Воспитание монголо-советской дружбы

     Летом 1985 года мне очередной раз пришлось вылететь (или я приехал туда колонной через Хэнтийские горы – не помню точно)   на наш восточный объект  –  в Дорнод.    Так назывался   конечный  пункт   строящейся  новой  железнодорожной  линии   от    ст. Вал Чинчисхана.  Сейчас по данным, полученным с сайта УБЖД,  эта линия называется Чингисвал – Мардай.   Ну, пусть так – дела это не меняет.   Лето – горячая пора:  все силы мехбата  –  на сдачу земляного полотна под укладку  нашим  же путейцам, которым нельзя давать «наступать себе на пятки»,  т.е.  укладку пути задержать  –   как на виселицу попасть.    Поэтому   «на Валу»  -   ещё более   короткое  название    объекта, образовался  очередной    «завал»    с отделкой откосов земляного полотна, устройством водоотводных канав,  регуляционных сооружений,  рекультивацией,  и прочее, и прочее… Некому, некогда и нечем всё это делать, но всё – накапливается. Кажется, командир части Сергей  Пискунов  меня  для  этого  и  истребовал,   на время:    мои объекты были все сдаточные,  на Юге.

          Итак, организовали  работу, трудимся. Настаёт выходной,  кажется, банный, что ли, день.     Не работаем    ( что летом  –  редкость).    Машина  с  сержантом отправляется   с завтраком к охраннику на отделочный комплекс,    расположенный у строящейся трассы примерно километрах в тридцати или чуть меньше.    Там – автогрейдер,    бульдозер    и геодезический инструмент с молодым солдатиком; предположим, рядовым Ананьевым. Машина быстро возвращается,   прибегает взволнованный сержант,    предположим  Гафуров,  и докладывает, что охранника на объекте нет – это уже почти ЧП!   Докладываю командиру и собираюсь ехать сам, теряясь в догадках:  вокруг – ни души,    практически никто и никогда в районе нашей стройки не бывает.  Бежать куда-то просто смешно, да и причин-то  не  было совсем.   Беру его командира отделения,  кого-то ещё;     увязывается комсорг батальона,  горячий лейтенант Шевченко.   Сели, едем.       Мигом  прибываем на  место  -  за рулём  «зилка» – «ас» из  автороты рядовой   Жунусбеков!  С пригорка узрели нашего воина, подъезжаем  -  видим, что парень здорово побит и  обмундирование  слегка порвано.   Заодно вижу полное непотребство  –  геодезический инструмент  –  теодолит  и нивелир – разбросаны, что-то побито,  тренога одна – сломана.   Дали парню покушать   и попить, начали расспрос.   Оказывается,  что просто дикая история:  на него ночью напал, побил,  и  разбросав всё то,  что мы видели,   связал и увёз на лошади (!)какой-то монгол!   Это  звучало  настолько дико и неправдоподобно,    что я просто не поверил! Где ж ты был утром  тогда,   спрашиваю?       Крался,  говорит,   оттуда,   и показывает вдаль.     Там,  километрах в  пяти,  наверное,  едва видна юрта.    Ночью же и сбежал от него.    Очень далеко – не станешь и смотреть, если не будешь знать об этом.     Саша Шевченко   «бьёт копытами»   -   поехали,   я его лично придушу,   и прочие угрозы – это уже совсем  ни  к чему: душить  не стоит, но и так оставить тоже нельзя. Думаю, что делать. «А что ему от тебя было надо – ты понял?».    Он всё время требовал какой-то  вэф,  вэф,   по-русски  не знает совсем,  говорит   Ананьев.    Соображаем вместе – получается,  что ему надо был…  радиоприёмник, что ли?!    Вообще – полный абсурд!     Но делать нечего – грузимся,    и вперёд.   Правда, через насыпь удаётся переехать только в километрах полутора – место слегка болотистое было.      Но  оно  и  лучше – он наверняка за нами наблюдал.   Подъезжаем – юрта нараспашку,  нет никого.     Интерьер   не   просто бедный – убогий. Ничего у парня нет совсем, кроме кучки каких-то лохмотьев.  Понимаю, что если у него украли радиоприёмник,  то это значит самого дорогого  лишили.    Но  при  чём тут наш Ананьев…?   Оглядываемся на пригорке  -   вокруг просторная такая долина,    железная дорога едва заметна на горизонте,  а километрах в трёх – несколько юрт, сарайчик какой-то.  От него поехал в сторону гор мотоцикл… подъезжаем.     Начинаю степенно,     как положено, разговаривать с монголом,  который меня значительно постарше,  но русский понимает.  Тут главное – не торопиться и не повышать голоса –  дальше Монголии    всё равно не убежит, а выяснить можно всё,  причём тут,   у этого человека.    Стоит немалых трудов сдерживать нашего комсорга: рвётся ловить, требует у меня машину –  горяч,  как кавказец, получивший кровное оскорбление!   Кое-как  удаётся  помощничка  удержать – дело  приобретает  какой-то дипломатический оттенок:  парень бедный,  даже жена ушла. Ничего нет, кроме ВЭФа – главного предмета монгола-степняка. Чем живёт – даже соседу не известно – почти побирается, хотя у монгол это не принято.   Ведь у каждого есть хоть несколько,  но каких-то голов скота.  У этого нет  ничего – даже не верится! 

