Эх, гуси, гуси... Часть3

На посиделки.
         Вопросы товарищей по оружию заставили Дмитрия вернуться в памяти к тому времени, когда они с Машей только познакомились. Воспоминания о доме нахлынуть волной, которая заполнила всё его существо и переключила сознание на события больше, чем двухлетней давности.       
Несмотря на тёплый август, у него перед глазами вдруг встала студеная,  октябрьская,  тёмная, деревенская улица в Нижней Добринке тысяча девятьсот шестнадцатого года.
Лунная ночь. Лёгкий морозец. Улица слегка освещена светом из окон домов, в которых где горят под потолком керосиновые лампы, где  свечи, а где только лампадки возле икон.
 Под сапогами Митяя скрипел тогда первый, выпавший снег, а вдали за православным храмом, возле которого горели жёлтые фонари, приветливым светом светились окна большой избы дьяконицы Комарихи. Посиделки этим вечером были сговорены у нее.         
Митяй шёл не один. Он едва поспевал за тощим, длинноногим Егоркой, своим троюродным братом, который был годом его старше. Под стареньким зипуном тот держал балалайку, сберегая от снега.
 В северном конце деревни, когда наступали холода, посиделки   собирались в четырёх избах по установленной очереди.  У стариков Косоротовых, у татарки Фирюзы, да и у  шорника Василия Гмыри Митяй не раз уже был, а к Комарихе шёл впервые. Тот период в жизни, когда каждого парня девушки начинают волновать, уже для него потихоньку наступил.
 Ведь для деревенского парня в те поры посиделки - это не просто место, где собирается молодежь, где интересные истории рассказывают  да со сверстниками песни поют. Это еще и  возможность пообщаться с девчатами, сплясать с ними, глядя в блестящие от слегка выпитой бражки глаза, прижаться ненароком в кадрили к разгоряченной щеке или тугой груди. Там, на посиделках, в деревнях по всей Руси и науки галантные проходили, там и невест выбирали. Были и летом гуляния. Девчата все вместе, за ними парни гурьбой, но это было все же больше любование издали, там больше присматривались только друг к другу. А вот посиделки -это совсем другое дело.
 Попасть на посиделки - это было здорово. Это уже  будоражило кровь Митяю, больше чем кулачные бои. Каждый раз, с тех пор как Егорка отвёл его туда впервые, он ждал посиделок с нетерпением.
Егорка на посиделках везде был желанный гость, даже в другом конце деревни парни его не трогали и откупного не требовали. Будучи из бедной семьи, Егорка не мог угнаться за другими  в праздничной одежде. Хорошо хоть рубаху новую из кумача мать справила. Все же сыну восемнадцать стукнуло, не сопляк уже. А на другое, где взять? Дай бог до следующего хлеба дожить, по миру не пойти. В работники ведь его  не больно-то брали.
 Хиловат Егорка был здоровьем: и сложением в отца пошел, и от недокормицы, а потому выдыхался быстро.  Какой на земле с него работник в наймах? Но сметливостью и способностями бог его не обидел. В приходской школе всегда он был из первых - хоть по письму, хоть в счёте, и голос бог дал ему звонкий, и слух тонкий. Всё, бывало,  после церковной службы, как певцы с клироса расходились, старенький священник приходской, отец Михаил, Егорке две-три просфорки даст, да с напутствием: «Это тебе, Егорий, за способности. Придёт и твое время. Нос не вешай. У бога всего много. Найдется и для тебя в жизни радость, но искать ее надо самому».
 И Егорка искал. Понимал он,  что в хоть в ребячьей ватаге, хоть на посиделках с девчатами,  с его одёжкой и тощим телосложением он  не будет в равных.  Даже может стать предметом постоянных насмешек, если в чем-то не выделится из всех. Так, скрипя зубами и упираясь над учебниками, обошел он почти всех в школе в учебе, как преуспел в церковном хоре на клиросе.
 На посиделки музыкантов пускали без взноса, да и на свадьбе или именинах человек,  играющий на инструменте, был всегда в почете.    Первый музыкант, это ясно, что гармонист. Только где же было Егорке гармонь взять,  при их-то житье горемычном. Игру на гармони он все же освоил быстро. Когда гармонист на свадьбе либо на крестинах уставал, а то и нагружался вином так, что пальцы в нужные кнопочки не попадали, Егорка мог заменить такого легко.
Музыкальные способности и постоянная практика на чужом веселье позволяли ему использовать все  возможности самых разных гармоник,  будь то тамбовская ливенка, рязанская тальянка, татарская гармошка «казанча»  или немецкая  хармоншпилер фабрики «Hohner».
 Однако, что за музыкант без своего инструмента? Выпросил он в прошлом ещё году у деда Митрохи старенькую балалайку и всё лето и премудрости игры на ней осваивал, и помогал ему общественную бахчу охранять.
К осени Егорка уже мог соревноваться с самыми известными балалаечниками деревни, не только перенимая их игровые коленца, но и сочиняя свои.      Ясно, что на посиделки его звали загодя. А на тех, где Егорка играл, народу всегда было побольше и побогаче. 
Егорка, бывало, и раньше с собой его звал, а  Митяй - то по хозяйству занят, то на кулачках  ему под глаз фонарь подвесят    или губу расквасят - куда уж тут пойдешь.
Да и мать, известная своей прижимистостью, видно, после смерти мужа туговато ей пришлось, больше двух копеек на воскресенье не давала. А что  такое две копейки семнадцатилетнему парню? С одеждой, правда, она не скаредничала.
 Больше, конечно, Митяю от старших братьёв переходило, из чего они уже повырастали, но и с обновами грех было обижаться. Мать его  не раз приговаривала: «Принимают-то по одёжке, да по обхождению. Провожают, верно: по уму, дак ведь, могут и на порог не пустить ум-то показать. Дети мои все должны быть справные, что парни, что девки. Мы не голытьба какая-нибудь. К нам завсегда с уважением».  Что-что, а  Евдокся Кирсанова и хозяйством, и всем семейством управлять умела.   
   Шли хлопцы спешно. На ходу _Егорка делился впечатлениями от предыдущих посещений Комарихиных посиделок.
- Там мне больше всего  нравится, - говорил он. - Ты не жалей, что потратился.  Во- первых, Комариха не бражки, а вишневого винца наливает. От него весело, и  вкусно, и голова наутро не болит. А потом,  сени_у нее какие.
- Да что сени-то?
-Ну, Митяй, ты и тютя.
-Схлопочешь по сопатке, узнаешь, какой я тютя.
-Да не журись ты. Ты вот лучше скажи, за титьки девок тискал? А под подолом у них шарил?
-Нет, толком еще. Так только, пока полечку или падеспань танцуешь, так и приобнимешь, да не за бока, а вроде чуть повыше.
- И хорошо ли?
-Аж, дух захватывает. Как будто на санях с горы летишь. Да только девчата сразу по руке  шлёпнут. А то вот на прошлых посиделках Дуняша Старовойтова и вовсе танцевать со мной перестала.
-Так ты ж при всех её облапал, что о ней другие- то парни подумают. Ей ведь замуж выходить. У Комарихи, поэтому совсем другое дело. Два-три танца станцуешь -  и с девчонкой в сени, чтоб остудиться, подышать, а вот тут-то и титьки у нее погладишь или по попке, а то и поцеловать какую удастся.
- Что, ни от одной отказу нету?
- Дак, ты же не безглазый. Пока танцуешь, ужели  не видно,  люб ты ей,  али нет?
-И то верно.
                Комариха.
Подталкивая друг друга и похохатывая,  парни подошли к забору заветной избы, в которой ярким светом горели все окна. Слышно было, как пиликает гармошка, время от времени перебиваемая взрывами заливистого смеха.
- Снег стряхни, - шепнул Егорка Митяю, кивнув головой на веник,  стоявший у порога. Митяй обмахнул свои начищенные сапоги, а Егорка свои заплатанные, но так же сиявшие от ваксы чеботы, и приотворил входную дверь, которая коротко брякнула колокольцем. 
Они поднялись по высокому крыльцу, прошли через просторные сени и открыли тяжёлую дверь в горницу.
- Здорова будь, Елизавета Апполинарьевна,- поклонился хозяйке дома, дьяконовой вдове, Егорка. – Пустишь ли двух добрых хлопцев погреться? А то продрогли мы, ужас как.
Митяй сдернул картуз и тоже поклонился ей, потом на всякий случай поклонился налево, где на скамье вдоль стены сидели нижнедобринские хлопцы, почти все с  их, Пореченского конца, того же, что и он, возраста, хотя были среди них и чуть постарше. Потом поклонился направо, вглядываясь в колеблющийся от керосиновых ламп полумрак избы. Там на такой же скамье сидели девчата, кто с вязаньем, а кто рушники вышивал. Двое шерсть пряли с веретёнцем. Одна, русоволосая, крутила ногой прялку и пряла овечью шерсть, сматывая ее в клубки,  явно гордясь, что умеет это делать.
 Не забывая о своем рукоделье, девчата вполголоса переговаривались, делясь новостями и перенимая у подруг новые способы вышивки или вязания. Иногда вдруг запевалась незатейливая деревенская песня.  Приход наших двух молодцов не остался незамеченным.  Девчата, поглядывая в их сторону, стали между собой перешептываться, прикрывая рот и посмеиваться. Митяй от смущения повернулся от них и наткнулся глазами на иконостас, возле которого теплилась лампадка.  Не сумев разглядеть, что там за образа, на всякий случай перекрестился.
- Чего ж не пустить-то, если добрых, - усмехнулась, оглядывая их, дородная хозяйка лет сорока, с озорной искрой в карих глазах.- Проходите, будьте ласковы.____
Широкая, почти до пола темно-синяя юбка, с выглядывающими из-под нее изящными__ лаковыми полусапожками на каблучках,  выдавали в ней женщину, которая весьма следит за своей внешностью. Об этом же говорила и новая, приталенная кофта белого цвета в мелкий синий горошек, подчеркивавшая полную грудь, с обтягивающими рукавами,  сшитая по фигуре, на манер как у казачек. Толстая каштановая коса ее,  была умело уложена вокруг головы и заколота на шпильки с блескучими камушками, в ушах посверкивали рубиновые сережки.
– Ну, с чем пришли?
- Я с музыкой,- весело отозвался Егорка, доставая из-за отворота заплатанного кожушка свою балалайку.
-А ты с чем? – повернулась к Митяю Комариха
 - Вот, это Вам, - протянул ей Митяй медный пятак,  - а это обчеству, - и положил на поднос два кулька: один с леденцами «Ландрин», только появившимися в продаже в Жирнове, а другой с орехами.
 Всю пятницу, чтобы это купить, он таскал мешки с пшеницей на мельнице у Фридриха Бореля, богатейшего немецкого колониста, который держал не только мельницу, но и элеваторы для зерна и хлебопекарни.
 Хоть и не бедно жили Кирсановы, а лишних денег в крестьянском хозяйстве не бывает. Так__ что на удовольствие приходилось подрабатывать в людях. Кто ж тебе дома-то  заплатит, хоть в лепешку разбейся? 
- О, да ты жених, я вижу, завидный, с понятием, - заулыбалась Комариха,- ну, проходи, не стесняйся, снимай свой тулупчик и иди вон к хлопцам. Да смотри, в избе не курить. Чей же будешь-то?
- Кирсанов, Дмитрий.
-Кирсанов–Турчёнок?- назвала известное уличное прозвище дьяконица.
-Нет, мы Кирсановы- Петрушковы, -отозвался Митяй.
- А, знаю-знаю. Это ведь, твой дед Григорий под Плевной воевал, а отец Петруха с японской не воротился?
- Они самые.
Пока Митяй мялся у двери, Егорка уже скинул свой кожушок и, присев на табурет в дальнем углу большой комнаты, сияя своей кумачовой рубахой, начал тренькать на балалайке, рядом с ним уже сидела, не сводя с него восхищенных глаз, какая-то девица. С другой стороны, тоже сидя на табуретке,  тихонько пробовал лады своей гармошки рябой парень с соломенными волосами и в темно-синей свитке. Гармошка попискивала, изредка вспыхивая в отсветах свечей перламутровым узором, позванивали украшающие ее колокольчики. Девчата, что сидели воль стены на большой скамье, задвигались, начали убирать своё рукоделье, которым были заняты до сих пор.
                Неласковая встреча__
Митяй, сбросив тулупчик на полати чисто-выбеленной русской печи и, повесив картуз на вешалку рядом, пригладил волосы и подошел к парням, сгрудившимся у противоположной стены.
-Здоровы  будете,- поздоровался он.
-И поздоровей видали,- отозвался высокий парень, в_подпоясанной тонким кавказским ремешком с набором, синей косоворотке и черном пиджаке. Чувствовалось, что он тут верховодил. Митяй видел его и раньше, все же на одном конце деревни жили, но близко не водились. – А могарыч где?
- Это за что же?
- За вход.
- Так я Комарихе и денег дал, и ландрину.
-Так это Комарихе и ландрин девчатам, а парней, что не уважаешь?
- Смотря каких…
- А таких,  как мы?
- Не знаю как других, а тебя нет.
-Что ж так?- с удивлением спросил белобрысый и уже с грозой добавил: - Аль давно по сопатке не получал?
  - Сам – то получить не боишься?
Ого, - с усмешкой обернулся к окружившим их парням белобрысый. - Да,  наш осетёр,  видать,  на язык востёр. Вот красной юшки хлебнёшь, поглядим, как запоёшь. Пойдешь со мной на кулачки или по-другому меряться будем?
 - Можно и на кулачках.
- Может, поборетесь?
- Вы лучше бы по-татарски- на поясах.
- По-казацки, с подножкой.
- Нет, по- черкесски,- подсказывали доброхоты, - а то, что ж за вечерки потом, с битой мордой.
- Ну, пошли  за избу.
Парни гурьбой повалили из избы.
-Куда вы, а танцы?- всполошилась, было, Комариха.
-Да, мы покурить,- отбрехнулись ей из толпы.- Скоро будем.
Погода на улице стояла чудесная. Полная луна освещала заснеженный двор не хуже, чем комнату у Комарихи.
Парни стояли  полукругом. В центре двое спорщиков.
-Ну, иди сюда, качура. Буду тебя уму-разуму и вежливости учить.
-Не нукай, не запряг,- огрызнулся Митяй, у которого в предвкушении предстоящей драки слегка захолонуло в груди, но боязни он не испытывал. Думал только, чтоб сзади кто не толкнул или ногу не подставил. Он для других пока был почти чужак, не такой, конечно, как если бы он был с другого конца деревни, с Амбарного или, скажем, с Немецкого. Однако хорошо знакомым был у него только Егорка, а он что-то замешкался в избе.
- Как биться будем?- спросил белобрысый, скидывая пиджак. – В рукавицах или так?
- У меня рукавицы в избе остались.
- Дайте ему рукавицы кто-нибудь.
- Держи, паря,- он обернулся. Свои черные голицы протягивал ему незнакомый парень. Митяй их натянул, постукав кулаком об кулак. Его противник натянул  такие же, только не крашеные. Они встали друг напротив друга. Остальные стояли почти вплотную в предвкушении близкой драки. Одновременно выкрикивались правила боя, чтоб потом споров не было.
- Драться до первой крови.  Лежачего не бить,  ногами не лягать, из круга не убегать.
