кинф, блуждающие звезды. книга вторая 13

Корабль, скрипя и ухая, вдруг развернулся. Покуда мы приканчивали последних атакующих (все вокруг было завалено телами, и я ужаснулся тому, сколько народа погибло за несколько минут), он вдруг начал плавно снижаться, по спирали уходя вниз. Офицер, кроя нас по чем зря, сам стоял у штурвала. Екро в изумлении поднял сползший на глаза шлем.
– Ну! – выпалил он. – Вот так пройдоха! Вытолкал всех с палубы, а сам в драку не полез!
- Видно, таков был приказ, - быстро ответил Король . – Ты же видишь, что он умеет управлять кораблем.
- Пристрели его, господин! - с жаром кинулся ко мне наорг. – Он видел, что нас мало! Он расскажет, и они начнут атаковать нас с новой силой!
- Пусть, - жестоко ответил Король, - пусть знают, что всего три человека сильнее, чем весь их Орден!
Офицер, потерявший на стене весь свой отряд, наконец достиг земли. Он вывалился с борта, наверное, пребольно ударившись, но не ощутив этой боли. Лицо его было бело.
- Господин мой, - бормотал он, припав к ногам Патриарха, кипящего от ярости, - господин мой, нам лучше отступить!
- Трус! – рявкнул Патриарх, отпихивая его ногой. Его сапог оставил грязный след на синей одежде, и офицер машинально отряхнул его – там, заляпанная снегом и золой, в которую утром наступил Патриарх, была медаль Ордена за храбрость.
- Все вы трусы!- продолжал неистовствовать Патриарх, в ярости подскакивая на ноги. Наорги, поддерживающие тент над его головой, машинально отступили. Они знали, что этот высохший желчный старикашка с гноящимися глазами в гневе может забить до смерти своим посохом, и не остановится даже если мозги из головы вывалятся и превратятся в кашу. – Не можете одолеть мальчишку с горсткой лучников! Демон его раздери… как же он протащил их? Указать дорогу им могли только свои… демон!
Офицер отступил на шаг; в глазах его, все еще полных страха, появилось гордое выражение, он сухо поклонился тому,  кто держал в руках посох.
- Я не трус и никогда им не был, - отчеканил наорг, и это действительно было наилучшим доказательством его правоты. – Но только нам лучше отступить. Потому что нет там никаких лучников, господин.
- Что?! – патриарх разъярился еще больше и занес посох для удара; его тонкое злое лицо дрожало от животной ярости. – Я по-твоему идиот?!
- Нет никаких лучников, господин! – офицер перехватил посох и повысил голос; в глазах его больше не было страха, только тоска от осознания того, что смерть сегодня все-таки придет и за ним. – Там всего один лучник. Один. И я видел, как он стреляет.
Патриарх, разинув рот, упал на свое сидение. Офицеру пришлось отпустить посох, потому что тело старика грузно повисло на нем, высохшая рука намертво вцепилась в палку.
- Один! – повторил Патриарх глухо. – Ты уверен? И нет ни тел, ни крови, ни других людей?
- Нет, - твердо ответил офицер. – Он один.
Патриарх в ужасе уставился в небо, но глаза его ничего не видели.
- Неужто Слепой Мастер?! – произнес он. – Неужто он?! Но как такое возможно?! Я был уверен, что нет ни единого Мастера, о котором бы я не знал и за которым бы я не следил! Немыслимо! Впрочем, я мог бы догадаться, когда он расстрелял все наши баллисты…
Офицер молчал.
- Но у нас еще есть шанс, - сказал Патриарх внезапно окрепшим голосом. – Маловерный! То, что мы все еще живы может означать лишь одно – он не знает. И лучше бы ему и дальше не знать! Приготовьте смолу, всю, что есть!
Глаза офицера округлились:
- Всю?!- переспросил он.
- Всю! – решительно ответил старик.
- Такая роскошь не по карману даже Дракону, -  возразил офицер. – И потом, пожар уничтожит замок, а вместе с ним сгорит и ключ, и венец, и…
- Дурак! – презрительно ответил старик. – Ты боишься Короля? Боишься отвечать перед ним? Забудь о нем; неужели ты не понял, до сих пор не понял, что эти вещи нам не достанутся уж никогда?! Пусть горят! Сейчас настало время подумать о собственных жизнях, а не о каре, которую может нам устроить Король. Если спросит о своих побрякушках – чтож, смело посылай его сюда: пусть сам придет и возьмет их у Мастера!
Приготовления Ордена мы заметили слишком поздно – когда смола уже полыхала едким дымом на стрелах, целящихся в наши стены. Значит, гонцы поехали в город не за ней…
- Стене достаточно будет и одного выстрела, - тревожно заметил наорг, переводя взгляд с одного на другого.  – Стреляй, рыцарь Торн!
Но не успел я и стрелы взять, как крыша на соседней башне вздыбилась, сбрасывая пласты снега, и огромные крылья расправились, отряхиваясь и поднимая ураган. Алкиност, пролежавший все это время на крыше, без движения, присыпанный снегом, решил, что больше нечего ждать. Он спасал наши жизни! Ценою своей.
- Нет! – заорал Король. – Нет!!
- Да отчего же?! – поразился я. – Одного его вздоха будет достаточно чтобы все их машины…
- Нет! Любое его действие против Ордена будет расценено им, как предательство! – прокричал Король, сорвавшись с места. – Еще не поздно!
Алкиност тяжело размахивал занемевшими крыльями. Внизу наорги подняли страшный шум и крик, нацеливая свои орудия уже на него – он был слишком далеко, чтобы его пламя достигло их, а одна стрела, выпущенная верно, могла разорвать его в клочья.
