Юкка. Гл. 3. Коньяк. 1

Начало см.http://www.proza.ru/2010/01/12/788
          http://www.proza.ru/2010/01/12/1661
          http://www.proza.ru/2010/01/15/114
          http://www.proza.ru/2010/01/16/328
          http://proza.ru/2010/01/17/130
          http://proza.ru/2010/01/17/1543


1
Тамара спустилась по гладким бетонным брускам ступенек и вышла в пустой, гулкий вестибюль, залитый мертвенным светом. И почему в больницах всегда такой неистребимый неуют? Ничто не помогает – ни мягкая мебель, ни ковровые дорожки, ни зелень, пятнистыми языками торчащая из подвесных горшков… Где ж она? А, вот!
Дверь с улицы отворилась, пропуская две фигуры – большую и маленькую.
- Алла, здравствуй, дорогая! – Тамара и Алла светски приложились щеками друг к другу. – Ты как всегда, точна, словно часы швейцарские. А это кто у нас такой большой уже вырос?
- Оленька, детка, поздоровайся с тётей Томой. Ты помнишь тётю Тому?
Алла подтолкнула вперёд маленькую худенькую девочку; из-под лёгких светлых кудряшек чёлки на Тамару остро глянули большие голубые глаза.
- Не помню, – Оленька упрямо стиснула крошечные губки, но, подумав, прибавила снисходительно, бойким писклявым голоском: – Здравствуйте.
- Конечно, не помнишь, – Тамара отчего-то спасовала перед этим не по-детски дерзким взглядом и невольно залебезила. – Когда мы с тобой в последний раз виделись, ты совсем крошечкой была, а теперь вот какая красавица выросла, в школу уже пошла… Нравится тебе в школе?
- Нет, – отрезала Оленька, ещё крепче сжимая губки и всем своим видом показывая, что не намерена принимать заигрывания «тёти Томы».
- Это мы ещё не привыкли к школе, – поспешила вмешаться Алла. – А учителя нас хвалят, мы лучше всех в классе считаем, мы весь алфавит знаем, и русский, и английский, мы читаем лучше всех. Мы способные, нам учиться легко, мы ещё полюбим школу, правда, детка? – Алла покровительственно положила ладонь на узенькое Оленькино плечико и наклонилась, заглядывая ей в лицо. Но девочка досадливо сдвинула бровки и выскользнула из-под руки Аллы.
«Детка». Разве со своими детьми так говорят? За три версты видно, что не свой ребёнок…
- Без тёти Аллы никуда? Не справляются родители? – понимающе спросила Тамара Аллу. Та тревожно забегала глазами и поспешила, подхватив Олю, развернуть её в сторону буйно зеленеющего зимнего сада, упрятанного за стекло коридора.
- Посмотри, Оленька, какой здесь сад прекрасный есть. Помнишь, мы книжку читали? Secret Garden. Таинственный сад. Иди, детка, посмотри, какие тут растения растут – тут и кактусы есть, и пальмы, и плющ как красиво вьётся… Попробуй их узнать, все ли ты растения знаешь, как они называются…
Зимний сад под стеклянным куполом действительно был хорош, и девочка с любопытством в него углубилась, а Алла вернулась к Тамаре.
- С родителями нехорошо, – она озабоченно покачала головой. – Который раз расходятся. Издёргали ребёнка. Оленька стала нервная, дерзит без конца, всё назло делает. Вот сейчас была с ней у психолога в консультационном центре. Сказали: демонстративное поведение. Она боится, что никому не нужна.
- Ну уж! При живых-то родителях, хоть и таких бестолковых, да с такой тётушкой, как ты… Ты о ней побольше иной мамочки заботишься – и музыка, и рисование, и язык, и по всем врачам, и на дачу, и Диснейленд, и аквапарк… Кузина твоя, по-моему, и половины для своей собственной дочери не делает – того, что ты для Ольги делаешь.
Алла коротко и глубоко вздохнула.
- Тамара, ты знаешь, мне не привыкать к людской неблагодарности, но тут я иногда бессильна. Оля холодная какая-то. Жестокая ко мне бывает, просто слёзы наворачиваются.
- Может, замучила ты её этими музыками-танцами? Напираешь сильно?