В Нижней Добринке, где кулачные бои по самым разным поводам были делом нередким, бойцы перед поединком сходились друг к другу вплотную. По устоявшемуся обычаю мальчишеского поединка,  бойцы, прикоснувшись лбами, некоторое время давили лбом об лоб своего противника,  как петухи. Они совершали, таким образом,  полный круг, затем отпрыгивали назад  и поднимали руки к груди, держа их на уровне плеч.  Голову слегка пригибали, чтобы успеть при ударе ее нагнуть и подставить верхнюю часть.  Как правило, после этого бойцы начинали наносить удары, сначала по корпусу противника, всё сильнее и сильнее, а уж потом, разойдясь, начинали метить в голову. Так было и в этот раз.
 Но, когда парни обменялись несколькими  ударами, Митяй почувствовал, что перед ним не просто противник постарше и  потяжелее.
 Он, похоже, недаром тут верховодил. Удары его были такие тяжелые, что  от них¬¬, аж ребра трещали, а от некоторых Митяю приходилось отступать на шаг, а то и два.
Однако, Митяй тоже не первый раз стоял против бойца в кулачном бою. Осваивать эту науку он уже начал в прошлом году. Наставлял его кузнец Вавила. Его некоторые уроки Митяй запомнил крепко и они, порой, выручали его в трудную минуту. Манера в деревне драться тогда была несколько иная, чем сейчас.  В голову чаще всего били в лоб или боковым ударом, целясь в ухо или по виску.  Чтобы нанести как можно более сильный удар, руку заносили на полный разворот и полностью выпрямленной наносили удар по голове наотмашь, затем другой рукой, точно так же. Движения их походили на действия косца травы или лесоруба.
Уклонятся от удара, было не принято. Этим воспитывалась удаль бойца. Закрывать голову от удара руками или воротом верхней одежды было можно. Дерясь на кулачках рядом с Вавилой, другом покойного отца, Митяй приглядывался к его манере боя. На их  Пореченском конце  Вавила был одним из лучших бойцов и побеждал частенько мужиков значительно крупнее его по росту  и сложению.
- Ты, Митюха, не гляди, что кто-то здоровее тебя, хотя с бугаем биться и не сахар, – учил он его. – Гляди, куда ловчее ему двинуть. Ежели он выше тебя,  научись левым кулаком бить под ложечку. Если мало один раз, этой же рукой бей и второй,   а когда он согнётся или опустит руки от боли и начнет ртом хватать воздух, правой добивай его.
Был еще ряд премудростей, скажем, как «юшку из носа пустить», поскольку чаще всего на этом бой и заканчивался.
У Митяя левое ухо уже горело от крепкого удара, а в голове начало гудеть. Поэтому он, увидев замахивающегося наотмашь белобрысого, подставил не плечо, как это делало большинство, а локоть, навстречу удару. Эта была еще одна премудрость Вавилы.
Рука его противника с размаху налетела на кость локтя вместо того, чтобы в очередной раз проверить на прочность голову Митяя. Удар получился встречный.
Белобрысому было гораздо больнее,  чем Митяю, у него даже лицо скривилось, а главное, что его  удар был остановлен.
В то же время левая рука по привычке уже замахивалась, чтобы ударить так же наотмашь. Белобрысый раскрылся полностью. Он и полсекунды не простоял так, с распростертыми руками,  лицом навстречу к Митяю. Резкий удар «под ложечку» заставил белобрысого согнуться почти пополам.  После  удара правой из его длинного носа на белый снег начали капать густые капли крови.
- Хватит, хватит с него,- послышались крики. – До первой крови ведь договаривались.__
Да ___Митяй __ и не собирался добивать своего неожиданного соперника. В это время появился Егорка. То ли не видел он, что конфликт начал назревать еще в избе, то ли не захотел вмешиваться, но до конца драки из избы не появлялся.
- Бог ему судья, - подумал на это Митяй молча.
Егорка   подбежал к нему.
- Ну, как ты? Крепко тебе досталось? Здорово ты его разделал,- тараторил товарищ, помогая ему снять рукавицы и заглядывая в глаза.
- Что же ты, Филя, Митяя не узнал?- обратился Егорка ко второму бойцу. - Он же наш, добринский, Пореченского края. Ведь Митяй  же за Добринских не раз на кулачках с Краснояровскими или Медведицкими бился. Ты не смотри, что ему только восемнадцать недавно стукнуло, он с мужиками наравне в стенке стоит. Его кузнец Вавила кулачному бою учит,- тараторил Егорка, оглядываясь на белобрысого.  Тот прижимал к разбитому носу горсть снега,  стараясь не капать кровью на праздничную рубаху.
- Где ж ты раньше был, заботливый такой?- процедил он сквозь зубы. Потом повернулся к Митяю. -  Я с мужиками  еще в стенке на стенку не ходил. Один на один только приходилось. Среди погодков в нашем конце мой верх всегда был. - Потом он поглядел укоризненно на Егорку.-  Слыхал, я, что есть у наших, пореченских,  Митяй Петрушков, который на кулачках драться крепок. Дак,  он что ли и есть?   
- Он самый,- подтвердил Егорка, - Митяй Кирсанов. - Потом добавил: -Петрушков - это по-уличному. Это ведь, брат мой, имей в виду,- тут же добавил он, поглядывая на крутые Филины кулаки.
- Что-то я у тебя братьёв не помню,- буркнул Филипп.
- Он же троюродный.  Ты и не можешь всю мою родню знать. Нас ведь много. С Митяем ты замирись.
- Мы вроде и не ссорились, так, кулаками померятся решили.
- Тогда руки друг другу подайте.
- Ну, что, мир?- протянул Филя свою руку Митяю.
Кровь у него из носа капать перестала совершенно, губы только чуть припухли.
- Мир,- улыбнулся Митяй и протянул ему свою.
- Ну, вот и славно, - захлопотал опять Егорка,- самое время винца попробовать, да и танцы начинать.
Парни гурьбой повалили в дом по высокой лестнице.
- Намерзлись, поди?- встретила их Комариха.- А  не отведать ли нам винца?
                Столбняк с потерей памяти.
Когда парни начали выстраиваться у левой стены, а девушки выстроились в очередь, одна за одной, к столу, за которым сидела Комариха, Митяй понял, что здесь на посиделках уже выработаны определенные правила и свои ритуалы, которых нужно придерживаться.
 Он занял место в середине левой шеренги. На столе у Комарихи стоял небольшой, медный,  начищенный до зеркального блеска подносик с чеканным узором по краю, на котором стояла большая граненая рюмка на фигурной ножке.
 Комариха брала квадратный штоф, что стоял на столе рядом с ней, в котором в свете ламп, отражаясь на гранях стекла, колыхалась тёмная жидкость, вспыхивавшая  рубином, и наливала из него рюмку почти до краёв, потом клала рядом фигурный пряничек.
Та девушка, что была ближняя возле стола, брала подносик двумя руками и несла его к центру комнаты, куда уже неспешно подходил парень. Они встречались на середине, после чего она с поклоном протягивала ему подносик со словами: «Чихирь в уста вашей милости, на доброе здоровье».
 Парень брал рюмку, медленно ее выпивал, ставил на подносик, отламывал полпряничка, после чего говорил «Красота вашей чести. Спасибо, барышня, за угощение» и тоже кланялся ей. В ответ она кланялась вновь со словами: «На доброе вам здоровье» и, повернувшись, шла и ставила подносик с рюмкой на стол, а с него брала оставшуюся половинку пряничка и клала в рот.
Затем процедура повторялась уже со следующей парой и до тех пор, пока всех парней винцом не обнесут.
 Если же парней было больше, чем девчат, а разница могла составлять два - три человека, не более, поскольку Комариха регулировала процесс, то оставшимся парням вино подносили вновь те, с кого начиналась эта церемония. Или же кто-то из девчат спешил к столу, чтобы самой поднести вино понравившемуся.
Музыканты в это время наигрывали что-нибудь веселенькое из своего репертуара, чаще всего «Ехал на ярмарку ухарь-купец…» или «Коробейники». Им самим по чарке, конечно же, наливали в первую голову, но безо всяких церемоний.
Это преддверие к танцам уже было интересно само по себе.   
Митяю сначала показалось, что вроде бы девушки подносят всем одинаково, а очередность как уж получилась.  Потом заметил, что некоторые менялись местами, чтобы поднести вино какому- нибудь определенному, очевидно, более понравившемуся парню.
Митяй с любопытством разглядывал всё происходящее. Скоро дошла очередь и до него. Когда его сзади подтолкнули в спину,  он услышал шепот: «Иди, давай, Митя, чего застыл».
Он, стараясь казаться бывалым парнем, с независимым видом двинулся в центр комнаты.
   Молоденькая девушка, одетая в цветастый сарафан, уже несла подносик с высокой рюмкой,  идя ему навстречу. Руки её слегка дрожали, щеки от волнения покрылись пунцовым румянцем. Она шла мелкими шажками, не сводя глаз с рюмки,  и, чувствовалось, что она очень боится уронить ее или хотя бы пролить.
У Митяя захолонуло сердце. Он не сводил глаз с её изумрудно- зеленых глаз и черных, в разлёт, как нарисованных бровей, ее толстой косы до пояса с красным бантом на конце и точеного носика с чуть подрагивающими ноздрями.
 Он даже с трудом сообразил, что же она произнесла, протянув ему подносик с рюмкой. Его как будто столбняк прошиб.  Машинально взял рюмку и выпил ее. Не почувствовав вкуса вина, поставил обратно на подносик и не мог оторвать своего взгляда от лица девушки, совсем еще в сущности девчонки. Она стояла, не поднимая глаз, с подносиком в руках и не отходила. С двух сторон на него зашикали,
- Отвечай. Пряник возьми.
Тогда только он очнулся и сообразил, что что-то сделал не так.
-Да,  ответь ты ей,-  зашикали на него уже чуть не в полный голос.
«Красота вашей чести, барышня. Спасибо за угощение»,- вспомнил он, наконец, как отвечали другие и, отломив полпряника, положил вторую половинку обратно.
Девушка вспыхнула всем лицом. Митяй увидел сверкнувшие  глаза ее, наполненные слезами, и услышал  дрожащий,  нежный голосок:
- На доброе здоровье, Дмитрий Петрович, - после чего она поспешила отойти  к столу, чтобы ритуал могла повторить следующая пара.
 Митяй вернулся на свое место и, садясь на скамью, спросил у сидящего с ним рядом парня в желтой косоворотке: - Это что за девчонка мне вино подносила?
- Чуркина Марютка, подруга моей сестры. Да она в первый раз здесь.
- Что ж так?
- Ей же только шестнадцать стукнуло. У них дома четверо, все девки, а она старшая. Так что всё хозяйство, почитай, на ней. Не до вечерок было. А сейчас сестры подросли, можно и одних оставить.
Между тем начинались танцы.
-Начинаем с кадрили, - объявила Комариха, - кавалеры на середину, девушки напротив.
Парни стали  выходить на середину, становясь почти плечом к плечу, тут же вставали со скамьи и становились напротив девчата. Вышли парни не все. Трое сидеть осталось. Это было замечено Комарихой.
-Вы чего, сюда отсиживаться пришли? Ну-ка, не обижайте девушек, вон у нас какие красавицы.
 В центре избы уже выстроилось шесть пар, на скамейке осталось сидеть четверо девчат. Парни рядом с ним, сославшись, что хотят курить, вышли из избы.
- Дмитрий, а ты что, заболел? Хватит сиднем сидеть. Ну, эти ладно, молоко на губах не обсохло, стесняются еще. Ничего, два-три раза придут- привыкнут. А тебе стыдно скамью просиживать. Вон, чуб какой, а усы? - и она взлохматила его густые кудрявые волосы. – Казак, да и только.
- Не горазд я танцевать.
- Лиха беда? Научишься. Сейчас я фигуры напомню, - она захлопала в ладоши, привлекая внимание молодёжи.- Сначала кавалеры подходят  к барышням и делают поклон, затем отходят обратно и три раза щелкают по полу каблуками. Барышни в ответ на поклон склоняют голову и приседают, затем так же отбивают каблуками три раза.
Напомнив три-четыре  основные фигуры, она взяла за руку Митяя и поставила в шеренгу танцующих.
-Манечка, иди сюда, становись,- махнула она рукой той девушке, которая ему подносила вино.
Та без слов поднялась со скамьи и встала напротив его. Комариха сделала знак музыкантам, и кадриль началась. Митяй опять не сводил с девчоночки  глаз,  пока вел ее за руку в кадрили и когда менялись парами тоже. Это было не по правилам.  Та девушка, что оказалась напротив него, даже фыркнула и демонстративно тоже от него отвернулась, но он даже этого не заметил.  Та, которую назвали Манечкой, после кадрили стояла в девичьем углу  с подругами, о чем-то переговариваясь и не обращая внимания в его сторону.
 Потом плясали полечку, гопака, потом краковяк, а потом девушки водили хоровод с песнями.  Парни в это время кто на лавке отдыхать остался, кто покурить пошел, иные по рюмочке добавляли, заплатив Комарихе две копейки. А кое-кто, стараясь не привлекать к себе внимания, с подружками в сени выскакивали – освежиться.  Егорка сидел в углу, отложив балалайку в сторону и угощаясь наливочкой. Рядом с ним сидела также на стуле, прижимаясь к нему, какая-то дородная девица в красной блузке, с алой лентой в косе, и мечтательно смотрела на него. Однако перерыв был недолгим.  Егорка взял в руки балалайку и вопросительно посмотрел на Митяя. "Спляшешь?" – спросил он. Митяй в ответ кивнул головой. Егорка что-то шепнул хозяйке и ударил по струнам.
 Объявили «Русского». Митяй, будучи не горазд в танцах городских, что-что, а уж русского- то плясать умел. Вышли четверо парней и сначала сапогами дроби отбивали, затем вприсядку пошли, а дальше уж кто как свои коленца откаблучивал. Последний этап происходил вплотную к барышням и являлся своеобразным приглашением к танцу.
Если танцор не нравился - могли и отказать. Митяй поэтому, старался вовсю перед Манечкой, лишь бы внимание обратила. Когда Манечка, в ответ на его коленца, сделала шаг вперед и притопнула каблучками,  сердце у него чуть не выпрыгнуло из груди от радости.
Они пошли вместе со всеми под музыку по кругу. Он, приобняв её плечики, покрытые новым цветастым платком, а она - держа концы этого платка, задорно вскинув голову и, победно поглядывая на остальных. 
-Манечка, после танца в сени выходи. Я тебя ждать буду, - прерывающимся от волнения шепотом произнёс Митяй. - Придёшь? - спросил он, во время очередной фигуры,  заглядывая ей в глаза.
Она ничего не ответила, делая вид, что занята очередной фигурой танца. Когда музыканты перестали играть, а пары остановились, Митяй выскочил в сени, где его встретила прохладная темнота. 
               
                Манечка.
В маленькое окошко над дверью слегка подсвечивала луна,  и он, через две минуты попривыкнув к темноте, начал смутно различать, что рядом с ним происходит.
Он заметил три пары молодых  людей, которые стояли вплотную друг к другу.
Просто они стояли, обнимались, целовались или что-то еще происходило, в таком мраке трудно было разобрать. Да он особенно и не приглядывался, его больше беспокоило, примет Манечка его приглашение  выйти в сени или нет.
Вдруг дверь в избу внезапно отворилась на полсекунды, озарив сенное пространство,  где в обнимку стояли уже три пары.
Это кто-то их парней, накурившись, возвращался в избу.
Останавливаться в сенях без пары___ вообще-то было не принято.
Митяй подождал еще немного. Дверь потихоньку начала опять отворяться, и в проеме осторожно показалась девичья фигура. Девчонка, просунув голову, похоже, пыталась разглядеть, что происходит в темноте.
-Да закрой ты дверь,- послышался недовольный голос, рослой девицы, стоявшей в обнимку с парнем к двери ближе всех. Им пришлось прервать свой поцелуй, и это, видно, её весьма раздосадовало.
