глава 9

Глава 9. Запах денег.


Все в стране хотели зарабатывать большие деньги, и всё казалось так просто.
Мимо проплывали вагоны с рисом, лесом, цементом, офисы будоражило от криков: «Сталь листовая есть? Меняю на кругляк… Или продам завод».
Светлогорскому комбинату теперь требовался металл, трубы. Пешкину пришлось обзавестись справочниками: ГОСТы, содержание углерода, марки стали от простейшей СТ-3 до 12Х18Н10Т2М.  Он щеголял знанием сортамента труб, мог отличить прямошовную от цельнотянутой. Вспомнил, что в техникуме изучал сопромат, где подробно объясняли о содержании углерода в чугуне и стали, а он, как  придурок, играл с приятелями в морской бой.
-- Назовите ГОСТ, -- первым делом строго  спрашивал Пешкин.
-- Мы не знаем, -- шипела и фонила  едва слышно телефонная трубка. – Нам под воду диаметром в дюйм.
-- Всё! Есть такая. Отправляю факс. Делайте предоплату, -- орал он так, что подскакивали посетители в библиотеке, располагавшейся за стеной
После чего заказчик терялся, появлялись десятки других и так же терялись.
Однажды пробился звонок из Донецка: « Мне Жора Луганский подсказал, что вы трубой торгуете».
Пешкин не смог вспомнить Жору, что было и не важно в данный момент, важно, что контакт состоялся каким-то чудеснейшим образом.
-- Нам нужна тонкостенная, разных диаметров, для ЖКХ. Высылаю спецификацию, ГОСТ.
Пешкин недавно собрал и отправил на комбинат длинномером партию труб, раздал в отделе сбыта комплекты книг, а начальнику принес коньяк,  поэтому тот легко откликнулся на звонок. Искренне обрадовался, потому что производство стоит, нет отгрузок, а тут какой-то чудило Пешкин-Щепкин умоляет, собрать вагон труб. В темя бы расцеловал, да нельзя имидж ломать. Поэтому выдал неопределенное: попробую поискать, перезвони вечером.
-- На проводе Донецк, --  проговаривает холодно телефонистка. А через пять минут трубка горячая. Женщина, возможно совсем некрасивая, но быстрая и толковая, сообщает, что отправила через банк деньги. Нужен договор, а главное трубы. Что она готова отблагодарить дополнительно, если трубы быстро уйдут на Украину.
На факсе копия платежного поручения. Порпаков хмыкает: «Ни хрена себе! По двойной цене забирают. Всю сумму разом выплатили». Он счастлив, он смеется, что случается с ним крайне редко. Таисья Петровна! Срочно поезжайте в банк.
Даже убедившись, что деньги поступили, он сомневается, потому что нельзя так просто огромную сумму отправить под честное слово.
-- Может для них это мелочь? – возражает Пешкин и просит денег на крановщика и стропалей для погрузки.
-- Дай им Дюма. Будут рады.
-- Поезжай тогда сам на завод с двухтомниками.
Водитель-экспедитор Валера, теряя самообладание, хохочет: «Лучше Бубнова. Пусть стишки на обед почитают».
Порпаков понимает, что не прав, но денег давать ему жалко. Ему все время кажется, что пытаются обмануть: водитель на бензине, Пешкин на командировочных и подарках, которые возит на комбинат. И ведь не проверишь, что обидно. А так хочется разок подловить. Он несколько раз расставлял ловушки: «Ты у Захара брал икру? Понятно». Ехал к браконьеру Захару и, покупая икру, как бы невзначай, на правах постоянного клиента спрашивал: « Санька мой у тебя перчатки оставил». В надежде, что Захар скажет: не было Саньки. А тот подтверждал – был. Купил две банки, но перчаток не оставлял. У нас с этим строго. Недавно мужичку портфель отдали и не посмотрели, что там пакет с деньгами. Вот кино! Он так обрадовался, что нам пол ящика водки выставил разом.