Алла вскинула брови, пожала плечами и отчеканила твёрдо:
- Если сейчас упустить время и возможности для обучения и воспитания, потом будет поздно. Да, надо и заставлять иногда. Безудержная вольница может дурно обернуться… Ох, дурно… Ты лучше скажи, как Таня? Есть что-нибудь новое?
- Да пока слава Богу… Всё по-прежнему, обследуют. Послезавтра, думаю, уже и отпустят.
- Вот то, что ты просила, – Алла зашуршала пакетами в сумке. – Тёплые носочки, кофта… Щётку, ты говорила – пойдёт такая?
- Пойдёт-пойдёт, отлично, в самый раз… а это что? Зачем ты?..
- Это сок и киви. Конфетки вот. Не знаю, можно ли. Если Тане сейчас нельзя, сама поешь, полакомись.
- Спасибо тебе, Алла, ты у нас вечная палочка-выручалочка. Только фрукты и конфеты забери лучше, Ольгу подкорми. Нам Игорь сейчас лакомств натащил всяких.
- Игорь? Он здесь? – Алла выпрямилась, вскинув голову, и повела сузившимися глазами, словно Игорь мог прятаться где-нибудь тут в углу.
Отношения с Тамариным мужем Алла решительно и бесповоротно оборвала много лет назад, после того злосчастного дня, когда Тамара и Игорь зашли к Алле в Новый год – поздравить. До этого они навестили его родителей, и Игорь был уже порядком нетрезв. В тесной, идеально чистой, «вылизанной» Аллиной квартирке он умудрился учинить мелкие, но возмутительные безобразия: прожёг окурком линолеум на полу, залил красным вином лучшую белую скатерть Аллы, превратив её в пугающее подобие первобрачной простыни… Может быть, именно такие ассоциации и побудили его, затуманенного праздничными возлияниями, вдруг пуститься в наставления Алле.
- Аллочка, – бормотал он, безуспешно ловя её пальцы, чтобы приложиться галантным поцелуем, и роняя пепел сигареты на пол, – ты такая славная бескорыстная натура… такая талантливая… такая эффектная, красивая женщина… мы тебя очень любим…
Он сделал ещё одну попытку поймать пухлую ручку Аллы, но она с непроницаемым видом уклонилась, расставляя потеснее салатники, чтобы посыпать солью кровавое пятно на скатерти. Игорь качнулся, едва не упав со стула, и для равновесия закинул ногу за ногу.
- Но ты понимаешь… Аллочка… на что ты себя тратишь? Кошечки, игрушечки… мягкие… кис-кис… А время тик-так… идёт. И не возвращается! – Он внушительно поднял вверх свой щуплый палец и укоризненно поглядел на Аллу. – Аллочка, ты пойми правильно… но ведь уже и тридцать позади… Ты уже теряешь шансы… Тебе давно пора замуж… Сколько можно сидеть в старых девах? Пора выполнить свой женский долг… родить ребёнка… да-да, придётся… такая ваша женская доля…
Залившись краской негодования, и тут же страшно побледнев, оскорблённая хозяйка дома надолго удалилась в кухню. Тамара виновато последовала за ней, «виляла хвостом», извинялась за мужа… Это, конечно, не его дело – затрагивать такие тонкие, деликатные темы; беспардонная глупость, разумеется, но хмельной ведь, какой с него спрос? Не обращай внимания… Однако Алла не желала делать скидки самозваному наставнику. Она слушала Тамару, закаменев лицом, а потом презрительно сказала: «Мне жаль тебя… оттого, что у тебя такой муж». Провозглашённой жалости в ней не было, одно желание нанести ответный удар. Теперь вспыхнула от обиды Тамара. Её-то за что бить? Будто не она первая страдает от выходок Игоря! Она встала, пошла собираться, и уже на пороге, спровадив мужа на лестницу, сказала, дрожа губами: «Знаешь, не надо меня жалеть…» – и бросилась вниз по ступенькам, унося не сказанное вслух: себя пожалей, ещё посмотрим, какой ТЕБЕ муж достанется, если он вообще будет, и что ТЕБЕ придётся прощать любимому человеку…
Алла вышла замуж, когда ей было уже под сорок, но что именно ей приходилось прощать мужу, не узнал никто. Бесцветный худосочный муж был пару раз «предъявлен» знакомым и друзьям, но оказался настолько неразборчив, невнятен – и снаружи, и внутри – и молчалив, что даже имени его никто не смог упомнить. Вместе с Аллой он не поселился, а года через два как-то незаметно напрочь исчез из её речей, и никто не посмел спросить Аллу, расстались ли они. От этого таинственного замужества осталась только новая фамилия Аллы – Смирнова, но и она никак не хотела запоминаться, и все продолжали называть её Комаровской, а при необходимости после минутного раздумья соображали: «Как же она теперь?.. э-э… кажется, Петрова? Нет, вроде бы Смирнова». И уж конечно, никто не смел заводить с Аллой разговоров об её бездетности.