Митяй, увидев, что это Манечка, схватил девушку за руку и втащил её в сени, прикрыв за ней дверь.
- Пришла всё-таки, - едва сдерживая волнение, выдохнул он, ведя ее, чтобы не мешать остальным,  в дальний угол сеней.
-Пришла вот.__
-Я уж  и не чаял.__
-Чего ж так?
- А вспомни, кадриль когда танцевали, я, было, заговорить пытался, а ты всё молчком.
- Думала, насмешничаете надо мной.
- Да, ты что, Манечка? Ты красивая такая, худого мне ничего не сделала, как же я мог над тобой насмешничать? Как ты и подумать-то могла?
-А когда я вино Вам поднесла, а вы выпили, что ж мне не говорили ничего, пока Вам другие не сказали. Я уж не знала, что и делать, хоть плачь. Вот я и подумала, видно, не глянулась я Вам.
-Господь с тобой. Это я, как твою красу увидел, оглупел совсем.  Я же ведь здесь на посиделках первый раз. Всех обычаев и премудростей я  не знаю, так  если  и  сделал что не так, прости уж меня.
-Бог простит, я ведь еще с порога Вас заметила. Вот парень видный, думаю, одет так хорошо. Ну, думаю, об таком и мечтать глупо. Есть и другие девчата, меня получше. Я про себя Мать Христову-Деву Богородицу молила, чтоб мне хоть раз танцевать с Вами пришлось. Она и помогла, наверное. Довелось мне Вам вино подать, - шептала Манечка в темноте, пока Митяй всё сильнее прижимал её к себе.    
- Да ты дрожишь вся.
-Зябко что-то.
-Дай я тебя укрою, - прошептал он, скидывая со своих плеч тулупчик. Ему хотелось, несмотря на темноту, прикрыть ее от всех, защитить от всех бед и напастей. Манечка, почувствовав, как бережно он закрывает ей плечи тулупом, доверчиво прильнула к его груди.
- Господи,- молился про себя Дмитрий,- пусть она меня полюбит, всю жизнь буду на руках носить, пусть меня не боится, ведь я хорошего ей хочу.
Он осторожно взял голову Манечки, прильнувшей к его груди,  в свои ладони и слегка отодвинул ее от себя. Она не сопротивлялась. Тогда он неумело ткнулся своими губами в её губы и замер.
 Это было  и переживание нового чувства, нового ощущения, и ожидание того, как девушка отнесется к его действиям. Однако она, как ему показалось, только слабо шевельнула губами в ответ. Переведя дух и осмелев, он  уже более настойчиво прильнул к её губам, Ах, как это было сладко, целоваться с красавицей. От неё пахло какой–то свежестью и туалетной водой или одеколоном, Митяй не больно-то в этом понимал, но нравилось ему до головокружения.
- Хватит уже, - отстраняясь от него, выдохнула Манечка и тоже перевела дух. Сердце ее так и колотилось. – Заметят ещё, насмешничать будут, - прошептала она.
- Кто это посмеет?- тоже шепотом спросил Митяй, - они же сами целуются, как  они про нас могут что-то сказать.
- Дак они уж который раз,  со своими дружками. И так все знают, что у них дело__ если не к свадьбе, так к сватовству идёт. Кто тут что скажет? А у нас с вами первая вечерка, а я уже целовать себя позволяю. Вы потом за другими приударите, а надо мной насмешки будут парни строить. Вон как Зине Передугиновой ворота- то дегтем вымазали.
- Не бойсь, тебе не вымажут, побоятся. А вот ты еще меня вдруг Дмитрием Петровичем назвала, как мужика лет на десять тебя старше. Откуда вызнала?
- Слышала же, как Вы Дмитрием назвались, а как хозяйка про отца спросила,  а вы  сказали, что верно, его Петром зовут, так что тут уже догадываться?
- Да ты на ум быстра, и что ты всё: «Вы, да Вы…», я же не на много тебя старше. Говори мне – Ты.
- Это у нас в дому так принято. У нас дома мужчина один - папенька. Весь дом на нем, всё хозяйство, он добытчик. А нас четверо, дочерей его. Так что мы только на Вы его и по имени-отчестве величаем: Иван Осипович. Видеть только его не каждый день приходится. Он хлебным извозом занимается. На Борелевскую мельницу из деревень по округе зерно возит. Иной раз по три дня его нет.  Приедет - у нас праздник. Леденцов привезёт, ситничку с изюмом, а то и платок кому, вот у нас и радость.
-Хорошая ты моя, как же ты мне нравишься.
-Митя, ну, пошли в избу, неудобно уже.
Они на цыпочках, чтобы не потревожить других,  тихонько пробрались к двери. Митяй отворил тяжелую дверь, и они вошли в ярко освещенную избу, слегка щурясь после темноты сеней. 
-Ну, что намерзлись,- с ласковой усмешкой встретила их хозяйка дома. - Что, Митя, еще рюмочку выпьешь? Тогда две копейки с тебя.
 Митяй шлепнул на стол монету, и вкусная, чуть тягучая наливочка протекла через его глотку в желудок, приятно согревая.
Потом опять были танцы, потом игры затеяли. Митяй и сам подивился: вроде взрослые уже девки и парни, а играли в такие игры, как жмурки или в «ручеек». Однако сейчас, когда был повышен интерес друг к другу, игры эти приобретали совсем иной смысл. Часам к двенадцати Комариха объявила:
- Погуляли на славу, пора и честь знать. Завтра ведь работать. Девчата, смотрите, к утренней дойке не опоздайте.
Молодежь стала расходиться. Митяй провожал Манечку до самого плетня дома Ашниных (Чуркиных, по-уличному – вспомнил Митяй). Скрипел под ногами снежок, светила луна, смеялись где-то невдалеке парни с девчатами, попискивала гармошка.
Хотелось  идти,  вот так смотреть на любимое личико, обнимать за плечи и перед всем миром задирать от гордости нос, что у него такая красивая, такая воспитанная девчонка. Дойдя до калитки,  он уже, как само собой разумеющееся, обняв Манечку, начал целовать ее в губы, но Манечка, чмокнув его в ответ, быстро выскользнула у него из-под руки и заскочила за калитку.
-С ума сошёл,- прошептала она,- батюшка, не дай Бог, увидит, али сёстры,  всё  ему разболтают, беда будет. Прощевай, Митя.
- Придёшь ли на вечёрку снова?
-Приду. Иди уже.
 И  она скрылась, затворив за собой калитку на засов.
Митяй побежал домой счастливый. Ноги под ним, казалось, сами пританцовывали.
                Приказано  жениться.
 Встречи с Манечкой у Митяя скоро стали обычными.  После посиделок, которые чаще всего они посещали у Комарихи, а бывало, и у других, Митяй шёл ее провожать.
Они всегда шли, весело смеясь и вспоминая всё то, хорошее и интересное, что было за вечер. Подруги Манечке уже советовали готовить подвенечный наряд, а парни в деревне, зная, что это его подруга и,  учитывая крутые кулаки Митяя, приглашали на танец её нечасто и только с его разрешения.
Как в таких случаях всегда бывает, с каждой встречей они прикипали друг к другу сердцем всё больше, а их, невинные поначалу, ласки становились всё смелее. Манечка хоть и краснела, когда Митяй на посиделках прижимал её к себе за плечи, но уже не уворачивалась. Ей было приятно и казалось, что все подруги им завидуют. Да, наверное, так оно и было.
Митяй всё больше входил во вкус, когда они выходили в сени подышать. Когда, однажды, целуя её, он залез к ней разгоряченной рукой под кофточку,  то ощутил под ладонью бешеное сердцебиение и трепет нежной девичьей груди.
 – Погоди уж, после свадьбы натешишься,- простонала ему на ухо  тихонько Манечка, стараясь не привлекать внимание других целующихся пар.
А потом они стали встречаться чуть не каждый вечер. Вместе с другими девчатами и парнями гуляли под ручку или, обнявшись, по деревне, а то в снежки затеются играть или на санях с горки кататься.
Не только у них сердце билось от любви в эти холодные снежные вечера. Через две недели Рождество, а там святки, потом Масленица - самая пора для свадеб в деревне.
               
Не из малых была деревня Нижняя Добринка, да мир слухом полнится. Разговоры о том, что Митяй и Манечка гуляют вместе, докатились и до семьи Кирсановых.
Как-то Евдокся, видя, что сын её младший, Дмитрий, торопится надеть валенки и тулупчик, чтобы ушмыгнуть на улицу, приостановила его властным голосом, как она умела это в необходимых случаях делать.
Была она роста для бабы немалого и в теле. Порядок, ежели что, тяжёлой рукой сама наводила.
- Присядь-ка, Митя. Разговор есть. Что-то ты на гулянку зачастил? Раньше, бывало, хворостиной не выгонишь, а тут что ни вечер, то до полночи в доме нет.
- Так ведь что делать- то, - отмахнулся Митяй - Дрова принесены, вода натаскана, за скотиной убрано. Мне что, теперь век из дому не выходить?
- Вань. Поди-ка сюды,- кликнула она среднего сына, который с семьёй жил в доме матери.
Тот вошёл в горницу, мягко ступая шерстяными носками по цветным половикам.
В свои двадцать три года был он того же роста, что и младший сын, только в плечах пошире. Как и Дмитрий, был он кудряв, только волосом посветлее,  с рыжиной, что ли.  Небольшая борода, которую Иван начал отпускать после рождения второго ребенка, подчеркивала его старшинство, хотя  и выдавала в нем наличие кавказской крови.
- Чего звала?__
- Присядь вон за стол, потолкуем. И ты садись,- повернулась она к Митяю.
 Оба брата сели за стол и уставились на мать.
-Ты, Митя, с Машей Ашниной давно уже хороводишься?- строгим голосом спросила она.
- С октября. Ближе к ноябрю уже. 
- Я тебя про Машу спрашиваю. Она что, тебе нравится?
- Нравится, - набычившись, выдавил из себя Митяй.
- Нравится или любишь__ её? - допытывалась мать.
- Люблю.
- И далеко  у  вас это зашло?
- Чего зашло?
- Ты не придуривайся, - вмешался Иван,- того зашло, куда с одной стороны заходят__ да и выходят. Что из тех ворот, откуда весь народ.
- Не было ничего такого у нас, целовались только.
-Ты имей в виду, - опять начала Евдокся, - об вас полдеревни говорит. Так__ что смотри, девку не опозорь, а то ей ворота дёгтем вымажут - век замуж не выйти.
- Я им вымажу, - вскипел Митяй, -  да её скромнее никого в деревне нет.
-Вот и не доводи до греха, женись, пожалуй.
На Митяя как холодной воды ушат вылили.
- Да, я, вроде, погулять еще хотел.__
- От гульбы твоей путнего ничего не будет. Господи уберег,  хорошо, хоть  греха не было. Живота не нагуляли, значит, можно всё, не торопясь, обстряпать. Ты что, уже против Мани? __
- Нет, не против я. Куда мне жениться? Ничего еще в жизни не видел.__
- Ты не верти,- стукнула мать по столу. – Люба она тебе - засылаем сватов, нет – значит другую найдём.___
- И что вдруг вас с моей женитьбой припёрло?- уже раздражаясь, спросил Митяй.
- Работница в дом нужна. У меня уже годы не те. __
- Тебе же и Валя и Иванова Тося  помогают, опять же, у нас и жить-то негде. __
- Иван уже избу завершает, в святки переедет. А Валю, что же, тебе не жалко? Сестра ведь она тебе родная, ей же четырнадцать всего стукнуло, так она с нашим хозяйством  одна не управится. Загоним девку, к шестнадцати она на старуху будет похожа – руки до земли, вены как веревки, спина колесом, какому парню тогда она нужна будет?
- Так ты что, хочешь Маню работой в старухи загнать?
- Ничего, она девка крепкая, к работе привычная,  выдюжит. А уж мы ей подмогнём. __
- Ну да. Ты подмогнёшь, - недоверчивым голосом протянул Митяй.
- Нуда - хуже часотки,- съерничала, усмехнувшись, Евдокся, - ты мать слушай, умней будешь. Маню Ашнину бери. Они семья не богатая, так что и небольшое приданое для них в тягость.  Небось, что девка сама себе к свадьбе нашила, то у неё и есть. Да ничего. Свадьбу справим не хуже, чем у людей.  Пусть знают Кирсановых. Мы ни перед кем не кланялись, может,  за то и страдаем. Да, нас,  Кирсановых,  на колени не поставишь.
- А ты мать, расскажи.__
- О чем это ты?__
- Когда Кирсановым страдать пришлось?__

   Откуда в Нижней Добринке род Кирсановых?
- Это  ещё с прапрадеда вашего повелось, - начала неспешно, со значением Евдокся.-  Ты деда Григория  ведь не помнишь, он умер, ты маленький еще был, года три всего. «Становой» ему прозвище было.  Его сыны Кирсановы – Становые,  дядья твои и сейчас живут, один в город Жирнов перебрался, другой где-то в Архангельске теперь живёт, а отец твой Пётр младший из них был, хозяйство ему досталось. Как его на японской убили, нам прозвище деревенские и дали – Петрушковы. __
- А почему «Становой»?__
-Это ты про деда? Он не становым приставом вообще–то был, а урядником. С турецкой войны раненым пришёл, но два Георгиевских креста у него было. В армии он унтер–офицером был, грамоте выучился. А тут помер наш урядник. Перепил водки и помер. Приехало начальство из губернии, и становой приехал. Два дня _судили-рядили, назначили деда твоего. Потом друзья его вечером пришли, винца принесли, должность обмыть. Из родни кое-кто пришёл.
"Ты, - говорят,- Максимыч, поднялся над всеми нами - урядников у нас еще не было".  А он им в ответ: "Я еще становым буду".  Все засмеялись, а потом сказали: "Вот с этого дня и будешь - «Становой».
- Так что до гибели твоего отца мы и были Кирсановы-Становые.__
- И когда же крепко Кирсановым досталось? __
- Был у нас у всех Кирсановых, тех, что в Добринке живут,   общий предок – Вахрамей Кирсанов. Был он из донских казаков Хопёрского куреня. Рубака, люди бают, был знатный. С генералом Суворовым на Туркменчай ходил, сорок тысяч турок они тогда побили. Вахрамей в ту войну турецкого офицера со знаменем в плен взял. __
- Суворов вроде фельдмаршалом был.__
- Это он фельдмаршалом-то когда стал, они вновь уже  в Нижней Добринке, у нас повстречались.
Александр Васильевич в тот раз в свой поход ехал, Емельку Пугачёва брать. В нашем соборе он тогда с офицерами весь молебен отстоял. Из собора выходя, он Вахрамея увидел. В нашем роду  эта встреча и их разговор от старшего к младшему   передаётся.  Из рода в род, из семьи в семью, чтоб знали, что их предок за руку с Суворовым здоровался. Потом ты своим внукам расскажешь. Старики бают, хоть уж  сколь лет прошло, как не виделись, однако Суворов,  мало__ что граф,  а Вахрамея узнал. Руку ему подал и приобнял даже.
- Жив ещё, казак, -говорит. А тот голову опустил,
- Не казак я боле, а вольный хлебопашец. __
- Да,  как же так? Ты же сражался храбро? Я же помню, ты Саид–бея, турецкого офицера, на веревке  притащил, да потом ранили тебя.
