме Генри, расплывается чудесная благость) Ненавижу! Убийца, это из-за тебя он обречен! (Махнув на всех рукой) Убийцы всегда возвращаются на место преступления. (Берет гитару, уходит)

Др. Зло: (Вскакивает) Нет,  так больше нельзя! Мне не нравится этот клуб. Я размениваю свою вечность на тысячи чужих мелких жизней, чтобы узнать меру своего величия. А они все сыпятся и сыпятся, как из коробки. Я устал заставлять их убивать друг друга, чтобы продолжить счет! Насекомые! Они и дохнут, как мухи, и летят на меня, как на г...о! (Люди молятся, музыка та же.) Но хватит! Книга, да? Книга, говоришь? Где книга… (Ищет, подбирает) Ну уж я вам устрою! Я напишу всю историю этого мира и сожму ее до пятнадцати минут. И это будет история с несчастливым концом! (Генри за сценой начинает играть «Я закрываю глаза», во время песни люди «живут» деятельно и оформляют сцену для «Побега») Вот вам: Не убий! Не укради! Не сотвори себе кумира! Я покажу вам правду – мать вашу! Не прелюбодействуй (Трясет человека за грудки)! Возлюби Господа своего! Не смей чужого! (сует в руки человеку книгу) На, почитай отца. (уходит)

 Я закрываю глаза

Резиновая рожа диктора TV
застряла в проеме прямого эфира.
Политика смерти дает результат:
мы думаем, что мы все еще живы.
Тот, кому никого не жалко,
разряжает в лоб обойму
тому, кто сказал ему «доброе утро!» -
и, падая на пол – «будьте здоровы!»
                И если сосед убивает жену,
                я делаю свой телевизор погромче.
                Когда меня режут под фонарем,
                я делаю вид, что это нормально.
                Я закрываю глаза и делаю шаг.
Приставленный к горлу охотничий нож
заставит тянуть на себя одеяло.
Пускай этот мир ни на что не похож,
кому-то бывает и этого мало.
Мой маленький брат презирает табак:
он курит теперь только марихуану.
Он снимает ружье с гвоздя
каждый раз, когда смотрит «Бригаду».
                И если сосед убивает жену,
                я делаю свой телевизор погромче.
                Когда меня режут под фонарем,
                я делаю вид, что это нормально.
                Я закрываю глаза и делаю шаг.

Гуляющий ветер придавит к окну
измятый обрывок желтой газеты.
Такие, как я, - никогда никому:
для нас существует забытое «где-то».
Когда мне говорят, что мы – в полном дерьме,
я затыкаю уши.
Я хочу верить, что я на коне,
я не желаю слушать.
                И если сосед убивает жену,
                я делаю свой телевизор погромче.
                Когда меня режут под фонарем,
                я делаю вид, что это нормально.
                Я закрываю глаза и делаю

Генри поет, люди, под руководством читающего готовят сцену. Кто-то по его указанию ходит на руках, кто-то стоит на одной ноге, ползает на карачках и т. д. Сцена готовится. На последних строчках песни люди уже одеты как нужно для «Побега» и сидят на стульях, скачут на них, как стая мартышек на лошадях. Песня заканчивается на обрывающем Em, и тогда идет первая реплика «Побега». Ню и Машка, как зрители, присаживаются на скамейку и смотрят на действо. Обе одеты как светские барышни девятнадцатого века, обе с зонтиками. Слышна фраза Ню: «Мой Илюша написал пьесу».





Побег

Действующие лица:  Кутузов
                Ленин
                Пётр I    - Сумасшедшие
Профессор
    
                Мент
     Пьяный сантехник
     Медсестры
     Санитары


Коридор психиатрической больницы. На стенах красные растяжки: «Тссс!», «Все хорошо», «Не думай!». Стена коридора занимает примерно 2/3 длины сцены, дальше образуется угол, коридор поворачивает и уходит вглубь. В стене три двери: справа две рядом, слева на расстоянии – третья. Таблички на дверях: «Туалет», «Главврач», «Чистая радость». Между « Туалетом» и «Главврачом» сидят на стуле четверо сумасшедших в смирительных рубашках с развязанными рукавами.

Кутузов: Ну, ребятушки, отчизна нас не забудет! В атаку! На прорыв! Ура! (садится на стуле наоборот и подпрыгивает как на лошади)

Профессор: Ни в коем случае! Ведь принимая во внимание тенденцию оптимальной наклонности…(бормочет)

Кутузов: К черту! (из «Чистой радости» выглядывает медсестра, косится подозрительно на Кутузова и закрывает дверь) Фортуна должна пойти за нами (восторженно забирается на стул) – мы же объявили всеобщую мобилизацию… Опрокинем врага! (Всплеснув руками, падает со стула)

Из «Чистой радости» выходит медсестра, что-то пряча за спиной. Наклоняется к Кутузову, помогает ему встать одной рукой. Вынимая из-за спины большую медаль на ленте, говорит

Медсестра: О, Михайло Ларионыч! Ушиблись? (Вертит перед носом медалью, тот тянется за ней; из темноты выходит санитар, подходит к нему сзади) А кому медалька? Кто хочет медальку? (Психи прыгают на стульях и предостерегающе кричат, как стая обезьян. Санитар завязывает рукава на рубашке Кутузова и уходит; Кутузов ошеломленно садится на пол) Ну вот и прекрасно… Ну вот и хороший мальчик…(Уходит)

Петр: (Указывая на дверь) Москву долой! Сим повелеваю на берегу Невы-реки заложить град стольный и имя ему…

Ленин: (Оживляясь) Павлик Морозов тоже вот…отца заложил…

Петр: (Не обращая внимания) Прорубим окно в Европу! Заставим…

Профессор: Браво, коллега! Когда думаете писать диссертацию? Окно – это выход! Если рассчитать траекторию гиперпараллельной оси по центру поперечного сечения…

Над кабинетом главврача загорается красная лампочка, освещение на сцене становится мигающе - красным, звуки пожарной тревоги. Выходят два санитара и отводят Профессора в кабинет главного. Через некоторое время он снова появляется на пороге, но уже с завязанными рукавами. Дверь за ним закрывается, «тревога» прекращается.

Профессор: (Апатично) Окно…что такое окно? – иллюзия ваше окно, дорогой коллега. Окно в Европу, выход в мир…лестница в небо…(Замолкает с застывшим взглядом) Это не научно…!

Ленин: Вы погибли для революции, Профессор! Партия вам этого не простит, ВЧК вам этого не забудет!

Профессор: Все хорошо… Все гораздо лучше, чем нам кажется. Ведь в конце концов, наши чувства ненаучны… Наше зрение… то, что вокруг нас – это фантазия, одна фантазия. Вот сейчас я закрою глаза (закрывает), и все будет по-настоящему. Мне обещали…Мне должны выделить отдельный кабинет, мне дадут ручку, бумагу и мои любимые домашние тапочки (мечтательно) …такие, мягкие. У меня будет компьютер! Право же, ради этого стоит закрыть глаза. Иначе просто невозможно работать. (Выходят санитары, ведут его в темноту; он, уходя, продолжает говорить) Да, у меня работа! Вы знаете, как называется моя диссертация? «О применении медных и синтетических частей шариковой ручки в разработке новейших средств передвижения». Вы знаете, что такое велосипед?

