Фотограф

Он лежал на асфальте у подъезда грязным и серым стариком, немного опираясь на стену, словно его неожиданно скосил какой-то недуг, а сил добраться до двери, уже нет. И лишь через мгновение, как следует присмотревшись, Алексей понял, что за этого беднягу принял большой пакет для мусора. Да еще осенний ветерок так филигранно выдул складки на этом незваном госте и так умело впечатал его в плитку, что он и вправду казался вполне живым и осязаемым. Но все-таки это было не так. Когда теперь глаза побороли этот нехитрый оптический обман, все казалось вполне обыденным – большой мусорный пакет у двери в уютную девятиэтажку. Точнее почти так, но не совсем.

Дело в том, что район, в котором шагал Алексей, несмотря на постройки в летах, был очень хорош собой. Так часто бывает, когда в центре города можно отыскать чистые, тенистые места, утопающие летом в зелени; осенью выстилающие красно-желтые коврики; а зимой приятно обледенелые и напоминающие место действия каких-нибудь приятно знакомых кинофильмов. Они - такие тихие, что сразу и не вспомнишь про шумное соседство бурного мегаполиса. Да и люди, как правило, живущие в таких местах отличаются большей чистоплотностью, заботой о своей родной среде обитания.
Этот пятачок, оккупированный невысокими сутулыми зданиями, был одним из таких. Справа - вполне себе благородная детская площадка со свеженькими красно-зелеными заборчиками, левее небольшой тенистый садик, очевидно находящийся под шефством группы энтузиастов, внимательно следящих за его эволюцией. Одним словом, такому грязному пакету для мусора, да еще практически у самого подъезда решительно неоткуда было взяться.

Осторожно переступая мелкие и обильные лужи, фирменные знаки этого времени года и города, Алексей приближался к подъезду. Несмотря на раннее утро, голова болела нещадно, вызывая излишнюю раздражительность ко всему происходящему. Алексей остановился и посмотрел на пакет уже вблизи: пакет как пакет, большой длинный, похожий на брезентовый плащ. Согнувшись и подцепив его рукой, Алексей уже оглядывался в поисках урны или мусорного контейнера. Отыскалась урна, однако фактически заполненная – видно бригада уборщиков еще не успела приступить к очередному этапу сражений за звание: «лучший дом – лучший подъезд». А кстати пакет оказался достаточно увесистым – Алексей плюхнул его на асфальт и, раздвигая складки, думал о том, какое наверняка любопытное впечатление он производит со стороны, если бы кто-то, именно сейчас, смотрел на него из окна своей кухни.

В пакете он обнаружил множество фотографий, на первый взгляд все были черно-белые. Зачерпнув наугад, достал несколько. На одной была изображена довольно большая церковь, где-то на берегу моря или какого-то водоема: небольшая рощица, потом довольно массивное строение с куполами и крестами, а затем, чуть правее холм и черно-белый кусочек воды. Алексей посмотрел на нее внимательно – еще он заметил несколько птиц в небе и лес вдалеке. Фото было приятным, ему понравилось. А со следующего снимка на него смотрел ребенок, девочка со смешными косичками, лет семи, стоящая на какой-то площадке из крупного гравия на фоне большого многоквартирного дома. Камни, девочка и дом – больше ничего в кадр не поместилось. На третей фотографии было застолье – большой прямоугольный стол, необъятно уставленный всяческими явствами, казалось, простирается куда-то далеко вдаль. Девочки уже не было, но были люди. Две женщины средних лет и мужчина, изрядно алкогольно-веселые, смотрели на него. У одной, как показалось, был золотой зуб или какой-то еще – по крайне мере он чернел пятнышком у нее во рту. Еще один мужчина подальше спал прямо за столом, уронив голову себе на грудь. А еще немного левее было видно, как пожилая старушка что-то несет, по всей вероятности – горячее: картошку с мясом или плов – уж очень большая была кастрюля, да еще такой формы – Алексей, в общем, поставил на картошку. Лицо ее в отличие от других, не считая спящего, особо радостью не светилось. Выражение было довольно дурацкое, казалось она хотела улыбнуться, а узрев фотографа и со свойственной любовью пожилых людей к этому виду искусства, стушевалась. Результатом явилось крайне странное выражение лица – брезгливо-веселое, будто хотел рассмеяться, а потом понял, что как-то и незачем – оттого такие некрасиво напряженные губы – плохая фотокарточка. Алексей бросил снимки в пакет и, приложив пилюлю-ключ в ячейку, вошел в подъезд.