- Обидели меня крепко. Ушел я из Войска Донского. Теперь вот тут живу,  в Нижней Добринке. Государыня Екатерина, спасибо ей, матушке, здесь немцам земли давала и российским служилым людям. Подал я прошение, и мне надел дали. Теперь здесь землю пашу. __
- А ты не согрешил, казак? Честь свою не уронил? __
- Я в том бою, у турок, девушку отбил, дочку   черкесского князя Мурад-бека. Они ее на Кавказе захватили, во время похода. Меня, как раненого, потом домой отпустили, думали - совсем помру, а я оклемался.  С обозом её вёз до самой нашей станицы Хопёрской.  Юлдуз, так ее звали, за мной в дороге ухаживала. У меня в доме она потом жила. Жениться я на ней задумал.  А она мусульманка, некрещеная, ей в церковь нельзя. Я ей объяснил, что пока она не примет веру православную, мы обвенчаться не сможем. Я ей, как умел, каждый день про Христа рассказывал, про Матерь Божью, про Господа вседержителя. Она, видно, проникаться нашей верой стала, за мной всё повторяла:  «Исса - пророк, Мириам ханум,  Джебраил Алла-раис, Алла-господь».            
А на Радоницу всё и случилось. У односума кобыла жеребится начала, я к нему в тот день и поехал помочь. Еще заметил ведь, что она, задумавшись, стоит у окна, всё чистое на себя надела. Это она в церковь, оказывается, надумала идти. Да неудачный день она выбрала. Сбил ее с толку звон колоколов. Вот она и пошла вместе со всеми к храму.  А это ж Радоница была, это ж всех усопших и убиенных поминают.
Ей бы вообще из дому не выходить.  А тут она в своем платке, что черкешенки лицо закрывает, одни глаза на тебя глядят. У нас же в Хопёрской много казаков турками побито было, вот бабы в нее и вцепились. Она хоть и не турчанка, а черкешенка была, им всё равно. Тем более что у меня никто особенно не спрашивал, какого она роду-племени. Только и разговору было, мол, Вахрамей турку себе в жены взял.  Стали ее бить, платок с нее сорвали. Это для казачек-то позор, а черкешенке хуже смерти. Она одной бабе ногтями в лицо вцепилась. Та заорала: «Убивают! Рятуйте!». В общем, конец света. Парнишка односума прибежал, кричит: "Дядя Вахрамей, твою Юлдуз убивают возле церкви".    Я на жеребца верхом,  благо тот под седлом стоял, и на нём на площадь намётом вылетел. А там клубок визжащий из баб в пыли кувыркается, и в самом низу ноги моей Юлдуз. Я по шароварам черным ее узнал. Я не помню, как я их плетью лупил, но разбежались бабы с визгом  в разные стороны. Хотел я, было, спрыгнуть с жеребца и Юлдуз свою поднять,  как на площадь галопом вылетел кошевой атаман в одних очкурах и с шашкой наголо. Оказывается, его баба, которой плетью досталось, с воплем во двор ворвалась и завизжала, что Вахрамей, я то есть,  станичных баб плетью насмерть бьёт. Он за шашку и ко мне.
-Зарублю, - орёт, – сволочь! - и шашку-то занёс.
Я коня вздыбил, чёрт его знает, вдруг сдуру и правда зарубит,  и плетью ему по руке. У него шашка из руки  и выпала.   
Он от боли скривился, левой рукой повод держит и снова заорал:
-Ты из-за турецкой суки на атамана руку поднял?
Тут я света невзвидел, огрел его плетью поперек спины, а потом по крупу лошади. Та на дыбы, он чуть на из седла не вылетел, одна рука–то висит от моего удара, и вскачь пошёл с площади,  на ходу крикнул:
- Попомнишь!
Я с жеребца слез, Юлдуз поднял, она только тихо стонала, лицо в крови всё, перевалил её поперек седла и домой повёз.
 Дома из кувшина голову ей обмыл, платком обмотал и в кровать уложил. Спрашиваю:
-Зачем ты пошла туда?
- Я люблю тебя. Думала, в церковь пойду, ты мне муж будешь. Они злые. За что били меня? Христос велел всех любить.
- Они думали, ты турка. У них родню турки убили.
- У меня отца турки убили, мать убили, братьев убили. Я не убивала ни кого.  За что меня били?___
Что я мог ей сказать? Но мне не дали даже её хоть как-то успокоить. Ворвались в хату атаманцы, связали меня и привели на площадь. Собрался малый круг. Суд был скорый. Судьями были те, у кого жены или сестры били мою Юлдуз на площади. За то, что поднял руку на атамана и бил казачек, содрали с меня рубаху, привязали к столбу и всыпали двадцать плетей, так что у меня шкура лопнула.  Когда меня отвязали, я стоять на ногах не мог, на карачках, держась за заборы, до дома добрался.
- Что же  никто не вступился за тебя? - спросил его Суворов.
- Священник только, отец Никодим. Остановитесь, - говорил, - люди. Зло порождает зло, ведь он товарищ ваш,-  но никто его не послушал.__
Собрал я к вечеру всё, что было у меня в доме, запряг свою пару лошадей, посадил на телегу Юлдуз. Сам я сел на своего жеребца, да и  подались мы  со двора. На краю деревни,  за околицей,  ждала нас атаманская команда с атаманом во главе.
-  Вот что, Вахрамей, - сказал он, поглядывая на мою пищаль поперек седла и пистолеты за поясом,  -  зла я на тебя не держу, казак ты был добрый,  в  бою нас не подводил. Забудь обиду, пусть турчанка твоя идет, куда хочет, на все четыре стороны, а ты воротись, мы тебе хорошую казачку сосватаем._
- Видно, у нас свой путь, - ответил я им.
- Смотри, - тогда сказал атаман, -  у нас так: « В Донское войско вход рубль, а выход два. Назад тебе к нам пути не будет. Ты казачье братство на бабу-Турку променял».-
- Черкешенка она, а не турка.__
- Да один чёрт,  все одно - магометанской веры. Не дадут ей бабы житья. Смута в станице будет.
Поглядел я в глаза своей Юлдуз, полные слёз, и молча тронул коня. За мной, тихо поскрипывая, поехала телега с моей женой и моим скарбом.
- Запомни, - прокричал в след нам атаман, - нет более в Донском войске казака  Вахрамея Кирсанова. Живи, как знаешь.
С версту отъехали, я на свою станицу последний раз обернулся. Вижу, дым над станицей столбом поднимается и набатный колокол звонит. Понял я, что кто-то по злобе дом мой запалил, чтоб я вернуться не вздумал.
Так мы и доехали за два дня до Нижней Добринки. А тут земельные наделы немцам нарезают по указу матушки Государыни Екатерины, по блату, а еще дают отставным солдатам и торговым людям. 
У меня грамота Вашего сиятельства осталась, где вы просите оказывать содействие мне Вахрамею Кирсанову, казаку, который пленил турецкого офицера,  уволенному из действующей армии по ранению. Вот и мне здесь кусок земли  выделили.  Она не такая жирная, как на Хопре, но хлеб родит, жить можно. 
- Да, - протянул задумчиво граф Рымникский, - наделал ты дел, да и с тобой круто обошлись.  А Юлдуз где, здорова ли? – спросил Суворов.___
- При крещении Екатериной она была названа, Ваше сиятельство. Померла она  в прошлый год. Так что крест православный на её могиле. Трёх сыновей мне оставила. Старшего в деревне уже Турка прозвали, среднего Турчёнок, а младшому только год, он пока без прозвища. Добрались и до Нижней Добринки слухи о моей истории, это тут уже люди прозвали.__
- Ну, помогай тебе Бог, Вахрамей.  Помолись за меня и солдат, что скоро вместе со мной в бой пойдут.__   
   - Вы молебен сегодня заказали, Ваше сиятельство Александра Васильич, во славу оружия Русского. Дай Бог ему опять победы над супостатом.
- Нет, Вахрамей, не во славу оружия, а во вразумление заблудших. На великого злодея Емельяна Пугачёва идём. Но ведь у него в войске, почитай,  все свои же русские, да башкирцы еще примкнули неразумные. Разве  ж добудешь славу, со своими русскими воюя? И отказаться никак не могу. Хоть и чувствую, что последний раз мне командовать войсками придётся.__
 -Государыня просит?__
-Просит. А главное,  тысячи душ загубленных к отмщению взывают, а тысячи об вызволении от разбойника молят. Как тут откажешься?__
Александр Васильевич взошел на коляску, которая рядом с храмом его поджидала, запряженная четверкой рысаков, и, обведя взглядом собравшуюся толпу, сказал
- Молитесь за нас, люди русские. Молитесь, чтобы мир и покой воцарились на Руси, чтобы опять настали в Отечестве порядок и процветание.__
    После этого он сел в коляску и уехал. Вслед поскакали за ним офицеры и почетный конвой. Слыхать потом было, что матушка-императрица Екатерина его на север отправила границы со Швецией посмотреть и    (незаконченное предложение?)
Вот так, Митя, ваш прапрадед с Суворовым последний раз виделся.  Кирсановых сейчас в Нижней Добринке больше десятка дворов. Все ведь от этого Вахрамея свои корни ведут. У твоего дяди и братьёв двоюродных прозвище до сих пор «Турчёнок».
- Да помню я. На Пасху прошлый год мы к ним христосоваться ходили и разговлялись.__            
                Сваты__
- Вот я думаю,- сказала Евдокся, - надо тебе дядю Фёдора Кирсанова-Турчёнка в сваты брать.  Он, как и   Ашнин Иван Осипович, ямским извозом занимается, они быстрей сговорятся. А ты в дружки кого возьмёшь?__
 - Серёгу Краснокутского, он уже на трёх свадьбах в дружках был, обычаи знает и до вина не охочь. Мы с ним  на кулачках когда, вместе кузнеца Вавилу прикрываем.__
- Вот и Вавила, пожалуй, к свату в помощь хорошо подойдет. Он ведь Турчёнку лошадей частенько перековывает и мастер на деревне уважаемый. Так что, пожалуй, я с ними двумя перетолкую, а ты с Серёгой, да и в субботу сватов и зашлём. Иван Осипович к субботе__ да к бане обычно дома.__
Митяй с Краснокутским договорился быстро. Он был пятью годами старше Дмитрия, но до сих пор неженатый. Хотя был  вполне уже самостоятельным. Жил с одной матерью, еще не старой  казачкой, а сам работал на шерстобойне, где валяли валенки, делали лошадиные попоны и иной товар. Работа на струне пальцы Серёги сделала железными. Он мог пятак пальцами согнуть.  Митяй даже как-то поинтересовался, почему тот в холостых ходит. Но Серёга отшутился: "Часто в дружки на свадьбы зовут. Как венец над головой у кого подержу, так подруга невесты, что рядом меня,  тоже с венцом в руке на венчании стоит, непременно понравится, а ведь ей за меня после этого замуж нельзя. Вот и хожу сам невенчанный".
В субботу у Кирсановых  после обедни собрались сваты. Все трое были одеты в своё лучшее. Посидели немного, обсудили кое-какие детали и пошли садиться в лёгкие сани, запряжённые лучшим рысаком Фёдора Турчёнка. Евдокся, выйдя во двор, перекрестила их:
-Ну, с богом.__
Рысак с места взял бойко, так,  что только снежные комки отлетали в стороны от шипованных подков.
-Па-а-берегись,- покрикивал Фёдор на гуляющий по улице и забредший на обочину народ.
Так и долетели в пять минут до избы Ашниных. Несмотря на отчаянно лаявшего__ привязанного на цепь у крыльца здорового пса, вся троица, не торопясь, по ступенькам взошла на крыльцо и, постучав, но__ не дождавшись ответа, вошла в избу.    
Хозяин дома Иван Осипович, здоровый мужик, обросший черной, как смоль, с чуть заметной проседью бородой, сидел под образами за большим дубовым столом  и пил чай из большого блюдца, фыркая и вытирая пот. Его раскрасневшееся лицо отражалось  в начищенном боку медного самовара. Сидел он в одном исподнем, видно, только что из бани.
-   Здоров будь, хозяин, – произнёс Фёдор, снимая с головы шапку. Сняли шапки и два его товарища по сватовству.
- И вам не хворать, - отозвался Ашнин.
- С лёгким паром, приятно чаю пить.
- С чем пожаловали?__
Они все трое переглянулись, и Фёдор Турчёнок  шагнул на полшага вперед.
- Летал наш сокол за околицу, да увидал одну горлицу. Хоть росток у нее небольшой, да полюбил он её всей душой. Она было к нему прикорнула, да потом в ваш двор  и упорхнула.
- Это чего такое?- даже не сразу сообразил Иван Осипович, отставляя от себя на стол блюдце. Хотя это была обычная приговорка при сватовстве.
- Да ничего, - подхватил Сергей. – У  вас горностаюшка, да у нас соболь.   У вас товар, у нас купец.__
- В общем, сваты мы, - угрюмо встрял Вавила, доставая из кармана армяка бутылку и высадив из нее пробку ловким ударом ладонью об донышко. – Мы к тебе, Осипыч, с добром, так что прикажи рюмки подавать, а не гарбуза готовить.__
С этими словами он поставил бутылку водки на большой дубовый стол.  Хозяин наконец-то сообразил, что к чему, выскочил из-за стола, потом смутился своего вида в нижнем белье, хотя вошедшие были все мужики.
- Да вы проходите, садитесь за стол, гости дорогие.  Дочки! - крикнул он. __ Из соседней комнаты вышли все трое:  Маша, Даша  и маленькая Нюся. -  На стол закуску давайте, быстро,- а сам скрылся в комнате.    
 Девчата засуетились, и на столе стали появляться обливные глиняные посудины с квашеной капустой, солеными огурчиками, мочёными яблоками. Из печи достано было блюдо с шанежками и полкаравая пшеничного хлеба. Расставили  четыре рюмки  зелёного стекла.
Из комнаты вышел Иван Осипович, одетый уже в зеленые широкие штаны и  косоворотку синюю в белый горох.
- Присаживайтесь, гости дорогие, закусим, чем бог послал, - и,  перекрестив лоб с большой залысиной, сел на скамью со стороны иконостаса. Со стороны печи поселись сваты, успевшие скинуть с себя верхнее.
- Спаси Христос, - буркнул Вавила в ответ на приглашение и перекрестился, глядя в сторону иконостаса, за ним стали креститься и его (незакончено?)
- Говорите, с чем пожаловали?__
Фёдор Турченок опять было начал скороговоркой: - У вас товар, у нас купец, -  но Вавила его перервал:
- Да ладно, не бубни.
- Сваты мы. А к тебе по делу, - уже ясно и раздельно сказал Турченок.
- Да кого сватать-то? У меня, конечно девок в доме не одна, да все дети малые.__
У Фёдора даже глаза стали круглые.
- А Маруся?__
- Машенька? Бога- то побойтесь, ей годов сколь? __
- Не меньше, поди, чем твоей Анне было.
- Дак,  и не очень-то больше. Да и где Анна моя?__
- А если бы не болезнь, до сих пор бы жила.
- Ну, в общем, молода Маша еще. Рано ей замуж выходить.
Вавила крякнул что-то невразумительное, пожал плечами и уже начал было подниматься из-за стола.
-Вот что, Иван Осипыч, мы к тебе с уважением?- неожиданно встрял Серёга, что было не по чину. Роль у него в сватовстве предполагалась вспомогательная.
- Спору нет,  все вы люди уважаемые. Да ведь__ дочь она мне родная. Я ей  зла не хочу.__
- Дядя Фёдор, наливай, пожалуй, что-то без вина разговор не идёт, - отметил опять Серёга.
- Вот и я думаю,- глубокомысленно добавил главный сват, берясь рукой за бутылку и разливая поровну участникам этого нерядового события.
Выпили, крякнули и бодро захрустели солеными огурчиками.
