Юдифь

- Скоро наш города покинут Ангелы, -  про себя сказал старик Нильс,  вскользь посмотрев своими, еще не выцветшими  голубыми глазами, на девочку, что сидела возле костра.
- Я знаю…,   - как-то по взрослому  вздохнула,  Юдифь, - недолго осталось… Я их вижу все реже и реже. Что же будет потом? Что-то должно произойти…
- Люди стали  слишком злы и утратили  любовь…. Они сами виноваты в том, что Ангелы покидают город, - ответил старик и стал разгребать горящие угли. Вскоре  добавил, - Бог отпустил нас от Себя, в надежде, что мы вернемся…

На самом деле девочку звали Полина, но в ней было нечто, что не увязывалось с этим, каким-то мягким и тихим именем. Что-то библейское и царственное было в ее облике. Большие черные глаза завораживали. Длинные густые  волосы, цвета вороньего крыла, ниспадали локонами с  хрупких, но сильных плеч. От ее величественного стана и грациозной походки веяло красотой и отвагой. Она была похожа на антикварную  статуэтку, вырезанную из слоновой кости.
 Как-то раз  девочка  остановила сорвавшуюся с цепи бешеную собаку.  Она неслась на нее, оскалив пасть и брызжа ядовитой слюной. Собака наткнулась на взгляд девочки, и как  о стену ударилась; при этом содрав когти  в кровь. Кубарем откатилась она  назад и визжала, как будто ужаленная.
Пожилые крестьяне из окрестных деревень всегда кланялись Полине, чувствуя древнюю кровь избранных. Жители города, даже взрослые мужчины, пытались отвести взгляд при встрече с ней и пройти мимо, что-то бормоча себе под нос. От нее веяло силой,  и благородством.  Поэтому  старик  и называл ее Юдифь. Он лишь пояснил, что в женщине, какой бы слабой она не казалась, всегда таиться огромная сила.
Было еще одно сходство, что навсегда стерло из памяти горожан имя Полина. В небольшом местном костеле, слева от алтаря, висело каноническое изображение Юдифь: с мечом в правой руке. На блюде перед ней лежала голова царя Олоферна с кровавыми подтеками и заплывшими глазами. Образ Юдифи, созданный художником, был очень сложен. Она выглядела одновременно величественной и скромной. В ней чувствовалось гордость победительницы и грусть, вызванная совершенным поступком. Вся ее поза подчеркнуто женственна, но в то же время рука твердо сжимает огромный меч. Сходство было настолько поразительным, что многие прихожане, во время воскресной мессы, блуждали взглядом по храму: то на икону, то на девочку, что, опустив глаза, держала руку матери. В конце концов, угреватый подросток, что прислуживал у алтаря, снял икону и  вынес  ее в подвал, где было царство слизняков и мокриц.
«Зачем ты это сделал?» - спросила его девочка. «Так будет лучше для всех прихожан. Этот… твой образ отвлекает от молитвы…  Изображение слишком мирское, ему не место в храме» - потупись, ответил мальчик
 «Тогда тебе придется вынести отсюда все иконы, ведь каждый на кого-то похож.- снисходительно ответила девочка, -  На твоего отца похож только ты. Повесь его портрет, если это вдохновит кого-то на молитву. Может хоть тебя. Впрочем, я заметила у  тебя  другие картинки, которые ты прячешь на поясе под грязной сутаной. Они то тебя на  другое вдохновляют…». После этих слов, подросток густо покраснел и быстрым шагом, виляя женскими ягодицами, стал удаляться от Полины, которая звонко смеялась ему вслед.

 Они дружили давно. Четырнадцатилетняя девочка и  старик, у которого волосы были как вымытый дождями и иссушенный солнцем лен, а кожа, выдубленная солеными ветрами непогоды, походила на пергамент. Никто не знал, сколько старику лет, а сам он давно потерял счет своим годам. Лишь им двоим, дано было видеть Ангелов, как и знать язык зверей и птиц.
Старина Нильс, как его называли жители города, жил на окраине, перекрестке пыльных дорог.  Его покосившаяся хижина была знакома всем странникам и одиноким путникам. За долгую свою жизнь Нильс видел, как по этим дорогам уходили из города сильные, цветущие мужчины и  тонкие, как тополя девушки. Их голоса переливались как хрустальные колокольчики в рождественскую ночь. Они хотели найти счастье в других странах, там, за горным хребтом, где заходит солнце.
Но, всякий раз они возвращались, старые, сгорбленный… Они еле волочили ноги. В родной город они приходили лишь с одной целью:  найти своих детей или   близких родственников, которых они оставили в поисках счастья. Нет, не своего счастья искали они в далеких краях, они хотели опередить время и этим осчастливить своих детей. Только, в конце концов, лишь смерть была их главным призом.  Она влекла своим заунывным пением к могилам предков, где они должны были лечь рядом в вечности, а дети закрыть им глаза и похоронить по христианскому обычаю. Люди не имеют прочной связи с землей, если в ней не лежат его покойники.
Эти изможденные старики не заставали своих детей в городе. Дети уходили за ними следом и возвращались такими же дряхлыми и немощными стариками, также ища смерти. Кому-то нужно было омочить слезами их тяжелые сосновые гробы. Но лишь мертвые хоронили своих мертвецов, и ни одна слеза так и не падала в гулкую пустоту могилы. Это была смерть, что существовала внутри смерти.
Так повторялось всегда и, казалось, так буде вечно. Отец Полины  ушел давно по извилистой дороге, ведущей за горный хребет. Она знала, что он вернется, чтобы уйти  снова. Но, когда он вернется во второй раз, ее в городе уже не будет.
Никто чужой не задерживался в этом городе надолго, не говоря о том, чтобы остаться в нем навсегда. Старина Нильс часто говорил людям, которые хотели пустить корни на этой земле: «из этого города выходит много дорог, но, в него ведет лишь одна, заросшая полынью тропинка. К чему вдыхать всю жизнь запах полыни, проходите мимо. Туда, где ветер подгоняет в спину».
Девочка пришла к старику, чтобы рассказать, что сегодня случилось после воскресной мессы. Нильс и так это знал. Людская молва ударила эхом даже в его забытую хижину на перекрестке всех дорог: Юдифь убила  старую змею.
В те времена, когда это случилось, мир, как предрекал один слепой пророк, сдвинулся. Точнее он лопнул, как перезрелый арбуз и время мутной сукровицей и гноем начало вытекать из него.