Наорг Екро стоял, вытаращив глаза и открыв рот. Наверное, никогда до того он не видел Дракона в ярости, и зрелище парализовало его и напугало больше, чем вид войск, выстроившихся на земле.
Это и в самом деле было очень страшно.
Гребень на голове Дракона встал дыбом, глаза горели огнем диким и неудержимым, столь же страшным, как слепая стихия. Глядя на его зубы, я никогда бы не сказал, что он – разумное существо, и что эта оскаленная пасть может испускать иные звуки, нежели громовое рычание и дикий визг, от которого кровь стыла в жилах.
- Стой! – завопил Король, снова появляясь на площадке. В его высоко воздетой руке сиял какой-то предмет – в ужасе я узнал в нем ключ, раскаленный добела. Мою догадку подтвердил и вид Короля – рукава его одежды были опалены, покрыты сажей, а на лице, разгоряченном, багровом от жара печи, над которой он наклонялся, были намалеваны неосторожной рукой смешные залихватские кошачьи усы. – Стой, Алкиност Натх Ченский!
Яростные глаза, в которые было страшно смотреть, обернулись на Короля.
- Стой, - повторил Король. – Я приказываю тебе! Узнаешь ли ты эту вещь? Я знаю, узнаешь. Я взял её силу себе и провозгласил себя Королем. Теперь монарх над всеми завоеванными землями – я, а не тот, о ком ты думаешь! Так покорись же мне!
Алкиност взревел, подняв морду к небу, словно сердце его разорвалось; его свирепые глаза потухли. Он проиграл; он хотел убить Короля – но он не мог убить Черного, своего принца Зеда!
Не знаю о чем он подумал; да только он и слова нам не сказал. Развернувшись, он вернулся на крышу, на которой ждал все это время этого проклятого мига, и застыл там, подобно неживой обсидиановой горгулье.
Наорги внизу застыли, подняв головы к небу. Они не поняли, что произошло, и отчего Король  остановил Дракона, готового уничтожить их. И потому сейчас стояли неподвижно, молча, и миг был полон величия и святой тайны.
Впрочем, это скоро исправилось – с визгом и улюлюканьем, сильно, как лавина с гор, конники под предводительством князя Гедиминаса обрушились на наоргов, и те бежали в ужасе, закрывая головы руками, побросав свои машины и оружие, как убегали бы от стремительного потока, от взбесившейся реки, от мощного селя!
Лишь когда внизу началась эта жуткая сеча, когда я увидел Гедиминаса верхом впереди всех, крушащего послушников Ордена налево и направо, я обмяк и сполз по стене, плюхнувшись на зад прямо на ледяные камни. Кураж пропал, и я ощутил, как смертельно замерз и устал, как бурчит голодное брюхо и как потрескались от жажды и холода губы. Пальцы мои были разодраны тетивой, на подушечках горели сорванные мозоли. Я мрачно разглядывал руки и лениво соображал, что нужно было бы, по идее, идти вниз и биться вместе с приведенными князем воинами, но двигаться было отчаянно лень. Да и вояка я никакой – тронув тугую тетиву, я с изумлением обнаружил, что не могу её натянуть! Силы мои испарились; я был беспомощнее младенца.
Наорг Екро улюлюкал, глядя вниз, и воинственно потрясал своим тупым мечом; Черный – теперь мне почему-то не хотелось называть его Королем, его королевские замашки вдруг испарились, стоило появиться Гедиминасу, - смотрел вниз и злорадно хохотал.
- Ты был прав, - крикнул он, обернувшись ко мне, - мы славно повеселились! Мы дождались Гедиминаса! И мы победили – мы победили, понимаешь?!
Я лишь кивнул; да, мы победили.
Однако, вместе с первым же вестником победы – внизу пели рога, оповещая о том, что враг разбит, - к Черному вернулся разум. Он глянул на башню – Алкиност все еще сидел там, неподвижный.
- Торн, дай мне твой мешок! – попросил Черный. Я кивнул на свою сумку, валяющуюся рядом. Черный ринулся к ней, как коршун.
Ларец все еще лежал в ней; и завещание Короля, и Венец  и Дева – все было там. Черный торжественно положил рядом с ними и ключ и закрыл крышку. Дракон молча наблюдал за его действиями.
Черный торжественно встал на одно колено и протянул шкатулку вверх.
- Мой государь, - четко и внятно произнес он. – Я отрекаюсь от короны Короля в пользу Драконьего венца. Я более не Король. Я отдаю эти вещи тебе, ты волен сделать с ними все, что пожелаешь. Уничтожь их.
Наорг Екро даже дышать перестал. Дракон молча разглядывал смиренно склоненную голову.
- Сын мой, - произнес он наконец, и из моей груди вырвался вздох облегчения, такой явный и шумный, что Дракон усмехнулся. – Пожалуй, я сохраню их. Я не стану уничтожать их.
Черный поднял на него удивленные глаза. Дракон улыбался; я знал – точнее, все это знали, - что ему достаточно просто проглотить их, и они исчезнут с лица земли тут же, немедленно.
- Нет?! – в смятении произнес Черный.
- Я оставлю их у себя на тот случай, если ты вдруг снова пожелаешь примерить вещи Короля, - ответил Дракон и поклонился Черному как Королю. – У меня нет причин противиться этому.
Тем временем внизу князь Гедиминас полностью разгромил Орден; и большинство знамен Проклятых было втоптано в грязный, смешанный с землей и кровью, снег. Последние из семей, предавших и уничтоживших самих себя, исчезли. Вновь от рук своих же… чтож, надеюсь, эта ветвь, та, что выжила, будет здоровой и крепкой, и болезнь безумия и кровожадности никогда не подточит её.
- Я рад, что мы успели, мой Король  – прокричал князь, гарцуя на разгоряченном коне, когда мы, наконец, вышли из своей устоявшей крепости. – И я вижу, что и ты успел вовремя! – он кивнул на Дракона.