С вахтером или как модно сейчас говорить – консьержем, Марьей Ивановной Вороновой (так было написано на листе А4 большими черными буквами и приклеено грязным скотчем к ее двери), в принципе у Алексея сложились добрые отношения, даже можно сказать сотруднические. При всяком своем появлении, он непременно здоровался, и некоторое время интересовался здоровьем и последними новостями. И, честно говоря, особого жеста в этом не видел, более того, уважал старушку за ее желания быть полезной и нужной, несмотря на возраст, мигрень, высокие цены и прочие напасти, которые обычно врываются в жизни пожилых женщин и остаются там нарывать занозами.

- Здрастьте, Марья Ивановна, - по традиции громогласно объявил он.
За окошком раздалось какое-то шевеление и шуршание, а вскоре откуда-то извне послышалось: «Здравствуй, Лешенька, здравствуй, дорогой». Марья Ивановна выползла из своего обиталища, прикрыла дверь своей комнатушки и остановилась у нее, уперев одну руку в бок.
- А ты сегодня что-то пораньше заехал, да?
- Да вы знаете, как-то дел много. И по работе нужно отчет сделать!
- Ох, не бережете Вы себя, молодежь! – как обычно она строго погрозила пальчиком. – Всех денег не заработаешь. А здоровье? Здоровье-то оно одно, другого не будет! И без шапки ты опять, вот заболеешь, а лекарства – вон, каждый месяц дорожают.
Далее Марьвановна несколько минут рассказывала о своем последнем крестовом походе в аптеку, перечисляла лекарства знакомые и нет, а после чего вдруг неожиданно заявила, заговорщицки шепча.
- А он 3 дня не выходил!
Алексей поморщился: - Что вообще?
- Ну…Точно не видала. Но думаю да.
- Ясно. – Алексей потер переносицу. – Ладно, Марья Ивановна, пойду я, пожалуй, узнаю, что там и как.
- Давай, давай! Сходи, дружочек. – И вдруг, словно вспомнив о своих служебных обязанностях, насупилась.
- А чтой-то ты с собой за грязь тащишь? – недовольно пробормотала она.
- Да так…Мусор всякий. – застеснявшись сказать о своих оптических происшествиях и не только, пробормотал Алексей. – Сейчас выкину пойду. – и медленно стал подниматься по ступеням.

Голова продолжала болеть, и когда он поднимался на лифте, думал об еще одной вероятной таблетке, чтобы как-то ее унять.
Он открыл дверь и в нос разом ударил запах табака. Раздевшись, Алексей завернул сразу в кухню – он сидел на табурете и смотрел в окно.
- Здравствуй, отец!
- Здравствуй, сын!
- Ну, как ты тут? Гулять ходил?
- Да, я как-то не очень. – неопределенно протянул он.
- Ясно… - Алексей обвел взглядом кухню. Бутылка водки стояла на подоконнике, почти пустая, увядающая японская сосенка в горшке, еще какое-то растение и много пыли. – Пьешь все?
- Нет, сын. Грущу. – он так и не повернулся – все также поглядывал в окно сквозь стебли увядших цветов в горшках.
- Да? – нарочито удивился Леша. – А что ж так?
- Да не знаю, сын.
- Ясно…- Алексей открыл холодильник – еды было вдоволь. «Он и не ел особо ничего» - подумалось. – Ладно! Я, если не против, пойду немного в комнате посижу.
- Давай…