                II.

Во время Великого поста, в больших валунах, что громоздились возле паперти костела с правой стороны, там, где всегда царила тень, поселилась змея. Ее хотели прогнать, но ксендз сказал, что это добрый знак. Он рассказал прихожанам, что в  каждом доме Древнего Рима были ларарии – семейные алтари, посвященные домашним богам – ларам. Маленькие фигурки на алтаре, часто это были изображения змеи, являлись покровителями этого дома. В древности, змея выступала символ силы и плодородия, а в Ветхозаветных книгах она символизирует мудрость. «Это не случайно, что змея поселилась возле нашего храма,- убеждал он прихожан, - значит мудрость, царит вокруг этой обители». Лишь изредка змея, которую прозвали Геката, в честь богини Луны, вылизала из своего сырого убежища, чтобы проводить взглядом людей, спешащих на утреннюю мессу. Казалось, что она, своими черными глазами убийцы, кого-то ждала или высматривала в толпе. Ее подкармливали мышами, которые попадались в нехитрые ловушки зерновых амбаров и мертвыми птенцами, выпавшими из гнезд.  Вскоре к ней привыкли, как поутру привыкают к заспанному виду церковного сторожа.
Первая встреча Полины и змеи произошла, когда Полина впервые должна была приступить к причастию. Это должно было стать  знаменательным и трогательным событием. Полина была похожа на невесту: белоснежное кружевное  платье, лаковые туфельки; красный бутон из роз был заплетен в густые волосы. Трепетно билось ее сердце, когда она, держась за руку матери, подошла к ограде храма.
Внезапно, из-под камней показалась голова змеи. Она злобно шипела, высунув раздвоенный язык. Полине передавалось через почву, по которой приближалась к ней змея, тяжесть и холод ее крови. « Я наконец-то узнала и дождалась тебя. Ради тебя сижу я у этих дверей столько лет. Меня послал к тебе демон-убийца Абадонн и не оставил тебе выбора, - прошипела змея, - слишком долго я питалась дохлыми мышами, слишком много яда у меня скопилось в железах. Я чувствую запах  твоей розовой плоти выше щиколотки. Ты не будешь мучиться, ты умрешь сразу».
Мать девочки, от испуга  застыла, как мумия. Полина лишь расхохоталась в ответ и высунула свой розовый язычок, как бы передразнивая змею.
- Ты вроде старая змея, а кудахчешь, как курица, или квакаешь как болотная жаба… Если ты приблизишься хоть на метр, я размозжу твою голову.
С этими словами девочка нагнулась и подняла с земли острую палку. Точнее это был деревянный клинок, что принадлежал подростку Тони. Отец выстругал ему из бука точную копию древнего меча. Мальчуган рубил им заросли крапивы возле дома, воображая, что сражается со сказочными драконами. Но, его мать была не в восторге от такого занятия сына, тем более не пустила Тони в костел с этим страшным, на ее взгляд, оружием.
Змея остановилась, как загипнотизированная. Она своим звериным чутьем почувствовала опасность и силу, что исходила от этой девочки. Потому отползла назад в свою тень, лишь прошипев: « Я подожду, когда ты начнешь терять силу…».
Мать  со смешанным чувством ужаса и изумления спросила:
- Ты в порядке?
- Да, пойдем… мне нужно что-то спросить у Ангелов, - с этими словами Полина переступила порог храма, а мать посмотрела на свою дочь изумленными глазами. Ничего подобного она раньше не замечала за своей дочерью. Видно она ее плохо знала.
Девочка в первые минуты чуть не ослепла от блеска и белизны ангельских крыл.  Ангелы были везде: в алтаре, окруженном разноцветным лампадным светом и увешанном гирляндами. Они кружились под витражным куполом. Так же они молча стояли, склонив головы, возле молящихся людей. Никто не видел этой картины, кроме девочки. Ксендз в это время читал какую-то молитву на незнакомом и неприятном языке.
Вслушавшись в его речь, Полина внезапно вспомнила слова одной старухи, которая вернулась из-за горного хребта. Она повествовала о своих странствиях: «Там живут холодные и лживые люди. Я не знала их змеиного языка. Все шипят… Что шипят? Это Бог дал им такой змеиный язык за то, что они лживы». «Вот оно что!» - про себя воскликнула девочка, вспомнив о сцене, которая только что разыгралась у ворот костела.
О чем говорила девочка с Ангелами в тот день – так и  осталось тайной. Только вышла она задумчивая  и не по годам серьезная. Она подошла к цветочной клумбе и увидела странную картину. Это не было похоже на утреннюю росу – розы были в слезах. Тяжелые капли падали с нежных бутонов на землю, как будто шел ливень. Полина дотронулась пальцем до этих капель и поднесла к губам. Сморщившись, она лишь сказала: «Это вкус моря…»
Больше она не ходила в костел, разве что по большим праздникам вместе с матерью. Змея всегда молча провожала ее взглядом, до того дня, как Юдифь ее убила. Но еще много чего произошло до этого события. И змея пыталась убить Юдифь.



III.