- Да, я успел, - ответил Черный. – Только я больше не Король. У меня нет ни Ключа, ни Венца, ни Девы. Вы теперь свободны ото всех обязательств перед этими символами власти. Вы вообще свободны.
Солдаты Гедиминаса сгоняли в кучу тех наоргов, что уцелели в битве и сдались в плен. Их было немного, но среди них был Патриарх. Теперь, без своего красивого статного коня, простоволосый, с развевающимися по ветру седыми прядями, он не выглядел всемогущим и самоуверенным. Это был просто жалкий сгорбленный старик. И я ему так и сказал. Не знаю, почему.
От моих слов он отшатнулся, словно я пообещал ему что-то нехорошее. В глазах его стоял ужас.
- Так это ты! – выдохнул он, разглядывая мои израненные руки. – Ты стрелял!
- Я, - просто ответил я, демонстрируя ему лук. Он улыбнулся через силу трясущимися бледными губами.
- Этот лук был специально изготовлен для воинов из избранных, из тех, которые появились в подземельях замка благодаря воле Короля и нашему умению, - горделиво произнес он, словно давние воспоминания грели его душу и наполняли его кончающуюся жизнь смыслом. – Мастера долго искали старый гамб, крепкий и сильный, чтобы изготовить этот лук. Для тетивы собирали волос диких лошадей с севера… Этот лук слишком велик для тебя. Да и никто из смертных не может натянуть этой тетивы. Как же ты справился?
- Жить захочешь – еще не так раскорячишься, - грубо ответил я, дергая тетиву. Да, старик был прав – теперь, вот сейчас, мне ни за что не натянуть её.
Но моя неуклюжая шутка не вызвала ни гнева у старика, ни непонимания. Напротив – он кивнул, словно я сказал нечто, о чем он догадывался, словно я подтвердил некую истину.
- И ты, - старик перевел взгляд на Черного, лицо которого было все еще украшено нелепыми кошачьими усами. – Тот, кто с боем завоевал дворец Короля… Теперь эта долина – твой кнент по праву и по законам войны. Если, конечно, ты осмелишься на весь свет объявить о том, что претендуешь на сокровища Короля.
- Чем напугал! – насмешливо произнес Черный, оглянувшись на зеленеющую Драконьим золотом землю. – Конечно, осмелюсь. Я такой жадный человек, что меня ничто не остановит. Тем более – немощный призрак Короля.
Дракон лишь кивнул – да, это твое право. Забирай!
Так Черный стал наибогатейшим человеком Пакефиды.
Но об этом как-нибудь в другой раз. 
- Что будем делать с пленными? – спросил Гедиминас. Патриарх с усмешкой посмотрел на князя – одному из Проклятых и в голову не должен был прийти этот вопрос!
- Как выродилась кровь, - процедил он надменно. Черный гадко усмехнулся:
- Напротив – я вижу явный прогресс, - едко сказал он. – Если бы не то, что родилось в сердцах новых членов семей Проклятых, то, что тебе, наорг, неизвестно, а меж тем оно просто называется – милосердие, - то князь Гедиминас сейчас имел бы все шансы ответить за давний грех его Проклятого предка. Ты знал об этом, князь? Если бы ты пошел с Королем открывать его тайник – а ведь это почетное место у трона, что обещал тебе Король ? – то ты сгорел бы.
Лицо князя просто окаменело от ярости.
- Я никогда не верил в то что за это чудовищное преступление Король  оделит неимоверными благами Проклятых, как они на то рассчитывали, - произнес он тяжко. – Нет смысла доверять свою жизнь и реликвии людям, которые убили самых близких за сравнительно маленький клочок земли! Так что, принц Зед, мы сделаем с Орденом? Это все, что от него осталось. Ты, может, и не Король  больше, но ты привел нас к победе, и мы дарим тебе это право – распорядиться судьбами пленных.
Черный пожал плечами.
- Что с ним будем делать, Торн? – спросил он.
- А что с ним делать? – я усмехнулся. – Кто они теперь? Горстка маленьких слабых людей. Если люди узнают, кто они, их растерзают на площади в куски. Снова собрать силу? Нет, они не смогут; они потратили все свои деньги на войну с нами, - я усмехнулся, - и войну эту проиграли. Дать им пинка под зад, и пусть катятся. Их дни сочтены. Я сказал.
- Вот так просто?! – возмутился Черный. Я пожал плечами:
- А что еще? Конечно, если меня разозлить, я мог бы придумать, как наказать их, чтобы они всю оставшуюся жизнь чесались и чихали, но…
- Не надо! – вскричал Патриарх; в его глазах мелькнуло безумие. – Молчи, молчи! Я сам! Я выбираю казнь! Сию секунду отсеките мне голову, и покончим с этим!
- Что?! – поразился Гедиминас. Он ожидал, что старик будет выкручиваться и наверняка попросит оставить ему его жалкую жизнь, и такой поворот был явно ему дик. – Отсечь голову?!
- Отсеките! Но лишь бы он молчал…
Я снова пожал плечами; у старика, наверное, от страха крыша съехала. Зачем травмировать итак пострадавшую психику? И я смолчал.
Гедиминас спешился; так как никто из нас не горел желанием отрубить голову немощному старику, а для простого палача он был слишком важной особой, то пришлось князю лично удовлетворит просьбу почтенного старца.
- Ты уверен, - произнес Гедиминас, вытаскивая меч из ножен, - что не желаешь более мягкого наказания?
Патриарх посмотрел в мои глаза и ответил:
- Более мягкого наказания не будет и быть не может. Руби, князь. Я не боюсь смерти – я боюсь той жизни, что может мне устроить Слепой Мастер – а ты ведь знаешь, что ты Слепой Мастер, ведь так? 