Они скрываются в темном коридоре. Звук скрипящей двери, ее хлопок. Крик пролетающей вороньей стаи. Дверь скрипит. Тихо. Трое оставшихся сидят, подавленные, с тоскующими взглядами. Внезапно все начинают двигаться и заговаривают разом.

Ленин: Нет, это архиневыносимо!

Петр: Грозного на них не хватает!

Кутузов: Бежать! Бежать! (Мотая головой, сбрасывает с шеи медаль)

Ленин: Что, батенька, пропала воинская доблесть?

Кутузов: Это не трусость – это стратегическое отступление!
Петр: (Кутузову) Мы окружены, мой храбрый воин (сам себе). Увы, увы мне, горемычному! Мне же за границу надо: в Англию, Швецию…Мне Россию переделывать надо, столькому еще научиться! Найди выход, мой бравый стратег, найди! Должна быть где-то брешь в этом чертовом кольце!

Кутузов: Остается напролом, государь. Но вынесут ли нас кони? (Показывает на стулья)

Петр: Вынесут, я им приказываю!

Ленин: Правильно, батенька: издадим декрет…

Петр: Довольно трепаться! Подымите веки – и по коням! (Садится на «коня»)

Ленин: Где мой броневик? Подать к Зимнему, сейчас же! (Садится в «броневик»)

Кутузов: Ну, с Богом! (Садится)

Скачут. Петр впереди, за ним Кутузов, потом Ленин. Из левой кулисы выходит сумасшедший с милицейским жезлом в руке и свистком на шее. Останавливает скачущих, истерично смеясь, свистит в свисток. Трое смешались, соскочили со стульев, мечутся по коридору. Из «Чистой радости» выходят двое санитаров, хватают упирающегося Петра, завязывают рукава и уводят в темноту.

Петр: (По дороге) Всех казню! Всех! (Менту) И тебя казню! Руки прочь от государя! Ослепли, не видите, кто перед вами? – так раскройте глаза! (Напоследок) Веки поднимем - и  Россию поднимем!

Скрип. Хлопок. Крики ворон. Скрип. «Мент», продолжая хохотать и указывая пальцем в сторону темного коридора, идет, согнувшись от смеха, туда. Когда его уже не видно, смех сменяется криком ужаса, который сливается с карканьем птиц. Кутузов сидит, подавленный, на полу. Ленин взбирается на «броневик».

Ленин: Товарищи! Дорогие наши классовые друзья! До каких пор будем мы терпеть произвол, который чинит нам Учредительное Собрание, вообразившее себя царем во множественном числе? Терпеть более нельзя, товарищи! Я даже больше скажу: это архивредно для нашего трудового брата. Они отняли у нас право на жизнь, на совесть, на мысль, товарищи! Отнимем же у них это право, отнимем жизнь, отберем лучшие мысли и присвоим их себе! Отберем совесть и поделим ее на всех! Каждому достанется по чуть-чуть и того, и другого, и третьего. Товарищи!
Во время его речи из «Чистой радости» выходят две медсестры, имеющие соблазнительный вид. Под расстегнутыми халатами видны купальники. В руках у одной шприц. Они приближаются к Ленину, ласкают его за ноги, подергивают за бородку, снимают с «броневика», сдвигают стулья и усаживают его на образовавшийся диван. Садятся по обе стороны от него и, лаская, делают инъекцию. Затем уводят его с собой в «Чистую радость».

Ленин: (Уходя) Товарищи! ...товарищи…по техническим причинам революция откладывается на неопределенный срок. (Уходят)

Кутузов остается один. Он также сидит на полу и смотрит в одну точку. Резко подрывается с места и начинает метаться. С завязанными руками он бьется о стенки коридора, тычется головой в двери и не может открыть ни одну. Сначала к главврачу, потом в «Чистую радость». Подбегает к двери туалета и бьется об нее. За этим занятием его застает старый и хмельной сантехник. Он одет в синюю спецовку, один рукав которой удлинен и обвязан вокруг талии. Таким образом, у него остается действующей только одна рука, в которой он держит разводной ключ.

Сантехник: Что, невтерпеж? А, понимаю: смыться хочешь? Извини, приятель, но унитаз для этого будет маловат. Извини…(отстраняет его от двери и заходит в нее, перевернув табличку другой стороной. На обороте написано «Не беспокоить»)

Освещение тускнеет. Кутузов ошалело отлепляется от стенки и нетвердым шагом идет сначала направо, как будто ищет кого-то, подходит к краю сцены и обводит зрителей тоскливым взглядом. Затем последний раз пытается проломиться в двери и, наконец, направляется к повороту коридора. Некоторое время он стоит лицом к темноте, и затем все также нетвердо идет вглубь коридора и скрывается из виду.
Скрип двери. Хлопок. Крики ворон. Затемнение. Занавес.




Ню: (Светским тоном) Не правда ли, Мари, мой Илюша – гений.

Машка: Право же, не знаю, Аннет. По мне, так он просто мальчишка, и, к тому же, жуткий формалист. (Появляются Др. Зло и Генри. Др. Зло в белом халате, с астролябией. Генри несет столярный щиток для глаз – «очки Дра. Зло», скальпель, пояс шахида, рюкзак, летную шапку. Во время разговора Др. Зло постепенно надевает все это, потом достает из кармана халата резиновые перчатки, надевает их, отдает Генри астролябию и спускается в дырку. По мере продвижения внутрь Дра., Ж...а издает эротичные стоны, затем клокочет).

Ню: Вы забываетесь, Мари.

Др. Зло: (складывает пальцы в позу «на-на» для собаки, свистит) На-на-на…

Ж...а: Ням-ням!

Др. Зло: Всё ясно, Генри: эта Ж...а голодна. Накорми её, и она будет твоей. (Генри достает из кармана кусочек хлеба, подносит к дырке. ж...а издает всасывающий звук, кусочек исчезает внутри).

Генри: смотрите, Др., её засосало! Она ест у меня с рук!

Ж...а: Срук!

Др. Зло: Вот видишь, Генри, даже задница тебя поправляет! (Смеются, тихо переговариваются).

Ню: Мы говорим о МОЕМ возлЮбленном.

Машка: Отнюдь, Аннет. Мы говорим о его пьесе.

Ню: Замечательная пьеса!

Машка: В ней ни одного четко прорисованного характера.

Генри: Да нет же, Др., этого не может быть. Я не согласен.

Др. Зло: А я тебе говорю, она мнит себя такой же, как ты.

Генри: Но она – персонаж, а я – характер!

Др. Зло: Нет, ты слышал эти звуки? Она подражает тебе. Тем более, есть ты или нет, для неё не имеет абсолютно никакого значения. Она придумает тебя все равно. (Пинает бугорок). Да, Ж...а?