  Спрашиваю его,    кто это уехал на мотоцикле – сообщает,  что сын повёз парня туда,    где виднеются какие-то палатки.  Вроде, студенты на практике…    Действительно – куда ему деться из Монголии-то.  Показываю нашего парня побитого, объясняю, что так нельзя,   и что он тут не причём.    Монгол соглашается.    Так спокойно и не торопясь и поговорили.       Ещё выяснилось, что тут иногда ездят какие-то Советские солдаты, и это кое-что сразу мне проясняет:   возможно,   факт кражи и был,  когда хозяина не было дома.
               Что ж – едем, тем более, что мотоцикл от палаток никуда не уехал: ждут, значит. Подъехали, здороваемся дружески с большой группой студентов из Ховдоского аймака – это далеко на Западе МНР.     Прибыли  на  сельскохозяйственную   практику   со   своим преподавателем, с которым тоже очень дружески и не суетясь здороваемся, и я объясняю цель прибытия. Все согласно качают головами – видимо, «виновник торжества» тут, и всё уже сообщил;  сразу  вижу,   что наш водитель  Жунусбеков   уже начал болтать с    какой-то девчонкой – надо же!  Оказалось, что почти все они – тоже казахи: и это кстати!   Ну-с, тогда садимся с преподавателем прямо на травку,  как положено старшим,    и    начинаем неспешный разговор. 
                Я объясняю что произошло,   показываю ушибы и одежду нашего пацана Ананьева,   и делаю вывод о том,    что это очень «недружественные действия»   по отношению к советскому солдату,   который   со своего   поста никуда   не ходил и украсть ничего не мог.     В   кавычках написал потому,   что  эту фразу    я   самостоятельно смог сконструировать    по -монгольски,    на сколько мог соображать в языке,    и      МЕНЯ ПОНЯЛИ,    закачав согласно головами!     Вокруг стоят студенты,    шушукаются с очень серьёзными,  одухотворёнными лицами,   а Жунусбеков мне тихонько переводит – вижу,    что   всё  идёт правильно,  по-человечески,  и  в высшей степени «как учили».      Теперь представьте себе картину: сидят два дарги,  один из которых – советский майор,   говорит как монгол почти, и даже немножко по-монгольски, и  его прыткий лейтенант притих как-то…  Становится тихо тихо,  и  слышно,  как по фуражке капает мелкий дождик…    «Что будем делать, дорогой дарга »  -  спрашиваю?     Ведь так не должны относиться друг к другу народы – братья?  Тишина – аж звенит;  а действительно момент потрясающий: ведь надо всё закончить уже, причём хорошо, опять же – как учили нас всех.  Иначе   как  же?      

