Николаевская перчатка. В. Блеклов

                Глава четвертая
                Мстящие камергеры

                Первый раздел
                Николаевская перчатка
              Завершает же развязку николаевского сценического заговора - “Мстящий камергер”, который начал постепенно “выходить”, у нас, из тени, - созданной  ему пушкинистами прошлого! - еще в начале предлагаемой вам, сейчас, книги!
              Суть его, - то есть царя! - последнего удара по уже мертвому поэту  - тоже в высшей степени мерзкая!  “Возложение” им, камергером П. Вяземским, своей перчатки в гроб Пушкина - тоже сценический фрагмент концовки николаевского заговора. С участием, в заговоре,  именно “мстящего камергера”. Тоже “позаимствованным”, царем, именно, как вы уже знаете, из пушкинской повести "Пиковая дама"!
              Другими словами, здесь, перед нами, сценический фрагмент с той же темой: с темой тайного осквернения в нем, царем, именно уже мертвого Пушкина, мерзкая суть, которого, идет, у царя-”сценариста”, не только из пушкинской повести, но и из средневековья, а именно: самого вульгарного способа выражения своего презрения к врагу!
              Главная суть, которого: бросается перчатка в лицо противника! Перчатка - поднимается и происходит - дуэль! Поднятая же, оскорбленным врагом, перчатка презрительно бросается, потом, на гроб поверженного врага при его похоронах! Так Николай I воспринял - все исторические работы поэта! Пушкин, по понятиям царя, через свою Историю России, - и, особенно, через свои острейшие  сатирические выпады против царей-самозванцев! - как бы бросил перчатку в лицо Николаю первому!
              Тот - перчатку поднял: и произошел - заговор с дуэлью! Через “мстящего же камергера” перчатка - презрительно бросалась - на гроб поверженного врага! Как видите уже и сами, и здесь есть, или существует в реальности, именно николаевская логика!
              Так вот, камергер Вяземский тайно выполнил, у царя, и этот акт вандализма! Некоторые пушкинисты в своих исследовательских работах указывают, что П. Вяземский сразу же после проведения основной панихиды по Пушкину 1-го февраля в Конюшенной церкви, глубоко переживая, распростерся ниц на церковной паперти и с минуту лежал неподвижно, отдавая, тем самым, последний долг памяти своему другу.
              Вот что пишет, к примеру, пушкинист С. Абрамович, по этому поводу, в своей книге “Пушкин. Последний год жизни”: “Неделю спустя Вяземский будет рыдать, распростершись ниц на паперти Конюшенной церкви, и он найдет в себе силы признать свою вину, и будет мысленно просить у покойного друга  прощения о том, что никогда до конца не понимал его при жизни”.
              А пушкинист Я. Гардон, в книге “Право на поединок”,  даже озаглавит, одну из своих статей о П. Вяземском, почти прямо и однозначно, назвав её: “Как ломали Вяземского”! И совершенно не укажет, в ней, - почему-то! - к чему же привел выделенный, им же, слом!
              Выделенный же, С. Абрамович, инцидент - действительно имел место! Однако приходиться сомневаться в том, что Вяземский распластался ниц, на паперти церкви, именно перед своим другом Пушкиным. Скорее всего, его бросил, на плиты паперти, страх. Когда он осознал, вдруг, всю глубину, - и мощь! - ненависти, Николая I, к нашему Великому поэту! Животный страх перед жесточайшим деспотом бросил Вяземского на пол паперти! 
              Так или иначе, но 31-го января он всё  еще распускал грязные сплетни о поэте! Об этом свидетельствует, нам, дневниковая запись Тургенева этого же дня, которую мы привели вам, в этой  книги, выше. Смотрите её! Там говорится - о  “Знати нашей, не знающей славы русской, олицетворенной в Пушкине”! 
              Весьма интересна, в этом отношении, и дневниковая запись А.И. Тургенева, от 2-го февраля, с желанием Вяземского поехать, с ним, для захоронения Пушкина (Смотрите, её, в четвертом пункте предыдущей главы!), которая имеет, как вы уже знаете, два прямых следствия.
             Интересна же, она, тем, что  Тургенев  практически  мгновенно, - то есть, чуть ли не инстинктивно! - не пожелал, чтобы  с  ним  поехал - именно Вяземский! “Почему  бы  ему не поехать с вами? - Помилуй, со мной! - он не умер!”, - молниеносно съязвил, тогда, А.И. Тургенев сплетнице Софье  Карамзиной! Уже это - тоже настораживает!
             Но главное, сейчас, уже не в этом. А именно в том, что в рассмотренном нами, сейчас, эпизоде отчетливо выразилось, через вопрос С. Карамзиной к Тургеневу, - которой безраздельно руководил -  именно князь! - желание, камергера Вяземского, поехать именно на захоронение поэта.