Это было адресовано мне, и я ничего не понял.
- Не понимаю, о чем ты толкуешь, - ответил я, - но жизнь твою я бы испортил, будь на то моя воля.
Старик кивнул и, опустив голову, неспеша пошел вперед, за валуны. Гедиминас последовал за ним.
Когда все было кончено, и вопрос с пленными больше не занимал нас, мы собрали совет прямо в захваченной палатке Патриарха.
- Так, - произнес Гедиминас, оживленно и возбужденно сверкая глазами, - мы отсекли ящерице голову! Но тело её еще живо, и в нем достаточно яду, чтобы отравить еще многих! Нам нужно покончить и с ним. Для этого предлагаю вновь разделиться – я отправлюсь в город и уничтожу тех, кто еще остался жив. В моих руках архив Ордена – да, благородный Торн, я не терял времени зря, и этой ночью, когда вы меня так ждали, я разорил их тайное хранилище и добыл все, что у них было – знания. Там написаны все имена тех, кто принадлежал Ордену, их звания и места в Ордене. Я не беру в расчет рядовых – они почти не скрывались от нас, от Проклятых. А вот Патриархи! Сегодня мы покончили с боевым Патриархом, он много лет стоял с мечом впереди Ордена, и многие крепости покорились ему. Но есть еще и Патриарх – архивариус, и Патриарх-путешественник. Архивариус погиб вместе со своим разоренным архивом, а вот путешественник… я не могу найти его следов. Из всех Патриархов он самый скрытный и хитрый. И его нужно найти, не то он разнесет свою заразу по всему свету.
- Кажется, я знаю, где искать, - небрежно ответил Черный, развалившись на патриаршем креслице. – Есть такая харчевня толстой Лу – я хорошенько запомнил её название! Мы должны были проезжать мимо неё, но не поехали. Там он, а, наорг Екро? Тот, что навещал нас на плоту?
Екро, допущенный на совет, задумчиво потер переносицу, изрядно натертую спадающим на глаза шлемом.
- Брат Оавр? – произнес он. – Никогда бы не подумал, что он Патриарх. Он всегда отдавал мне приказания лично, а у нас не принято, чтобы такой высокий чин опускался до такого низкого, как я.
Гедиминас согласно кивнул.
- Оавр Быстрый, - сказал он. – Это и есть ваш последний Патриарх. Ну что, наорг Екро, он там, где предполагает Зед?
- Да, он там. Но скоро его там не будет, потому что истекает отведенное им время. Мы должны были встретиться с ним, и если никто на встречу не придет, вы и следов его не найдете. Он умеет прятаться! Даже если вам известны все тайные убежища Ордена, все подземелья, то он наверняка припас такую лазейку, о которой вы и не слыхивали. И я не знаю, куда он направится, когда никто не придет.
Гедиминас и Черный переглянулись.
- Думаю, есть возможность прибыть туда в назначенный срок? – сказал Гедиминас. – Чем, говоришь, сейчас занят господин Дракон?
- Господин Дракон кушает статую Короля, - ответил Черный. – Для здоровья – он здорово замерз, пока прятался на крыше башни под снегом.
- Слушай, - осенил меня, - а как это ты отважился вытащить ключ из печи?! Ведь он был…
- Холодный, как лед, - весело перебил меня Черный. – Ему полагалось пролежать в печи три дня, чтобы расплавиться – забыл?!
…Вообще-то, строго говоря, летать человеку на Драконах не принято и не положено… впрочем, мы и не летели на нем. Алкиност просто сжал нас в кулаках своих лап и рванул в небо, через неровно бугрящиеся под снегом Скалы Разделения. Наорг Екро, путешествующий, как обычно, в мешке у Черного за спиной, орал, как резанный, от ужаса. Тяжело достается слава и почетное место в истории…
Мы поднялись высоко, так высоко, что видно было и оставленный нами замок Короля, издалека выглядевший призраком, и высохшее озеро Равновесия, по дну которого пролегала тропа, протоптанная грузовыми караванами наоргов, отчетливо видная даже свысока. Немного поодаль от озера виднелись жуткие черные искореженные деревья, убитые жаром – то был мертвый лес. К нему-то и вела наоржья тропа; интересное место. Что-то подсказывало мне, что однажды я там проедусь, но не сейчас.
Алкиност перемахнул через скалы; Дракон устал и был болен, но продолжал махать крыльями так, словно участвовал в гонке или соревнованиях. Времени оставалось в обрез, и Патриарх-путешественник мог уйти в любой момент и разнести свою заразу по всему свету.
Харчевню толстой Лу, несмотря на подробную карту наоргов, я не заметил и не узнал бы никогда. Крохотный домик, припорошенный снегом, казался просто обломком скалы, прильнувшим к подножию гор, и я не понял, отчего Алкиност вдруг начал снижаться, дав небольшой круг над маленькой прогалиной в лесу.
Наше счастье, Светлый лес был так редок и прозрачен, что Дракону удалось найти себе место для посадки, не то нам пришлось бы прыгать вниз.
- Удачи, дети мои, - сказал нам Алкиност на прощание. – Я не могу помочь вам. Силы мои на исходе; будь я немного умнее и доверяй я вам больше, я не был бы сейчас так близок к смерти. И сейчас я жалею о своем необдуманном поступке.
- Лети скорее домой, мой повелитель, - ответил Черный. – Надеюсь, лекари сделают свою работу хорошо, и скоро ты будешь здоров. Мы же закончим дело, которое ты начал. Обещаю – этот человек, что мы ищем, не уйдет.
В Светлом лесу было намного теплее, чем в городе наоргов. Может, оттого, что располагался он южнее, а может оттого, что пришла оттепель, и природа вспомнила, что сначала следует осень с листопадами и дождями, а уж потом зима с вьюгами и снегом.