  Ведите его сюда – говорю студентам.  Побежали сразу толпа девчонок куда-то. Посмотрел многозначительно на Сашу «комсомольца»:  смотри мне, не ломай сценарий…     Вижу – успокоился, вроде.     Ведут весьма оборванного   и  худого  монгола среднего роста лет тридцати, наверное.    Глаза бегают, но упирается не сильно.  Поставили   внутри   кружка своего;    спрашиваю – зачем,  мол,   бил и в плен брал?     Тут же переводят  -    отвечает сбивчиво, в глаза мне старается   не  смотреть.      Бормочет   что-то   насчёт    приёмника, который у него украли солдаты недавно – всё совпадает.  Кроме того, что это были другие солдаты, хоть и советские. Объясняю ему спокойным голосом.    Потом сообщаю,    что у солдата Ананьева есть мама и папа,  и  сестрёнка,  и вообще он хороший мальчишка, и что это очень «недружественные действия» по отношению к воинам   –   железнодорожникам, которые   строят   железные дороги  для   Монгольской народной республики.      Опять «попадаю в точку»  -  парень  начинает хлюпать носом и что-то причитать.       Переводят, что… опять же  -  ВЭФ у него украли!    Тогда я ему показываю ссадины и синяки на теле Ананьева и строго спрашиваю –  за что ты его?!     Ревёт парень - проняло!        В полной тишине, между прочим.    Так…!   Надо бы уже   и  заканчивать   свою   дипломатическую миссию – знать бы как!       Ну  вот  что,     сообщаю:  ты понимаешь, что ты посягаешь на дружбу народов СССР и МНР, или нет?!   Переводят быстро и точно (контролёр-то рядом шепчет на ухо).   Да, да – трясёт головой немытой и дурной, бедняга.    В общем,    жаль его,   конечно  –   но что ж такой непутёвый, да ещё и глупый?!     ТОГДА  ИЗВИНЯЙСЯ ПЕРЕД СОЛДАТОМ,    заявляю!      В звенящей тишине     (дождик прекратился совсем даже)  он долго - долго  мнётся,   не зная как поступить.  Но вижу,  что он хочет что-то для этого сделать,  но не знает что.   Ананьеву говорю, чтобы подошёл к нему и протянул руку – как же  пацанчик    на меня посмотрел,  бедный;   всё ещё его побаивался,  видно.    Но как-то пересилил себя  и  подошёл,    протянул.   Тот,   брошенный   бедняга,   хлюпая соплями,   схватил  его  руку  и  начал трясти.                В груди у меня –   ей богу –   что-то перевернулось,     кажется  всё  было сделано правильно, как учили.   А разве плохо нас учили?     И…   захлопали студенты   в   свои ладошки,    так все оказались     рады-радёшеньки!   Вот он,  момент истины,   которая в том,   что не стоит обижать друг друга,   особенно не разобравшись.     И всё делать надо без спешки, продуманно и по-дружески. От ошибок, конечно, никто не застрахован.    Но надо их признавать и потом не совершать.

        Напряжение спало, мы с преподавателем –   встали,  попрощались как старые, добрые друзья   со   всеми   без  исключения студентами  –    для них это тоже был неплохой урок   нормальных человеческих отношений.    Если бы удосужился написать об этом раньше, то стал бы сюда «замешивать» пролетарский интернационализм и ленинскую национальную политику…      А зачем, если жизнь – она одна у всех, и стоит её прожить по-человечески, только и всего. Так был урегулирован "международный конфликт местного значения"  на  Востоке Монгольской народной республики,    причём с учётом приобретённого в этой же замечательной стране опыта общения с местным населением.      Думаю, что  это стоило и потерянного приёмника и разбитого нивелира.

          Разумеется, как и у любой другой истории, и у этой тоже было продолжение. Вернее, благодаря появившемуся гораздо позднее интернету, произошёл некий момент истины, и факт причастности военных из нашей орденоносной железнодорожной бригады к краже из юрты радиоприёмника подтвердился. Конечно, неохотно и очень нехотя, буквально штрихом, мимоходом этот факт «просочился». Это было уже немало лет назад и деталей я не припоминаю, да и на том солдатском сайте теперь почти не бываю – многое изменилось в жизни, включая цели и личные планы. Конечно, никаких фамилий никто не называл – это уже никому не нужно, да и просто стыдно. Стыдно признаться в своей юношеской дурости и безнаказанности. Это от плохого воспитания, факт. И это в 80-х годах; а что теперь с воспитанием я просто промолчу. Жаль, что так получилось, искренне жаль. Это был ещё один весомый минус в наш «пролетарский интернационализм» и просто нормальные человеческие отношения с народом братской страны Монголии.
Но из песни слов не выкинешь…