  Полина осознала, что видит эфирный, тонкий  мир, прежде чем научилась говорить. Он был настолько яркий, как пламя и такой красочный, что описать его словами девочка не смогла, даже когда  уже научилась говорить, читать и писать. Родители не могли понять, почему этот беспомощный лягушонок, что лежал в детской кроватке вдруг начинал улыбаться, а потом резко освобождался из пеленок и  радостно и весело теребил ножками и размахивал руками, при этом произнося какие-то гортанные смешные звуки. Казалось, что девочка с кем-то разговаривает и хочет  обнять собственную тень.
Девочка росла, она уже сама собирала игрушки и обедала за семейным столом. Но все также ее поведение казалось странным. То она бегала по большому дому с кем-то невидимым наперегонки; то играла с кем-то в прятки, прячась в дубовые шкафы, где пахло нафталином; залезала под  пыльные диваны – любимое место домашней кошки. Она весело щебетала: «А вот и не найдешь!»
Сначала Полина думала, что все видят то же, что и она. Но, на нее смотрели с непониманием и нескрываемым недоверием. Казалось, что девочка играет в игру, которая сильно затянулась. Одна родственница считали, что девчонка не в себе и настойчиво советовала родителям  показать ее  врачу.
 Но вскоре все свыклись с таким ее необычным поведением. Полина развивалась нормально, как и ее сверстники. Она была сорвиголова и заводилой в детской компании. Врожденная приветливость, доброта и умение владеть собой принесли ей много друзей и подруг. Зимой вместе с мальчишками она каталась на лыжах с заснеженных гор; летом с девочками играла во всевозможные игры и часто водила всю компанию в лес. Там дети, к ужасу родителей, вымазывались липким соком алых ягод, ловили в  холодных ручьях удивительных тритонов и золотых саламандр. Нарывали огромные букеты  кроваво-пурпурных ирисов, которых в городе никто не видел.
Уставшие и счастливые, садились они на поляне вкруг и делились друг с другом мечтами и сладкими грезами. Они думали о том, что когда они вырастут и станут красивыми мужчинами и женщинами -  они вместе уйдут в  сказочною страну, где все говорят на языке детей, всегда светит солнце и нет черных туч в лучезарных небесах. Где земля всегда теплая, камни гор покрыты мхом, а ручьи, берущие свои истоки в ледниках, звонкие, как серебро. Где стоят сокровенные и таинственные леса, и тишину оттеняет музыка птичьих голосов, а вечные скалы дремлют в сладких снах.
Земля лежала, как невеста перед детьми и Ангелы кружились над ней.
Но это было еще до того, как ось мира повернулась, а время стало ассиметрично и похоже на желе, которое забыли поставить в холодильник.
Однажды Полина за руку притащила старшую сестру Эстер к окну и с восторгом воскликнула: «Смотри сколько Ангелов в нашем саду! На каждом дереве…Видишь, какие они красивые! »   Та  увидела лишь заснеженные очертания сада в вечерней мгле. Лишь ветер бился в окно ворохом снежинок. Эстер покрутила у виска пальцем и рассказала матери, что ее младшая сестра сошла с ума, и видит призраки в саду.  Мать о чем-то надолго задумалась, потом, придя в себя, посоветовала ей не придавать этому  значения и больше времени проводить с сестрой.
 В один из дней  девочка сложила все свои куклы в картонную коробку и сказала матери:
- Нужно это кому-то отдать или выбросить. Я больше не играю с ними… Они не живые, от них пахнет краской. У меня теперь есть настоящий друг. Зачем мне мертвые куклы.
- Кто же он? – с грустной улыбкой поинтересовалась мать.
- Ты его не видишь. Он очень светлый и красивый.
Остро встрепенулось сердце матери, так, что ее голова закружилась, и она почти упала на стул.
- Я знаю о ком ты говоришь… Отдай сама свои игрушки кому хочешь…
Полина многого не рассказывала, что ей открывалось. Она знала, что ей не поверят. Не рассказала она матери и об одном видении, что ей открылось. В одну из долгих зимних ночей девочка проснулась от яркого света, что заливал всю комнату сказочным неземным светом. В комнате стоял Ангел и в руке у него играл всеми цветами радуги драгоценный камень. Казалось, Ангел принес с неба самую яркую звезду.
- Это мне?!! – с восторгом спросила девочка и протянула руки.
- Нет, - улыбнулся Ангел и прошел сквозь стену в комнату матери.
На следующее утро девочка с нескрываемым любопытством посмотрела в глаза матери. Необычный отблеск огня искрился в ее глазах. Это был перламутровый блик того камня, что ночью принес Ангел.

                IV.

