Бабий век

                Бабий век.

          Я сидела на краю ванны, невидящим взглядом уставившись в огромное зеркало и с трудом сдерживая слезы отчаяния. «Искусственное оплодотворение редко удается с первой попытки»,- звучал в ушах усталый голос пожилой докторши. Честно говоря, я дала себе слово не мечтать и даже не думать о беременности, пока малыш не начнет толкаться. И попытка эта уже не первая, а третья, и на новую денег уже нет…Опять не получилось… Почему так? Впрочем, я этого и ожидала. Я невезучая и любая моя удача – исключение.
- Лера, - пробасил за дверью Ромка. - У тебя все в порядке? Нам уже пора выходить!
- Сейчас, Ром, пять минут – и пойдем, – по возможности бодрым голосом отозвалась я.
Не буду ему сейчас говорить. Разревусь еще… Да и он расстроится. Потом, после вечеринки скажу. Больше всего мне хотелось сейчас забраться под душ, смыть макияж, лак с волос и нареветься всласть. Нельзя. У Антонины Ивановны, Ромкиной мамы, сегодня юбилей. Столько сил и нервов потратили на подготовку, я отвечаю за культурную программу. Рассиживаться некогда! Я тряхнула головой, отгоняя мрачные мысли, и  постаралась объективно оценить свое отражение в зеркале, даже улыбку изобразила. Ничего, мы еще повоюем. Мало кто в моем возрасте выглядит так, как я. Миниатюрная, со стройной девичьей фигуркой, грудь (второго, между прочим, размера) прекрасно себя ведет и без бюстгальтера (вечернее платье с голой спиной), светло-русые, пепельного оттенка волосы с художественной небрежностью, стоившей недешево в салоне красоты, разбросаны по плечам. И без того выразительные голубые глаза аккуратно подведены темно-серым карандашом, длинные ресницы слегка подкрашены тушью, тонкий, чуть вздернутый  носик не забыла припудрить, пухлые губы переливаются модным блеском. Ну, лет двадцать восемь дашь, не больше. Конечно, если близко посмотреть, видно, что не двадцать восемь, даже не из-за мелких морщинок, а так, усталость кожи. Но все равно - кто скажет, что мне через неделю сорок стукнет? «Сорок лет – бабий век», -  вспомнилось некстати. Глупости! Ромка меня младше на восемь лет, а разве видно? В нашей породе все молодо выглядят. Вот бабушка…
- Лер, ну ты там чё, спать легла? – Ромка у меня терпеливый, но лучше не злить. Я выбежала в коридор, надела туфли на высоком каблуке (ростом не вышла, и ноги бы подлинней – без каблуков не хожу), и мы окунулись в душный летний вечер.
…Банкет прошел «на ура», я выпила (много ли мне надо-то!) и проблемы как-то отодвинулись. Сценарий вечера у меня был, все честь по чести, кому слово, какой тост… Из Интернета надергала. За музыку Ромкин брат Генка отвечал, так что дискотека получилась – супер. Мои родители тоже были, отец гармошку принес, частушки пели, к великой радости бабы Ани, Ромкиной бабушки. Праздновали в бабы Анином деревянном доме (есть у нас райончик  такой, «деревня в городе»), а когда молодежь потянулась курить, неугомонная старушка выловила меня и завела  разговор:
- Не серчай, Лерушка, я, старуха, скажу, а ты послушай! Не дело это, во грехе живете. Сколь уж годов ты с Ромкой-то? Десять? Я уж про церковь-то не говорю, хоть так запишитесь…
- Баба Аня, да я бы хоть сейчас замуж, так он же не зовет!
- Надо, чтоб позвал!
- Что ж мне сделать-то?
- Родить тебе надо, девка! Ромка добрый, дитё не бросит!
Опять двадцать пять! Будет ли этому конец?
- Баба Аня! – буквально ввалилась в комнату Нинка, Генкина жена. – Идем на улицу, там «русского» пляшут.
Никогда я Нинку не любила, но в тот момент готова была ей благодарность объявить.