-  Шанежков берите, теплые еще, -  захлопотал Иван Осипович, желая угостить сватов получше__  и видя их нерешительность.
Первую взял Фёдор, за ним потянулись другие два.
- А, хороши у тебя шаньги-то, - глубокомысленно заметил Вавила.
- Правда, вкусные. Кто же пёк-то, Осипыч, не сам ли? – улыбаясь, с подковыкой, спросил Серёга.
- Машенька моя, умница,- улыбаясь тоже во весь рот и не чувствуя подвоха,  с достоинством произнёс её отец.   
 - Ну,  вот, я так и думал,  - тут же подхватил Серёга, - а ты «ма-а-а-аленькая», - передразнил он его. – А на обед у вас что-нибудь было, или одни шаньги ели?  - опять спросил Серега.
Ашнин сидел, насупившись, не зная,  что ответить, и дожевывал шаньгу, которую целиком засунул в рот.
- Щи у нас были с бараниной, Манечка варила. Вот, – вдруг прозвучал звонкий голосок. Это вмешалась в разговор маленькая Нюша, которая, как и её старшие сёстры, внимательно прислушивалась к разговору.
- Цыть,  у меня. Мала ещё, старших перебивать, - рявкнул, нахмурив брови, её отец, хотя чувствовалось, что любит он её очень и строгий вид на себя напускает больше для виду.
Сваты дружно захохотали, за ними засмеялся и Осипыч. Чарка водки, разливаясь по чреву,  начала делать своё дело.
- Да ты бы, хозяин, хоть спросил, за кого мы её сватаем, - продолжил разговор Фёдор.
- И за кого же? – уже с интересом спросил Ашнин.
- Да за Дмитрия Кирсанова.
- Так ведь и ты Кирсанов, Фёдор. За сына,  что _ли?__
- У меня оба сына женаты. И мы Кирсановы –Турченки, а я за племяша сватаю, за Дмитрия Кирсанова–Петрушкова. Аль семья их тебе негожа? __
- Что ты,- замахал тот на него руками. – Эти в деревне уважаемые. __ Так у них парнишка же еще молодой совсем, какая ему женитьба? __
- Обижаешь. Ему уже больше восемнадцати, полгода как стукнуло. __
- Не велик возраст, - хмыкнул Осипыч.
- Ты себя вспомни. Ты во сколь женился? __
- Так это когда было. Теперь времена другие, да и дочку жалко. Была бы мать жива, она бы хоть подсказала. __
- А ты у дочери спроси.__
- И впрямь, чего это я? А ну, Маша, где ты? Сюда иди, - крикнул он в сторону комнаты, куда убрались девчата.   
В комнату медленно вошла Манечка и остановилась у входа. У нее из-за спины выглядывали сёстры.
- Слыхала, об чём речь идёт? Что по твою душу сваты пожаловали?
Она глянула на всех, сверкнула глазами, зарделась и, утвердительно кивнув головой, опустила голову.
-  Ты этого Дмитрия Кирсанова__ знаешь ли? ___
Она опять молча кивнула головой.
- Растут дети незаметно, - буркнул Осипыч. - Да люб ли он тебе? Отвечай, а не отмалчивайся. __
- Люб, батюшка, - выдохнула из себя Манечка.
- Вот те на! – изумился отец,  - Когда же ты успела? А может, ты на сносях уже? __
У Манечки из глаз от обиды брызнули слёзы. Она только отрицательно помотала головой и выбежала из комнаты.
-Ну вот, __ теперь дочку обидел, - с досадой пробормотал он.   
- Ладно, придётся извиниться, - сказал Фёдор, берясь опять за бутылку. - Я вижу мужик ты правильный, если молодые люди любят друг друга, чего им мешать? Давай лучше обсудим, когда рукобитье устроим__ да жениха в дом тебе приведём, чтобы ты на него своими глазами взглянул? __
При этом он разливал водку по рюмкам.
- Давай, Осипыч, выпьем за дочку за твою, за умницу, красавицу, – продолжил Фёдор. Они опять выпили, закусив огурцами, и засобирались домой к Кирсановым, где их с нетерпением ждала Евдокся.  Рукобитье назначили через неделю, тоже в субботу, ближе к вечеру.
                Рукобитье__
   Евдокся молча слушала, поджав губы, как проходило сватовство, чем закончился сговор. Затем отдала распоряжения для следующего этапа, который был, пожалуй, еще более важный, чем сватанье. Именно  на рукобитье определяли, кого на свадьбу звать, что в приданое за невестой дадут, где будут жить молодые, что им на обзаведение хозяйством дарить будут.
Только на рукобитье суженый впервые мог войти в дом невесты.  Уже после того, как ударяли родственники с двух сторон по рукам, парня официально признавали женихом  и на обоих молодых накладывались строгие обязанности.
В следующую субботу, как начало смеркаться, трое саней с прежней троицей сватов во главе,   Евдоксей и Митей  на других санях, братьями, их жёнами и Митиными сёстрами въехали во двор Ашниных. Все повылезли из саней и сгрудились перед крыльцом, но не просто так, а по обычаю, как веками повелось. Сваты, за ними мать жениха с сыновьями, жених с полдружьями, а там уж детвора. 
 В этот раз их уже ждали. На крыльце стоял не только нарядно одетый Иван Осипович, но и весело на них поглядывала, уперев руки в бока, Манечкина крёстная Варвара Патрушева. За ней стояли её сыновья, здоровые парни двадцати и двадцати пяти лет. Остальные выглядывали через их плечи из открытых дверей в сени...
- Ну, что? С чем пожаловали в наш  дом? С добром пришли или с бою брать будете?__
 Вавила, который шёл чуть за Фёдором, хмыкнул и начал засучать свитку, обнажив здоровенные кулаки, показывая, что он готов и с бою. Сыновья Варвары нахмурились и встали плотнее, но эту быстротечную заминку прервала Евдокся:
- Что ж мы доброе дело будем с драки начинать? Чать, не бусурмане. Давай, Иван, корзину, за вход откупное есть.  __
С этими словами она достала из корзины цветастый платок и развернула его.__
- Иди сюда, прикинь, свашенька,  в пору ли? __
 Та степенно спустилась с крыльца и накинула его на плечи, явно довольная подарком.
- Ох, хорош, - вымолвила она, улыбаясь.
- Тестюшка, а ты что застыл? Тебе тоже есть, что померить.__
Когда Ашнин с явным интересом на лице сошёл вслед за Варварой с крыльца, Евдокся достала из корзины черный картуз с высоким околышем и лаковым козырьком. И с поклоном подала ему. Тот крякнул от удовольствия, левой рукой пригладил волосы и натянул картуз на голову. Обновка пришлась ему впору. По  улыбке, расплывшейся на лице Ивана Осиповича, ясно было видно, что с подарком ему угодили.
- Милости просим, гости дорогие, - произнёс он, жестом приглашая подняться по крыльцу.__
-  Проходите, проходите, не стесняйтесь, - поддержала его сватья. 
  Когда Евдокся с сыновьями поднялись на крыльцо, она опять указала уже Григорию:
- Доставай «гусиху». - Тот, нагнувшись к корзинке, достал из нее трёхлитровую бутыль с узким горлышком, в деревне называемую «гусиха», полную красного виноградного вина. – Есть и вам, свояки, чем побаловаться, а это на память, и чтоб деньги водились, - она протянула обоим по кожаному портмонету.
  Те тоже заулыбались, освобождая проход. Гости и родня Ашниных дружно повалили в избу.
Манечка встретила сватов,  Евдоксю и сопровождающих  у накрытого выпивкой и закуской стола,  с  караваем пышного пшеничного хлеба в руках, который лежал на полотенце, блестя в свете керосиновой лампы__ аппетитными румяными боками.
- Откушайте, гости дорогие, - промолвила она, покраснев от смущения.
- Сначала выпьем, - вмешалась сваха.- Бояре сладкой водочки, а барыни-боярышни винца красного.
Хозяева и гости стали наполнять, уже знакомые сватам,  зеленые рюмки.
- Со знакомством нас,- провозгласил Иван Осипович, и все дружно выпили.
- А закусить караваем, пожалуйста, -  вмешалась сваха.   
Евдокся отломила от каравая первая. Пожевала и строго спросила  у Манечки,  стоявшей молча, с опущенными  в пол глазами:
- Сама пекла или сваха притащила?
- Сама.
- Да, ты Евдокия, Бога побойся,- встала на её защиту Варвара,- она с двенадцати лет хлебы печёт, как без матери осталась. Что, в рот не лезет?__
- Отчего же, каравай хорош,- похвалила Евдокся.
Все начали отламывать от каравая  и пробовать тёплый еще хлеб.
- Повезло тебе, Митяй, - хлопал его по плечу слегка захмелевший Серёга. – Рукодельница она у тебя.
- Ага, - приплясывал в своей красной рубахе Егорка, - это я их познакомил.
- А,где жених-то? –олядывая стоявших гурьбой и галдящих людей,  спросила сваха.
Подталкивая Митяя плечами, полудружки выдвинули его вперёд к Манечке.
- Чем невесту порадуешь?- опять спросила сваха.
- Вот, сейчас, - Митяй, волнуясь, залез в корзину, которая стояла рядом с ним, и вынул оттуда новенькие, аккуратные полусапожки темно-коричневой кожи. – Вот тебе, - протянул он их Манечке, - носи на здоровье. Думаю,  впору будут.
Поставив на стол обломанный каравай, та прижала их к груди, задохнувшись от радости,  и робко сказала:
-Спасибо, Митя.
-Да ладно, чего там.
Родня и гости одобрительно загудели:
-Хороша обновка, девка  век носить будет.__
- Дак и сама стоит того. 
- А что жениху невеста приготовила?__
Манечке,_стоявшая сзади нее  сестра Дуся__ что-то быстро вложила в руку.
- Это, Митя, тебе,- протянула она ему белые шерстяные рукавицы, запястья которых были украшены коричневым узором,- сама связала.__
- Умница ты у меня, - тут же надев их на руки, счастливо улыбнулся Митяй.
- Вот и ладно, - обратила внимание собравшихся сваха громким голосом. – Думаю, пора молодых благословить, а уж потом все остальное.
Она протянула Ивану Осиповичу, приготовленную икону Божьей матери  в старинном серебряном окладе.  Митяй и Манечка встали на колени, рядом с Ашниным  __встала Евдокся.
- Пойдёшь ли ты, Маша, за Дмитрия?__
- Благослови, батюшка.
- Любишь ли ты Машу, Митя? - спросила Евдокся сына.
- Люблю, матушка.
- Благословляю вас,  дети мои, - перекрестил их иконой отец невесты и дал святой образ к их губам, который вместе они и поцеловали.
- За стол пожалуйте, - смахнул слезу растрогавшийся Осипыч.
Манечка с Митяем сели во главе стола, стали рассаживаться остальные,  и пошло потом питьё__ да закусывание, обсуждение свадебных вопросов, так что с этим досиделись, считай, до полночи. Ударили по рукам и с песнями поехали по домам.    
Две недели уже прошло с рукобитья.
Митяй, задумавшись, неспешно ехал на своей серой двухгодовалой кобылке, по кличке Краля,  по  рыночной площади. Базарный день шел уже к завершению.  Снег скрипел у него под санями. Мысли его уже были не о вчерашней вечерке у Василисы, где они были с Манечкой.  Дело это уже было обычное, хотя и проходило не без интереса.
Манечка на посиделках, пока дело до танцев не дошло, вышивала ему рубашку, как было заведено после рукобития, поскольку она перешла уже в разряд официальной его невесты. Девицы наперебой её расспрашивали, какое платье  она себе готовит, кого из подруг приглашать собирается. В общем,  девичий угол не скучал, тем более что, как и у нее, вскоре  предстояла свадьба еще у  двух других девушек.
 Да ведь время такое - в самый как раз свадьбы играть. Через три дня Рождество, там  Святки, а тут уж и  Масленица - наилучший период и свадьбы играть и разговляться. 
               
                Граммофон для мужчины__
Шумно проходили ярмари в Нижней Добринке. Да и шутка ли сказать, у Добринских торговля шла  как с дощатых прилавков и навесов, которые сооружались на два дня из досок и парусины, а к вечеру в воскресенье опять разбирались, так и с обжорных рядов, где стояли десятки баб с лукошками яиц, крынками со сметаной, глечиками с ряженкой, корчагами моченых ягод. Другие крестьянки держали на руках связанные пуховые шали и рукавицы. Сновали меж рядов и возов коробейники, торговавшие из своих коробов всяким мелочным товаром и материей.  Вязанками лежали дубовые веники, связками подшитые валенки. Отдельно стояли мясные и рыбные ряды, невдалеке от них из корзин выглядывали живые куры и петухи, гуси, утки,  а то и поросята.
 В базарный день на рыночную площадь каждый раз приезжало торговать сто, а то и сто пятьдесят возов с товарами, а праздного люда возле них толклось раза в три-четыре почитай-что больше.   
Ярмарка вселилась и играла, торговалась и пела песни, кудахтала, мычала, блеяла, смеялась и  разноцветилась от ярких зимних юбок, женских платков, раскидываемой по прилавкам материи и пучков шелковых лент.
Крутилась разборная карусель, откуда слышался задорный девичий смех. 
Но мысли Митяя все были о предстоящей свадьбе. Он и на площадь-то в воскресный день заехал, чтобы колечко к свадьбе Манечке купить.
Ему самому серебряное, широкое, мужское кольцо дядя Фёдор Турчёнок уже подарил на прошлой неделе.
-Это, Димка,-  сказал он, улыбаясь,- тебе на счастье от крёстного, теперь всю жизнь на руке носить будешь и меня вспоминать. Оно от напастей уберегает. Его ещё отец мой от француза получил,  когда под Севастополем они оборону держали. Он тогда на раненого французского офицера наткнулся, тот без сознания в овражке лежал, и на себе его до лазарета дотащил. Пройди он мимо - помер бы француз.__   
Митяй обнял дядю и пообещал:
- Беречь буду его,  дядя Фёдор, спасибо тебе за подарок.__
Кольцо было Митяю чуть-чуть великовато, но с пальца не сваливалось, а значит,  было у него всё в порядке, к венчанию он был, считай,  что__ готов.
 Ему хотелось купить колечко  и для Манечки.
 Коробейники в деревне бывали, и лавка галантерейная купца Пичугина работала, но маленькие кольца были из меди или из латуни, луженые и из мельхиора, а серебряные были  для  Манечки явно велики.
Он уже почти миновал торговые ряды и возы с разложенными товарами, как услышал знакомый бархатный женский голос, который вернул его к действительности. Он оглянулся, у одного из возов стояла Елизавета Апполинарьевна, которую за глаза в деревне звали  Комариха, и улыбалась ему.
- Вот встреча, так встреча. Никак, Дмитрий Петрович, нужного товару не найдёте? __
- Да__ хотел вот колечко Манечке, чтоб под венец идти, да ни одно не приглянулось.__
- Вот незадача-то, - усмехнулась она, - да это дело поправимое. Не завтра свадьба, выберешь ещё. Да и у меня дома их с десяток есть, заходи, посмотри, глядишь, какое__ и понравится, сговоримся. Да заодно поможешь мне граммофон в дом доставить. Гляди, какую я красоту купила.__
Митяй посмотрел, и __когда Комариха отодвинулась в сторону, на возу у ямщика увидел то, на что обращали его внимание. Граммофон, и __ правда,  был хорош. Он сверкал полированными боками из красного дерева, а труба была волнистая, как цветок, и отливала золотом.