Шли годы.Чем дальше взрослела девочка, тем меньше становилось у нее друзей. Некоторые дети не хотели считаться с ее ролью лидера, а кое-кто  замыкался в себе и не высовывал носа из дома. 
Что-то происходило непонятное и неизбежное  вокруг. Мир накренился на один бок, как корабль с пробоиной в борту. Люди стали алчными и жадными. Они всегда жаловались на отсутствие денег, а зависть, как кислота разъедала их души. «Чем выше забор, тем крепче дружба» - это была нова мудрость тех, чью совесть покрыла коррозия  ржавчины. Город перестроили из стекла и бетона, а высокие  серые заборы ограждали горожан от завистливых взглядов. Он стал подобен на далекий лунный пейзаж из зазеркалья. Гигантские дома стали похожи на муравейники, а улицы, походили на мутные, зловонные реки. Казалось – это призрак, который, как мираж в пустыне, рассеется, и все закончится гибелью. Это уже был не город, а скопление людей,  безразличных и чуждых друг другу. Землю спрятали, похоронили под асфальтом, а деревья в городских скверах и парках стояли, как памятники.
С этой поры Ангелы начали покидать город.
Все чаще видели Полину одну. Она молча гуляла далеко за городом, вдоль желтых полей пшеницы с вкраплениями синих васильков; сидела на деревянной скамье в саду с книгой, или вглядывалась за горизонт на дорогу, что вела из города.
 Но многие ошибались, когда думали, что кровь девочки остыла, она опустила руки и сдалась на произвол судьбы. За кожаным ремнем ее джинсов всегда висел тот деревянный меч мальчугана Тони, а в глазах была решимость Юдифь.
Однажды возле одного богатого дома девочка увидела плачущего Ангела. Он сидел, склонив голову на мраморных ступенях и слезы, как бриллианты тихо катились с его глаз.
- Что с тобой? – спросила девочка. Какой-то камень лег на ее сердце, она никогда не видела, чтобы Ангелы плакали. Казалось, в этот момент сестры печали положили ей свои тяжелые руки на плечи. Глядя на эту картину, у Полины самой застыли слезы в глазах, - Почему ты плачешь?
Ангел поднял глаза на девочку и сказал:
- Я последний, кто покидает этот дом. В доме всегда горел семейный очаг, и царила любовь, до тех пор, пока меня они не позвали  покровителей ужасов, а меня выставили за дверь.
- А кто это, покровители ужасов? – спросила Полина.
- Ради твоего же блага, от тебя это скрыто. Ты не можешь их видеть, - ответил Ангел. Он поднялся, расправил крылья, собираясь улететь. Помедлив минуту, добавил, - они омерзительны. Скоро ты получишь знак, который принесет тебе твой вестник Ангел-хранитель. Следуй ему …
- Что это значит?
Но Ангел не удостоил ее ответом, он растаял, как призрак.
- Пойдем, я тебе все объясню.
Полина вздрогнула от неожиданности и резко обернулась. Перед ней стоял сгорбленный годами старик Нильс. Он опирался на посох, но не казался дряхлым и немощным. В его глазах она прочла доброту и духовную силу. Как в знойный день прохладный морской ветер приносит прохладу, такой же свежестью веяло от старика. На душе у девочки стало тихо и мирно. Сестры печали пошли своей дорогой, а камень с сердца куда-то исчез. Девочка давно прониклась к нему безграничным доверием и  лишь спросила:
- А ты тоже их видишь?
- Кроме нас с тобой их больше никто не видит в этом городе, - ласково улыбнулся Нильс и протянул девочке свою большую ладонь, - Только мы еще не знаем, зачем Бог дал нам такое зрение.
C этой поры их дружба стала еще крепче. Девочка  всегда искала встречи с Нильсом. Они долгими теплыми вечерами сидели у костра, в котором готовился незатейливый ужин: пеклись клубни картофеля в углях и рыба, завернутая в фольгу и пропитанная острым маринадом. Казалось, ничего вкуснее Полина в жизни не ела. Из полевых душистых трав они заваривали янтарный чай. Его аромат, как облако висел над костром. Старик и девочка засиживались до полуночи со своими разговорами, которые посторонним показались бы лишенными смысла.
 Когда Полина возвращалась домой - все уже спали. Мать не ругала девочку за долгие визиты к Нильсу. По ее вымазанному сажей личику, она догадывалась, где была ее дочь.  Лишь говорила: « Ты хоть уроки делаешь когда-нибудь?».
Было еще нечто, почему Полина не хотела проводить вечера дома. После того, как она увидела перламутровый отблеск у матери в глазах, что-то произошло. Какой камень в ту ночь принес Ангел ее матери -  она не знала. Но заметила, что с той поры  мать словно подменили. Она как будто помолодела, выглядела счастливой, но вместе с тем  глубоко, в тайниках души страдала и чувствовала себя одинокой. Она где-то подолгу задерживалась, а иногда не приходила ночевать вовсе.
Внезапно из-за горного хребта возвратился отец. Выглядел он уставшим и постаревшим. Полина с Эстер очень обрадовались и прыгали от счастья, разбирая картонные коробки с подарками. Но, казалось, их радость никто не разделял.  В воздухе висело напряжение, какая-то туча повисла над их домом. И она внезапно разразилась грозой.
Мать с отцом постоянно выясняли отношения на повышенных тонах или просто кричали, так, что в доме дрожали стекла. Сестры в такие минуты закрывались у себя в комнате и включали телевизор на полную громкость. Голоса родителей резали их юные сердца, как острая бритва.
- Знаешь, что наша мама любит другого мужчину… Она хочет быть счастливой, - как-то сказала Эстер сестре.
- С чего ты взяла? – спросила Полина. Сказанное сестрой никак не укладывалось у нее в голове. Она инстинктивно отторгала эту мысль, как что-то инородное, что, как инфекция может заразить и привести к болезни.
- Я случайно подслушала ее разговор с папой; - ответила Эстер, - а, не так давно, она мне  сама  намекала, но не решилась сказать об этом прямо.
Скоро дети узнали, что их родители развелись. Мать собрала вещи и уехала в другой город. Та родственница, что раньше считала, что Полина больна и ее нужно показать врачу, как черт из коробочки,  вдруг стала частой гостей в их доме. Она была приторно ласкова и добра. Как кошка она мурлыкала возле детей.  Часто закатывала глаза и причитала: «Сироты вы,  ваша мать вас оставила…»
 Однажды сестры встретили по дороге в школу  ксендза.  Он был похож   на  румяную корову и лучился складочками своего якобы простодушного лица.
- Ваша мать -  блудница. Если она не принесет плоды покаяния, мы отлучим ее от причастия - не сказал, а пропел он  тоненьким голоском. Затем ткнул толстым пальцем в девочек и добавил: - В противном случае, за ее грехи прелюбодеяния  будете расплачиваться вы - ее дети. Так ей и передайте.
От  этих острых, как шипы, слов у сестер выкатывались большие тяжелые капли слез, которые они старались никому не показывать. Молча текли они из детских глаз. Как при первых порывах майской грозы, со стуком разбивались они о землю, оставляя темные пятна. Какой ребенок не плакал из-за родителей своих.
Но, так продолжалось недолго. Почти каждый день мать навещала дочерей. Занималась уборкой в доме, перестирывала детские вещи, готовила еду и уезжала снова. А вскоре и совсем вернулась. И все выглядело так, как прежде, как будто ничего и не произошло. Родители помирились, ворковали как голубки и строили планы на будущее. Только невидимая струна, как и прежде, дрожала от напряжения, готовая вот-вот лопнуть. А в доме, как  в воздухе пахло озоном и растоптанными цветами. Так бывает только в преддверии   еще большей грозы.
Вот почему каждый вечер Полина садилась на велосипед и мчалась на окраину города, где в пыли дорог, возле убогой хижины, как маяк горел костер. Старик Нильс делился с девочкой сокровищницей своей мудрости. Он рассказывал Полине невероятные истории из жизни древних святых. Особенно поразил девочку рассказ о жизни святого под именем Милостивый. Когда римские воины отсекли ему голову, то вместо крови полилось молоко. А на месте его казни выросло роскошное оливковое дерево, плоды которого исцеляли от многих недугов.  Эти истории не были похожи на сказки, которые читала ей мать. В их правдивости нельзя было усомниться. Девочка полюбила древних святых и возненавидела римлян, которые над ними издевались. Также вместе читали они Книгу Книг. Много в ней было непонятного и сокровенного. Прочли они и историю Юдифь.
-  Меня этим именем называет уже весь город. Ты первый мне сказал, что я на нее похожа. Скажи, Нильс, ты правда думаешь, что это не случайно? – спросила девочка и пристально посмотрела на старика.
- В том-то и дело, что в этом мире не бывает случайностей, -  сказал старик. Он вдруг стал серьезный, даже строгий. – История повторяется. Ты помнишь, что тебе сказал тогда Ангел? У тебя необычная выйдет жизнь. Юдифь спасла жителей Ветулии от смерти и порабощения. Может и тебе придется спасти этот город, который попал в плен к силам тьмы.
Девочка от души рассмеялась.
- Ты шутишь! Ну, и сказал… 
 

                V.

