Лика

Я места ищу для могилы,
Не знаешь ли, где светлей?
Так холодно в поле. Унылы
У моря груды камней.
А она привыкла к покою
И любит солнечный свет.
Я келью над ней построю,
Как дом наш, на много лет.
Между окнами будет дверца,
Лампадку внутри зажжем,
Как будто темное сердце
Алым горит огнем.
Она бредила, знаешь, больная,
Про иной, про небесный край,
Но сказал монах, укоряя:
«Не для вас, не для грешных рай».
И тогда, побелев от боли,
Прошептала: «Уйду с тобой».
Вот одни мы теперь, на воле,
И у ног голубой прибой.
А. Ахматова
Прошло уже больше года, но я до сих пор помню этот день так, как если бы это случилось вчера. И все что ему предшествовало тоже… и как звонила Ликина мама, рассказывая срывающимся голосом про аварию…как я неслась в больницу, не разбирая дороги…даже ту милую девушку с апельсинами, которую я буквально снесла… и отчетливее всего именно эти, ярко оранжевые, идеально круглые, катящиеся вдоль ворот третей детской апельсины… дорогие наверно… Но девушка не разозлилась… она поняла. Что что-то случилось. Что – то гораздо более важное, нежели какие-то там апельсины … и девушка была права. Лику сбила машина. И Лика умирала. И Лика хотела увидеть меня. И мне было плевать на все апельсины мира… и на девушку, если честно, тоже… Но все это я оценила потом… тогда я просто бежала. Второй этаж. Тридцать вторая палата. Кто я? Сестра. Нельзя? Ну вас к черту! Там Лика… ЛИКА!!! И это я тоже помню… И как седой врач вышел в коридор и тихо сказал, что поздно. Что уже не спасти. И пригласил попрощаться. И как лопнуло что-то. В самой груди. И как зашли в палату. И было странно, что Лика в сознании. Живая. Странно и радостно. Живая, только чуть бледная… ничего. А потом Лика держала дрожащими пальцами мою руку и одними губами говорила что любит меня… Что я для нее больше чем сестра… и что… что… потом прощалась с родителями… потом остывающее тело везли в морг, а мне кололи попеременно успокоительное и снотворное, а я все не могла понять зачем мне эти уколы… уже потом мне рассказали, что  в промежутке между этими событиями я металась в истерике и чуть не разнесла полбольницы… Но врачи поняли меня тоже… такое иногда бывает… шутка ли сестра умерла… или слабые нервы... но тут дело было даже не в этом… она не была мне сестрой… она была больше чем сестрой. И много больше чем подругой. Она была мной. Частью меня. И ее не стало. Не стало меня.
…и пока не забыла… Спасибо тем добрым людям, которые не пустили меня на суд (урода, сбившего ее оправдали), и не сказали мне, кто это был… Но если ты, тварь, читаешь это, запомни мои слова… Клянусь Богом, мне плевать на правосудие, если я узнаю кто ты… Я уничтожу тебя… Мне не важно кто прав, кто виноват… Я знаю одно. ЕЕ не вернуть… и надеюсь, тебя мучает совесть…
Но я не о том…. Сильнее всего врезался в мою память день похорон. Я встала тогда рано утром. Часов в восемь. Без будильника. Сама. Съела пачку валерианки и полпачки анестезина... Лика всегда ела анестезин, когда ей было плохо. Одела специально для этих целей купленный черный костюм. Он стоил бешеных денег. Но мама не стала спорить. И я благодарна ей за это. Лика достойна такого костюма. И самых шикарных похорон. И самого шикарного букета, разумеется. Я купила цветы на все свои деньги. 40 божественно белых лилий. Она любила такие.
Я вошла в комнату. Там сидели какие-то люди… И все плакали. Мне плакать не хотелось. Сказывалось действие валерианы. А в центре стоял гроб. Я осторожно положила цветы к ногам. Тут уже лежали гвоздики, сирень, фиалки (странно, откуда фиалки?), розы (зачем розы? Она терпеть их не могла… уберите …)  и много других цветов. Покрывальце было белое. А сверху саван с какими то идиотскими надписями… Что то про Спасителя… В руках крест… Зачем? Лика никогда не верила в Бога. А Платье было голубое… не разу не одеваное… купленное всего неделю назад… она ведь хотела надеть его на выпускной… вот он, твой выпускной деточка. Вечный праздник. 