- Вот еще четыре пластинки к нему. Теперь у меня не вечерние посиделки будут, а музыкальные вечера. Молодёжь, я думаю, заинтересуется. Ты-то любишь пластинки слушать? __
- Я их и  слышал один раз на ярмарке в прошлом году. Помню, мужик какой-то про блоху пел и всё хохотал, пьяный, наверное.__
Женщина засмеялась:
 - Эх ты, это на всю Россию известный певец Шаляпин поёт. Ну, давай грузи эту красоту к себе на сани. __
Митяй осторожно взял граммофон и положил на сани, потом рядом с граммофоном боком села Комариха, придерживая его, а он на коленях пристроился в конце саней и слегка тронул Кралю вожжами. Она понеслась по улице,  раскидывая в стороны комья снега.
Доехали скоро. Митяй соскочил с саней и__ хотел__ было ухватить граммофон, но Комариха, проворно шмыгнув за калитку, отворила створки ворот и пригласила заехать, чтобы, мол, дорогую технику не повредить. Митяй подвел кралю под уздцы к самому крыльцу и уже тогда взялся за полированные бока граммофона. Хозяйка шла впереди, отворяя перед ним двери. Граммофон был внесен и водружён на стол, а гость сконфуженно оглядывался на мокрые следы, оставленные валенками.
- Наследил я тут. Пойду, пожалуй.
- Что ты, гостенёк дорогой. Погоди хоть маленько, музыку послушаем. Да не смотри  ты на дверь. Лучше валенки сними.__
Сама он быстро вынула откуда-то тряпку и затёрла маленькие лужицы, которые остались от снежных следов.
Митяй снял валенки  и поставил возле печи, сам присел к столу, с любопытством разглядывая граммофон.
- Заграничной работы, немецкой, - с гордостью проговорила хозяйка, - а пластинки разные. Есть две русских, одна немецкая, а вот американская, - и протянула ему её. Митяй взял её в руки и улыбнулся. На белой круглой этикетке по центру была смешная картинка: точно такой же граммофон, подняв одно ухо, слушала потешная белая собака с черными пятнами. Буквы ему были непонятны, поэтому он,  насмотревшись на картинку, вернул ее обратно.
- И что здесь написано? __
- Войс хиз мастэр. По-русски это «Голос её хозяина», но это как бы фирменный знак. А записана музыка танца «Аргентинское танго». __
- А на других что?__
На немецкой оказался  вальс Штрауса «Сказки венского леса», а на выпущенных в Санкт-Петрбурге __ песни «Когда б имел златые горы» и «Очи чёрные».    Он все их с интересом перебирал.
- Послушать хочешь?
-Конечно, хочу. __
-Смотри, что я буду делать. __
Комариха поправила трубу, отвернув ее в сторону, покрутила_торчащую из полированного ящика позолоченную ручку, потом осторожно поставила пластинку на диск аппарата и сдвинула в сторону рычажок.
 Звуки оркестра, исполнявшего прекрасную музыку вальса Штрауса, зазвучали из золоченой трубы, наполняя комнату атмосферой королевского оперного театра.
Митяй, как зачарованный, слушал музыку не отрываясь. Это была совсем другая музыка, не то __что деревенские гармошки и балалайки.
  - Ну, что, Дмитрий Петрович, нравится?- очнулся он от голоса хозяйки, который вернул его в жизнь из мечтательного состояния, навеянного незнакомой мелодией. В горницу из спальни вошла хозяйка, которая одета__ была уже не в строгое платье, а в жёлтый пеньюар с кружевами. Короткие рукава подчеркивали её полные, холеные руки с кольцами на тонких пальцах,  наполовину приоткрытая ее полная грудь с золотым крестиком  в ложбинке колыхалась, приподнятая ладно скроенным одеянием.
-Очень. Только почему Вы меня Дмитрием Петровичем назвали? Все меня домашние Митя зовут, другие Дима, ну просто хоть Дмитрий. __
- Так ты же через две недели женишься. А женатого мужчину, главного в доме, как еще назвать? Конечно, по отчеству. Давай теперь отметим мою покупку. Пятьдесят рублей за нее все-таки отдала. Как думаешь, того стоит?__
"Ни хрена себе,- подумал Митяй, - мы всю свадьбу в тридцать уложить думаем, да за эти деньги можно двух коров купить", - а в слух сказал:
- Конечно, вещь стоящая. Такого ни у кого в деревне нет. __
- Теперь у меня, пожалуй, не только на вечерки люди собираться будут. Попробуем организовать музыкальные вечера. Вот еще пластинок прикуплю, тогда можно будет это обдумать. Я ведь всё-таки бесстужевские курсы кончала. Потом уж мы в народ пошли. Так что кое-что еще из культуры и науки помню. – Говорила она,  растягивая немного слова, как это делают люди чем- то озабоченные. При этом она что-то искала в буфете с распахнутыми дверцами.
- А, вот. Нашла. Слава Богу, осталось еще немного,- с этими словами она достала граненую бутылку с длинным вытянутым горлышком и поставила ее на стол. __
- «Винный дом Шустовъ и Ко», - прочитал Митяй надпись полукругом на цветной этикетке. – «Поставщик двора Российского Императорского двора»,  «Коньяк», а ниже «Изготовлено во Франции, розлито в Санкт-Петербурге». __
- Пробовал такого? - ласково спросила хозяйка.
- Откуда нам? Водку монопольную,  и то__один раз, пробовал у дяди. А так всё наливочки__ да настоечки, в праздник ежели__ когда пару рюмок опрокинешь. __
- Тогда  тем более стоит попробовать, заодно и на  «ты» перейдём.
- Это как?- выпучил глаза Митяй.
-Ты же попросил тебя Дмитрием Петровичем не называть, а я тебя прошу __тоже звать меня на «ты».
- Так ведь не поймут же. Кто вы, а кто я. Да и старше вы, так не положено.__
- Какой ты бирюк, право. Кто же  женщине на её возраст указывает. А потом,  мы ведь никому не скажем, будем знать только ты и я. При всех, конечно, можешь величать меня по отчеству, а когда мы только двое, зачем условности?__
Митяй не нашелся, что ответить. Хозяйка при этом не теряла времени даром.  Две высокие рюмки на  фигурных ножках были ею налиты полными. Одну она протянула Митяю, подойдя вплотную, вторую взяла сама, обвив его локоть своей полной ручкой,
- Пьём до дна, Митенька, – и начала пить маленькими глотками.
Митяй, зажмурившись, опрокинул в рот всё, что в рюмке было. Действительно, это было для него новое ощущение. Коньяк оказался значительно крепче вина или наливочек, но гораздо приятнее и ароматнее, чем водка. В животе у него сразу стало горячо, и перехватило дыхание. Он, наверное, с полминуты стоял с широко открытыми глазами, не зная, вдохнуть ему или выдохнуть.
- Едреная штука, - наконец, выдавил он из себя. – Закусить бы. - И тут же рот ему заткнули поцелуем,  да так, что он чуть не задохнулся.  Когда Елизавета отстранилась от него, закончив свой поцелуй, и он опять стоял еще больше обалделый, сквозь звон, начавшийся   в ушах, услыхал:
- Хороша ли закуска?__
- Обалдеть можно, - выдавил он из себя, голова у него слегка кружилась,  и его начинало охватывать блаженное чувство.__
- Какую пластинку поставить?__
-  Всё равно, любую. __
- Ну, тогда, пожалуй, эту, - и через минуту в комнате зазвучали ритмичные, отрывистые звуки, с необычной, но буквально завораживающей его мелодией.__
- Что это?
- «Аргентинское танго», танец такой. __
- Это где его танцуют? __
- Раньше в Аргентине танцевали, а теперь и в северо-американских штатах и в Европе, да и в Петербурге уже к нему привыкли. __
- Хочешь, попробуем? – и, не дождавшись от него ответа, шагнула к нему вплотную, правую рук его положила себе на талию, отставив левую в сторону вместе со своей, и заглянула в упор в его синие глаза своими  тёмными, как ночь,  глазами.  __
– Шаги нужно делать небольшие, скользящие, через четыре шага - два делаешь на цыпочках,  и вместе делаем поворот, - учила она его движениям нового танца. – При этом ты должен смотреть прямо на меня.
Митяй краснел и неумело топтался на месте, потея и не сводя глаз с заветной ложбинки, внутри которой поблёскивал на цепочке золотой крестик, которая была у него перед глазами. (много повторений! Может, такой вариант: потея и не сводя глаз с заветной ложбинки, внутри которой поблёскивал на цепочке золотой крестик).  Неожиданно возникшее желание обладать этой женщиной всё больше овладевало им.
 - Вы меня простите. Не выходит у меня, у нас так не танцуют.__
- Бог простит, а я тебе делаю замечание. Опять меня на «Вы» назвал. Мы же уже пили за это, а ты всё забыл. Будешь наказан, но,  видно, придётся еще раз  выпить на брудершафт. __
- На что?__
- На брудершафт, это немецкое слово. Означает, что мы друзья и будем говорить только «ты». Скажи – Лиза, –  при этом коньяк из гранёной бутылки,  казалось, сам льётся в рюмку.
- Лиза, - как заговорённый,  пробормотал Митяй.
- Делаем всё снова. __
Они опять обвили вместе правые руки с рюмками и уже с чувством выпили жгучую, ароматную жидкость. Она взяла из вазочки сладкую помадку и сунула ему в рот, а потом запечатала ее своим жгучим  поцелуем.
- Эй, Дмитрий, да ты целоваться-то толком не умеешь,- улыбнулась она слегка иронично. – Да не дуйся ты.__
- Давай научу, сам потом благодарить будешь. Согласен?__
Митяй, у которого голова кружилась всё больше, только утвердительно мотнул ей.
- Да поставь ты рюмку на стол, - уже нетерпеливо прошептала эта женщина, как ему казалось, завораживающе волшебной красоты.
 Елизавета прильнула к нему и,  притянув его кудрявую голову к себе,  впилась в его губы долгим поцелуем. Он ощутил её  сладкие, умелые губы женщины, которая почувствовала в нём настоящего мужика и хочет сейчас его всем своим существом.
- Лиза, да что же это?- как в бреду бормотал Митяй,  шаря руками по ее пеньюару. __
- Ты что, Митенька, ещё женщины не пробовал? – догадливо поинтересовалась его сердечная наставница.   
- Нет,  - помотал головой он,- еще ни разу. __
- Господи, а еще жениться собирается. Ничего, это беда поправимая, - шептала она. - Выпей еще полрюмки. Клянись, что не скажешь никому. Целуй крест, - и она подалась к нему всей грудью.
 Пеньюар, казалось,  сам распахнулся, и полные ее груди с большими темно-розовыми сосками раздвинулись и торчали в стороны.
 День шел к своему завершению,  и в полумраке комнаты, который становился всё гуще и всё больше похожим на темноту, Митяй обалдел от вдруг обнажившегося перед ним впервые доступного, роскошного женского тела.
Он припал тогда губами к крестику, прижимая трясущимися от неуправляемой уже страсти её полные с шелковой кожей ягодицы.
Когда он очнулся и начал осознавать происходящее, то вдруг понял, что лежит, утопая в  перине незнакомой ему комнаты, а рядом, бесстыдно раскинувшись, лежит какая-то женщина.
- Господи, - перекрестился он, - прости грехи наши тяжкие. __
- Это правильно, - засмеялась его еще недавно вожделенная женщина, - не согрешишь – не покаешься, а не покаешься – не спасёшься. Так что ты не горюй. __
Митяй вскочил с кровати, сверкающей при свете свечи никелированными шарами, сопя, судорожно натягивая на себя исподнее и домотканые полосатые штаны. Сейчас ему было стыдно смотреть в ту  сторону, где лежала,  разглядывая его, матёрая черноволосая красавица, опершись на одну руку.
- А ты ученик способный.  Давно мою лужайку никто не пахал, а уж чтоб три раза подряд без передыху, это мне удача. Ты прям__ как конь племенной. Ох, бабы тебя любить будут. __
- На хрена мне бабы. Мне надо, чтоб Манечка меня любила. __
- Что ж, - усмехнулась Комариха, - и Манечка скоро бабой будет, и любить тебя будет, и проклинать, а ты меня теперь век не забудешь.   Ведь та женщина, с кем ты из юношей мужиком стал – не забудется никогда. __
Митяй наскоро оделся, определив по тихо стучащим в горнице ходикам, что прошло уже больше четырёх часов с тех пор, как он переступил порог этой  «бесстужевки».

                Колечко в подарок и жестокий урок__
Самые разные чувства переполняли Дмитрия Кирсанова. Это одновременно был жгучий стыд, за нарушенный уговор, и жалость к Манечке, которая,  ни о чём  не догадываясь,  вышивает ему свадебную рубашку. Это был восторг от впервые познанной им женщины, да ещё такой роскошной,  что, как он думал,  ему бы  в столице многие позавидовали. Одно он понимал точно: нужно убираться отсюда как можно скорее.  Уже в сенях, когда он,  надев валенки,  уже было хотел выйти из избы,  его настигла в наспех наброшенном пеньюаре Елена Апполинарьевна.
- Погоди, Митя. Не попрощался даже. Возьми вот, - и Митяй почувствовал, что она что-то вложила ему в ладонь.
- Что это? - поднёс он маленький предмет к глазам  и__ пытаясь разглядеть его в свете свечи, которую держала в левой руке эта простоволосая женщина, которую от холода уже начинал бить озноб.
В его пальцах маленькими  вспышками сверкал голубовато-розовый  камень на небольшом перстеньке.
- Это для Манечки, - скороговоркой, задыхаясь от волнения,  говорила она. Грудь её судорожно вздымалась.   – Не нужно денег. Ради бога возьми, не отказывайся.  Я виновата перед ней сильно. Это драгоценный камень,  александрит называется. Это мой ей подарок. __
- А может, ей не подойдёт? – оторопело спросил Митяй.
- Подойдёт. Я её пальчики помню. А нет,  колечко разруби, нажмёшь, оно по размеру и сойдётся. Ну, иди уже,  - и впилась долгим поцелуем ему в губы, дрожа всем телом.
Митяй с кольцом, зажатым в  кулаке, выскочил во двор, где, переминаясь с ноги на ногу, уже покрытая инеем,  стояла, пофыркивая, Краля.
Он сунул колечко в карман, взял её под уздцы и повёл к воротам, приоткрыл их, но не настежь.
В образовавшийся проем вывел лошадь за ворота и тихо прикрыл створки за собой. Когда он сел на сани и хотел уже скомандовать лошади "А ну, пошла!" - на него обрушился удар кнута, а лошадь,  судя по тому,  как она отпрянула назад и встала как вкопанная,  крепко схватили за  недоуздок.
Митяй сгоряча спрыгнул с лошади, желая проучить обидчиков, со словами:
- Ах, сволочи, ну, попомните меня! Грабить вздумали?___
Однако не тут-то было. Зимняя темень не позволяла ему после света толком разглядеть противника.
 Он спрыгнул с саней, когда получил уже три жгучих удара по спине и по ногам.  Наконец, Митяй,  разглядев широкоплечего мужика, державшего левой рукой его лошадь, а правой кнут, замахнулся, чтобы нанести ему кулаком удар по голове. Но удар сзади по ногам, где тулупчик их не закрывал, обрушился на него вместе со свистом кнута. Боль так обожгла его, что было не до удара. Даже слёзы брызнули из глаз. Он аж присел.
- Что ж вы делаете, душегубы? - сквозь слёзы крикнул он__ и повалился на спину от толчка ногой того, который держал лошадь.
- Это мы тебя хотим спросить, что же ты, подлец, делаешь? – с изумлением  узнал  он голос старшего брата Григория.