Ж...а: (звук отрыжки). Га!

Генри: Так говорит пространство…

Др. Зло: Да, и я телепартируюсь в будущее. Не поминай меня.

Генри: Лихом?

Др. Зло: Водкой. Не поминай меня вообще. Я сам тебя найду. (Залезает).

Ню: Да? И сколько же в ней характеров?

Машка: 500! И ни за один он не взялся как следует.

Ню: А вот и нет! А вот и нет! (Показывает язык). Там только один характер!

Машка: И это, конечно, твой Илюша? В десяти-то лицах?!

Ню: Конечно! Ты завидуешь, Машка (спор накаляется). Ты не такая разносторонняя. Он – это и Генри, и Др. Зло, и врач, и больной, и мой любимый Илюша. Не станет его – не будет ничего. Умру я! А ты – просто Машка, и больше никто.

Машка: Зато я – целая Машка, а не сотая доля какого-то самовлюбленного раздолбая! Я – личность, я – индивидуальность! Я – Машка! (В это время Др. Зло уже залазит в дырку). (Выбегает ребенок с белой маской в руке и с маской на лице. На его маске нарисована смешная рожица, на той, что в руке нет низа, так что у одевшего её виден рот).

Ребенок: Маска, Маска! Смотли, ты потеляла! Она салахнулась с твоей баски! Это твое, Маска? Одевай сколее, ты долзна быть со мной! (Ню и Машка борются за маску. Машка кричит: «Я должна кормить детей! Мне нужно на работу». Маска остается у неё, надевает. В этот момент Др. Зло уже скрывается в дырке. Генри держит в руках розу, склонил голову, давится слезами, смотрит в дырку, утыкается носом в цветок, чтобы не заплакать. Звук скрежещущей калитки, как в «Побеге». Раскат грома, крик вороньей стаи).

Генри: (Умирающая Ню пробирается к Жопе, её поддерживает Машка в маске). Доктор… Он был… (начинает нарастать напряжение в музыкальном фоне).

Ж...а: Хрум-хрум!

Генри: Был не прав! У неё есть зубы?! Так на, жри, проклятая! (Ню тянется за розой, и как раз в это время Генри бросает цветок в дырку. Машка приобнимает за плечи ребенка). Кто со мной – тот герой. А я иду вешаться. (Карабкается на фонарь).

Ню: Его роза… Моя последняя надежда, моя память… Не осталось ни единого лепестка. (Генри повисает на руке, дрыгает ногами, дергается, как в петле).

Ребенок: (указывая на Генри). Смотли, мама, Супелмен! Супелмен, мама! Ты лада? Я хочу себе такие патязки (на Генри действительно подтяжки). Ты лада?

Напряжение в музыке приходит к апогею и обрывается. На этом обрыве Ню обвисает на руках у Машки, Генри перестает дергаться. Ребенок стоит, разведя согнутые в локтях руки, ладони кверху. «Ловит дождь». С неба падает множество красных розовых лепестков. Звучит красивая музыка, прекрасно-грустная. Рот Машки медленно расползается в улыбке. Улыбка злорадно-хищная. Это – единственное движение на сцене. Только Генри слегка покачивается.


Затемнение.





Акт II

Две комнаты. Бугорок с фонарем в левой из них. Фонарь не горит. В правой – Ню на кровати. На стенках её комнаты расклеены портреты актеров и рок-идолов. Среди них Цой занимает самое важное место. В задней стенке комнаты есть окно. Оно же – одновременно экран кинопроектора. Сейчас оно серое. За окном вечер, сумерки. Угол соседнего дома. На правой стенке висит зеркало почти в полный рост. Оно висит «на петлях», так что его можно открыть и закрыть, как дверь. Рядом с кроватью – тумбочка, на ней – магнитофон. Играет «Камера хранения». Пол в обеих комнатах все ещё усыпан теми же самыми лепестками. Кресло-качалка. Ню мастурбирует под одеялом. В комнате стоит почтовый ящик; когда в него бросаешь письмо, оно выпадает с другой стороны на пол. В комнате Пинчера – простой большой стол, на котором горит лампа. На столе также разложена целая куча газет, ножницы, клей, альбом. Пинчер – бабушка с черной завивкой на голове, на ней простое домашнее платье, коричневые толстые колготки, как у детей. Неприятное лицо, злые глазки, закостенелое, кивающее выражение. Вешалка. На ней – пальто, шляпа, зонтик и белые маски. Легкая Нюнина курточка. Под вешалкой - кроссовки  и колоши. Также в комнате находится ванна и мусорное ведро, совок с высокой ручкой (как у дворников). Пинчер в грубом дворницком фартуке, с метлой и в тапочках, подметает лепестки. Её движения замедленны и усталы. Ню мастурбирует, глядя на зеркало. К концу «Камеры хранения» она выгибает спину, закрывает глаза. В зеркале (с помощью «двери») появляется Цой с гитарой. В горле Ню слышится клокотание, какое было из задницы. Цой брезгливо, но всепрощающе морщится. Ню открывает глаза и смотрит на застывшего Цоя.



Камера хранения


Давай сдадим тела в камеру хранения,
Оставим их там до лучшего времени.
Владимир Ильич пододвинется,
Нам выдадут партбилеты.
Мы будем навещать мавзолей по средам и пятницам.

Давай сдадим носки в камеру хранения,
Оставим их там до лучшего времени.
Владимир Ильич не обидится:
Ведь так они прослужат дольше.
Нам выдадут пару значков за экономичность.

Давай сдадим страну в камеру хранения,
Оставим ее там до лучшего времени.
Подождем нового Гитлера,
С радостью поддержим
Новое татарское иго.

Давай сдадим меня в камеру хранения,
Скажем мне, что это до лучшего времени.
Ты мне соврешь, ну и что же – все врут;
Пусть я не Цезарь, и ты мне – не Брут,
Если б я мог, я б сделал с тобой то же самое.
Ты мне соврешь, ну и что же – все врут.
Пусть я не Цезарь, и ты мне – Брут,
Если б я мог… Если б я мог,
Я бы сделал тебя.

Ню: Витя, это был оргазм? Скажи мне, что да! С тобой не могло быть иначе!

Цой: (голосом Машки) Это был оргазменок-инвалид, задушенный во чреве. Зачем ты убила его?

Ню: Зачем он не отдался мне? Ведь я хочу его, я люблю его.


Пинчер: Чего ты там бормочешь? (Ню оборачивается на голос, Цой скрывается). У нас гости? Маша?

Ню: Нет, бабушка, это я мастурбирую. (Выделяя последнее слово).

Пинчер: (в шоке, с возмущением) Что?! Нет, ну это уже ни в какие ворота не лезет! Как только будешь здорова – вон за порог. Поняла? Думаешь меня эпатировать? Думаешь, я старая ханжа, совок?

Ню: (лукаво) Ага. Бабушка, во сколько лет ты потеряла девственность?