Поначалу Порпаков составил штатное расписание на 11 человек, но принял четверых и вот уже который год справлялись на зависть всем. Секретарь по совместительству кассир и курьер, фасовала резаную бумагу, которая оставалась после размотки ролей. Водитель был экспедитором, грузчиком и охранником. А Пешкин всем остальным, отвечая за производство книг, сбыт, реализацию, поставку бумаги и прочих необходимых для производства материалов. Себе же он поручил определять издательский план и финансовые потоки. Тем более, что потоки шли тяжелые, в иные дни оптовики привозили деньги сумками, они не помещались в сейф и тогда он, соблюдая необходимые меры предосторожности, для чего обзавелся газовым пистолетом, похожим на настоящий «макаров», -- вез деньги в гараж, где оборудовал капитальный тайник.
Порпаков перевел разговор про Дюма и Бубнова в шутку. Денег Пешкину дал, привычно напутствуя: « Не балуй народ». Уверенный, что Пешкин справится. Каждый раз удивляясь, как  этому парню удается ладить с прощелыгами-снабженцами, торгашами. А в Союзе писателей многие жалуются. Вот и недавно выдал злой пассаж в газете про поэта Хорькова, который теперь перейдет в стан Кункина, а у него  теща заслуженный критик, жена признанная поэтесса, и даже сына Москва утвердила Членом, несмотря на общий протест писательской организации. Теперь на отчетно-выборном собрании изменится расклад сил при выборе ответственного секретаря, что очень важно. А Пешкин этого не понимал.
Вечером Пешкин привез отгрузочные документы, чтобы выписать накладные для Донецка, радуясь, что уговорил неуступчивых железнодорожников принять вагон для отправки. Огорчало лишь то, что потратил на них свои деньги. Пешкин развесил на стульях промокшую от дождя одежду, подсел к чайному столику, тяготясь предстоящим разговором с директором.
-- Молодец, поздравляю! – Порпаков поставил на стол бутылку ликера Аммаретто. – Настоящий, Италия. Твои премиальные.
-- И это все?!
Порпаков, смахнув с лица улыбку, стал пояснять про зарплату, будущие дивиденды, а Пешкин смотрел и молчал. Что говорить, когда тебя очередной раз поимели за три рубля. И плакать поздно.
Можно написать письмо Андрею Коренкину, пожаловаться. А  поймет ли? Удивиться: весельчак Саня Пешкин и вдруг весь в слезах? Поэтому нужно тащить, как чемодан без ручки, созданный образ оптимиста и улыбаться даже Порпакову, чтобы он не радовался, что победил. А деньги, если они так важны в этой жизни, нужно зарабатывать самому, не взирая на обстоятельства, решил Пешкин, готовый хоть завтра выполнять задуманное…

Здравствуй дорогой товарищ! Посылаю тебе в подарок книжку о Юрии Казакове.
В местную артель писателей так и не сходил. Ну, и ладно. Теперь уже поздно. Работаю. Делаю, черт знает что, но деньги платят. Начал писать новую повестушку, да сбился, застрял опять… Правда, не безнадежно.
А так жизнь ничего, спокойная. Никуда не хожу, никого не вижу и видеть не хочу. Рекемчук Филову место в «Октябре» выбил, а Сашка капризничает, говорит, «Новый мир» подавай. Не знаю, на чем поладят.
А старость-то подкрадывается. Вчера на девушку оглянулся… И шею вывернул. Болит теперь.
Фильм хороший посмотрел «Завтра была война». Это фильм! Повесть Б. Васильева на этом фоне – сказочка. Читаю Кен Кизи. И шапку снимаю. Где же, черт побери, русская проза?
Такие вот страшные заметки по разным поводам и без повода, но главное, что ты поймешь меня и мой страх, что все не так плохо, если удастся сделать что-то еще. Хотя причем здесь вера – делать надо и все.
Был на днях в ВТО. Кофе пил. Да все вспоминал, как мы здесь сиживали, с какими надеждами!
Что же – пока, Александр. Будем ждать декабря, авось свидимся.
Андрей.

