Провинциальный рок н ролл

Иллюстрация: Ultraizo
 
               
ПРОВИНЦИАЛЬНЫЙ РОК'H'РОЛЛ: ГАВАЙСКАЯ ГИТАРА
               
   С рок-музыкой в карельской провинции в шестидесятых годах было не очень. Фактически в начале десятилетия её не было. Из-за соседнего забора доносилось:

 "Ландыши, ландыши. Светлого мая привет..."

   Гитара в те годы была тривиальным, ничем не примечательным музыкальным инструментом и ассоциировалась с опереточными персонажами.
   Что такое эффектный гитарный звук в районном городке Эм-ске узнали в 1965 году. Нет, не на концерте бит-группы (это была  редкая птица на просторах СССР), а во время представления... цирка.

   Да да, это был обычный, гастролирующий по градам и весям цирк на сцене. Выступление артистов проходило в новом, только-что отстроенном, просторном, двухэтажном Доме культуры. Выкрашенный в ярко-песочный цвет, с белыми, классическими колоннами парадного входа, он заметно выделялся на фоне тусклых бараков и частных домишек. (Дабы подчеркнуть культурное значение сооружения, строители понаставили и внутри изрядное количество и колонн и пилястр).

  Концертный зал почти на 700 мест в обычном порядке приветствовал незамысловатые номера циркачей, пока в конце первого отделения на сцену не вышел артист в пиджаке с блестками и серых брюках. В руках он бережно держал лакированную, с широкой декой, желто-кремовую гитару.
   - Гавайская гитара - кратко  был представлен и номер и инструмент.

   О Гавайях зрители имели смутное представление, но экзотическое название запомнилось.

   Музыкант расположился на стуле у рампы, провел по струнам и после многозначительной паузы в зале раздались очень непривычные, то игривые, то плачущие, пронзительные звуки.
   Зал притих... Вот это да...
   Впечатление от новой, необычной музыки было сильным.
   Необычным явилось и то, что музыкант держал инструмент, как заправский гусляр: плашмя на коленях.

Гитара рыдала и вибрировала всеми фибрами своей фанерной души. Никакому эпическому Вяйнемяйнену или Бояну не угнаться было со своим убогим инструментом за этим музыкальным волшебником.

   Перебрав на струнах несколько тем и коротких пьес, артист мастерски оборвал выступление, поклонился, сорвал аплодисменты и, удовлетворенный произведенным эффектом, гордо удалился.

   - Здорово!.. Школьники, основные зрители представления, остались довольны... Ещё бы: ничего подобного они в жизни не видели...

   А весь этот музыкальный фокус с гитарой заключался в том, что наряду с медиатрами использовалась небольшая металлическая пластинка (или трубка), которой водили по грифу гитары, добиваясь пронзительного и вибрирующего звучания.
   Однако, смотря на нынешнее положение, гавайская гитара, несмотря на все эффекты, не прижилась ни в Советском Союзе, ни в Европе. Относительно популярна она только в Центральной и Латинской Америке. Иногда её использовали в своих концертных выступлениях Карлос Сантана*, Виктор Зинчук и другие виртуозы гитары.


ПРОВИНЦИАЛЬНЫЙ РОК'H'РОЛЛ: ТАНЦЫ-ШМАНЦЫ
               
   Так впервые эмчане приобщились к новому, «историческому" звучанию. И хотя волны новой музыки докатились до края Калевалы не сразу, однако, бум электрической музыки был не за горами. А пока, кроме второсортных гастролеров, на сцене ДК резвились баянисты, певческая самодеятельность и танцоры.
   По особо торжественным случаям в концертном зале звучали оратории и партийные гимны. После гимнов на сцену бодро выходили декламаторы и "жгли глаголом сердца" у празднично одетой публики. Ничего западного на концертах, кроме произведений давно умерших классиков, которые не могли уже высказаться в антисоветском духе, конечно не звучало.

   На танцах властвовали баяны, струнно-духовые инструменты и допотопные радиолы с пластинками на 33 и 78 оборотов. Ни о каких диджеях не было ни слуху. ни духу. Пластинки переворачивались под надзором администрации ДК. Малолеток и шибко нетрезвых на пляски не пускали.
   Малолетки или, проклиная билетеров, топали домой или пялились, несмотря на дождь или мороз в широкие окна на веселящихся старших, или мыкались у массивных (чуть ли не министерских) дверей Дома культуры. Тут же хороводились безбилетники, просто любопытствующие и те, кто накачался спиртным еще до проникновения в ДК.
   Чтобы сдержать у входа напор разгоряченного молодняка требовалась недюжинная сила и невозмутимость. И такие люди находились. Конечно, женщины. Мужчины на такую нервную работу не шли. Пойти вышибалой в ресторан - другое дело.