- Гриша, ты? А там кто, Иван? Да за что ж вы меня так? Бьёте, как конокрада. __
- Не был бы ты брат,  тебя бы покалечить было надо. Скажи спасибо, у невесты братьёв нет. Они бы точно так и сделали. __
С этим словами оба старших брата сели на сани.
– Залезай, чтоб через всю деревню не бежать.__
Митяй, с трясущимися после избиения ногами и руками, вскарабкался на сани, и они понеслись домой, к Кирсановым.
Ворота открыла жена Ивана__ еще до того как они подъехали. Видно, их ждали. Лошадь влетела во двор без остановки. Братья вылезли из саней, вытащили Митяя и, слегка встряхнув, потащили его в избу, так, что его ноги волочились и он едва успевал переступать ногами.
В избе ждала их Евдокся.
- Что, привезли паршивца? – спросила она, хотя он и так, покачиваясь, стоял перед ней.
- Поймали паразита, где ты и предполагала.__
- Что, Митенька, - грозно спросила  мать, - на ****ей потянуло, еще жениться не успел?__
- Быль молодцу не в укор, - буркнул Митяй и тут же получил от матери оплеуху.
- Ты о невесте подумал? А обо мне подумал? Ты до рукобитья мог по деревне ходить и девок портить. А слово дал, не смей!__ Ты__ что же, хочешь, чтобы мне, старухе,  ворота дёгтем вымазали, как потаскухе? __
- Такого еще в деревне не было.__
- А я не хочу,  чтоб было.  Еще раз узнаю -  ноги переломаем мерзавцу.
- А что же дядя Вася Анучин, Егоркин отец? Он, говорят, не одну вдовушку утешил. __
- Он уж женат был десять лет, а не  так вот, перед свадьбой, слово нарушил, да у жены по женской части была болезнь. А потом, не хотела говорить, да скажу. Ты знаешь, что он не своей смертью помер? __
- Откуда же мне знать?-
- Вот и не болтай. Его брат жены вместе со старшим сыном прихватили, за околицей, когда он от зазнобы своей на рассвете возвращался. Колами ему всё нутро отбили. Он неделю кровью харкал, после еще полгода пожил, сердешный, да и преставился. Царство ему небесное, прости Господи грехи наши тяжкие, - перекрестилась Евдокся. – А ты чего к Комарихе попёрся? Сегодня вечерки не было у неё. __
- Граммофон помог ей привезти, и она обещала колечко продать. Я искал для Манечки. __
- Колечко где?___
-Вот, - полез в карман Митяй, шмыгая носом,  и достал его из кармана.
Евдокся взяла его в руку и оценила, прищурив один глаз.
- Это не стекло. Дорогое колечко она тебе продала, где ж ты деньги взял?__
- Она не продала, а подарила.__
- Однако старался ты крепко, - ухмыльнулась Евдокся. - Просто так такие подарки не дарят. Что делать думаешь? __
- Так ведь это не мне, это Манечке она подарила. __
- Вот ей и отдай. Да не вздумай рассказать никогда в жизни, где и как ты его взял. Понял?  __
- Понял. __
- И помни, что я тебе сказала. Я два раза не повторяю. __
Митяй кивнул головой, чуть не падая от усталости и пережитого, и поплелся спать. 
 


                Груня__

Когда наступили сумерки, девичник у Манечки был в самом разгаре.  Девушки-подружки  пели  венчальные песни и грели большой латунный самовар, что Иван Осипович привез в прошлый год с Нижегородской ярмарки.  В это время в дверь дома Ашниных кто-то постучался. Песня смолкла, и все замерли в ожидании. В отворившуюся дверь вошла Груня, двоюродная Машина сестра. 
- Извини, Манечка, что с опозданием, дел дома невпроворот, но лучше поздно, чем никогда. __
- Ой, Грунюшка, хорошо-то как, что пришла, - бросилась к ней на шею Маша. Они расцеловались и молодая женщина __сняла с себя цветастый платок и запорошенный снегом__ расшитый полушубок.  Ей место тут же освободили, и она села на скамью рядом с невестой.
- Ну__ что, девушки, грустим? Не на чужую сторону Манечку выдаём, стоит ли так уж печалиться? Жених у тебя, Манечка, видный, любит тебя. Мамаша у него, конечно не сахар, но ведь  и не зверь какой.  Да и Митя тебя в обиду не даст.  Если что, ты у меня спрошай, что и как. Я тебе всегда подскажу.  Вытри-ка слёзы да вон налей мне лучше наливочки, выпьем за твои девичьи проводы.
Все девушки зашумели, задвигались. Кто наливочки себе налил, кто чай из самовара.  Выпили по рюмочке, Маша вытерла слёзы и заулыбалась.
- Спасибо тебе за подарок Грунюшка, а то не знаю, как и свадьбу бы справлять. Расходов-то больно много. Отец уж хотел кобылку продавать, чтоб взнос на свадьбу сделать, а тут и обошлись.__
- Да что ты, Манечка, о чём говоришь- то? Если я не дам, кто  вас выручит? Кто еще меня роднее? Ты лучше послушай, как мне этот золотой достался. Да и вам, девчата, интересно будет, не всё же песни грустные петь.
Дело было в запрошлом году, летом.  Барин наш, Валерий Николаевич,  приехал отдыхать в поместье, а с ним барыня с двумя детьми. Аркадий - гимназист, восьмой класс как раз окончил, с сестрой Леночкой, тоже гимназисткой, только из пятого класса.  У детей  летние вакации были. Еще гувернер с ними был, Мироныч. Со станции их Сергей и Андрюха Выдрицкий привезли.
Отдыхали они по-простому. Кухарничала у них Стеша, жена управляющего имением. Они Серёжу и наняли в конюхи вместе с лошадьми. Платили хорошо, а работы немного. Это ведь не на извозе, чтоб целыми днями пропадать. С утра он со Стешей на рынок, бывало, а управляющий, Василий Семеныч, всё вслед им глядит, глаз не сводит. Известно, догляд нужен. Дело молодое. Сереже  ведь двадцать стукнуло, только что в армию забрать не успели.  Стеше  двадцать два, это ж боле чем на двадцать годков разницы-то у них с мужем было, вот он и мрачный ходил всё это время,  пока они на рынок ездят. Приедут, а он  потом к жене всё приглядывается, как кот на мышь, всё глаза прищуривает. Да ладно, бог с ними обоими. А я для продажи на рынок большую корзинку зелени каждое утро ношу. Вот и пришло мне в голову, чего на рынок ноги бить, когда  от меня до барской усадьбы рукой подать. Вот они на рынок как-то уехали, а я с корзинкой-то в усадьбу подалась.  Василию Семёнычу  всю задумку и обсказала.
- Глянь,-  говорю, - уважаемый.  Ведь зелень моя не хуже той, что Стеша с рынка привезет, а то еще и посвежее будет, а цену я даже пониже могу взять. Вам, опять же,  лошадей зря гонять не надо, а то, говорят, овёс всё дорожает. Али, не ровён час, в дороге __ что может случиться, греха не оберешься.__ 
Управляющий намёк мой сразу понял. Глазами сверкнул, но ничего не сказал. А через четверть часа и пара  серых в яблоках лошадей, запряженных в тарантас,  подкатила, где  раскрасневшаяся Стеша сидела рядом с Сергеем с корзиной зелени и овощей на коленях. Муж её сразу выложил все овощи  на скамью и придирчиво осмотрел:  укроп__и петрушку,  лучок зеленый__и огурцы,  томаты да синенькие, морковь да фасоль. Каждую овощь, каждую травку он с моей сравнивал. А я-то уж постаралась, чтоб у меня не хуже было. Всё только с грядочки, да родниковой водой обмыто. Потом про цену поинтересовался, а когда я против рыночной цены на две копейки скинула, вовсе посуровел и вынес своё решение:
- С завтрашнего дня на рынок за зеленью ездить не нужно. Груня всё принесет. А ежели мяса или рыбы нужно будет купить – сам съезжу.
Тут и я голос подала:
-Понадобится, так я вам__ яичек свежих__ али молочка там, а то сметанки, тут же поднесу. Только вы заранее скажите,  к утру всё для вас, Василий Семёныч, будет в самом наилучшем виде.__
Стеша аж зубами скрипнула со злости. Известное дело, у нее, кроме кухни__ да посуды, невелики развлекушки. На рынке__ хоть можно с товарками словом перекинуться, новости какие узнать. А тут сиди  взаперти целыми днями. Но это уж ее трудности.  Сережа на меня тогда взглянул с улыбкой, а я домой засобиралась.
- Садитесь, - говорит, – барышня, прокачу с ветерком. Из чьих будете? Как вас звать, величать?  __
-Прилуцкие мы,  Груней меня зовут. Недалече тут хата наша, на краю деревни.
- Ничего, хоть и не далеко,  всё равно садись. Должен же я знать, откуда нам зелень доставлять будут. __
И тут он руку мне подал. Я с ним рядом на возчицкое сиденье. Он лошадей подстегнул, и  мы помчались, как на крыльях, так, что я, чтоб не вылететь,  всю дорогу за него держалась.__
- Так, небось, за него каждый день держалась, пока под венцом с ним не оказалась, - съязвила одна из девушек, сидящих за столом.
-  А это, милая, не твоя печаль. Тут уж каждый сам разумеет, как за кого держаться. __   
Ну__ да ладно,  недели через две после их приезда, принесла я им овощи как всегда, а гляжу - что-то не так. Стеша вся взъерошенная, барыня озабоченная, Дворецкий Мироныч тоже из угла в угол ходит. Оказалось, со станции телеграмму привезли.   Едут, мол, к ним друг нашего барина и его начальник с женой  на недельку  отдохнуть. Через три дня в Нижней Добринке будут. Хлопот вдвое добавляется, а прислуги- то боле нет. Где ж ее, обученную, взять? Срочно управляющий на неделю нанял посудомойку и поломойню. Стеше дали книгу с рецептами.
Велено было ей учить, что англичане на обед готовят. Друг этот, что должен приехать, человек был не простой, а сам граф Чертков.
- Он любит всё английское,- рассказывала соседке  барыня,-  говорить предпочитает по-английски,  и даже собака у него шотландских кровей, с родословной, как у английской королевы.__
А потом барыня Анна Николавна на меня поглядела да и спрашивает:
-Послушай, Груня, а ты не согласишься у нас в горничных побыть, пока гости не уедут? Я хорошо заплачу тебе.__
Я ей в ответ:
- Господь с Вами, барыня, я ведь ни ходить, ни говорить по-благородному не умею, как же я горничной-то буду?__
- Ничего, ты девушка симпатичная, смышленая, да и книжки, говорила, читаешь, где же я лучше возьму? Не можем же мы в грязь лицом ударить? Да ты не сомневайся, как нужно подойти, как отойти, когда поклониться, а когда книксен  сделать, это тебе Мироныч всё расскажет. Платье мы тебе закажем, в два дня сошьют. До остального сама дойдешь. Считай, что с сегодняшнего дня ты у меня на службе. Согласна?__
А плату за эту работу она мне за каждый день такую назвала, что мне бы неделю с зеленью и овощами к ним бегать, столько не заработаешь.   Так что недолго я думала, говорю: "Согласна". И тут завертелась кутерьма. Первым делом Серёжа нас вместе с барыней к портнихе отвёз. Она с меня все мерки сняла, с барыней они переговорили. Я ничего не понимала из их слов: «годэ», «декольте», «гофре», и та задаток на материю взяла. А меня в имение отвезли и в обучение к Миронычу приставили. Не такая простая, я скажу вам, штука в горничных служить. Учил меня Мироныч долго, нудно и терпеливо. По пять раз всё переспрашивал, запомнила ли я. А знать нужно было много всего, что мне до сих пор и не нужно было.  Кого как звать, как величать. Нужно было не спутать,  кто «ваше превосходительство»,  кто  «ваше благородие», а кто просто «господин».  Как принести на подносе напитки и закуски, как расставить их по столу, где должны лежать вилка, а где нож, сколько тарелок подавать к завтраку, а__ сколько к обеду, когда следует убирать посуду. У меня голова кругом шла. Когда меня поздно вечером Серёжа домой привёз, родители не знали уже, что и думать. Я как утром в усадьбу ушла - и ни слуху, ни духу. Рассказала я им, что мне предстоит. Матушка меня благословила.
- Не посрами нас, Грунюшка, может, это удача твоя. А с господами держи ухо востро, лишнего им не позволяй, а то есть среди них охотники до сладенького.__
На другой день и на третий учеба моя продолжилась. Мироныч меня и ходить учил, и руки держать,  и глазами в пол смотреть, если господа к тебе обращаются.  С барыней мы учили английские слова. Полтора года, почитай, прошло, а я до сих пор помню, как нужно произносить: «сенкью», «плииз», «ай ноут андэстенд, мисс», «эскьюз ми,  сэр». Потом Сережа к вечеру платье мне привёз. Мне оно показалось необыкновенно красивым.   Из коричневого муслина до самого пола, и к нему фартук белый кружевной и кружевная, в тон,  заколка для волос. Тут барыня заметила мои стоптанные башмаки.
- Ничего, Груня, я тебе свои туфли дам. Они, конечно, поношенные, но из-под платья будет не разобрать, а тебе должны быть впору. __
  Я  когда это всё на себя надела__ да с подносом прошлась, гляжу, барин на меня такими глазами посмотрел, что впору хоть сквозь пол провалиться.
Барыня его взгляд заметила и прикрикнула:
- Что-то вы отвлеклись, по-моему, моншер. Мы сейчас должны решить, подходит ли Груня для роли горничной, а не прелести её разглядывать.__
Барин хрюкнул сначала что-то невразумительное, потом поправил пенсне и с достоинством произнес:
- Я полагаю, что она вполне справится, - и как-бы добавил вполголоса, - а хороша, нежданно весьма хороша.__
- Значит, так, дело решенное. С завтрашнего дня с семи утра и до той поры, пока не отпустят, ты находишься в усадьбе. Приготовить завтрак и подать его – это твоя обязанность, потом убрать в гостиной после него. Завтракать, обедать, и ужинать будешь в летней кухне с прислугой. До обеда с Леночкой будешь гулять, и глаз с нее не спускай. За обедом прислуживать   будет Мироныч. После обеда можешь отдохнуть, комната твоя будет на первом этаже, рядом с лестницей. Ужин подаете вдвоем с Миронычем,  работаете, пока все не угомонятся. Всё ясно? __
Я ей:
- Все ясно,  барыня.__
Сережа домой меня повёз прямо в наряде горничной. Когда я с дрожек хотела слезть, спрыгнул, оббежал, руку мне подал. Говорит:
- Ты такая красивая, как невеста. У меня аж дыханье перехватило. Замуж за меня пойдёшь?
Я ему говорю:
- Пойду. Вот гостей  проводим, деньги будут, тогда и замуж можно.__    
С утра он опять за мной приехал. Как барыне опять руку подал, чтобы я на коляску ловчей с длинным-то подолом взошла. До полдня в доме всё суматоха была, потом Сережа и Андрей с барином на станцию поехали, гостей встречать. Через час приехали. Две пары супружеские, не старые еще. Друг его, адвокат Адулин с женой, и графья Чертковы, с которыми сын  еще был юнкер. Сам  (сам – кто?) в форме, пригожий такой, и собака с ними,  с длинными ушами и волосатым хвостом, жёлто-коричневой масти. Они Макбетом его звали. 
Потом был праздничный обед с водочкой, а после того, как они пару часиков вздремнули, все укатили на двух  тарантасах осмотреть окрестности и искупаться в Медведице.
- Груня, что-то ты никак до подаренного тебе золотого никак не доберешься, - заметила одна из подружек Маши.