Когда отец Полины вновь ушел за горный хребет, произошло неизбежное.
То, что рано или поздно должно было случиться. Во что не верили и чего боялись. О чем свидетельствовали вечные книги, тихо говорили пророки, а базарные шуты и глашатаи разносили их слова по всей округе.
Мир сошел с колеи, он треснул, сдвинулся, развалился на  временные осколки и полетел в тартарары.
Этого боялись, но, как уже выяснилось позже, многие  этого не заметили и  не придали значения такому событию. Все были заняты своими делами, чтобы обратить внимание на такую мелочь.
Ночью  все жители города увидели один и тот же сон. Во сне они услышали величественный гул океана, волны которого разбивались в пенистые брызги скал. Крики  чаек наполнили их жилища,  огромные киты били хвостами о водную гладь и со свистом выпускали огромные фонтаны. Воздух стал свежим с привкусом йода…
Сон был настолько явным, что все, как по команде, проснулись. И поняли, что это был вовсе не сон. Полуголые и заспанные жители вывалились на улицы и не поверили своим глазам. Там, на южной окраине, где колосились поля пшеницы и мирно паслись коровы на лугах – шумел в лунном свете океан. На волнах раскачивался и скрипел мачтами средневековый галеон под черными парусами.
   Когда задребезжал рассвет и первые лучи солнца коснулись земли, все увидели и другие изменения, что произошли в городе.
На востоке, где скрежетал металлом заводской квартал, и дымились доменные печи – растянулась громадная пустыня. Белая,  слепящая,  обезвоженная и  безликая. Она принесла невыносимый зной, а сухие ветра забивали песок во все щели. Теперь он всегда скрипел на зубах и выедал глаза.
Каждое утро тысячи рабочих  в промасленных одеждах уныло брели этой дорогой, что бы к вечеру вернуться обессиленными домой. Как доменные печи непрестанно выбрасывают шлак, так заводской квартал выбрасывал  невротиков и психопатов. Их пересохшие глотки искали мутного вина, а тяжелые руки – дряблую женскую плоть.
Теперь этим людям некуда было спешить, смысл существования для них был утерян.
К северу, казалось, ничего не изменилось. Все так же тянулся до горизонта сосновый лес. Только стал он черным и непроходимым. Он выглядел бы заколдованным царством сырости и безмолвия, если бы оттуда не разносился страшный звериный вой. От него кровь застывала в жилах.
Только на западной стороне все осталось как прежде. Перекресток дорог и горный хребет, не имеющий ни начала, ни конца. Казалось, у жителей города остался один выбор – уйти по извилистой дороге, по которой ушли уже многие перед ними. Ничего уже, как бы не удерживало на этой земле. Океан смыл городское кладбище и унес в черную бездну гробы и кости дорогих покойников. Связь с прошлым была утеряна, а  будущего не было. Будущее начиналось на перекрестке всех дорог, которые выходила из города. Вопрос только в том, вели ли они в будущее? На этом отрезке земли и времени,  старина Нильс молил Бога, чтобы эта чаща несчастий миновала этот город и  его людей.
В то утро, первое чувство паники и растерянности, сменилось безысходным отчаянием у большинства жителей. Они метались, как угорелые в разные стороны в поисках близких. Крики и плачь детей наполнили улицы. Многие семьи остались без средств к существованию. Визжали сирены, кареты скорой помощи и пожарные машины сновали по улицам. По радио мэр города призывал   сохранять спокойствие. Движимые неведомой силы все повалили на центральную городскую площадь возле ратуши. Казалось, кто-то обделенный властью должен рассказать и объяснить, что же все - таки  произошло этой ночью и показать пути спасения.
На площади обменивались новостями, которые казались невероятными. Из уст в уста передавалась безнадега. Океан затопил плодородные земли и деревни крестьян. Тысячи людей погибли, пропали безвозвратно или остались без крова. Над городом повисла угроза голода.
Но катастрофа нанесла и другой, невидимый  удар. Пелена  застлала глаза и умы тех, чьи души уже и так давно были мертвы. Это, как выяснилось позже, походило на инфекцию, которая поражала легким безумием и духовной слепотой.
Полина проснулась, как и все среди ночи от реальности сна. Во рту был вкус морской соли, такой же, какой она ощутила, когда попробовала слезы цветов. Она выглянула в окно и ей открылась картина, которая ужаснула ее больше, чем всех остальных жителей. Кроме холодных океанических вод, что плескались у ее дома, она увидела Ангелов. Они, стремительные, как стрелы, возносились на небо; навсегда возвращаясь в свое вечное жилище. Многие держали за руку души умерших.  Над костелом их было особенно много.
Вместе с матерью и сестрой они также поспешили к городской ратуше. Но в многоголосье людского моря, в толчее разгоряченных людских тел, Полина выпустила руку матери, и ее тот час же выбросило с площади в темный переулок. Увидев никчемность своих попыток прорваться назад, Полина свернула на дорогу, что вела к костелу.
Открывшаяся ей картина была ужасна. Мерзость запустения царила на подворье. Костел казался заброшенным. Кровля прогнулась под тяжестью черепицы. Штукатурка кусками отваливалась по периметру храма. Из разбитых окон тянуло сквозняком и затхлой прелостью подвала. Колонны треснули, а гипсовые статуи святых почернели до неузнаваемости. На дворе начиналось лето, а деревья уже сбросили листья. Ярким желтым ковром они хрустели под ногами. Но больше всего ее поразил ксендз.  Он сидел на крыльце у открытых дверей. На коленях у него клубком, как котенок скрутилась змея. Ксендз нежно гладил ее по голове  и что-то бормотал невнятное на том шипящем языке змеи, на котором читал и молитвы.  Услышав приближающиеся шаги, ксендз поднял одутловатое лицо, в его мутных  глазах читалось безумие.  Змея сползла с его колен и грозно зашипела на девочку.
Внезапно она сжалась как пружина и резко бросилась на нее, метя в  открытое горло. Полина успела пригнуться и отскочить в сторону. К следующей атаке змеи она была уже готова. Змея отчаянно  бросилась снова, но на полпути деревянный клинок Полины  ударил ее по голове так, что лопнул в глазнице черный глаз.
Девочка тяжело дышала, ее руки мелко дрожали. На осенних листьях, перед ней извивалась от боли и, скручиваясь в кольца, металась змея. Через минуту, исписав зигзаг боли, она затихла.
- Господи Боже, что ты наделала, мерзавка! - завопил ксендз. Он, вместе с двумя монахами и тем прыщавым подростком, что прислуживал у алтаря, которые взялись невесть откуда,  грозно приближался к Полине. У каждого в руках было по увесистому булыжнику, а  глаза застилала все та же пелена безумия. – Ты убила нашу любимую богиню Гекату! Будь ты проклята, дочь блудницы!
Полина подняла глаза на эту процессию и пригвоздила их взглядом. Она преобразилась. Это была уже не  девочка, а удивительно красивая девушка – воительница. Ее сравнили бы с прекрасной амазонкой, но  ее добрые глаза светились лишь любовью и сердечной чистотой. Она подцепила кончиком меча змею.
- Не вспоминай  Имя, которое тебе не ведомо, - с металлическими нотками в голосе сказала она, - а эту богиню – возьми себе в жены, раз она так к тебе мила. С этими словами она швырнула под ноги ксендза раненную змею.
Девочка развернулась и быстрыми шагами пошла прочь. Она лишь мельком оглянулась назад и увидела, что один из монахов держал змею на руках и радостно причитал: «Падре, она жива! Это просто чудо! Она жива…». С благоговейный трепетом ксендз принял из рук монаха змею и высоко поднял ее над головой, как чашу с причастием. «Нужно положить ее в алтаре, на хлебах. Мы будем молиться за нее, братья!»
По дороге ей встретилась старуха. Глаза у нее были заражены таким же безумием, как и у ксендза. В этот момент, девочка воочию увидела и   услышала, как стонет хлеб под упругой змеиной кожей, а холодная черная кровь стекает на алтарь. Старуха поклонилась девочке, не решаясь посмотреть ей в глаза, и сказала: «Юдифь на всю жизнь осталась вдовой.…Так написано в Книге».
А древний галеон все раскачивался на волнах. Казалось, что кто-то пристально наблюдает за тем, что твориться на берегу.