А Лика была невозможно красивая. Бледная чуточку. Умиротворенно спокойная. Будто спала. «В комнате на пороге нерешительно мнется рассвет… Утро продолжается сто миллиардов лет…» Закончилось твое утро. Даже день не наступил. А может так и надо уходить? На самом рассвете… Утром…
Повинуясь странному человеческому обычаю, я наклонилась над ее лицом и чмокнула в лобик. Я проделывала эту процедуру тысячи раз. И когда она спала, почти так же как сейчас, и когда мерила ей температуру, и просто… Но сейчас моих губ коснулся могильный холод. Будто лед целовала. Я невольно зажмурилась. Страшно было видеть ее нереальное, кукольное лицо всего в нескольких сантиметрах… И так непривычен был запах. Формалин. А ведь от нее всегда пахло безупречно. Жутко дорогими духами… А тут такое… знала бы ты, милая…
Меня, кажется, по-прежнему жмурящуюся, подняли чьи то руки. Усадили на стул у самого изголовья. Вокруг сидели разные люди. Незнакомые, не только мне, но я уверена и Лике тоже. Они старательно сочувствовали, и делали вид, что им безумно жаль. Какая глупая картина! Скажите, Вам понравиться лежать часами, не двигаясь, молча, в центре зашторенной комнаты, будучи нафаршированным какой то дрянью, в окружении людей мало, а то и вовсе незнакомых, ревущих и вопящих, которые вас якобы любили? Нет? А придется. Покойников не спрашивают. Какое странное слово. Покойник. Лика! Ты всегда была такой веселой и живой. Ты не умела расслабляться. Ты впервые в жизни (в смерти?) абсолютно спокойна. Покойна. Жаль, что ты об этом не знаешь.
Родителей Лики  в комнате не было. Только потом я узнала, что с матерью случился приступ, и отец увез ее в больницу. Вся организационная часть была возложена на плечики неимоверно дальних родственников, которые находили это не то чтобы развлечением, но разнообразием точно.
Но тогда это меня волновало мало. Я смотрела на ее личико. И казалось что она улыбнется. Сейчас, секундочку… Или просто откроет глаза… или… Но она лежала. Неподвижная как манекен. Будто не она вовсе. Точно, Лика, это ведь не ты , правда? Я знаю, это не можешь быть ты… Ведь ты же обещала! Мы всегда будем вместе… Что бы не случилось… И даже мужья наши будут друзьями… у тебя никогда не будет мужа… и парня больше никогда не будет… ты умерла не испытав настоящей любви … А кому я буду рассказывать про моего родного и единственного? Кто будет часами сидеть у моей кровати, когда я буду болеть? Кто будет свидетельницей на моей свадьбе? Ты же обещала, помнишь? Ты… Ты никогда не увидишь моих детей… Я клянусь назвать в честь тебя дочь… Черт возьми! Лика! Открой глаза! Живи! 
«Девочка, ты знаешь молитву? Сейчас молиться нужно» - шепотом сказала какая-то старушка. Я покрутила головой. Я не знала молитв. И с богом мне разговаривать не хотелось. Я была на него в обиде. Он забрал у меня самое дорогое. Меня. А Лика услышит меня без всяких молитв. Я знала. Если она и слушает кого в этой комнате, то это меня. А если нет… Черт возьми, Лика! Я хочу говорить с тобой! Я больше не услышу твой голос… Ты никогда мне не позвонишь… Мой определитель никогда больше не выдаст ставшее столь привычным 22 12 40… Ты никогда не придешь ко мне в гости… Мы больше не будем болтать ни о чем ночи напролет… Больше…. Никогда больше…
А бабки вокруг причитали о современной молодежи, которая даже молитв не знает. Мне стало жутко. И противно. Хотелось бежать отсюда. И забрать Лику с собой… Или кричать. Орать. Правду. Что они ничего не знают о НЕЙ! Что они достали нас обеих! И хотелось послать их к черту со всеми их молитвами. Да уберите же, наконец, розы! Она ненавидит их! Лика, скажи им!!.. Блин, Лика…
Не знаю почему я тогда не орала всего этого… Хотелось очень. И никакие правила приличия меня не сдерживали. Я ненавидела весь мир… Я… Но просто в горле был ком. И я чувствовала, что стоит открыть рот, как из гортани полетят не гневные выкрики, а рыдания. Лика ненавидела когда я плачу… Она запрещала мне плакать… Говорила, что мне не идет… Смешная…
А потом мы ехали на кладбище. И я смотрела из окна автобуса на серый город… Трудно описать о чем я думала тогда… Мысли прыгали, как колеса по мостовой. Помню, думала, о том, что дочь моя будет похожей на Лику. У нее будут такие же озорные глазки и длинные струящиеся волосы. И веснушки. Непременно веснушки. И характер Лики. Потому что нечестно покидать меня навсегда.