В прихожей Алексей, зацепил новоприобретенный пакет и отправился в угловую комнату. Сел на диван, который заухал филином под нежданной тяжестью, поставил пакет рядом, раскрыл его и стал доставать фотографии.
Они были разные и все черно-белые. Одна была цветная – лето и знакомый подъезд в кадре, пакета конечно не было.
«Может семья какая-то… Переезд там…Забыли или забыли выкинуть…» - пробормотал Алексей. А сам смотрел, смотрел на фото и отпускал их вниз на пол… Некоторые попадали в пакет, а некоторые черно-белым ковриком ложились на старый, лоснящийся ковер. Чужие жизни открывались перед глазами: разные люди, события, дети, еще дети, домики и дома, знакомые и незнакомые пейзажи. Хаотичная картина мира в некоторых точках и датах, с некоторыми ее представителями. «Интересно, а кто все это фотографировал? Кто это был? Отец, сын, муж? Или все разные люди?» Некоторые фото ему очень понравились. А голова болела все больше и в какой-то момент такая злость ко всему этому захлестнула Алексея, что он поднялся – диван опять ухнул – собрал сколько смог карточек и вывалился на балкон. С пятого этажа открывался благоустроенный садик, куда он стал выкидывать фотографии, которые темными птичками медленно пикировали вниз, засыпая мокрый осенний двор чьими-то кадрами и мгновениями, о которых он бы никогда и не узнал.

- Встань и иди! – услышал он из глубины, сбоку.
- Что? – устало проговорил он. В проеме стоял отец.
- Я говорю, на работу тебе же нужно. Пора. – отец стоял держась за стену.
- А…да… - медленно проговорил Алексей, голова пульсировала спазмами. – Я еще посижу немного и пойду.
Отец, кряхтя вышел их комнаты. Еще какое-то время раздавался скрип половиц и звук удаляющихся шагов, а Алексей вернулся к дивану, на мгновение закрыл глаза и неожиданно уснул.

И ему приснился странный и чудный сон. Будто бы нет больше никаких отчетов, он купил фотоаппарат и так нежданно-негаданно стал известным фотографом, который снимал людей, но всегда испытывал тягу к пейзажам. И что первый свой кадр он продал через несколько лет за 13 тысяч долларов. И это было его собственное отражение в серой осенней луже. И кто-то сказал, что это свежий, совсем новый стиль. А потом все стало темнеть, и он уже особо ничего не запомнил.

+++++++++++
Когда Марья Ивановна вышла на улицу, как-то уж так получилось, что первый лучик солнца, вырвавшийся из-за туч, слепо ринулся на волю и полоснул ее по глазам. Именно потому она лишь через мгновение заметила тело мужчины, лежащее у порога. А еще через некоторое время, когда удивление уступило место свойственной возрасту подозрительности, она опознала в лежащем, Алексея, сына отца-алкоголика, который на ее голову проживал именно по месту ее службы. Алексей, два-три раза в неделю навещал его и, в общем, был вполне милым и приятным мужчиной.
Наряд милиции приехал достаточно оперативно, видимо, сказалось расположение района – почему-то в центр они приезжают гораздо охотнее. Марья Ивановна это знала точно, поскольку ей не раз приходилось пользоваться их услугами, когда она работала в большом доме на окраине, где каждую пятницу кто-то крепко выпивал, а пару раз в год особенно ретивые совершали головокружительные кульбиты этажа так этак с 12-ого.
 
Ее попытки поведать немного о цене на жизнь были достаточно грубо прерваны конкретными вопросами о потерпевшем. Однако со свойственной ей обстоятельностью, она рассказала – все что знала и, возможно даже больше. И, когда ее выпроводили восвояси, в целях безопасности, нисколько не сопротивлялась. Но зорко поглядывала на дверь подъезда и рассказывала в подробностях, каждый раз по-новому, о произошедшем всем, выходящим на свет. А труп в скором времени прикрыли большим грязноватым пакетом, услужливо оказавшимся неподалеку. Немного рваный в некоторых местах идеально для такого рода целей он, конечно, не подходил – зато не нужно было бежать до машины и искать брезент.

++++++++++++
Доктор Петров Вячеслав Викторович, подойдя к парочке в сером произнес.
- Обширное кровоизлияние в мозг, голубчики..Немного до подъезда не дошел, да впрочем, если б и попался на глаза толку было бы мало, помочь в такой ситуации возможности не представлялось. Так вот…
- Баба с возу, кобыле легче – резюмировал его один из двоицы.
- Жалко парня то… - ответил второй, молодой же, 33-ий в этом году праздновал.
- Жалко у пчелки – веско парировал майор. – Обед уже. Пошли, без нас разберутся. – Житейкин, исполнять; потом к медицинскому заключению приложишь!
- Есть, товарищ майор! – воскликнул третий подошедший. И, щелкнув затвором, стал крутиться возле покойника.  А через мгновение, здание морга озарилось белыми вспышками.


Москва, декабрь 2009