Самолеты летают в Санкт Петербург по пятницам. Удобно. Ранним утром на автомобильном  рынке. И бегом, бегом по рядам, не останавливаясь на чепухе, отмечая доступные варианты. Потом, поторговавшись, можно снизить круг до трех-четырех машин. А потом надо быстро решаться – времени в обрез.
Издали Пешкин приметил беленькую «восьмерку». Машина из Бельгии, пробег минимальный, по всем приметам на ней ездила женщина,  но просит этот парень пять   тысяч пятьсот. А покупатели вьются, прицениваются.
-- Юра иди быстро, обгадь вон ту белую, а то ведь заберут.
Шулепов умеет найти несуществующие дефекты, вроде того, что спидометр смотали, а теперь гадай, когда ремень оборвется. «Да и крашенная она, парень, вот смотри здесь и здесь». Юра несет, как говорится, пургу. Но несет убедительно, напористо.  Пусть зародится у продавца червь сомнения. Следом идет другой перегонщик – Вадим и  при покупателях: фу, так у нее, похоже, сальник течет, поэтому задница вся в масле.  Ушли покупатели, теперь,  выждав немного, можно подойти, сбить цену до пяти тысяч. Согласен. Вот и славно. Вот и молодец. Главное увести его с рынка, а то перекупят, как пить дать, перекупят.
-- Слышь, земляк, у меня двести долларов не хватает. Корешу перезанял. Давай тебе паспорт оставлю. Вышлю сразу, как приеду.
-- Ну, на хрена мне твой паспорт! Достал ты меня!..
-- Тогда вот кольцо обручальное. Приеду через две недели и выкуплю обратно.

Вадим -- новичок в их команде -- торопит, поехали, мол, в ночь. Ему не терпится оседлать машину и промчаться по трассе. Его прямо-таки  трясет от нетерпячки. Но нет, милый, лучше под капот загляни, масло проверь, ремень, уровень электролита. Бельгийку, как окрестил ее Пешкин, можно бы не проверять, сразу видно, что их хороших рук, чистая, ухоженная, масло в двигателе светлое,  словно вчера поменяли, но правила, которые родились на чужых ошибках, надо соблюдать. Запаска слабовата, ее не подкачивали с рождения машины. Воду залить в омыватель,  проверить стандартный набор перегонщика: аптечка, трос, инструмент.
Шулепов старательно колдует над своим универсалом – взял его под заказ. Притащили машинку из Голландии, пробег небольшой, а сальник на коленвалу, как всегда, у заднеприводных подтекает и надо в дорогу докупать масло. Он с завистью поглядывает на беленькую «восьмерку»,  прикидывает, как перекупить ее у Пешкина. Лучше всего  сказать, что давно мечтал о такой, мол,  сам буду ездить, а потом перепродать. Пешкин простак,  не будет жидиться, а я подниму с этого тонну баксов. Надо только выбрать для разговора хороший момент.
-- Вадим, видел шишку на заднем колесе?
Парень вскакивает с заднего сиденья: шутишь?..  «Да, есть бугорок. А, может, так доеду? Мне что-то в лом с колесом  возиться».
-- Доедешь до первой хорошей колдобины. А потом ждать тебя, да!?
Ночью проскочили ярко освещенный Петербург и мимо Колпино на пустынную московскую трассу быстрее вперед, пока отсыпаются дальнобойщики и прочие нормальные человеки, а ненормальным надо за сутки отмотать тысячу семьсот километров. Летом  тяжело, а зимой --  вдвойне, но в понедельник с утра надо быть на работе, а иначе и без того накаленная атмосфера в издательстве, станет невыносимой и вовсе. «Свое бы издательство, -- думает Пешкин, переключая свет с дальнего на ближний, -- но без десяти тысяч долларов и затеваться не стоит». Дорога уже не пугает, как в первые перегоны, когда потерялись среди ночи из-за пробитого колеса.
Сзади часто-часто моргает Шулепов, надо взять на обочину. Поясняет, что звон стоит под капотом. Осмотрели, ощупали, поехали дальше. Через несколько километров он снова моргает светом. Издалека кричит истерично: «Ну, звенит и звенит, спасу нет!» Курит только Вадим. Молодой, здоровье ему кажется неизбывным, а значит и беречь его нет нужды. Попили чайку, осмотрелись в предрассветных сумерках. Ключ рожковый торчит возле трамблера. «Твой?..»