Так или иначе, а снег растаял, лишь маленькие его островки остались под деревьями, да на буграх неряшливые серые шапки, порядком изъеденные теплом. Без труда мы нашли тропу, ведущую к харчевне, засыпанную влажными листьями. Наорг Екро бесстрашно шагал впереди, воинственно размахивая своим мечом. Мы же с Черным благоразумно свое оружие спрятали. А я даже закутал лук в тряпки, оставшиеся от роскошного гардероба наорга, который он взял с собой в путь, и он стал походить  на дорожный кривой  посох.
Несмотря на оттепель, вокруг харчевни сохранился снег, чистый и девственно-белый. Никто не нарушил его ровного покрывала, и это вселяло некую надежду на то, что Оавр Быстрый никуда не ушел.
- Теперь главное – не прозевать, если этот господинчик вдруг вздумает смазать пятки салом, - сказал Черный, когда мы очутились на крылечке приветливого и красивого, как пряничный домик, наоржьего  постоялого двора, с козырька которого на наши головы капала талая водица. – Что-то мне подсказывает, что брат Оавр уже не доверяет тебе, Екро. В любом случае, он будет наблюдать за нами из своего темного угла, притворившись самым невиннейшим существом в мире, например, мирно дремлющим у камина древним стариком, и если вдруг ему покажется, что мы как-то не так поглядываем кругом, он запросто попрощается с нами, вежливо раскланявшись, наденет свою неряшливую драную шляпу и уйдет на восток, умиротворенно глядя на встающее солнце своими хитрыми лживыми глазенками. Кстати, ты знаешь его в лицо, наорг Екро?
Екро жалко скривил губы.
- Я никогда его в лицо не видел, - ответил он. – Он всегда прикрывает лицо маской. В Ордене поговаривали, что он обезображен огнем Дракона, или же обжегся в кузне своего отца еще младенцем, такое частенько случается с наоргами, многие носят отметки огня, и никто на это уж не обращает внимания; и говорит он сиплым шепотом, словно и горло его обожжено, но, думаю, это враки, и на самом деле он обычный человек, и ничем от иных не отличается. Иначе его уродство – ожоги да еще и голос сиплый, - слишком бросалось бы в глаза, и ему сложно было б затеряться в толпе.
Над дверями звякнул колокольчик, и мы вошли в дом, принеся в его тепло и уют запах сырости и леса.
- Ну, вот мы и у цели, - произнес наорг Екро, благоразумно спрятав свою кривую саблю. – Сейчас бы хорошего табака в мою трубку и стаканчик доброго винца, чтоб согреть душу!
Харчевня была уютной и нарядной не только снаружи, но из изнутри. Надо ли говорить, что заведение это было наоржьим, и все тут было чуть меньше, чем надобно человеку обыкновенного роста, и это тоже придавало некий дополнительный оттенок сказочности, словно находился я в игрушечном домике.
Столики все были сплошь из отполированного добротного дерева – наорги, в отличие от людей, весьма аккуратны и любят красивую мебель, и умеют её сохранять таковой длительное время. На потолочных балках были живописно развешаны связки нарядного золотистого лука и красного жгучего перца, а также всяческие сушеные травы, которые добавляются в суп для вкуса и запаха. На окошечках, прикрытых нарядными кружевными шторками, стояли глиняные обожженные горшки с цветочками, гордость хозяйки, а на камине была такая прекрасная кованая решетка, что и королю не снилась. И ни одному наоргу в этом мире не придет в голову воткнуть свой нож в блестящую столешню или нацарапать нечто на стойке, которую без устали полировала нарядная хозяйка в красном корсаже.
Наверное, по-наоржьим представлениям она была красавицей, да еще и настолько, что наш храбрый Екро вдруг судорожно глотнул, и толстые его губы просто разъехались в глупейшей улыбке. Пока мы устраивались за столиком, он, как петух, разгуливал мимо хлопочущей толстухи Лу, сунув важно руки за пояс, выставляя напоказ свою саблю, которую до того так благоразумно прятал, и вид у него при этом был преважный.
Я же ничего этакого в толстухе этой не видел. Она была низенькая и плотная, как кадушка, её округлые икры обтягивали нарядные полосатые чулки, и башмачки из отличной козьей кожи стучали красными щеголеватыми каблуками. Из её нарядного корсажа так и выпирали её соблазнительные телеса, зеленая юбка соблазнительно приоткрывала кружевные штанишки, когда Лу наклонялась, и круглая мордочка её, окруженная золотистыми завитушками, сияла румянцем. Словом, красотка Лу с её кудряшками пшеничного цвета, напудренным и нарумяненным личиком, с накрашенными красненькими губками походила на белую сдобную булочку, и Екро, пожирающий её своими белесыми глазами, был бы не прочь припасть к её полненькой шейке, или щипнуть её за соблазнительный зад, поцеловать пухленькую ручку и пошептать что-нибудь этакое на ушко, отчего толстушка бы залилась звонким хохотом.
- А ты все хорошеешь, красотка Лу, - произнес наш наорг отодвигая свой плед настолько, что стало видно не только его ржавую саблю, но и кошелек, привязанный к поясу. Толстушка наградила его ослепительной улыбкой – а она умела улыбаться, эта наоржья красотка, даже мне она показалась привлекательной, - и поставила перед своим смелым ухажером самую большую кружку с пивом. Мы с Черным переглянусь – уметь надо!
- А ты все такой же храбрый, Екро, - произнесла она красивым голоском, игриво поглядывая на Безъязыкого. – Что привело тебя и твоих друзей сюда?