VI.

Прошло два месяца, после катастрофы. Все, как бы  стало на свои места, и жизнь потекла своим чередом. Многие мужчины в поисках работы  ушли за горных хребет, туда, где заходит солнце. А те, кто остался, занялись своим привычным занятием – торговлей, ремесленничеством  и строительством новых заборов.
  Казалось, океан, в качестве компенсации за нанесенный ущерб, выбросил на берег семена диковинных растений. Они быстро прижились в плодородной почве и уже через месяц созрели обильные плоды, похожие на большие груши. Вкус у этих плодов был, как у ванильных булок. Они были сладкие как мед, быстро насыщали чрево, но туманили разум. Люди, вкусившие этих плодов, становились - ленивы и безвольны. Безучастно валялись они на кроватях, а то и просто дремали на городских клумбах и парковых зонах. Зеленые рои мух витала над их телами. Апатия и уныние разлагали их  мозг, но  животы были сыты.
Во время отлива океан оставлял на песчаном пляже  рыбу и ракообразных, что тоже кормило бедняков и немощных стариков. Но купаться в океане было опасно. Прибрежная мель, во время прилива, была розовой от необычных медуз. Они, как пиявки присасывались к телу жертвы и отваливались, когда их студенистое брюхо не разбухало от крови. В толще вод косяками стояли барракуды. Они могли откусить руку у ребенка или вырвать кусок плоти, когда на скорости врезались в тех, кто осмеливался потревожить их водное царство.
Только гнетущее чувство безысходности и уныния по-прежнему глодало сердца. С каждым днем Ангелы покидали город. Люди чувствовали себя беззащитными перед ударами судьбы. Крылья Ангелов не покрывали больше ни сердца, ни семьи, ни сам город. Как клеймо каторжника, выжженное раскаленным железом, печать греха лежала на лицах людей. Даже внешне красивые лица женщин внезапно предстали, как залитые кровью лица убийц. Они выглядели безобразными и отталкивающими. Их глаза излучали гнетущую, мрачную тьму. От общения с ними оставалось лишь опустошение и тяжесть, как будто невидимый вампир побывал в душе. Люди потеряли Бога, и мир стал для них чужим и полным скрытых опасностей, как темный лес для путника.
Ксендз, чье безумие распространилось на многих горожан, призывал поклониться змее Гекате, которая, по его мнению, спасет этот край от Божьего гнева. Она лежала в алтаре, на расшитом золотом и бисером покрывале. На ее голове сверкала небольшая золотая корона, а в вытекший глаз ветеринар вставил небольшой бриллиант.  В воздухе над костелом носились лишь бесформенные, мрачные тени. Полина догадалась, что это и есть покровители ужаса и тьмы.
Она теперь часто сидела на берегу океана. Поджав колени, она всматривалась в даль, в надежде, что океан подаст ей знак. Полина не знала, что это должен быть за знак и как его распознать. Но, то, что она его дождется – сомнений не было. Не ждала она, что белый фрегат бросит якорь у этих берегов и отважный капитан навсегда увезет ее из этого города, которого уже нет ни на одной карте. Полина сама хотела построить фрегат и стать капитаном. Душа ее томилась и ныла. Что скажет ей эта холодная безбрежная гладь? Океан же, выбрасывал на берег лишь разбитые ящики, жестяные банки  и куски пластика, увязшие в водорослях. Еще он выплескивал на песчаный пляж обессиленную и оглушенную рыбу. Девочка собирала ее в корзину и приносила старику Нильсу. Старик в последнее время совсем сдал, ноги уже не слушались его. Его худоба стала совсем прозрачной, казалось, дни его сочтены.
Однажды, когда Полины собирала рыбу, галеон под черными парусами вплотную приблизился к побережью. Девочка увидела высокую фигуру, одетую в серый плащ с капюшоном. Только под капюшоном не было лица. Там зияла черная бездна ада. Ужас сковал сердце Полины, глаза на минуту затуманились, голова закружилась. Бросив корзину и обдирая ноги в кровь об острые камни, девочка стремглав бросилась к дому. Она крепко обхватила мать за талию и чуть не расплакалась от охватившего ее страха. То, что она увидела под капюшоном …Ужаснее и представить было невозможно. Мать прижала голову дочери к сердцу и провела рукой по волосам: «Что ты, глупышка… Кто тебя так напугал? Я с тобой, не бойся», - успокаивала она дочь.
Девочка дрожала и всхлипывала, пока не почувствовала необычный аромат и тонкие белоснежные крылья Ангела легли ей на плечи. «Не бойся, галеона больше нет», - беззвучно сказал ей Ангел. «Кто это был?» - также беззвучно спросила Полина. «Демон-убийца Абадонн, - ответил Ангел, - кто увидит его лицо – тот уже видит мир теней. Ты осталась жива лишь потому, что тебе суждено его остановить».
Девочка успокоилась, отпустила мать и улыбнулась Ангелу, который собрался уже раствориться в воздухе. Помедлив, Ангел сказал: «Ты ждешь знака? Поспеши обратно на берег».