Шулепов облегченно вздыхает: «А я уж подумал, что клапан оборвался. Похожий звон». Видно, как он накрутил себя до сизой бледности.
К ночи проскочили Тамбовскую область, осталось пятьсот километров, а спать хочется, мочи нет, и кофе уже не помогает. Радио трещит, не ловится  даже официозный «Маяк». Из-под грузовиков летит перемолотый снег и застывает шугой на стекле. Остается одно, открыть пошире боковое стекло и высовывать время от времени голову под ледяной ветер. К полуночи прибились у поворота на  Поворино. Надо передохнуть. Вадим не задает больше вопросов, молча курит, поплевывая на замерзшую у обочины лужу. Перегон не кажется ему увлекательным приключением. Зачем-то похвалился в  самолете, что однажды за сутки  проехал почти пол-России до Петрозаводска. Завалиться бы спать и пропадай все, так нет,  этим мужикам хоть бы что, прут и прут без остановок. 
Родные степи встретили крепким морозом и ветром таким, что пока справляешь нужду у обочины, пробирает до самых кишок.  Заря ярко-пунцовая прямо по курсу. Пешкин нашел какую-то радиостанцию, сразу легче, вроде как, не один. На подъеме мужик скачет и пляшет, размахивая тряпьем. Остановился. Подумал сначала, что негр замерзает в степи. Лицо черное, сам весь черный, а говорит с азербайджанским акцентом. Напарник, похоже, выйти не может, скрючился на сиденье и поскуливает: ай-вай-вай…  На том месте, где заднее сиденье, костер догорает.
-- Возьми на буксир!
-- Цепляй трос.
-- Нету троса, спасай , брат.
Размотал свой буксир, подцепил. Шулепов ворчит: нашел, кому помогать, на хрена нужно, часа два потеряем. Посмотрел внимательно в одутловатое заросшее щетиной лицо, а больше в глаза, которые он все норовит спрятать. «Езжайте. Тут до Михайловки километров тридцать, не больше. Догоню».
Кое-как распрямили второго тюрка, под громкие завывания,  заставили прыгать и бегать. «Смотри, Вадим, смотри, как без буксира, люди ездят!». Но Вадим спит, уронив голову на руль. Девок молодых во сне катает на новой «девятке».

В пятницу днем, как обычно перед поездкой на рынок, приехал Шулепов с бутылкой водки. «Я четверку спихнул, давай обмоем, -- начал он напористо, без объяснений, словно вопрос был решенный. -- Деньги тебе привез за восьмерку пять пятьсот». 
-- Так я ее за семь тысяч завтра продам!
И началось: я тебе помогал, я тебя взял с собой и все такое сопливое, зряшное, когда ни возмутиться, ни возразить, остается только сказать, ладно, бери.  Но приехал Порпаков и резко с порога вбил: «А что это вы затеяли в рабочее время? Саша, предупреждал же!»
Шулепов стал оправдываться, что нет пьянки, что это просто подарок… Но пелена спала и лукавый глаз его стал заметнее и эта его бесконечная слащавая манера разговаривать с незнакомыми. «И вообще, какого рожна, -- подумал Пешкин, -- я должен терять столько денег? » 
Со скандалом, словами: ты мне больше не друг! – все же отбился Пешкин.
С утра пораньше, когда добрые люди спят, пристроился в хвост длинной очереди, чтобы въехать на рынок за свои кровные денежки. Сразу стали подходить  покупатели, которых он отличал от тех, что приходят сюда, посмотреть, прицениться на будущее. Сухощавый отставник, лет сорока пяти, стал торговаться конкретно, опуская цену до шести тысяч долларов.
-- Мне понравилась,  я беру!
Их было трое. В поведении, манере разговаривать, проглядывало что-то такое, что Пешкин понял, он не сможет им отказать. Отставник стал давить горлом, мол, я первый.
-- Мы вчера еще сговорились. Так ведь, земляк?