   В летнее время танцы переносились в городской парк, который находился в низине на берегу озера.
   Место, надо сказать (в сравнении с обилием близлежащих карельских болот, непролазных чащоб и кустарников) было шикарное.
   Асфальтовые дорожки, целых два деревянных моста, причудливая излучина реки с крутыми берегами, вековые деревья, лужайки, двухкилометровый пляж с чистейшим кварцевым песком и курортный вид на залив.
   В тени гигантских, разлапистых сосен, чудесным образом переживших войну и нужды индустриализации, там и сям расположились пестрые аттракционы, открытая эстрада, она же танцплощадка, летний буфет со столами и лодочная станция.
   Досадно портили эстетическое впечатление от этой красоты полузатопленная ржавая баржа посередине пляжа и канализационный сток прямо у входа в парк.

«Стоит статуя в лучах заката...»
               
  Ещё одним смазанным украшением была, аккуратно покрытая серебрянкой парковая скульптура. Изваяния партийных деятелей благоразумно в парке отсутствовали, зато в наличии были другие сюжеты: пловчиха, готовая нырнуть в песок перед заболоченным устьем реки; атлет арийского типа с каменным выражением лица; девушка с веслом (как раз напротив канализации) и целая жанровая нравоучительная скульптурная композиция с медведями у танцплощадки.
   К большому неудовольствию администрации парка скульптура, несмотря на свой железобетонный характер, оказалась недолговечной. Сначала, конечно, выломали весло. Потом рога у парнокопытных. У тех, у кого нечего было выломать, ваксили углем и мазутой интимные места.

   Другим развлечением для удали и немерянной силушки были драки. До, во время и после танцев. У многих сорвиголов считалось, что если ты "не настучал кому-то в бубен", то, считай, выходные пропали зря .
   Драки и приставания с почти обязательным «дай закурить», стали обыденным, рутинным явлением. И что характерно: особенно сильно метелили публику ни где-нибудь, а именно в Доме культуры и в Парке культуры и отдыха. Вероятно, для более свежего и острого восприятия культуры.
   В ДК драки проходили, начиная с танцзала и кончая туалетом, благо, между этими двумя точками располагалась широкая лестница - можно было где развернуться. Дерущиеся то катились кубарем вниз, то, наоборот, выплескивались вверх, но, обычно дело ограничивалось одним туалетом, после чего большая часть участников потасовки, живо обсуждая свои подвиги, гордо поднималась в зал, а меньшая часть, прикрывая опухшие "репы", больше уже не рисовалась у сцены с ансамблем.
   В парке в моде были драки с рейками от заборов, скамеек и наглядной агитации. Молодежь явно считала каждую новую скамейку «архитектурным излишеством» и постоянно ломало их, «благо», в райцентрах скамейки делались не из цельного дерева, а из толстых реек и не сплошь, как, в крупных городах, а с промежутками, из-за чего рейку легко было выломать.
   В преддверии драки знатоки давали советы неопытным драчунам где и как раздобыть в парке "подручный материал".

«Давай не будем, а если будем, то давай...»
               
   Летом драки были грандиознее зимних. В начале 70-х массовые драки уже не были редкостью.                  
   Основными "враждебными силами" в Эмске являлись Заводская улица и поселок Труда. Танцы в клубе лесозавода были не очень популярны, заводские тянулись в парк и ДК, находившиеся на границе поселка Труда и конфликты были неизбежны.
   Целые "хороводы" диаметром метров за восемьдесят двигались в сторону Заводской и обратно. В такие моменты милиция куда-то девалась, предпочитая отыгрываться на алкашах и хулиганах в единичном количестве.
   В целом, менты не мешали горячим головам молотить на танцах друг-дружку; вероятно они считали это невредным занятием для молодежи.

   Столкновения между пацанками отличались визгом, растрёпанными причёсками и расцарапанными лицами.
   - Это кто ...? Я?! Ах, ты, ...! - и в ход шли шпильки и ногти с маникюром и без.
   Кавалеры, обычно, дипломатично не вмешивались в заваруху и ухмылялись, довольные бесплатным представлением.
   Впрочем, такие стычки были не часто.
 
   Сами же танцы в парке проходили на прямоугольной деревянной площадке со сценой с двумя помещениями для выступающих. Освещение из-за белых ночей большую часть лета не требовалось. Курить на танцплощадке запрещалось. Курили втихаря у ограждения, сплавляя окурки между реек забора.
  Нередко безбилетники, потратившие последние гроши на "вермуть", перемахивали через трехметровую ограду; частенько срываясь вниз, прямо на публику, но в большинстве случаев их выпроваживали билетёры. Другим способом просочиться на пляски была давка у входа, но и этот способ обычно не срабатывал. И всё равно желающих оторваться на халяву под музыку никогда не убывало.