Неприятный эпизод и взаимные обиды между Тамарой и Аллой были давно преданы забвению, но Игорь навсегда остался для Аллы персоной нон грата.
- Нет-нет, – поспешила уточнить Тамара, – он утром ещё был, минут на десять всего заскочил. Ты скажи, как Лариска? Уехала в командировку? Никого с собой вместо меня не взяла?
- Да нет, пожелала одна ехать. – Алла едва заметно усмехнулась. – Наверное, ей так удобнее. Ведь у неё там, кажется, роман назревает?
- Роман? Какой роман?
Неужели эта дурочка Лариска додумалась рассказать Алке про ночную эскападу с поваром?
- Ну, я не знаю, – Алла пренебрежительно подняла бровь, – она же рассказывала про какого-то космонавта, что ли. Как он был ею сражён в самое сердце. Мне показалось, что её весьма увлекла эта ситуация. Прямо голос звенел. Так веселилась…
- А, этот… что ты. Это старикан один смешной. Из него песок сыплется. Его уже перевели на другую базу, я его и не застала. Напрасно ты так про Лариску…
- Тамара, – Алла полезла в сумку, явно желая переменить тему, – я для Тани подарок принесла. Передай ей.
Она извлекла большой яркий подарочный пакет, усыпанный звёздами по синему полю. Тамара с любопытством сунула в него нос и вытащила большую мягкую лягушку из весёленькой зелёной ткани в мелкий белый горошек вперемежку с жёлтыми кружочками. Брюшко вальяжно выпячивалось жёлтым бархатом; широкая, алая внутри пасть зажимала золотую стрелу; на макушке красовалась проволочная корона; выпученные, томно полуприкрытые глаза были снабжены длинными чёрными ресницами. Вся физиономия лягухи имела высокомерно-снисходительное и сонное выражение.
- Вот это да! Твоё творение? Ну, Алка, ты потрясающая художница! – ахала Тамара. – И что тебе торчать в нашей конторе? Выставку тебе сделали, как обещали?
- В конце месяца будет, – в голосе Аллы удовлетворение и горделивая уверенность: а ты как думала, Тамарочка?
- А с голландцами склеилось? Берут они твоих кукол?
- Похоже, что да, – сквозь нарочитую скромность так и прорывалось ликование успеха и признания. Тамару даже слегка тайно покоробило и удивило чрезмерное это самодовольство. Словно мнение неких случайно подвернувшихся иноземцев важнее и весомее их всегдашних похвал «талантливой нашей Аллочке»… А впрочем, разве она не заслужила право взирать на всё вокруг с высоко поднятым носом?
- Ну вот видишь. А ты прозябаешь в нашем болоте. Можешь валюту лопатой грести.
- Не всё так просто, Тамара. Конкуренция…
- Алка, ты молодец. Прославишься вот в мировом масштабе, а мы будем твои авторские куклы когда-нибудь на Сотби продавать. Такая роскошь… Настоящая царевна-лягушка…
- Нравится? – Алла довольно улыбалась. – Я ей на праздник приготовила, но думаю, сейчас нужнее будет. На праздник ещё что-нибудь сочиню.
- Спасибо тебе, Алла, вот крестница твоя обрадуется! Таньке это сейчас особенно кстати, утром ревела… – Тамара осеклась.
- Плакала? А что такое? Почему? – всполошилась Алла. – Опять боли были?
Нет, с Алкой такие вещи лучше не обсуждать.
- Да нет, пустяки… Устала просто от больницы.