Пешкин кивнул, да берите, я не против. Хотя отдавать машинку ему было жалко. Пока ехал -- притерся и понял, что она лучше новой. Бракуши или, как их еще называют, скурмачи, оценили враз,  купили не торгуясь.
Ранней весной Пешкин увидел Бельгийку на крутом спуске к Ардатовской. Узнал по ярко-желтой  наклейке на багажнике. Она стояла с разбитой мордой и лобовым стеклом. Рядом никого не было.  «Сбежал. Пьяный, наверное. Да, не повезло тебе, девочка», -- подумал Пешкин, привычно одушевляя механизмы, давая им имена, как в детстве.

Порпаков неожиданно пригласил к себе домой на празднование  Нового Года, и в этом было что-то интригующее.
Даже запах жареного  гуся не мог перебить стойкий запах денег в квартире. Деньги висели на люстре, на лице Нины Васильевны – супруги Порпакова. Пахли деньгами и две приглашенные пары, особенно та, что занималась кладбищенским сервисом. Пешкины в скромных нарядах, купленных еще в пору студенчества в Москве, не источали дорогих запахов и вносили диссонанс в эту компанию.
После небольшой демонстрации новых шкафов, книг и сапог, Порпаков повел в отдельную комнату, служившую ему кабинетом, где долго возился со встроенным в стену маленьким сейфом. А Пешкин  из уважения разглядывал коллекцию старинных монет, получая между делом разные комментарии.
-- Вот, как договаривались, твои призовые.
Пешкин не постеснялся, пересчитал. «А дивиденды?»
Порпаков стал пояснять про конфликт с налоговой инспекцией, чертить схемы, цифры, полностью готовый к этому разговору.
Гусь оказался пересушенным, тосты просты,  как лозунги ЦК КПСС, анекдоты скучны, как скучны были и разговоры. Обида комом стояла у Пешкина в горле, что он старался не показать, но Мэри все поняла и сразу после полуночи, стала жаловаться на головную боль, чтобы сбежать побыстрее домой, где все просто и без затей, где дети спят в ожидании сказки, где громко храпит, как все грузные женщины, бабушка, намаявшись с внуками у праздничного стола. 
В такси посочувствовала: «Нам хватает. Не переживай из-за денег… Бог им судья». А он ей, почему-то, тогда не поверил. Ответил, ничего, мол, у меня будет издательство похлеще  «Стропа», «мне бы бабла десять тонн». А Мэри не поняла, стала переспрашивать: каких баб? Что за глупости у тебя на уме?
Он рассмеялся. Она обиделась. Спали снова врозь, как это случалось все чаще и чаще, вымораживая  супружеские отношения

Здорово, Саня Пешкин!
Дай Бог, чтоб так оно и было. Несколько дней хожу какой-то неспокойный, чегой-то думаю о тебе. А сегодня решил: напишу-ка хоть маленькое письмо.
У меня жизнь теперь бешеная. Весной подписался возглавить театр кукол. Вот теперь и возглавляю. Что ты!.. И худрук, и администратор, и сценарист в одном лице. И деньгами распоряжаюсь единолично. Никогда не ожидал от себя такой прыти. Причем, что самое интересное, дело  забавное, горожанам попасть на наши спектакли не просто. Детки в рыданиях уходят от театра, узнав, что билетов нет. Как на Таганке. И если бы не долбанная Совдепия, с которой бороться сложно, я через два года сделал бы такой театр, который из-за границы не вылезал. Вот такой я, оказывается, честолюбивый человек.
С литературой сложней.  Ничего не читал, ничего не писал, а недавно взял «Новый мир» за год и ахнул: ну ни хрена хорошего. Так что мы с тобой пусть и не пишем, но и не теряем лица достойного выражения. А вообще, если жизнь позволит, я напишу что-нибудь, но только очень короткое и пронзительно хорошее.
Дома нормально. Вот только Димка, бедолага, все болеет, а я не знаю, чем ему и помочь. В школу почти не ходит – гастрит, язва и прочее. Без тюрьмы и без Армии, а вон оно как! Ксенька, дура, отличница. Лена  у меня в театре на трех ставках пашет. Одним словом, живем, как можем. Два месяца не курил, а здесь сдуру, начал потихоньку. Противно.