- Так, так, ничего особенного, - ответил небрежно Екро, убедившись, что толстушка увидела его саблю, и теперь демонстративно спрятал её под свой плед. В белесых глазах красотки отразилось почти детское восхищение, и наорг приосанился. Мы с Черным наклонили головы пониже, чтобы скрыть свои неуместные улыбки – уж больно смешон был надувшийся Екро, так безвозвратно потерявший свою голову! Наверное, он был влюблен в неё давненько, и без взаимности – может, папаша её не позволял водить знакомства с таким пройдохами, как наш славный Екро?! А может, она просто водила его за нос, придерживая верного поклонника про запас, - а красотка околдовала его настолько, что он готов был у неё с рук есть. Вот она, истинная власть – власть женщины над мужчиной!
– Но могу без хвастовства тебе сказать, - продолжал трепаться  наш наорг, совершенно одуревший от очередной улыбки толстушки и её восторга от его россказней, - что скоро слава обо мне загремит на все королевства! И имя мое впишут золотыми буквами в книгу истории… ай!
Наорг вдруг подскочил, словно его кто ткнул локтем в бок. Черный, безмятежно попивая свое винцо,  пристально смотрел ему в глаза, и Екро прикусил свой урезанный язык. Кажется, Черный под столом пребольно наступил на ногу хвастуну.
Но хозяйка, глядящая щенячьи восторженными глазками на своего героя, казалось, не замечала этого. Если она водит его за нос, подумал я, то весьма умело притворяется. Я бы руку дал на отсечение, что её глуповатый восторг – настоящий, но кто их, наоргов, знает…
- Ах, смелый наорг Екро Безъязыкий! – восторженно воскликнула она, обеими руками сжимая тарелку с такой страстью, что, казалось, сейчас разломит её пополам. – Ты такой храбрый господин! Как интересно мне слушать твои рассказы о странствиях и приключениях! Вот бы ты взял меня с собой!
Екро, позабыв от этой пылкой речи обидный пинок, полученный от Черного под столом, снова раздулся, как индюк, и гордо взглянул на нас. Вот как с ними надо, с этими красотками, говорил его самоуверенный взгляд. Похоже, все же папаша-наорг против этого брака – не то Екро давно бы уже умыкнул свою красотку из её лесного приюта.
Толстушка Лу проворно вернулась за свою стойку и нацедила нам еще по стаканчику вина, хоть мы и не просили её о таком счастье. В печи её горел яркий огнь, и на вертеле жарился славный поросенок – кажется, я видел хлев рядом с харчевней, где хрюкало не меньше двух дюжин этих во всех отношениях замечательных животных, - а в духовке стояли горшки с тушеной капустой.
И так хотелось просто посидеть, отдохнуть, и ни о чем не думать, глядя на огонь – особенно о том, что вообще-то это разбойничье гнездо. И вон те постояльцы, коротающие время за картами, вполне могут оказаться из Ордена…
- А что, Лу, много ли у тебя сейчас работы? – как бы между прочим спросил Екро, заметив, как Черный внимательно рассматривает потенциальных врагов. Лу покраснела от удовольствия:
- Хватает, - с гордостью ответила она. – Отец построил еще четыре комнаты и сейчас, когда погода так неопределенна, отбоя от посетителей нет. К нам заходят и путешественники, и дровосеки – переждать непогоду и ночь…  Доход стал больше, и этой зимой я куплю себе славную юбку к праздникам!
- Пожалей подружек, Лу! Если на тебе будет еще и новая юбка, то ни на одну из них ни один честный наорг даже и не посмотрит!
- А что, -  спросила Лу, - мне показалось, или над лесом летал господин Дракон? Холодновато для полетов! Да и что за дела могут быть у благородного господина так поздно?
- Да, летал, - небрежно ответил наорг. – Наверное, он влюблен, и, как и я, не замечает холода, потому что сердце его греет?
Лу прямо-таки зарделась от смущения, томно опустив глазки и наворачивая на пухлый пальчик прядку золотистых волос.
Тем временем Черный неторопливо набил трубку своим табаком – расторопная Лу принесла ему местный, но он тихонько вывалил его себе в карман, - откинувшись на спинку стула, стал рассматривать посетителей. 
Наорги – в основном то были наорги, - все походили на дровосеков или на рудокопов. Дровосеки, подобно нашему наоргу, прицепили к поясу своему топорики – маленькие, с блестящим отполированным острым лезвием, с темными рукоятками с вытравленными на них узорами, и если бы не мозоли на их руках, то я поручился бы, что топоры их бутафорские, подвешенные к поясу для красоты.
Но мозоли были настоящие; как и дрова – тут же, прямо за натертыми красивыми столиками, велась неторопливая торговля, кто-то продавал вязанки отличных дров, кто-то - ценное дерево, раздобытое в самой чаще лесной (о том, как его добывали, рассказчик рассказывал, словно об охоте на редкого и опасного зверя). Рудокопы – а были тут и таковые, и к их поясам были привязаны лопатки, маленькие и блестящие не меньше, а то и побольше, чем топоры дровосеков, - рассчитывались драгоценными камнями и даже мелкими слитками золота – а такой роскоши мог себе позволить далеко не всякий человек! Сами предметы торговли находились на заднем дворе, в сарае – и, держу пари, никуда оттуда они бы не испарились. Жадность жадностью, но чужого наорги не брали. Другими словами, среди наоргов было мало воров. Для этого они слишком любили работать.
И вся эта публика была настоящей; не походила она на членов Ордена! Что Орден? Сборище интриганов; они умели лишь пакостить – пожалуй, все потенциальные воры из наоргов подались в него! – и странно было бы подумать, что Патриарх, оторвавшись от своих важных дел, подняв свой нос из книг, пошел бы и порубил дров, так, для разнообразия чтобы поразвлечься.
- А скажи-ка мне, наорг Екро, - произнес Черный, пуская в потолок кольца дыма, - отчего это твои собратья все свои сокровища побросали в сарае, а свои лопаты и топоры притащили сюда?