Когда родилась Таня, Тамара позвала Аллу в крёстные, и та с воодушевлением, иногда чрезмерным, играла эту роль, держа за образец сказки Шарля Перро и братьев Гримм. Крестница должна была «прехорошенькой» куколкой мирно покоиться в пышной пене кружавчиков, а добрая и всемогущая фея-крёстная неслышно и легко склоняться над её кроваткой, незаметно оставляя драгоценные подарки и исцеляя от всех недугов одним своим прикосновением. Несколько раз в год, по праздникам, этот спектакль удавалось кое-как сыграть, но в обычные дни всё это с трудом сочеталось с буднями ухода за грудным младенцем. Обкаканные ползунки. Описанные одеяла. Размазанное по своей и чужой физиономии мясное пюре. Истошные вопли из-за газов в животе и газоотводная трубочка в попе… И так далее, и так далее.
Потом Таня подросла, и всё меньше и меньше соответствовала образу благовоспитанной и кроткой добродетельной принцессы, благоговейно принимающей дары ласковой феи-крёстной. Буйная Таня не желала пристойно сидеть, смирно сложив на коленях ладошки и делать книксены. Она орала низким басом, визжала, дралась, лезла во все дырки, хватала без спросу, ломала и портила всё подряд. Фея-крёстная пыталась крепиться и терпеть, но к приходу крестницы стала прятать в шкаф свои игрушки и поделки. Кризис наступил, когда Таня победно ворвалась в комнату к взрослым, таща за хвост, унизанный браслетами, лучшую работу Аллы – трёхголовую Мышильду из «Щелкунчика» – и радостно завопила:
- У вас в шкафу чудище-юдище!!
Тамара в ужасе бросилась к дочери, но Таня взвизгнула в полном восторге, взлетела на спинку дивана, оттуда на сервант – все тонкие статуэтки и любимые Аллины вазочки разлетелись осколками – сиганула, наконец, под самый потолок на шкаф и уже оттуда, не выпуская из рук «чудище», отбивалась от матери ногами…
Алла отступилась от крестницы, оскорблённая в своих лучших чувствах. В Тане ей мерещились силы зла и разрушения. Мир не желал жить по сценариям любимых сказок Аллы. Что ж, тем хуже для мира, скорбно решила Алла. Но только она, Алла, не предаст свой, волшебный мир – мир детских сказок, не поступится принципами, а будет твёрдо и неуклонно следовать им, стараясь своим примером заронить в души заблудших хоть капли того, что она, Алла, почитает за несомненное добро.
И фея-крёстная каждый праздник неизменно дарила крестнице собственного изготовления кукол-барышень в роскошных локонах и «принцессинских», как говорила Таня, платьях, кукольные домики, открыточки с городами в островерхих крышах из андерсоновских сказок, лошадок в забавных остроносых сапожках, кошечек в бантиках на шее и с бубенчиками… Её как-то мало интересовало, что Таня выросла, что ей четырнадцать, что она носит тяжёлые бутсы на толстой подошве, красит волосы то в малиновый, то в синий цвет, гоняет с мальчишками на скутере и «фанатеет» от «Формулы-1». Пусть знает неблагодарная, «неправильная» крестница, что крёстная терпеливо ждёт её преображения из лягушки в благовоспитанную принцессу и верит в это преображение – ведь это лучшая доля для любой девицы…
Ну, а пока Таня будет преображаться по схеме феи-крёстной, Алла вознамерилась все силы бросить на новый объект – племянницу Олю. Один даже внешний вид Оли внушал Алле надежду взять реванш за педагогическое поражение в деле воспитания крестницы. Таня всегда была голенастой, резкой, хриплоголосой. Оля – хрупкий эльф с тоненьким голосочком и ангельским личиком, обрамлённым золотыми волосами. Ну просто готовая принцесса! Вдохновляло Аллу и казавшееся ей несомненным фамильное сходство – Алла сама всю жизнь была золотоволосой, и много лет не меняла причёску: густая чёлка надо лбом и рассыпанные по плечам кудри. Ей нравилось, когда Олю принимали за её дочь. Но общей на самом деле была только масть: златые власы, небесно-голубые глаза и нежная фарфоровая белизна кожи. Чертами же лица и телосложением они были разительно не похожи. Стройная Оля с тонким иконным личиком казалась уменьшенным взрослым человеком; Алла к своим сорока пяти годам напоминала состарившегося пупса – грузное тело, маленький вздёрнутый носик, зажатый толстыми круглыми щёками… Пупсы не вырастают в эльфов, и наоборот тоже: разная порода.
Из зимнего сада торжественно появилась Оля; в её соломенных волосах огненно полыхал огромный цветок. Тамара и Алла в ужасе уставились на неё.
- Оленька, детка, где ты это взяла?!