Пинчер: (в шоке, с возмущением) Как ты смеешь? Я, если хочешь знать, до сих пор никем не тронута! Я чиста и непорочна.

Ню: Тронута-тронута. (Пальцем у виска). А я-то откуда, я, твоя внучка?

Пинчер: Н-не знаю. Ты лучше скажи, как ты умудрилась (кивает на бугорок) пылесос сломать? Столько бумажек рассыпала, - откуда только взяла. А я теперь изволь метлой махать! А метла-то откуда? Я не покупала. Зачем притащила, где деньги взяла?  Смотри, я проверю.

Ню: Отстань, ба! Она мне приснилась на прошлой неделе.

Пинчер: (с усмешкой) А я – на этой? Не говори ерунды.

Ню: (страдальчески) Почему ерунды!!!

Пинчер: Потому что в газете (берет со стола газету, относит к Ню, бросает на кровать) про это ничего не написано.

Ню: (бросая через голову газету на пол) Это вчерашний номер, детка.

Пинчер: (подбирает газету, замахивается метлой на Ню) Ах, ты… (обреченно устает). Да ну тебя, наглая девчонка. Устала я. Пойду отдохну в тиши. (Ставит метлу, идет к столу, делает себе хвостики, как у девочки, начинает читать, вырезать заметки и наклеивать их на страницы альбома. Ню начинает писать письмо). 

Пинчер: Вот: «слово «мастурбация» произошло от английского «must turb».» Так… (задумывается) Мюссен, мусс, мусст… значит, must – это «должно». Turb… Анюта! Анечка!

Ню: (отрываясь от письма) Ну чего?

Пинчер: Ань, как будет по-русски «turb»?

Ню: (с насмешкой) Удовлетворять. (продолжает писать)

Пинчер: Спасибо. Хм… (тихо) Надо попробовать. (Нарочито газетно) «Её ввёл в моду родоначальник платонического секса Др. Зло. (На фотографии справа).» Ммм. Красавчик. (Как школьница; кокетничает с текстом.) «В древней Греции пропагандировалась эстетика чистой и прекрасной любви к красивому. Люди, древние греки, пытались придать вид бескорыстности своим похотливым устремлениям. Поэтому полагалось сначала признаться в своих чувствах, и только потом заниматься сексом. В своё пятое пришествие, Др. Зло совратил философа Платона. Так была доведена до абсурда лицемерная теория любви.» (далее читает неслышно)

Ню: «А ещё у меня есть для тебя новость. Сегодня я, наконец-то, решилась пощекотать тебя за ухом. Тебе это так понравилось, что я тут же расцарапала тебе всю спину. Но ты в этот раз был исключительно груб! Если бы ты видел, что ты со мной делал, ты бы долго извинялся (пауза; со страстью) или сделал бы это ещё раз! Илюша, я так хочу тебя увидеть!» Илюша… (кладет письмо в конверт, заклеивает, опускает в почтовый ящик, письмо падает на кучу таких же конвертов. Возвращается в кровать, засыпает. В это время говорит Пинчер)

Пинчер: «Затем был устроен страшный суд. Др. Зло допрашивал людей и превращал виновных в цветы. Многие пытались откреститься от любви к прекрасному и демонстрировали свою животную сущность прямо в здании суда. Но эти обманщики также были наказаны. «Если ты хочешь заниматься тем, что любишь, - говорил им Др. Зло, - занимайся этим вечно!» Так появилось устойчивое выражение «Сизифова эрекция». С тех пор люди выбирают нелюбимую работу и наклеивают марки только по выходным». (кричит) Вот так-то, Нюша! (встает, подходит) Так-то, говорю! Спит. (укрывает её одеялом, одевается, уходит в магазин) Ну спи, спи, детка. (блеет) Я-те-бе-мо-лоч-ка-а прине-е-е-су. (напевает, подпрыгивает) Молочка, молочка, я тебе принесу. Молочка, молочка. (говорит зло) Я т-тебя откормлю, скотиночка ты моя! (уходит).

Розовато-синее, снотворное затемнение. Играет джаз. Все движения в ритме музыки. Выходит довольный Др. Зло, в полном обмундировании. Пританцовывает. Люди в масках выносят низенькую тумбу, на которой нарисована большая куча звезд, как на американском флаге. Др. Зло в танце вскакивает на неё. Люди выносят тумбу повыше, с красной пятиконечной звездой. Ставят её сначала правильно, потом переворачивают так, что звезда оборачивается пентаклем. Др. Зло перепрыгивает на неё. Люди выносят тумбу ещё выше, с розой ветров. Др. Зло прыгает. Далее тумба со звездой в виде снежинки. Перепрыгивает туда. Потом появляется ещё двое людей, один сидит на шее у другого и держит в вытянутых руках солнце. Др. Зло собирается дотянуться, но слишком далеко. Намеревается прыгнуть, но решает с разбегу. Скачет по тумбам обратно, бежит наверх, и когда он уже заносит ногу над «космической» пропастью, Ню потягивается во сне, музыка обрывается, раздается переливчатый сигнал вокзальной радиорубки, звучит голос диктора. Др. Зло и люди слушают.

Противный скрипучий голос: Уважаемые пассажиры, электроатомный поезд №500, следующий маршрутом «-бесконечность ; +бесконечность» и так далее, вынужден сделать техническую остановку на узловой обитаемой станции «Крупная Задница» по причине полной ж...ы, наставшей тепловозу. (Истерично) Господа, мы в дерьме! (обычно) Приносим  извинения за возможные неудобства. Г...еды, населяющие станцию… (щелчок, обрыв; плавные звуки)

Др.Зло падает, медленно-медленно, под птичий щебет и шелест листьев, на руки людей. Те плавно обносят его по сцене, медленно, волнообразно опускают его на землю. Звуковой фон весеннего леса сменяется звуком столкнувшихся автомобилей, сигналами, треском тормозов, сиренами, прошмыгивающих мимо машин. Др.Зло мечется, как бы увиливая от уличного движения, выскакивает, наконец, на тротуар. Все его добродушие как рукой сняло еще во время объявления. Теперь же он просто зол. Пока он метался по дороге, на улице появился Генри в бомжовском прикиде, с авоськой. В авоське – сосиски. Он присаживается на перевернутую на бок тумбу, очищает сосиски и ест. Др.Зло оглядывается вокруг, видит Генри, достает из кармана халата скальпель, поглаживает подбородок и подходит к бомжу. Генри заметил это движение и застыл, глядя на Д-ра Зло, с половиной сосиски во рту и половиной – в руке. Др.Зло подходит вплотную. Тикают часы. Др.Зло достает из кармана огромный пакет майонеза, надрезает уголок и намазывает Генрину сосиску. Генри кивает и проглатывает кусок, что был у него во рту. Жестом предлагает присесть. Др.Зло переворачивает другую тумбу и присаживается рядом. Берет сосиску, намазывает.

Генри: (смакуя) Замечательный паштет! А у тебя что?