VII.


Там, где береговая линия начала превращаться в коралловый риф, лежал, уткнувшись головой в песок, раненный воин.  Его стальные латы сверкали на безжалостном солнце, а шлем, украшенный красными султанами, слетел, обнажив длинные кудри черных волос. Одна рука инстинктивно сжимала окровавленный меч, другая безжизненно повисла на  овальном щите. У его изголовья в песок было воткнуто кавалерийское знамя с изображением буйвола и номером легиона – ХХ. Но не было больше этого легиона в Римской армии. Командующий легионом, легат Кассий, обласканный императором Тиберием, умирал сейчас на этом пустынном берегу в другом времени. Океан не стал его погребальным ложем, а выбросил навстречу тому, что предрекал перед походом гаруспик. Этот гадатель и жрец храма Артемиды в Эфесе сказал немного.
Кассий, в белой тунике и алом плаще, заколотом на правом плече золотым аграфом, молча стоял возле жертвенника, когда зазвенели трубы, и начался обряд очищения. В воздухе висел тяжелый запах благовоний и  кровавых испарений. Его рабы уже третий раз обводили жертвенного быка вокруг храма. Перед этим он был тщательно вымыт и вычищен скребницей. Голову  быка увивали гирлянды и разноцветные ленты. Но вот, служители пригнули голову быка к земле, и гаруспик нанес молниеносный удар ритуальным топором по голове животного. Бык, как подкошенный повалился на землю. Выхватив медный нож, жрец тут же перерезал яремную вену. Хлынула кровь, которой наполнили кубок и оросили алтарь Артемиды.
Затем быка перевернули на спину,  и жрец умелой рукой вскрыл брюхо жертвенного животного. Громко произнося заклинания, он вырезал печень и поднес над алтарем. Внимательно изучал он ее цвет, форму и сеть желчных протоков. Потом повернулся к Кассию и произнес:
- Артемида и все боги пантеона сулят тебе несчастье в этом походе. Я вижу демона смерти у тебя на пути….  Иноплеменница закроет твои глаза.
Гаруспик перевернул печень на другую сторону и добавил:
- Также тебя ждет встреча с прошлым… На том берегу давно искало тебя твое счастье, от которого ты умчался как весенний ветер.
Кассий бросил к ногам жреца кошелек туго набитый золотыми монетами, и направился к выходу. Он уже принял решение, несмотря на грозное пророчество. Он поведет свой легион в Иудею и не оставит камня на камне от Иерусалима. Волнения и мятежи будут подавлены. Храм Соломона будет разрушен, а все последователи новой веры в Того, Кого распял на кресте прокуратор Понтий Пилат, эти фанатичные бунтовщики, станут рабами Рима.
Кассий уже представлял, как, стоя на колеснице и увенчанный лавровым венцом победителя войдет он в Рим. Его триумфальное шествие затмит славу самого императора Юлия. Он получит земли в Галлии и выйдет на пенсию. А его сын, напишет поэму о славных подвигах своего отца.
Только не суждено этому было сбыться. Иерусалим был разрушен, но это не принесло славы архитектору руин, непобедимому Кассию. С каждым днем он все больше проникался новым религиозным учением иудеев. Что-то перевернулось в его душе и очистило сердце. Он приказал вынести статую Юпитера из своей палатки и убрать жертвенник. Так же не стал он  продвигаться дальше в Палестину, а снял лагерь и двинул десять когорт своего легиона назад в Рим.
Волею судеб, легион так и не дошел до Рима.  Он попал в засаду и был уничтожен превосходящими силами иудеев.
Одиноко лежал он на берегу. Лишь чайки кружились над ним, предвкушая легкую добычу. А эти лакомки – раки-отшельники, казалось, глотали слюну. Они уже знали сладкий привкус человеческого мяса.
Его носоглотка была забита мокрым песком, морская соль разъедала раны, и время от времени он терял сознание и проваливался в небытие. Наконец его вырвало песком и зеленными водорослями.
Он помнил свой последний бой лишь одним отрывком. Помнил, что сломал два щита и убил больше двадцати солдат противника. Одна стрела застряла у него в плече, а кинжал мальчишки, что притворился мертвым,  вскользь полоснул его по спине. Это были пустяковые раны, он продвигался вперед, разбрасывая тела неприятеля. Он видел цель и   помнил, как  вплотную приблизился к высокой фигуре в сером плаще с капюшоном. Как занес меч, что бы снести ему голову. Но вместо лица он увидел тьму и потерял сознание.


VIII.