   Танцы открывались вальсом, потом упор шёл на танго, эстрадный медляк и твист (на пластинках, которые крутили на танцах, советский твист "Чёрный кот", "Последняя электричка" и другие, были без электрического сопровождения гитар, ограничиваясь одним оркестровым звучанием).
   Научиться танцевать незамысловатый твист, в отличии от классического вальса, было несложно - достаточно вспомнить известную сцену из кинофильма "Кавказская пленница", в которой Евгений Моргунов растирает ногами два окурка. Обычно нескольких попыток перед трюмо, с подсказками дружков, освоивших танец, вполне хватало на то, чтобы не тушуясь выйти на танцпол.
   «Более продвинутая» молодёжь крутила твист в несколько акробатической манере, более вычурно дрыгая зауженными брюками, мотая причёской («утиный хвост», «ёжик»), прогибаясь и приседая. Некоторые индивиды доходили до такого совершенства, что любо-дорого было смотреть. Но это были «штучные специалисты», обычно приезжие из столичных городов. Чтобы хорошо танцевать, надо было жить этим. Поэтому местный вариант быстрых танцев оставался более пресным и сводился у многих просто к топтанию на месте.

   На некоторое время танцплощадки захватил новый крик моды - шейк (shake-встряска, шок, дрожание). Это было уже явно разлагающее западное явление. Танец исполнялся в совершенно отвязной манере. Тело ломалось в трансе назад и вперёд и по радиусу.

                    Ма бэйби даз зэ хенки-пенки.
                    (My baby does the hanky-panky**).
                («Моя милашка заводит шуры-муры» - если перевести на русский)

   «Отсталая общественность» сбивалась с ритма и в изумлении глазела на эквилибристику агитаторов нового стиля.

                    Ма бэйби даз зэ хенки-пенки...

   - Мамочки... - стонали пожилые представители администрации - Что это за конвульсии?! Кто поставил пластинку?!! Куда дружинники смотрят?!!!

   Зал гудел как растревоженный улей. В худшем варианте народные дружинники оперативно прекращали это безобразие, скрутив распоясовшихся стиляг, а в ещё более экстремальном варианте, не дожидаясь вмешательства официальных силовых структур, добровольные «дружинники», разгорячённые плодово-ягодным вином и «отсутствием толерантности», наминали бока зарвавшимся извращенцам (от слова «вращаться»).

   Со временем на шейк стали смотреть более снисходительно и спокойно, тем более, что он не получил широкого распространения, в отличие от твиста, и мода на него прошла.
 
   Отношение к новым западным танцам всегда было негативное в провинции (и не только). Ответственные за проведение танцевальных вечеров норовили переключить публику на более приличные и проверенные танцы, но вальсы умели танцевать считанные единицы, а какие-нибудь польки и шлягеры десятилетней давности молодёжь танцевать не хотела...

   На школьных балах и танцах эта западная распущенность и разврат были полностью неприемлемы и рок-н-ролл  на школьных тусовках совершенно не катил.

   Да что там рок-н-ролл? В школе первое время запрещалось писать в тетрадях, появившимися тогда в продаже, шариковыми ручками (но всё равно неспешная чернильная каллиграфия была обречена). Ученицам настоятельно не рекомендовали приходить в учебное заведение в брюках, а ученикам - в модного раскроя штанах. Сначала, в не получивших большого распространения, в дудках, а потом - клёшах (в 70-х годах - вплоть до экстремальных размеров). Такое же неприятие вызывали и длинные волосы.

   В те же годы старшеклассницы ходили в школу в форме гувернанток вплоть до получения аттестата. Из украшений допускались только бантики и гребешки.

«А помнишь, дядя, ведь не даром, твоя жена с подбитым глазом к разводу подала... »

   Отсутствие пионерского галстука или комсомольского значка считалось нарушением дисциплины. Как компромисс разрешалось засунуть концы галстука за верхний край одежды, что многие и делали, а за дверьми школы галстук и значок благополучно перекочёвывал в карман или портфель (из-за отсутствия полиэтиленовых пакетов, как таковых, старшеклассники ходили с портфелями, как молодые бюрократы, - не пойдёшь же с авоськой - засмеют).

   Уроки пения в школе совсем не котировались... Нотная грамота для большинства учащихся была полной галиматьёй. Ни о каких современных популярных песнях не могло быть и речи. Мучения с азами пения и прочими до-диезами продолжались до тех пор, пока очередная учительница-"певичка" не уходила в декрет или на другую, более престижную работу.
   Ученики были не против и вместо классического репертуара внимали совсем другим «народным песням»:

     ...Они пошли туда, где можно без труда
        Достать и женщин и вина.
        Где пиво пенится, где люди женятся,
        Где юбки стильные трещат по швам...
 
               или:

     ...Там сидела Мурка в кожаной тужурке,
        Из кармана виден был наган...



Продолжение следует...
Приложение:

* CARLOS SANTANA

 КАРЛОС САНТАНА. Знаменитый американский гитарист, певец и автор песен. Родился 20 июля 1947 года в Аутлан-де-Наварро. Основатель группы  SANTANA (1966 г. Сан-Франциско), сочетавшей в своей музыке элементы латиноамериканских мелодий, рока и блюза.

**  Tommy James & The Shondells - ''Hanky Panky'' - 1966. Песенка, написанная ещё в 1963 году Jeff Berry и Ellie Greewich из группы The Raindrops. В 1966-м Томми Джеймс с группой перезаписали её в Нью-Йорке на Roulette Records в каноническом варианте. жгли глаголом сердцаподручный материал