Др.Зло: (закашливается, машет рукой около рта; Ню смеется во сне) Тфу! Горчица…

Генри: А ты думай о хорошем. Нужно ведь нам что-то хорошее!

Др. Зло: Хм… Ты что-нибудь слышал про Платона?

Генри: (заговорщицки, показывая назад) Это тот, который… (Др. Зло кивает) ладно, больше не буду. Так ты… (тычет пальцем вверх; Др. Зло качает головой, тычет пальцем вниз) А-а-а-а-а. То-то я смотрю: звезда падает. С во-от таким хвостом!

Др. Зло: Да, тепловоз навернулся. Когда починят?

Генри: Э-э-э-э, забудь. Ты здесь на веки. Точнее, лет на (смотрит на Дра Зло оценивающе) пятнадцать, от силы. Если приспособишься.

Др. Зло: Как так? Я – вечен!

Генри: (хлопает его по щекам) Детка, это планета смертных! Потрогай живот: у тебя теперь есть кишки.

Др.Зло: (щупает) фффу! Какая гадость!

Генри: ничего-ничего, здесь у всех есть кишки. И паспорт.

Др.Зло: У меня нет паспорта!

Генри: (достает из кармана Дра паспорт) А эт-то что? Ха-ха! (Др.Зло выхватывает паспорт у Генри, рвет его на куски, разбрасывает; Генри снова достает документ из кармана Дра Зло; смеется, не отдает ему, крутит, как письмом, типа «танцуй») На колени! (Др.Зло становится, как рыцарь, на одно колено, Генри торжественно говорит) Товарищи! Земляки по несчастью! Сегодня, в день Седьмого Пришествия, мы можем, наконец-таки, продемонстрировать нашему кумиру достижения своей цивилизации и заключить его в объятия общества, (достает из-под полы пальто милицейский жезл, возлагает его на плечо Дру Злу.) Встать! Руку! (бросает жезл на пол, достает из кармана печать, дышит на нее, снимает прилипший волосок, ставит оттиск на кисти Дра Зло; паспорт летит на пол)

Др.Зло: А почему на руку? Почему не в паспорт?

Генри: Не знаю. Спроси у нее, (кивает на спящую Ню) Наверное, она хочет за тебя замуж.

Др.Зло: (подходит к Ню, рассматривает) А она ничего.

Генри: Еще бы ты думал иначе! Ты ведь ЕЙ снишься.

Др.Зло: (не глядя на Генри, протягивает руку за печатью; Генри дает; Др.Зло берет Ню за руку и ставит печать) Теперь ты – мой Ангел. Выходи за меня замуж, (раздается резкий дверной звонок)

Генри: Пойдем, нам пора.

Др.Зло: Что это?

Генри: (достает из-под нюниной кровати большой чемодан, складывает туда пальто, авоську, срывает с себя бомжовскую бородку, надевает на руку часы, причесывается. Под пальто оказывается белая рубашка, красные подтяжки; звонки продолжаются) Пора, говорю. Сон заканчивается. Слышишь: в дверь звонят. Машка, наверное. Вечно не вовремя. А ты мне понравился. Ну да ничего, в следующий раз поговорим. Бывай, (берет чемодан, уходит; возвращается) Да: скройся, (пара шагов назад, поворот, жест указательным пальцем, кивает на Ню) И никаких!… (уходит)

Др.Зло: (становится на колени перед кроватью, берет Ню за руку) Нюша, у человека должно быть все, что ему нужно. Я приду к тебе, как только ты этого захочешь. Черт с ним, пусть даже у меня будут кишки, (залезает в зеркало; звонки продолжаются, обычный комнатный свет. Вваливается Машка.)

Машка: Анька, вставай! Соня! (тормошит ее) Со-олнце взойде-от! (пританцовывает) Со-олнце взойде-от! Сколько можно спать?!

Ню: (просыпается) Привет. А где Доктор?

Машка: Какой доктор? Я ведь тебя лечу. (гладит по голове) Как самочувствие?

Ню: Плохо, Маша. Мне нужен Доктор.

Машка: Я что, плохо за тобой ухаживаю? Ну, если хочешь, я вызову…

Ню: Маш, не обижайся. Ты не понимаешь, (замечает на руке печать) Вот, посмотри! Я же говорила, что он есть! Я теперь невеста!

Машка: Ты порезала себе руку! (Обнимает ее, делает перевязку) Анька-Анька, милая моя. Ну что за нелепые фантазии? (мягко) Нельзя же быть такой дурочкой. Тебя преследуют кошмары. Какие-то Генри, какие-то Злы… Ты больна, детонька. Не принимай близко к сердцу. Гляди, вот ты себя уже и покалечила. Не беспокойся, я тебя вылечу. (Ню в это время плачет)

Ню: (всхлипывая) Выключу?

Пинчер: (заходит с сумками, раскладывает покупки на столе) Здравствуй, Машенька! Как наша больная?

Машка: Здравствуйте, ВераНика Лаевна! У нас все хорошо. (укрывает Ню одеялом так, чтобы не было видно ее руку) Полежи пока. И не высовывай руку, не расстраивай бабушку, (проходит в комнату к Пинчеру)

Ню: (вслед Машке) Почему тебе можно, а мне – нельзя?! Я же знаю, что ты веришь в правительство! (берет книжку, читает)

Машка: (помогает Пинчеру раскладывать покупки – фрукты, лекарства, пара горшков с цветами; кивает на тумбы) О, я вижу, вы все-таки купили себе прямоугольные ерундовины? Какой фирмы?

Пинчер: Фирменные прямоугольные ерундовины стоят теперь в каждом доме. Эти мне сделали на заказ. Наверное, рабочие принесли, когда меня не было. Я специально оставила дверь открытой. Хочешь оранжевый кругляш? (протягивает апельсин).

Машка: О, как мило! А как вы их будете использовать? (берет горшок). Можно я поставлю этот стеблянчиковый отросток сюда? (ставит на тумбу).

Ню: (кричит из комнаты) Что за х...ню вы мелете!? Это цветы, слышите: цветы! (Пинчер и Машка изумленно переглядываются).

Пинчер: (полушепотом) Совсем плоха. Всякий день придумает новую блажь. Сегодня она умудрилась назвать пылесос задницей!

Машка: (с придыханием) И…?

Пинчер: И, конечно, засунула туда швабру!

Ню: Это не я, это Генри! (привстает в кровати).

Машка: (успокаивающе) Генри, Генри.

Пинчер: Анечка, иди кушать (режет апельсины и т. д.). И где она этого нахваталась?

Машка: А не могла она начитаться ваших газет?

Пинчер: Что ты, Маша! Она была бы абсолютно здорова. Вот как я.

Ню: (садясь за стол) Я бы сдохла.

Пинчер: Что ты сказала?

Ню: Ничего, (вяло и угрюмо ковыряется в еде).

Машка: Я пока пойду приберусь у тебя в комнате, а то ты живешь в такой грязи, что действительно и умереть не долго. (идет к Ню в комнату, поправляет постель, тихонько, с оглядкой, собирает письма под почтовым ящиком).