Солнце склонилось к закату, когда Полина увидела  на песчаном пляже фигуру в латах. Почему-то это не показалось ей странным. Ничего театрального, декоративного в его облике не было. Это был настоящий древнеримский полководец  І-го века н.э. Она сразу это осознала, как постигла то, что не испытывает к нему неприязни, что было привычным по отношению к тем римлянам, которые подвергали христиан мучениям.  Это были лишь впечатления от книг, которые они с Нильсом читали. Но уже никто не мог утверждать, что, написанное в тех книгах -  реальность, а что - вымысел. Реальность стала с двойным дном, как бы в квадрате, выражаясь языком математиков. Прошлое, настоящее и будущее -  стали одними соединенными сосудами, в которых вода времени стояла на одном уровне и была прозрачной, как бриллиант.
Скорее наоборот, сострадание легло на сердце девочки. Кассий был без сознания весь покрыт засохшими рваными ранами, которые кровоточили. Девочка, прилагая немалые усилия, перевернула его на спину и подложила под голову камень. Затем расстегнула затертые доспехи и попыталась снять их, высвободив руки. Кассий застонал от боли и пришел в сознание. Он лишь попросил:
- Пить...
Полина не удивилась, что поняла его слова. Это была латынь, которую она учила в католической школе.
- Сейчас, потерпи. Постарайся перевернуться немного на правый бок и поднять руку. Я попытаюсь снять с тебя доспехи, - сказала Полина.
Она достала из рюкзачка пластиковую бутылку с соком и приложила к его губам. Жадно, взахлеб проглотил полководец ее содержимое. Затем, Полина стала помогать ему, как могла, освободиться от стального обруча.  Вскоре лязгнули тяжелые железные латы, и показалась короткая окровавленная туника. Кассий, с кровавым хрипом вдохнул воздух во всю силу своих легких. Тело его жгла горячка, а разум проваливался то и дело в темные глубины солнечного удара. Превозмогая боль, он открыл глаза и оглянулся по сторонам. Все расплывалось в туманной дымке, потом остановил свой взгляд на Полине. Лицо показалось ему очень знакомым.  Что-то, припоминая, спросил:
- Скажи…. юная принцесса, где я?
Девушка непроизвольно улыбнулась от такого обращения, хотя ей было далеко не до смеха.
- Вам нужна срочная помощь. Вы совсем  плохи. Я позову кого-то из взрослых, - ответила Полина,- Если вам интересно, то у этого города нет названия. Все его называют просто – Город. С чего вы назвали меня принцессой? 
Кассий ничего не ответил, он лишь показал пальцем на серебряный браслет, что висел у девочки на правом запястье, и унесся в небытие.

Полина задумалась куда лучше идти за помощью: домой, к матери, или все же к Нильсу? Матери, как часто случалось, могло не быть дома, а к старику было далековато. Звать кого-то постороннего она не хотела. «Придется, наверное, к Нильсу податься, - про себя подумала она, - от него, правда, мало толку… Ему самому нужна помощь, но он хоть подскажет, что нужно делать».
Девочка, расправив волосы ладонью и вытряхнув песок из сандалий, стала выбираться вверх по склону на дорогу. На секунду она задумалась и посмотрела на чаек, что кружились, как стервятники.
- Не трогайте его, - обратилась она к ним, - я принесу вам большой ломоть хлеба. Не выклюйте ему глаза. И этих жуков не подпускайте…
С этим словами она бросила камень в стайку раков-отшельников, что с наступлением сумерек, выходили поживиться падалью.

По дороге она вспомнила о браслете и о своей прабабке, которая подарила его перед смертью именно ей.  Никому другому эту ценную вещь она не доверила, хотя желающих его примерить было предостаточно. Старшая сестра Эстер давно положила на него глаз. Да и другие родственники, включая мать, завистливо ласкали взглядом эту, как они говорили, безделушку. Но старуха была непреклонна. Она была в здравом уме, несмотря на свои сто с лишним лет. И была из какого-то очень  знатного рода аристократов. Говорили, что она когда-то жила в другой стране и была сказочно богата.
Лежа на смертном одре, она собрала всех своих близких и объявила свое завещание: кому что досталось: части сбережений, драгоценности, две угольные шахты, три больших старых усадьбы, имение в котором обитали призраки. Недовольных таким решением было много, как всегда. Все хмыкали, не обращая внимания, что по праву родства, они и этого не заслужили.
  - Иди ко мне, моя маленькая принцесса, - обратилась она к Полине, когда завещание уже было зачитано нотариусом. – А это тебе, ангел мой.
С этими словами старушка достала браслет и протянула правнучке. Она с большой любовью обняла девочку и прижала ее голову к сердцу.
Невооруженным глазом было видно, что браслет - античный и очень тонкой ювелирной работы.  К тому же, с вплетениями разноцветных драгоценных камней, он мог стоить целое состояние.
Полина с интересом разглядывала эту изящную вещицу, потом спросила:
- Бабушка, здесь что-то написано, с внутренней стороны? На каком-то языке непонятном… Надпись почти стерлась.
- Эта надпись сделана по-гречески, дитя мое, хотя принадлежал браслет тому народу, которого… - Тут она задумалась, продолжать ли дальше. – Скажем, что он помнит тепло многих добрых рук. Носи его на счастье. Его нельзя продать или подарить, он передается лишь по наследству той девушке, которая будет его достойна. Это не амулет, а  знак царского достоинства.  А надпись на нем, в переводе, гласит так:

На правую руку…
Царице, что держит меч, как солнечный луч,
Что держит звезду, словно птицу.
Царство ее выйдет из облака туч…
А сердце – любви не познает границы
- Как красиво! – изумленно воскликнула Полина, защелкнув на правом запястье серебряные замочки, затем она обняла и поцеловала бабушку, которую очень любила
- Попробуйте только отнять, или выманить у нее браслет!!! – гневно, обратилась старушка ко всем присутствующим, которые невольно попятились назад. Они не скрывали зависти, услышав скупую историю этой драгоценности. – Беду призовете на свою голову! Можете мне поверить.
Никто ни на минуту не усомнился в словах старухи,  душу которой через минуту унес Ангел на небеса.