- Оттого, мой высокорослый друг, - ехидно ответил наорг, и прозвучали эти слова так, словно он сказал «длинный ты осел», -  что истинное сокровище наорга – это не дрова, и не ценные породы деревьев, и даже не драгоценные камни, а тот инструмент, при помощи которого он кормится. Потому наорг оставит в хранилище и золото, и камни, но свою лопату-кормилицу он всегда принесет с собой, и ею он дорожит более всего. Украдут золото – что ж, можно раздобыть еще. Но что делать, коли в пути останешься без кормильца? Худо. Раньше носил я пику – вы, длинные люди, ничего не поняли бы, увидь вы это оружие у меня, но любой наорг понимал, что я не простой копальщик – а вы меж тем поверили, что я кормлюсь тем, что рою подземные ходы!
- Какие сложности! – уважительно произнес Черный. – А что, в таком случае, брат Оавр прицепит к своему поясу?
- Обычно то были предметы, нужные для путешествия. Мешочек с картами, деньгами… кроме того, у него при себе всегда была маленькая, с ладошку, книжица, куда он записывал всяческие наблюдения. С нею он никогда не расставался. Раньше я думал, что он просто любознателен, но теперь…
- Да? Значит, тогда нам было б легко вычислить его. И кто же тогда из них брат Оавр?
Вопрос этот поставил Екро в тупик. А и  в самом деле, кто? Все наорги, что присутствовали здесь, красовались с разными инструментами, и не было никого, кто бы носил у пояса просто маленький мешочек.
- Ну, а может ваш Патриарх повесить, скажем, лопату к поясу? – спросил Черный, оставив безуспешные попытки узнать Оавра. Екро скривил презрительно губы:
- Даже я, имеющий не самое высокое место в Ордене, и то постеснялся бы, - надменно ответил он.
- Это оттого, что ты слишком глуп, - парировал я. – В вот Патриарх ваш, судя по всему, не из стеснительных. Вот потому-то он и Патриарх – и найти его мы не можем.
Мало-помалу Черный начал мучительно зевать. Лу, поглядывая на нас вопросительно, ожидала, когда же мы попросим предоставить нам комнату, но Черный отчего-то этого не делал.
- Слушай, - произнес я, когда очередной его зевок вышел очень уж мучительным. -  Ты устал… я тоже. Давай оставим наорга на карауле, а сами пойдем поспим хоть пару часов. Не то мы уснем в самый неподходящий момент, и некто, нас интересующий, уйдет. 
Черный кивнул явно нехотя. И Лу, повинуясь моему кивку, кинулась готовить нам комнаты.
Снова меня посетило то странное чувство – скорее, предчувствие, - что брат Оавр рядом, и что он смотрит на нас. Не тот ли это наорг, что присел поближе к жарко пылающему камину, погреть свои старые кости? Или тот, что так хитро посматривает на нас, тряся кружку с костями?
За окном небо наливалось темнотой, и становилось все темнее в харчевне; глаза наоргов светились как угли по темным углам, и огоньки в их трубках то разгорались, то гасли.
С лестницы колобком скатилась Лу, оповестив нас, что комната готова. Черный, мучительно потирая сощуренные глаза, нехотя поднялся. Кажется, он уже практически спал, и славная Лу проводила его сочувственным взглядом.
- Ваш друг так устал, - произнесла эта славная девушка. – Да, тяжело путешествовать, когда за окном слякоть и холод!
Только мой несчастный друг, которого так пожалела хозяйка, вдруг странно повел себя, стоило ему оказаться в комнате, отведенной нам под отдых. Зевающий и щурящий свои красные глаза, он вдруг одним прыжком оказался у окна, стоило закрыться двери за Лу, и отдернул занавеску, которой было прикрыто стекло. Зевота его вдруг исчезла, как по мановению волшебной палочки, и глаза он щурить перестал. Конечно, он устал за день, но вовсе не так, как старался показать.
Зачем же он устроил это спектакль?
- Ты что, увидел Патриарха?! – сообразил я, подскочив к нему. Одному богу было известно, что он там хотел разглядеть, в этой непроглядной ночи, в слякотных сумерках, но лично я ничего такого не увидел. Пустой двор, черный и неуютный по-осеннему…
- Конечно, увидел! – Черный тихонько рассмеялся. Казалось, он потешается – то ли над собственной глупостью, то ли над находчивостью Патриарха. – Все, как сказал Екро – мешочек у пояса и книжица… Что должна привязать к поясу хозяйка харчевни, Екро?
- Лу? Ну, не поварешку же!
- А что, храбрый Екро Безъязыкий? И откуда она знает твое недавно приобретенное прозвище – Безъязыкий? Ведь я его тебе дал; и не думаю, что кто-то, из слышавших его поспешил бы сюда, чтобы рассказать о тебе твоей зазнобе. Ты сам выболтал его на плоту Оавру Быстрому. У Лу на поясе висит мешочек, в который она складывает денежки, и книжечка, в которую она записывает все – в том числе, и кто сколько ей должен.
На лице Екро отразился неподдельный ужас.
- Не может быть! – прошептал он своими толстыми губами. – Красотка Лу! Я всегда с ней заигрывал, и, случалось, щипал её за зад.
- А она, пользуясь твоей симпатией к ней, вызнавала все секреты, что вертелись на кончике твоего болтливого языка, - подытожил Черный. – Дорого бы я отдал, чтобы заглянуть в её книжицу.
- Но как ты догадался? – поразился я.
- Вместо табака она насыпала мне шари, наркотической травы, - ответил Черный, усаживаясь в кресло под окном и поглядывая вниз. – Мало кто знает её запах, но вот я – знаю. Она рассчитывала, что я накурюсь сам и обкурю вас, а значит, мы все уснем, и нас можно будет легко обыскать, убить – и так же легко уйти, посмеиваясь.