Пинчер: Анечка… (Ню молчит) Анюта… (молчание) Аня…! Анька! Нюня! Нюнька! Спишь, сука?! (Ню поднимает на неё глаза, фиксирует взгляд и снова утыкается в тарелку) Аня, пойми, депрессия – это не символ гениальности. Больная фантазия не сделает тебя оригинальной. Я тоже вижу сны, черт побери!

Ню: Что тебе снится, бабушка?

Пинчер: Мне снится, что я больна. Больна и молода. Мой жених. Мы познакомились на субботнике, и он был настоящим гением. Генрием, как он выражался. (Ню поднимает голову, смотрит в упор на Пинчера, дальше слушает с усиленным вниманием) И все, что он делал, было воистину генриально. (шепотом) Знаешь, Анечка, он ведь тоже был диссидентом. Говорил, что быть декабристом или декадентом ничуть не лучше. Да, он был бунтарь, но его бунт был логически оправдан и шел на благо общего дела. Ты только видишь сны и швыряешь газеты, мнишь себя самой умной, а он на субботнике бросил веник, отопнул подальше пёсью голову и сказал: «Надоело!» Да, прямо так и сказал. А пока за ним ехали «чайки», он сел, закурил и придумал коммунистический пылесос.

Ню: (бросает) Пполная задница!

Пинчер: Да, так ты его называешь. Но засасывало всех, поверь! И все полюбили его. И я тоже.

Ню: А потом? Он вас бросил? Вас всех? Уж я-то его знаю…

Пинчер: Не сметь! Он объявил вторую военную пятилетку и  ушел на фронт. Он пообещал партии закончить ее в четыре года. Но сам так и не вернулся.

Ню: Негодяй! Это в его духе. И пока ты его ждала…

Пинчер: Да, родился мальчик.

Ню: Мальчик?!!

Пинчер: Мммальчик. (пауза) Твоя мама.

Ню: (сначала шок, потом отрицание) Нет! Тут что-то не то (бормочет «тут что-то не то», роется в газетах, разбрасывает их по полу, находит одну, отыскивает в ней нужное место, читает про себя. В это время действие продолжается, говорит Пинчер).

Пинчер: Он родился, и первое, чтоон сказал было… было…

Ню: (бросает из-под газет) Что?

Пинчер: Он посмотрел на меня, скривил губенки и сказал: «опять ты!».

Ню: А потом?

Пинчер: Потом он вытащил из уха пистолет и застрелился. А на вскрытии у него в животе нашли тебя. И тогда…

Ню: (обрубает) Вот! (нашла место в газете) Хватит молоть чушь! Тут ясно написано: «16:40: бразильский сериал»! Хватит травить меня этими байками! Я тебе все равно ничего о нем не расскажу.

Пинчер: Кто он такой?! Зачем он к тебе приходит? Почему к тебе?! А ну говори!

Ню: Нет. Ничего не буду говорить.

Пинчер: (гестаповское освещение) Ах так…!? Детонька, ты что-нибудь слышала про Платона? (хватает Ню, завязывает ей рот тряпочкой, которой Машка забинтовывала ей руку) Ты должна заниматься тем, что любишь, а уж ты у нас известная молчунья! (мерзки смеётся; у Ню сочные, горькие глаза) Говори же! (издевательски) Ну? Не хочешь? Не будешь?! (замечает брошенный на полу паспорт) Ха! А эт-то, что такое? Паспорт? Паспорт! (расхаживая вокруг стоящей на коленях Ню) И  так…(читает) «Генри Илья Николаевич, Др. Зло’стных наук. Пол не установлен, род занятий не определен». Так значит, Др. Генри? Два в одном? И яиц у него, надо полагать, четыре? Ха-ха! Маша, Маша! Нет, ну ты только послушай!

Машка: (подходя с письмами) Слышу, слышу. Симпатичный…

Пинчер: (взявшись с Машкой за руки, кружатся) Щетинистый…

Машка: Молодой…

Машка и Пинчер: Четырехъяйцевый ублюдок! (останавливаются, заливаются смехом).

Пинчер: С пас-пор-том!

Машка: Так значит, он есть на самом деле?

Пинчер: (тыча в паспорт) Он материализовался. Что же, раз у нас есть его документ, значит, есть и он сам.

Машка: (подбирает с пола брошенный Генри жезл) О! (Пинчеру) Молодой человек, распиваем? В не-по-ложенном месте! Пожалуйте документы.

Пинчер: Воот. (отдает)

Машка: А-га… Где прописаны?

Пинчер: (извиняющимся тоном) На Казанском вокзале.

Машка: Что же… эээ… (смотрит в паспорт) Николаев Илья Генриевич, пройдемте со мной.

Пинчер: (канючит) Не-е, не пойду.

Машка: Ан нет, ан вот ин нет! (крутит паспортом у пинчера перед носом) Придется! (обе заливаются смехом)

Генри: (входит стремительно, с чемоданом; свет становится нормальным) Не придется! (Машка прячет паспорт за спину; обе немного опешили и не мешают ему развязывать Ню) Изверги! Насильники!

Пинчер: (выдыхает) Oh, my God!

Машка: Точно-точно! Гад – он и есть гад.

Генри: Цыц! (Ню уткнулась ему в грудь, крепко в него вцепилась).

Машка: А ты не цыкай! Ишь какой…

Пинчер: (передразнивая) Насильники! Ты погляди! А кто мне внучку совращает? Кто ей снится? Кто про мюс-мюссен-гемастурбацию рассказывает?!

Генри: Тише, милая, не кричи. Ты ребенка напугала.

Ню: (тихо, не отрываясь) Я привыкла.

Пинчер: Она привыкла! А без родителей ты жить привыкла? Ведь этот недоносок тебе мать, отец и дед вместе взятые.

Машка: (с испугом) Троица…!

Пинчер: (Генри) Из-за тебя она не с нами. Из-за тебя она замкнулась в себе и считает, что она самая умная! Все ты в её болезни виноват!

Генри: (ласково, поглаживая Ню по голове) Она и вправду гений. 

Пинчер: Хватит и тебя одного такого! Довольно.

Генри: (улыбается, со смешком) Так ты не знала?

Пинчер: О чем?

Генри: Нюша знает все, и все вы зависите от неё.

Машка: Не может она знать все, не может! (достает письма, вскрывает одно) Вот: здесь все её мысли. Хорошо, что мы научили её писать, а? Образование – полезная штука.

Пинчер: Ха, для тех, кто умеет им пользоваться! Читай, Машенька.

Ню: (интонация вопроса в лоб) Ты уверена, что хочешь этого?

Машка: Уверенней некуда (читает) «Генри: (входит стремительно, с чемоданом; свет становится нормальным) Не придется! (Машка прячет паспорт за спину; обе немного опешили и не мешают ему развязывать Ню) Изверги! Насильники! Пинчер: (выдыхает) O, my God! Машка: Точно-точно! Гад – он и есть гад. Генри: Цыц! (Ню уткнулась ему в грудь, крепко в него вцепилась). Машка: А ты не цыкай! Ишь какой… » (На последних словах Машка оседает на пол, Пинчер разражается сумасшедшим хохотом, потом наклоняется к Машке, оказывает какую-то помощь).