А на кладбище я ревела. И не действовал ни анестезин, ни валерианка, ни еще какая-то хрень, подсунутая мне Ликиной двоюродной тетей. Вереница прощающихся вкруг гроба. И снова лед на губах. Нет, все это мне снится. А она жива и здорова. Сейчас я проснусь, позвоню ей, и мы вместе посмеемся. Я закусила нижнюю губу так, что в рот хлынула кровь. Проснуться не получилось. Но и боли не почувствовала. Анестезин. А крышку уже опустили. И вбивали гвозди. Неровно. Гроб был красивый. Деревянный. Обитый красным бархатом. Дорогой, наверное. Твой последний дом. Нет! Не надо! Не вбивайте гвоздей! Она жива! Мне хотелось кричать. Но я стояла молча. Не слушались ни руки, ни губы, ни язык. Только по щекам текли слезы, да в рот струилась противная, с привкусом железа кровь. Мне хотелось остановить это все. Но я могла лишь безучастно смотреть. Гроб уже опускали. Один из могильщиков чуть оступился и угол гроба ухнул вниз. Я закрыла глаза. Из всего организма слушались меня только веки. Я не могла на это смотреть.
Дерево бухнулось о землю. Я медленно наклонилась и кинула Лике горсть земли. Земля рассыпалась по крышке. Черная.... Потемнело в глазах. С этого момента помню плохо.  Я глотала поминальные конфеты, не жуя. Вода лилась на землю из стакана. Потом в меня всовывали горы еды. Жевала монотонно, не чувствуя ни вкуса, ни запаха. Ничего. Покорно, все что давали. А когда не помню как оказалась дома, не раздеваясь рухнула на кровать и отключилась.

Прошло уже больше года… Точнее год и два месяца. Я помню тебя. Я безумно скучаю. Я каждый день жду твоего звонка. Странно и непривычно проходить МИМО твоего дома. И видеть тебя только во сне. Ты снишься мне каждую ночь. Мы болтаем как раньше. Весело и легко. Я читаю тебе свои стихи. А ты слушаешь внимательно-внимательно. Мы смеемся беззаботно, как дети. Но наступает утро…
Каждую субботу я приношу тебе белые лилии. Я сижу часами рядом с тобой. Мы разговариваем. Я верю, ты слышишь меня. И отвечаешь. Ветром, снегом, дождем… Как тебе там, Лика? Лучше, чем было здесь? 
А на день рождения я принесла тебе большого плюшевого зайца. Бабушка говорит так нельзя, но разве цветы это подарок? Он так и сидит с тобой рядом. Грязненький, облезший… Но тебе хоть не так одиноко…
На Новый год я принесла бенгальские огни, помнишь? И чуть не сожгла березу… Весело было…
А у меня все хорошо… Знаешь, я влюбилась… Он добрый, красивый и хороший. А еще у него есть друг. Замечательный. Только девушки у друга нет. Говорит, все они какие-то не такие… Ты должна была быть его девушкой. Ты. Но… Но…
Но когда в уюте плачущих свечей, любимый мой шепчет на ушко «Ты счастлива?», я молчу. Я не хочу ему врать. Но быть счастливой без тебя не могу… За один твой взгляд, за то, чтобы просто услышать твой голос, за то, чтобы обнять тебя, я отдала бы все, что у меня есть… но, похоже,  моего всего мало.



…через восемь лет у меня родилась дочка. Лика. В день солнца и листопада… восьмого сентября…