- Так ведь__ полтора года прошло, а как будто вчера. Вон уж и свадьба моя была,  и Серёжу два месяца как__ на войну забрали, а всё перед глазами то лето так и стоит. Ну, слушайте дальше.__
Прошло дня три, а может, четыре, подаю я им каждое утро на завтрак овсянку, которую сама варю по самому исконному английскому рецепту. На столе сыр, ветчина. Хозяйка кофе самолично наливает. Едят все неспеша, неспеша беседуют,  о чем - уж не помню. Только помню, что жуют все как-то скучно. Вот граф Чертков мне и говорит:
-Милая Груня, могу я вас попросить на завтрак сварить для нас свежих куриных яиц, а то овсянка мне порядком поднадоела.__
Я, конечно, отвечаю, как меня барыня учила:
- Йес, сэр. __
А он улыбнулся  и мне в ответ:
- Да ты прям как боцман английского флота. Говори с нами по-русски. Английский мне в Петербурге порядком поднадоел. Это мы хотели, чтобы сын наш, Ростислав, английский в совершенстве выучил. Выписали ему гувернера из Англии и дома даже между собой старались по-английски говорить. Но сейчас это ни к чему. Ростислав по-английски говорит как по-русски, к тому же он и дома-то не живёт, а в казарме Александровского военного училища. Так что не утруждай себя иностранными словами. Хорошо?__
Я смутилась, конечно, только и ответила:
- Как скажете, барин. Может, еще чего к завтраку хотите? __
- А вот творожку бы свежего, да со сметанкой, чтобы ложка в ней стояла, можешь достать? __
- Конечно, будет вам и то и другое.__
- Тогда вот еще что. Раз уж завтрак по моему вкусу завтра будет. Принеси свежесбитого маслица. Горчицу ароматную можешь сделать?
Я кивнула головой.
- Значит,  на столе чтоб горячий хлеб был, свежее масло, горчица и яйца. Да яйца, смотри, в мешочек свари, а то я другие есть не буду.__
Вечером я отпросилась пораньше, чтоб всё успеть. Горчицу сотворить - дело нехитрое.  Масло, сметана и творог у нас в погребе всегда были, а вот как сварить яйца в мешочках и почему граф других не ест, мне невдомёк было. Спросила я об этом у Стеши, но она об этих яйцах в мешочках и слыхом не слыхивала. Делать нечего, лицом в грязь мне ударить было нельзя. Побежала я к тёте Полине мешочки для яиц шить. Только у неё из всей нашей родни швейная машина «Зингер» была. Хорошо, за месяц перед этим на ярмарке они её с мужем купили. Прибежала я к ней, так и так, говорю, надо мешки эти проклятые шить. Она у меня спрашивает:
- А сколько?__
- Сама посуди, барин, жена его, сын и дочка, значит, четверо, потом граф с женой и  сыном, еще три, всего семеро, да адвокат с супругой,  – девять получается, а каждый по два яйца на завтрак ест. Всего, стало быть, восемнадцать мешков. Для ровного счёта сошьем двадцать, вдруг кому еще захочется. Хорошо, я у Стеши обрезков шелковых лоскутов выпросила, да у тёти Поли кое-что нашлось. Мы до полночи с ней эти мешочки шили. А чтоб из них яйца не вывалились, к каждому мешочку  пришили завязочки из тесьмы. Утром я яйца в эти  мешочки разложила и поставила в кастрюле вариться. Сама скорей на стол накрыла. Белый хлеб, только что из печи, творожок из погреба со сметаной,  масло сливочное, утром сбитое, так на хлеб и просится,  горчичка стоит в хрустальной розеточке, редиска розовая горкой в фарфоровой миске, лучок, укропчик, огурчики пупырчатые на блюде,   приборы серебряные всем разложены.    Всё честь по чести. Начали на завтрак господа за стол собираться, а я скорей на кухню. Шумовкой яйца в мешках из кастрюли выловила, на блюде по цвету их разложила. Внизу в голубых мешочках, потом в красных в белый горошек, а сверху жёлтые. Вот, думаю, красиво получилось. Уж теперь-то__ я точно угодила.  С этим блюдом я гордо в гостиную вошла.
Все уже сидели за столом, уплетая всё, что я для них приготовила, и оживленно беседовали. Вдруг граф обратил внимание на меня, с дымящимся от пара блюдом в руках, сияющим разноцветьем шелка. Рот у него  приоткрылся от изумления, и он, силясь проглотить кусок и __ничего не говоря,  начал тыкать в мою сторону ножом, который держал в руке. Барин мой__  с женой сидели спиной к входу, и они не могли__ поэтому__ сразу оценить мой гордый вид и зрелище от блюда. Они обернулись ко мне__ по жесту графа, у которого изо рта, как у лошади, висел зеленый лук, и оба выпучили глаза, увидев меня с блюдом в руках. Некоторое время в воздухе висело молчанье. Потом барин с трясущей челюстью от разбирающего его смеха выдавил наконец из себя:
- Груня, это что?
- Их превосходительство сами заказали яйца в мешочках, - с этими словами я поставила дымящееся блюдо на стол.
Тут раздался такой громовой хохот, какого никогда не слышала и,  наверное, никогда в жизни не услышу. Хохотали все, начиная от графа и кончая Леночкой, с которой мы вчера еще играли в крокет. У адвоката даже слёзы лились из глаз. Продолжалось это минут, наверное, десять, не меньше. Граф от смеха даже начал икать, а его хлопала жена по спине. Гимназист, сын нашего барина, даже сполз от смеха на пол и лежал на спине, хохоча во всю глотку и дрыгая ногами. С нашей барыней, похоже, началась от смеха истерика.
Я растерялась совершенно. Ожидала я другого, что меня похвалят, ну, на худой конец, не скажут ничего, но такого…
Барин вновь открыл икающий от смеха рот и спросил:
- Кто тебя надоумил?__
- Сама я, всю ночь шила.__
Ответ мой вызвал новый взрыв смеха. Сквозь смех и слёзы граф выговорил, обращаясь к барину:
- Где ж вы такую сообразительную гувернантку раздобыли? - и снова залился смехом.
Это уже было выше моих сил, я закрыла лицо фартуком и с рыданиями выскочила из гостиной. Влетела в свою комнату и бросилась на кровать, зарыв лицо в подушку. Минут через пятнадцать в комнату ко мне вошла барыня и тронула меня за плечо.
- Груня, приведи себя в порядок, все ждут тебя в гостиной.__
- Не пойду, барыня, и не уговаривайте. Такого позора я еще в жизни не испытывала. Вы поиздеваться надо мной хотите.__
- Господь с тобой, мы все по-доброму к тебе относимся. Вытри слёзы и пойдём. Отказ невозможен. __
Я кое-как привела себя в порядок, напудрила по-быстрому нос, и мы с барыней опять пошли в гостиную. Я не смела на окружающих поднять глаза. Но никто уже не смеялся.  Барин подошел ко мне, приобнял за плечи и поцеловал в лоб.
- Спасибо тебе, Груня, за вкуснющий завтрак, ты молодец.
 Потом добавил:
- Извини нас, Груня, за то, что смеялись, но честное слово, меня в жизни так никто не веселил. Думаю, когда мы с Валерием Николаевичем приедем в Петербург, если я поведаю в нашем клубе, за вечерним бриджем, что тут приключилось, то  это будет самая веселая история, происшедшая  с нами летом. __
Потом он порылся в жилетном кармане, достал золотой пятирублёвик и протянул его мне.
- Спасибо за доставленное удовольствие, в жизни так не веселился. А на нас не серчай.__
Я  им чуть было не сказала, что если они по пять золотых рублей мне каждый день давать будут, то могут смеяться хоть всю неделю.
- Груня, а как же ты  управилась, и за Серёжу замуж вышла, и денег хватило свадьбу сыграть,  и эта монета неистраченной осталась? – спросила у сестры Маша.
-Слушайте дальше, через три дня после истории с яйцами всё и случилось. Рано утром барин с друзьями и двое сыновей, взяв   ружья и собаку,  на дрожках поехали в степь пострелять перепелов. Они ездили уже так охотиться два раза, но, видно, стреляли не совсем успешно, поскольку один раз трёх, а в другой раз пяток битых перепелов привезли. Ох, и довольнёхоньки они были, а разговоров-то сколько. В этот раз и сыновья с ними напросились оба, и юнкер, и гимназист. Хозяйка Стеше и говорит:
-Сегодня  у нас получается вроде бы прощальный вечер. Не знаю, что уж охотники там привезут, может, и готовить нечего будет, а поужинать мы должны как следует. Поэтому ты, Груня, раздобудь гуся, чтоб был хорошо откормленный, а Стеша на ужин его приготовит. Да не просто его в печи зажарь, а погляди по книге, чтоб по французскому рецепту, Мироныч подскажет, ежели что неясно будет.   
  Я скорей  в деревню к немцу Гроссману. Известно, у него самые большие и откормленные гуси, лучшие по всей Нижней Добринке. Обсказала ему, что и как. Питер Францевич сам гуся выбрал и на телеге в имение повёз. К вечеру баре с охоты вернулись. Наскоро они перекусили и уселись в карты играть. Не знаю, что за игра у них была, только играли по-крупному и расплачивались они  серебром и золотом, а то  «екатеринками». Я это всё видела, потому__ что не один раз им по рюмке водке со льдом приносила и солёного огурчика с черным хлебом закусить, а то малинового кваску. Выигрывал всё больше наш барин, Валерий Николаевич. Но, видно, у тех двоих денег было «куры не клюют», поскольку они расплачивались, не моргнув глазом, а нам-то на такие деньги не один бы год жить.   Бумажные деньги наш барин всё в портмонет складывал и за пазуху убирал, а монеты в жилетные карманы засовывал, золотые и серебряные отдельно. Кончили они игру, по саду походили, тут и ужинать позвали.
Гуся мы со Стешей вдвоем несли. Одной бы мне не унести. Зажаренный с румяной корочкой, начинен он был кашей с черносливом и яблоками, грецкими орехами и  какими-то травами. Гусь был просто на загляденье. Мироныч разделал его по всем правилам, и пир получился у них настоящий.  Всё  за здоровье хозяина и хозяйки выпивали, да жалели, что завтра на Петербург им нужно отъезжать. Водки было вдосталь и шустовской рябины тоже, так что нагрузились они__  как следует__и по комнатам стали расходиться. Я тоже, было, в свою комнату направилась, а барин наш меня за руку возле лестницы поймал да и говорит:
- Грунюшка, пить хочется ужас как. Ты не могла бы мне показать, где малиновый квасок  хранится, которым ты нас потчевала. Уж как хорош, ничего вкуснее в жизни не пил.
Я ему говорю:
- Так это в погребе, в крынке на правой полке.__
-А ты проводи меня, я сам не найду.__
Мы и пошли, а уж стемнело. Сверчки поют, собаки в деревне перебрёхиваются, а во дворе окна усадьбы подсвечивают, так что дорогу, если знаешь, разобрать можно. Да я керосиновый фонарь- «летучую мышь» взяла. И идти-то недалече, сразу за конюшней сеновал, а там погреб. Вот мимо сеновала проходим, а он за руку меня туда и втащил, и дверь за собой прикрыл. Я было испугалась:
- Что с вами, барин, - говорю, - что это вы задумали?
А он меня обнял, одной рукой за грудь тискает, другой фонарь у меня из руки забрал и на пол поставил.
- Тихо, - говорит, - Грунюшка, полюби меня, я тебя озолочу.  Мы через три дня тоже уезжаем, когда же я тебя снова увижу?__
Я его оттолкнула было, хотела выбежать из сеновала, а он меня поперек живота обхватил и на сено повалил. Придавил меня сверху, ладонью мне рот зажимает. От самого водкой пахнет, потом, как от собаки, сопит и трясётся весь, а  по платью шарит, застёжки ищет.
Вдруг  дверь открылась, слышу Сережин голос:
- Это что же ты, барин, делаешь? - а мне дышать легко стало. Это он его за ворот пиджака от меня оттащил. В свете фонаря вижу: барин вскочил, было хотел на него броситься, а Серёжа вилы из сена выдернул и ему к шее приставил.
- Молись,- говорит, - барин, заколю.__
Тот стоит к стене, прижавшись, побелел весь, а вилы аж в шею ему впились, даже кровь показалась.   
- Не делай этого, - говорит, - Сергей. Ведь на каторгу отправят.__
- Ничего, - тот отвечает,- с учётом обиды моей невесты лет десять дадут, не более, да и я там не долго задержусь, с каторги тоже бегают. А уж друзья мои красного петуха на усадьбу точно пустят. Аль забыл, как в соседней губернии барские усадьбы в тыща девятьсот седьмом полыхали?__
Тот трясущимися руками начал из карманов жилетных деньги на землю вытряхивать.
- Серёжа, я не знал, что это невеста твоя. Прости ради Бога, бес попутал. Вы же и не объявляли о помолвке никому. __
А он ему в ответ:
- Молись,  барин, что этого не видит никто, а то проткнул бы я тебя как жука навозного.
Барин за пазуху полез, портмонет достал, а из него сторублёвую ассигнацию. Протягивает ему, возьми, мол. В это время дверь отворилась настежь, в сеновал вошла барыня Анна Николаевна с управляющим.
- Что происходит здесь? - закричала она. – Моншер, мы тебя обыскались, а ты здесь. __
Сережа, как услышал, что дверь открывается, вилы в сторону отбросил и на колени рядом со мной встал, я тоже приподнялась. Стоим оба на коленях,  а барин,  растрёпанный, со сторублёвкой в руках.
 Сережа меня за руку схватил и барыне говорит:
- Мы у Валерия Николаевича благословения на свадьбу просили, так он нам  сто рублей хотел подарить.__
- Это правда, Груня?- строго меня спросила барыня.
- Истинная правда, барыня, - поддакнула я с испугу.
Барыня с подозрением посмотрела на мужа, тот подтвердил, трясясь от холода и страха
-Верно всё, Аннушка, пусть живут счастливо.
А Серёжа из его руки ассигнацию-то и взял. Барыня, нахмурившись, постояла немного, молча соображая обо всём увиденном, потом слегка улыбнулась:
- Могли бы и меня предупредить, нашли тоже место благословения просить. Ну, я вас тоже благословляю. Платье и туфли, Груня, можешь себе оставить,- проворчала она.
Потом все тихо разошлись, а мы с Сережей еще три золотых червонца и восемь серебряных рублей нашли.
На другой день гости разъехались. Им с собой погрузили добычу, которую они настреляли: десяток уже выпотрошенных перепелов и дудака фунтов на двенадцать, охлажденных на льду в погребе.  Когда по коляскам садились,  граф моему барину и говорит:
- Ну и конюх лихой у тебя, чистый разбойник. Ты с ним ухо востро держи. Я вообще удивляюсь,  как ты тут без револьвера обходишься, у меня так постоянно с собой.
  Уехали они, а через месяц мы свадьбу с Серёжей сыграли. Денег хватило и на гулянье, и на обстановку, вот у меня пятирублёвик от тех яиц, что я в мешках наварила,  и остался. Может, он вам счастье принесет.
Эх, где-то теперь Серёжа мой? Живите и вы с Митей хорошо, как мы с ним жили.
Она выпила рюмку наливки, расцеловалась с Машей и вышла из хаты.


Рецензии
И я читала. Запуталась. Написано блестяще!

Лидия Нилова   15.09.2017 20:44     Заявить о нарушении
хватит уже меня хвалить. хотя, конечно, спасибо за всё.

Евгений Пекки   15.09.2017 21:42   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.