             Так как, скорее всего, именно в это время он и искал способ положить, свою перчатку, на гроб поэта! Искал потому, что ему  было тайно поручено это, - скорее всего, через жену! - именно царем. Заметим здесь, что рассматриваемое, нами, обстоятельство будет иметь еще и - продолжение, вновь связанное, у царя, с осквернением Пушкина.
             Теперь о самом сценическом фрагменте. Некоторые пушкинисты в своих работах указывают, что в гроб поэта положили перчатки: и Жуковский, и князь П. Вяземский. Вполне может быть, что и это - так! Камергер Вяземский, чтобы и здесь прикрыть себя, подбил на этот акт, - в общем-то, очень необычный или не традиционный, что ли! - ничего не подозревающего плохого, в нем, В.А Жуковского”.
             Как подбил он, - остановить “часы Пушкина” именно на времени “без четверти три”! - тоже его (Из пушкинианы мы знаем, что именно Жуковский остановил “часы поэта”!). Однако мы более доверяем  А.И. Тургеневу, чем пушкинистам прошлого времени.
             А у него, в дневниковой записи от 2-го февраля выделен - только Вяземский! И - николаевский жандарм! И - граф Г.А. Строганов, тоже бешено ненавидевший Пушкина! Вот краткое содержание этой записи:
             “Оттуда домой и к Татаринову и на панихиду; тут граф Строганов представил мне жандарма; о подорожной и о крестьянских подставах. Куда еду - еще не знаю. Заколотили Пушкина в ящик. Вяземский положил с ним свою перчатку, Не поехал к нему, для жены” (Пояснение В.Б. - Тургенев по-прежнему конфликтует, с ней, из-за сплетен, Вяземского,  о Пушкине!). Это - первое.
              Второе. Весьма примечательно, здесь, и само присутствие графа Г.А. Строганова, добровольно, - то есть по тайному указанию царя! - взявшего, на себя, обязанности распорядителя, - и финансиста! - похорон Пушкина. Графа, с помощью которого царь поведет: тайную борьбу против стана друзей поэта; махинации с придворной церковью; “пригласительным реестром” Воронцовых-Дашковых. И так далее.
              Рассматривать здесь, всё это, мы не будем. Если вас интересуют и эти вопросы, то они довольно-таки подробно освещены - в книге самого П. Щеголева “Дуэль и смерть Пушкина”. Правда, совершенно в другой тональности. И, разумеется, в другом ключе.
              Графа же Строганова  мы выделили, здесь, потому, что он, оказавшись у царя, в конечном итоге, в Опекунском совете над семьей Пушкина, как-то уговорит, потом, Н.Н.Пушкину:
            - ходатайствовать, перед царем, о постановке, памятника, на могилу своего мужа (Ходатайствовать именно в то время, когда царь тайно организовывал  - именно две лермонтовские дуэли!);
            - выйти замуж - именно за “ротмистра” 1836 года! - за П.П. Ланского! Здесь мы отчетливо видим  еще два, готовящиеся царем, тайных осквернений нашего Великого поэта: николаевскую “свадьбу мертвецов” над склепом могилы поэта и именно повторное замужество Натальи Николаевны! Однако продолжим разговор именно о Жуковском.
              Как видите, Жуковского, в дневниковой записи Тургенева, нет. Но главное уже не в этом.
              Главное, что вскрываются все новые и новые подробности предпоследнего сценического фрагмента николаевского заговора, ранее совершенно не выделяемые пушкинистами. И что опять - сценично! И панихида, и николаевский жандарм, и граф  Г.А. Строганов, и - “мстящий камергер”! А Тургенев это - чуть ли не механически записал. И всё вновь связано, у царя, именно с  осквернением уже мертвого Пушкина.
              Заметим так же, в заключение разговора о выделяемом, здесь, сценическом фрагменте, что П. Вяземский сделает, потом, футляр-витрину с простреленным, Дантесом, пушкинским фраком  и со  второй  своей  перчаткою. И он же даст, как  вы  уже знаете, одну из самых отвратительных  характеристик А.С. Пушкину.
              Приводить её, здесь, мы принципиально не будем. Итак, камергер П. Вяземский, собираясь возложить перчатку на гроб поэта, при его захоронении царем, вынужден был возложить её, из-за сопротивления Тургенева, 2-го февраля. И - в Петербурге!
              Это, еще раз выделим, прямое следствие, вызванное именно жестким сопротивлением, А.И. Тургенева. И именно намерению Вяземского  (И, следовательно, стоящему за ним  царю!) поехать, с ним, для  захоронения Великого поэта.
              Вот таковы, хотя бы  коротко, основные подробности  приведенного  вам, здесь, еще одного чрезвычайно мерзкого, по своей сути, сценического фрагмента  николаевского заговора  против нашего Великого поэта! Мертвый Пушкин осквернен, через П. Вяземского, и николаевской перчаткой.