- Там кактус цветёт, – пояснила Оля и горделиво откинула голову. – Правда, мне так красиво? Я в стекло посмотрелась.
- Детка, немедленно это сними, – тихо зашипела Алла, – эти цветы нельзя брать.
- Почему нельзя? – нахмурилась девочка. – Вы же сами говорили, что я принцесса, а принцесса должна быть вся в цветах!
- Мы купим тебе другой цветок. А эти цветы должны здесь расти, для больных детей. Они не могут выходить на улицу, это у них единственная радость… Дай сюда цветок, детка, – Алла протянула руку к цветку, но Оля отпрыгнула и заявила капризно:
- Не отдам! Это мой! Не смейте трогать!
- Оля, – вступила в переговоры Тамара, – сейчас придут медицинские тётеньки и станут нас всех сильно ругать. Цветок отнимут, накричат и выгонят на улицу – и тебя, и тётю Аллу, и меня, и Таню. Иди обратно и тихо-тихо положи цветок там, где взяла. Поняла? Ты очень красивая с этим цветком, но чужое брать нельзя.
Оля поглядела исподлобья, посопела и, развернувшись, нехотя скрылась в зелени сада. Тамара и Алла молча переглянулись. Девочка вернулась насупленная и независимо встала поодаль.
- Детка, – строгим голосом начала Алла, – это был плохой поступок. Надо его исправить хорошим. Ты помнишь, что мы с тобой хотели приготовить для Тани? Ты хотела подарить Тане книжку. Где она лежит? В твоей сумочке. Ну-ка давай её достанем. Вот она. Прочитай тёте Томе, как называется книжка. Покажи, как мы с тобой хорошо научились читать. Ну, давай… «Средневековые…» Первое слово трудное… «Средневековые легенды…» Ну, детка, что же ты?
Оля схватила книжку и задыхающимся от злости голосом проговорила:
- Не хочу я ничего дарить! Не буду! Это моя книжка!
Прижав книжку к груди и низко наклонив голову, Оля нырнула обратно в зимний сад.
- Оленька! Детка! Куда ты? Так нельзя! Как тебе не стыдно!.. – Алла ринулась за ней следом и вскоре вытащила Олю за руку. Девчонка брыкалась и ревела в три ручья, оглашая вестибюль ноющими звуками.
- Алла, уводи ты её поскорее, и книжку ребёнку оставь ради бога… Спасибо тебе за всё.
- Ты извини… она нервничает… так неудачно… – бессвязно бормотала Алла; щёки её раскраснелись до свекольного цвета. – Звони, если что! – выкрикнула она напоследок, вываливаясь на улицу в борьбе с ангелочком, который внезапно обернулся бесёнком.
Господи, до чего ж она деревянная. Детка, хороший поступок, плохой поступок… Что-то не дают всходы Алкины «посевы добра». Замучила девчонку своими назиданиями. Чем насильно «взращивать добро», лучше бы просто любила…
Мобильник трепещущим звуком просигналил о пойманной сообщалке. «Тамара, приветствую! – писала Лариса. – Как у вас? Что Татьяна?»
«Ничего не нашли, – отвечала Тамара, – послезавтра надеемся покинуть узилище. Ты-то как? Трудишься? Как справляешься без меня?»
«Дела идут, но как-то вяло – кажется, я заболеваю, простудилась, наверное, раньше вернусь. Терзаюсь из-за повара – дурно себя вела…»
Эге! Чего и следовало ожидать. Пала-таки без товарищеского присмотра. Идиотка. Теперь будет самоедством заниматься сто лет и ныть без толку. Строить из себя павшую и оскорблённую невинность. Ох, тоска. Ведь за сорок бабе перевалило, а всё не умеет отличить стоящее от нестоящего. Ну, проявила слабость – с кем не бывает? Чего терзаться-то? Зачем? Неконструктивно. После драки кулаками не машут. Забыть, как и не было, «удалить файл». Лучше бы в инете порезвилась, здоровее бы была, и телом, и душой. Так нет, подавай ей всё всерьёз, не понарошку. Полная дурочка… Тамара набрала: «Терзаться брось, надо встряхнуться, а то уже мхом покрылись от праведности».
«Спасибо на добром слове, мне и поговорить не с кем» – прилетел от Лариски финальный жалкий стон.

(Продолжение см.http://proza.ru/2010/01/20/116)