Ню: (забирает письма) Теперь вы будете осуждены.

Пинчер:  (в шоке) За что?

Машка: Ты не можешь быть так жестока! Это же негуманно.

Ню: Могу, более того: должна. Я запланировала счастливый конец.

Генри: Чего стоит весь ваш гуманизм? Если слово «человек» и должно писаться с большой буквы, то это буква «Я». Мы с тобой – Яеловеки, а все остальные – козлы. (Задумчиво, почти к залу; свет гаснет, только Генри в круге рампы) Приоткрываю веки. Кажется, все же один. Да и разве в моей коробке не тесно и без того? Естественно, она обита железом. И если какой заразе… Яеловеческий сын. И как антитеза – все для него. (Свет включается на прежний гестаповский).

Ню: (во время её речи люди в масках играют в ручеёк и в «цепи» и т. д.) И вы ещё смеете спрашивать, в чем виноваты! Вы везде и кругом скрываетесь от других и от самих себя. Когда вы трахаете огромными членами очередей двери магазинов, вы думаете, что вас не видно в толпе. Вы прячетесь. Вас скрывает коробка туалета, когда вы засовываете г...но обратно в задницу в надежде продлить удовольствие. Это одно и тоже: вас не видно. И это не право человека на одиночество и покой: это сокрытие своих преступлений. Думаете, что если назвать апельсин оранжевым кругляшом, то вы перестанете быть извращенцами?!

Пинчер: Ты сама извравщенка: вот твои письма!

Ню: Не удивительно, ведь я – твоя дочь и внучка. Есть в кого!

Пинчер: Вся моя жизнь! Вся моя жизнь после твоего появления на свет превратилась в строчки твоих писем! Я вот уже восемнадцать лет живу только в твоем воображении! Где МОЯ жизнь?

Генри: Ты сама отдала её Ню. Что ты подумала первое, что сделала, когда родилась Нюня; когда поняла, что она – гений?

Пинчер: Я… я не знаю. Я растерялась…

Генри: Ты не знаешь и не делаешь ничего до сих пор. Просто сложила руки. Нюне этой ночью исполняется восемнадцать лет, а ты только и делаешь все это время, что проклинаешь её. Потому что она лучше, чище, красивее тебя.

Ню: Извращенка!

Пинчер: Сама извращенка! Ты угробила меня! Похоронила заживо!

Ню: Мазохистка, ты сама дала мне в руки лопату. Как только поняла, что я могу тебя убить: ты захотела стать святой, мученицей. Если тебя кто-то убьет, значит, ты была на самом деле. Поэтому ты обожаешь, когда тебя мучают. (Люди постоянно меняют образ действия.)

Пинчер: Неправда!

Ню: Да? А почему ты каждый раз расспрашиваешь меня, что мне снилось? Почему ты читаешь газеты? Даже в магазине, вспомни, в кассе мясного отдела. Ты подошла к кассиру за квитанцией и сказала: «Выбейте мне мозги и почки»!

Пинчер: Но ведь он же не выбил!

Генри: Было бы что!

Пинчер: Но почему ты-то меня губишь? За что? Просто потому, что ты сильнее? Жестокая девчонка! Ты как ребенок, которому дали в руки автомат.

Ню: Лопату. Я никого не убиваю, я просто хороню мертвецов.

Машка: (вскакивает, со злостью) Так хорони его! Хорони же, хорони! (рвет Генрин паспорт, Генри оседает на пол, Ню его поддерживает.) Не трогай нас, дай нам жить так, как мы хотим. Мы тоже имеем на это право (люди в это время предпочитают убраться).

Пинчер: Ты испортила документ!

Машка: Ничего, напечатаем ещё! Скорее! Мы должны успеть предъявить милиции целый паспорт. (убегают)

Ню: (Некоторое время, склонившись над Генри, осознает реальность его смерти; тряхнув головой, встаёт) Генри… Генри! Умер… (склоняется над ним снова, слушает его сердце) Нет, не может быть, не может! Этого не должно было случиться! Генри, ты не можешь вот так взять и умереть! Ты же бесплотен, как моя фантазия! (пауза) Бесплотен? (с испугом; трогает Генрину грудь, руки) Да ведь все, о чем я думаю, все, что мне снится, происходит на самом деле! Ты ожил для меня. Ради меня! Я не уберегла, не распознала. Профукала. Я пр...ла своего Христа! Генри, Генри, прости. Я не знала, что тебе дадут паспорт. Я его не придумывала! Машка! Проклятая г...едка! Я убью всех вас сию же минуту! (бегает по квартире, ищет бумагу, ручку и баночку с таблетками) Где мое снотворное?! Я их всех поубиваю (находит всё, залезает в кровать; на сцене вечереет, Ню пишет) «Милый Илюша…» (некоторое время молчит, глядя прямо перед собой, затем заливается слезами, плачет надрывно, нервически, в голос. Пока она плачет, на сцене появляются двое человек в масках; замечают Генри).

Один: Гляди-ка, кто это там?

Другой: Не знаю, но вроде бы ему плохо. (Подходят ближе) Слушай, давай отнесем его в больницу? Это не про него писали в «Правде», что он умер?

Один: (наклоняется к Генри, слушает его сердце) Ты прав, но ещё не поздно. Ну-ка, взяли… (поднимают Генри, берут его за руки, положив их к себе на плечи так, что Генри оказывается будто бы распят).

Другой: Ему холодно, наверное. Я дам ему свое забрало. (Хочет снять маску).

Один: Нет, лучше я, а то у тебя воздуха мало осталось. (Надевает свою маску на Генри. Они поворачивают назад, практически спиной к залу, медленно бредут: у Генри волочатся ноги) Эхх, тяжелый прохожий…!

Другой: Ничего-ничего: каждый должен нести свой крест.