Екро, поникший, сидел в углу. Страшная весть о том, что его возлюбленная оказалась монстром, просто обескровила его, и его маленькие ручки лежали на его коленях, словно у приговоренного на смерть. Одно дело – самому работать в Ордене, и совсем другое – узнать, что женщина, с которой он рассчитывал когда-нибудь разжечь семейный очаг и завести маленьких лупоглазых детишек, так же, как и он, служит Королю! Наорги ревностно и трепетно охраняли свою семью и дом от нечистот мира, очаг их был не просто огнем – у него они отдыхали душою. И вдруг такое разочарование…
- Этого не может быть! – упрямо, надеясь на чудо, произнес он.
- Если ты прав – твоего Патриарха здесь нет, - отрезал Черный, - а он должен бы тут быть. Не печалься, Екро! В истории человечества ты не единственный мужчина, которого красотка водит за нос – а она не единственная женщина, под ангельским личиком которой скрывается демон! Знаешь, чем-то она мне даже напомнила этакую хитрую роковую красотку, леди Винтер… И те же кудряшки, и голубые кроткие глаза… м-м, надо же, как причудлива природа!
Тем временем на дворе произошло что-то – теперь даже я, далеко не такой бдительный, как Черный, заметил некое движение в темноте. Фигура в темном плаще кралась по раскисшему двору, и по всему было видно, что это именно брат Оавр. Я узнал его по очертаниям тела, укрытого темной тканью, по манере двигаться, словно большая хитрая крыса. И в том, что это толстушка Лу, я тоже не сомневался – из-под наспех натянутого на голову капюшона предательски выбилась кудрявая блестящая прядь, напомаженная  веселая спиралька, которую Лу на ночь наматывала на тряпочку, смешно украшая многочисленными маленьким бантиками свою голову.
Лу действовала очень решительно и смело. Движения её были порывисты и уверены, она умело проверила сбрую у мула, на которого были навьючены необходимые вещи для побега. Затем она решительно вынула нечто из-под полы своего платья и направилась к порогу своего заведения. Не знаю, отчего, но я торопливо отпрянул от окна, словно испугался того, что она может меня заметить, а ведь это была крохотная толстенькая женщина, а не головорез-громила! Черный, мельком глянув на мое перепуганное лицо, беззвучно рассмеялся.
- Да, ты прав, друг мой, - произнес он, лихо закусывая свою трубку и снова разжигая в ней табак, - эта женщина опасна, как кобра! И под полой своего плаща она наверняка прячет нож. Не то, чтобы она нас ненавидела – нет, но прирезать ей нас хочется. Просто так, из мстительности. Или связать, одурманенных, и немного попытать. Как думаешь, что она тебе хочет отрезать в первую очередь, нос или уши? Или пальцы по очереди?
Тем временем в коридоре раздался острожный шорох. Екро, сверкнув глазами, словно огромный кот бесшумно спрыгнул со своего крошечного стульчика и сжал рукоять своей сабли настолько кровожадно, что я диву дался – только что заигрывал с местной красоткой, и уже жаждет треснуть её по голове?! На это способны лишь наорги!
Черный молча кивнул мне, и я занял место у дверей, Екро – подле меня, и мы приготовились принимать гостей.
Дверка, эта красивая маленькая дверка в пряничном домике, начала открываться. Тихонько. Бесшумно; и это-то и было жутче всего! Потому что я сам запирал её на ключ.
Наверное, толстушка Лу была абсолютно уверенна в эффекте своего зелья, и даже рдеющий в темноте огонек трубки Черного её не насторожил и не напугал – а может, и придал уверенности в безнаказанности. Ведь если Черный курил еще и в комнате, думала толстуха, то он отравился еще сильнее, и теперь спит без чувств, как бревно.
Мы с Екро у дверей и дышать перестали, когда маленькая серая тень неслышно проскользнула в комнату. Те же туфли на красных каблуках были надеты на ногах Лу, но теперь не слышно было ни звука, не то, что веселого топотка, который так очаровал меня там, внизу, в жарко натопленной гостиной!
Лу кралась к Черному, от трубки которого в темноту поднималась тонкая, как кисея, струйка дыма, и он не выдержал.
- Здравствуй, толстушка Лу, - произнес он, сделав затяжку, отчего его лицо осветилось красноватым светом. – Или, точнее сказать, Оавр Быстрый – тебе как больше нравится?
Лу встала на месте, как вкопанная. Я с треском захлопнул дверь за её спиной и пинком придвинул к ней какой-то сундук, отодвинуть который Лу так запросто не сможет, а Екро, обманутый влюбленный, зажег свечу, и Лу вскрикнула в испуге, озираясь. На миг я даже пожалел её – страшно, наверное, должно быть женщине, тем более – такой крохотной, оказавшейся одной в комнате с тремя мужчинами, которые ничего хорошего ей не желали, но лишь глянув на неё, я оставил свою жалость для кого другого.
Она запросто могла бы притвориться простушкой Лу, искренне переживающей о своих усталых гостях,  заглянувшей посмотреть, не нужно ли нам чего. Но имя Оавр настолько поразило её и обескуражило, что она не смогла скрыть своих истинных чувств. И свеча Екро выхватила из мрака страшную демоническую маску, настолько жуткую, что я отступил на шаг от этого маленького разъяренного существа.
Лу была отвратительна; её красные губы искривились в жутком оскале, открыв острые зубки, и нос её сморщился, как у рычащей собаки – да она и вправду рычала от злобы и бессильной ярости. Волосы на её голове, с которой Екро содрал капюшон, эти смешные веселые кудряшки, теперь шевелились словно живые, как кипа блескучих змей, а глаза походили на черные бездонные провалы.