Из Уфы, похоже, с твоей подачи, прислали гонорар за повесть. «Все бывает нам дано, в день, когда уже не просим…»
Твой А. Коренкин.


Начальник налоговой инспеции Грохотов, пробегая глазами сводку по предприятиям района, зацепился глазами за цифры напротив ТОО «Строп».  Прибыль превышала показатели молокозавода, где работало около тысячи человек. Он вызвал начальника отдела Смирнову, проработавшую в КРУ больше пятнадцати лет. Попросил подготовить справку подробную по «Стропу»  и, не сдержавшись, добавил: «Что-то нечисто у них. Или они, может быть, спиртом торгуют?»
Ему требовались результативные  весомые проверки, где счет идет на миллионы рублей, тогда и укоризну начальника областной инспекции будет пережить легче. «Мы вас, Владимир Яковлевич берем по рекомендации уважаемого человека. Но если не потянете, церемонится не станем». Начальник привычно говорил в множественном числе, хотя решал все сам и людей брал обычно по принципу: пусть бестолковый, но свой.
Смирнова, чтобы подчеркнуть оперативность работы отдела, в конце дня принесла отчеты за прошедший год и список работающих в ООО «Строп», где значилось всего пять человек, что весьма удивило Грохотова.
-- Ишь ты, Пешкины-Шашкины! Проведите проверку лично. Возьмите опытного инспектора. Жду серьезного результата.
Смирнова вытянулась в струнку, как в парадном строю, в котором никогда не стояла, но видела по телевизору, от чего ее грудь вздыбилась арбузами. Грохотов, неизбалованный женскими ласками из-за своего маленького роста и ранней плешивости, даже губу прикусил, перебарывая невольный порыв встать и потрогать эту грудь, а заодно и тугую задницу, обтянутую шерстяной юбкой с отчетливо прорисованными половинками ягодиц.
Смирнова это почти угадала, но даже не улыбнулась. Ее такие плюгавые амбициозные мужики пугали. С трудом слепила что-то, вроде улыбки: «Я пойду?»
-- Да, конечно, -- выдохнул Грохотов, представляя, как бы смотрелась она голая на полированном длинном столе.
Инспекторов приняли в издательстве спокойно, напоили чаем с конфетами, привезенными из далекой Финляндии. Симпатичные люди, особенно главный бухгалтер, у которой профессионально подшиты и пронумерованы все папки с отчетами. Просмотрев первичную документацию Смирнова поняла, что накопать будет сложно. По-хорошему, составить бы Акт, отметить в нем завышенную норму по бензину, насчитать небольшой штраф и разойтись, мило улыбаясь, с подарками, а возможно, что и с премиальными, вложенными в почтовый конверт, если бы не Грохотов со своим: жду серьезного результата.
Не найти – значит попасть под подозрение. Оставалось одно: искать там, где положения Закона можно трактовать двояко, насчитывая на этом максимальные штрафы. После двух месяцев кропотливой работы Смирновой удалось составить Акт на 112 000 рублей, который Порпаков подписывать отказался и так разнервничался, что его на скорой увезли в областную больницу.
Смирнова попыталась объяснить Грохотову, что часть результатов проверки можно оспорить в суде и лучше бы пойти на уступки.
-- Вы считаете, что он будет судиться? Смешно! Он просто струсил и решил отлежаться в больничке.
Вскоре позвонили из городской администрации, стали расспрашивать о проверке в издательстве «Строп», которое оказывает благотворительную помощь школам. Стали укорять. А в конце дня позвонил однокурсник, сказал, что результаты  проверки затребовал Шеф. Посочувствовал иронично: «Вазелин с собой захвати. Звонят со всех сторон. Как бы до президентской администрации не докатилось». После чего Грохотов вспотел. Вспотел до неприличия. По дороге в областное управление пытался успокоить себя привычным: чего это я пугаюсь, я лишь исполняю закон. Но не срабатывало, не помогало.