Ню: (ничего за своими слезами не видела; продолжает писать) «Милый Илюша… Я не знаю, как тебе об этом сказать, но правда есть правда, какой бы она ни была. Илюша, Генри умер.», (Звук выстрела попавшего Генри в спину. Генри вздрагивает всем телом, как бы волной, запрокидывает голову назад. Двое в масках с криками «Ай, б...я» разбегаются из-под его рук в разные стороны; Генри падает лицом к низу.) «В газетах об этом уже писали, но от кого ты узнаешь, как не от меня?» (Люди выходят с носилками, кладут на них Генри, уносят) «Я была в отчаянии. Да что тут говорить: я и сейчас в отчаянии. Илюша, мы должны расстаться. Я знаю, тебе будет больно и то, что мне не лучше, тебя не утешит. Но пойми: я опасна. Находится рядом со мной, а тем более во мне, просто невозможно. Генри умер, понимаешь: Генри. И, клянусь, Пинчер с Машкой за это поплатятся. Я усну, и их не станет. Только уснуть надо покрепче.» (На сцене темнеет) Тебе нельзя быть со мной, иначе ты тоже когда-нибудь умрешь, а я… я не проснусь. Я не хочу возвращаться в мир, который придумала не я. Он не мой, и я ощущаю себя здесь, будто у Демьяна на ухе. На крючке. Почему меня не спросили: «Нюнечка, не хотела бы ты немного у нас пожить?» И я бы ответила: «А сколько это – немного? Вечность? Две? Пятьсот? Нет, гуляйте, мальчики! Вас так много, а вы не можете придумать вечность! И тратите, тратите свои годики на то, чтобы научиться их тратить!» Но разве меня спросили?! Нет, Илюша, нет! Меня шлёпнули по заднице и сказали «дыши». Дали мне дурацкое имя и потребовали «будь». Илюша, они дают только названия! Ни за одним из них не кроется ничего! Кругом одни слова. Значений нет. В дробях у них только числители. Я хочу домой, Илюша! Я убью Машку с Пинчером, а потом придумаю себе домик, дворик и родину. У меня на родине не будет ни единого патриота, потому что не с кем будет воевать и меряться членами. Там не будет советников, ученых и ученых советников. Там буду только я. Илюша, я знаю, я хотела умереть от оргазма, но во мне наверняка не лучше, чем рядом со мной. Прости, я не буду думать о тебе. Ты в безопасности. (Открывает баночку со снотворным, высыпает на руку таблетки, глотает все сразу. Подходит к ящику и опускает письмо; письмо падает с другой стороны. Ню ложится на кровать и засыпает)

Из зеркала выходит Др. Зло с красной розой. Он подходит к Ню, затем к почтовому ящику, берет письмо.

Др. Зло: Так-так. «Ромео и Джульетта». Ты взрослеешь, Ню. Снова взрослеешь и опять повторяешься (берет письмо за угол и поджигает; оно быстро сгорает) Придется начинать все заново. Но только несколько иначе… (Подходит к столу, берет скотч и заклеивает им щель в ящике, через которую выпадали письма) Ничто не пропадает бесследно, Нюша. (Подходит к ней, берет за руку) Ты моя невеста, Ню. (Целует печать у неё на руке.) Надеюсь, ты не забыла, чего ты хотела? Ты – моя невеста, и сегодня у нас будет первая брачная ночь.

Др. Зло забирается к ней в кровать и ложится сверху, насилует её. Ню во сне отбивается и кричит: «Нет, не надо, нет! Уйди, скотина, сволочь! Я не хочуууу!» Потом она испытывает оргазм и издает блаженный, счастливый выдох, переворачивается на бок и засыпает окончательно. Др. Зло кладет розу рядом с Ню и уходит в окно-кинопроектор. Голос за кадром зачитывает Конституционный Акт. Текст перемежается двенадцатью глубокими ударами часов. В продолжение всего Акта на сцену выходят люди в белых масках. У каждого в руке горящая свечка, каждый кладет на кровать к Ню или рядом с кроватью красную розу. К концу Акта вся сцена полностью заполняется людьми. Вся кровать усыпана розами. Где-то с середины Акта свечи начинают задувать, так что к последним словам единственный источник света на сцене – это кинопроектор. На окне меняются картинки: Др. Зло идет по улице и заворачивает за угол дома. Далее – кадры из его жизни: играющий ребенок, задумчивый подросток, курящий на детской площадке юноша. Так же сцены из исторических хроник (войны, парады, выступления и дебаты). Ещё – кадры из видеозаписи этого самого спектакля, зрительный зал. В конце на экране – космос, там появляется Леонардовский человек (в круге, с двумя парами рук и ног). Исчезает, вновь виден только чистый космос.

 
 Акт Конституционный

Вначале было «было». И «было» было «есть». А есть было ничего и не нужно, потому что не было ничего, кроме «есть». А потом Есть стало скучно, и был поставлен второй стул. Высокий, с перилами. Чтоб не убежал. А оН взял и просочился. И взял-то самое что ни на есть «есть», потому что «было» не стало. Стало быть, оН просочился и растекся. И есть могло сделать его кем угодно, но оН предпочел быть Но. ОН просто был зол на то, что оННо одинаково со всех сторон. За какую ось ни возьмись. Поэтому оН любил менять имена. Так возникла любовь. Впервые. Однажды Но вспомнил оН, т. е. еГо, и полюбил еГо таким, каким оН был, а себя, какой Но есть. У него было есть, и Но был счастлив. Потому что еГо знал, что, как ни назовись, окНо останется собой. Так на секунду появилась и вНовь пропало слово. Слово не меняет сути. А оН знал свою суть и не нуждался в словах. Памяти не было, поэтому ничего не было забыто. Ничего и не было тогда. Всё было есть. И любовь. И только когда Но вспомнил себя оН, т. е. иМ, появилось настоящее «было», настоящая память. Настоящее время. Точнее, прошедшее время. Первое время было прошедшим. Раз оН вспомнил себя иМ, то возникли и те самые оНи, кому. А раз оН вспомнил себя раз, то появилось два, три, мНого. И тут Но поНял. Что два появилось оттого, что оН вспомнил раз, а не само оН. Так появилось сНова. И сНова стало «вначале было». Но от ниХ никуда уже не денешься. Но, от ниХ никуда уже не денешься! НиХ...я. Так появились эмоции. От того, что не деться никуда, не деться ниХ...я, оН испытывал иХ все(Х) поочередно и сразу. Так появились страдания. От мысли, что возможНо куда-то деться, появилось пространство. Откуда же оН тогда растекся в первый раз, и куда – ведь пространства не было. Но ведь, возможНо, это было не первое сНова… Раньше оНи были только в нем. А теперь… А потом… И тогда, может быть… так появилась теория, и оНи перестали слушать еГо. А когда оНи забыли еГо вовсе, появилось давНо. Тем времеНем их мысли стали глубоки, и тогда оН стал дНом. ОНи сами стали выдумывать слова, и когда впервые было произнесеНо «высь», оН сделал её недоступной и поселился там. А оНи были на… на том, что… в общем, оно всплыло само, когда оН растекся в очередной раз. Когда сНова наступило давНо. Но всё кругом было оН. Всё кругом было Но, потому что оНи противоречили сами себе.
И вот когда кто-то впервые подумал о том, что начало предполагает конец, этот кто-то умер. Так появилась смерть. Но обрадовался и стал косить иХ голодом и болезнями, и косил до тех пор, пока оНи не научились истреблять друг друга сами. А оН оставил их и занялся… ничем.

Как-то раз мы с Маллоком летели на космическом корабле выполнять очередное задание Джорджа Лукаса и увидели в иллюминатор пронзенноГо множеством осей старца. Он вращался одновремеННо вокруг каждой оси и повторял сНова и сНова, что «в начале было “было”» было неправильным началом. В начале было есть, и есть было нечего, потому что Ничего Ни в чем не нуждается. Есть только начало.


ЗАНАВЕС
         






Октябрь-Декабрь 2006 г.