      … И вот мы дома, белая ночь незаметно перешла в утро. Ромка спит. Я так и не сказала ему. Спит и ничего не знает. А я, хоть и устала смертельно, уснуть не могу, все думаю, думаю…Почему мне всегда не везет? В последнее время я часто задаю себе этот вопрос. Взрослею, что ли? Да уж пора бы…   
         Считается, что все проблемы из детства. Все мои подруги из так называемых «неблагополучных» семей. У одних родители пьющие, другие без отцов росли. Но в нашей
семье все нормально было, на школьных собраниях в пример ставили. Я и училась неплохо, в младших классах отличницей была, а потом до седьмого класса хорошисткой. Моя мама, по образованию учительница начальных классов, работала на металлургическом комбинате в отделе кадров, а папа -  на заводе сварщиком. Мама у нас красавица: стройная, длинноногая, с пышной грудью. Черные, как смоль, волосы такие густые, что их тяжело расчесывать. Лицо совершенно не нуждается в косметике: ресницы необыкновенной длины и густоты, брови, которые в старину называли соболиными, прямой с горбинкой нос, красивые, чуть тонковатые губы. Глаза какого-то особенного зеленого цвета. Откуда в северной российской деревне мог взяться такой тип внешности? Была бы кожа смуглая, можно было бы думать, что из цыган, но кожа у мамы молочно-белая. Походка гордая. Царица! Имя, правда, не царское – Зоя. У папы же внешность самая простецкая: невысокий,  коренастый, светловолосый, голубоглазый, брови и ресницы светлые. Как и положено блондинам. На фотографиях папа вообще неинтересным получается, особенно рядом с мамой. Но в компании мама сидит, красивая, как картина, а развлекает всех папа. Он очень остроумный, веселый и обаятельный, шутит, знает много анекдотов и умеет артистично их рассказывать, играет на гитаре и на гармошке, поет. С ним рядом так хорошо! Поэтому у нас любят собираться гости. И часто приезжает мамина сестра тетя Зина со своей дочкой Миланой. Тетя Зина с мужем развелась, когда Милана была еще маленькая, и сестренка в детстве мечтала, чтоб ее мама вышла замуж за такого же балагура, как мой папа. Теперь, конечно, мы повзрослели и общаемся с Ланкой сами по себе. Я воспринимаю ее совсем не так, как обычно воспринимают двоюродных.  Потому что, сколько себя помню, мы с семьей тети Зины постоянно общались. Каждое лето собирались все у бабушки в деревне, а два раза в год обязательно ездили друг к другу на каникулы. Ланка старше меня на семь лет. Иногда я думаю, что если бы она была все время рядом, я не наделала бы в жизни столько ошибок. Хотя правы те, кто считает, что жить надо своим умом.  Ланке повезло, ее мама педагог (преподает литературу в институте), они всегда были подругами. Это так здорово, когда есть с кем посоветоваться. А я всегда могла доверять только Ланке, хотя моя мама тоже вроде бы знает о воспитании детей не понаслышке.
        …Мне три года. Я играю в своем уголке с куклами, изо всех сил стараясь походить на взрослую: «Ешь, кому я говорю! Что за ребенок такой, прямо я не знаю!»  Я не замечаю, как входит мама. Мы с куклой поем дуэтом веселую песенку, когда вдруг слышится грозный голос: «Лера, надень тапки!» Я чуть не подпрыгиваю от неожиданности. Мне не трудно надеть тапки, но от необъяснимой обиды губы сами надуваются, а слезы подступают к глазам. «Валерия, ты что, не слышишь? Сейчас же обуйся! Или придется наказывать!» Но меня уже заклинило, и теперь  можно наказывать, можно даже резать на кусочки, но заставить надеть тапки нельзя. В ход пускаются угрозы, угол и даже ремешок. Я молча глотаю слезы и писаюсь от горя. Мама надевает на меня тапки, а я их сбрасываю. Война, в которой нет победителей. Я и сейчас не понимаю, в чем, собственно, причина моего упрямства. Знаю одно: по-хорошему, лаской – из меня можно веревки вить. Но мама все замечания делала и указания давала строгим приказным тоном. Во всяком случае, мне так запомнилось.
        …Ключ поворачивается в замке – это папа возвращается с работы. Я стремглав несусь под стол – прятаться. «Где же моя дочура, где моя малышка?» - вопрошает папа. Он заглядывает в шкаф, под коврик, в мамину сумку и даже в вазу. Я зажимаю двумя руками рот, чтоб не хихикнуть. «Неужели под креслом?» - удивляется, сев на корточки, папа, и в этот момент я «неожиданно» запрыгиваю к нему на спину. Начинается веселая возня.
- Папочка, я тебя люблю! Ты у меня самый лучший! Ты такой…Такой… Ты, как Иванушка-Дурачок!
- Вот именно, дурачок, - возникает в дверях мама. – Вечно дурачка из себя строишь! Надоело, честное слово!
- А я чё? Я ничё! Другие вон чё, и то ничё! – не сдается папа, пытаясь обнять маму. Но мама независимо дергает плечом и  удаляется. 
        …Мне девять лет. Тихий зимний вечер. Папа на кухне стучит – делает чеканку, такую красивую картину на листе железа. У него золотые руки и хороший художественный вкус, это все говорят. Мама в приподнятом настроении – она довязала кофточку, которая далась ей с большим трудом, но получилась такой, как задумывалось. Моя сестренка, четырехлетняя Рита, рисует в соседней комнате. Я  довольна жизнью – уроки сделаны, скоро мультики по телевизору. 
- Лера, а тебе из класса кто-нибудь нравится? Из мальчиков? – вкрадчиво спрашивает мама.
- Нет, - на всякий случай вру я.
- Да ладно, скажи, мы ведь не чужие. Вот если бы я была девочкой, мне бы Сережа Корякин нравился, он такой симпатичный.
- Сережка – воображала. Задается все время. А если двойку поставят, ревет, как девчонка.
- А кто хороший? Кто не как девчонка? Кто-то же тебе нравится! – не отступает мама.
- А ты никому не скажешь?
- Нет, ну что ты!
- Мне Юра нравится, Чижов.
           А на следующей неделе было родительское собрание, и учительница пожаловалась маме, что я отвлекаюсь на уроках,  все время оглядываюсь назад. Сзади меня сидел Юра.
- Так вот откуда удовлетворительное поведение! – начала мама прямо с порога. – У нас, оказывается, уже не учеба на уме! У нас любовь! Тебе не стыдно? Вертится она! Рано еще о кавалерах думать! Еще раз принесешь «удочку» по поведению, не знаю, что я с тобой сделаю! 
          Если бы папа был дома, он, возможно, заступился бы за меня, но его в этот момент не было. Надо ли говорить о моих эмоциях! Нет, я не рыдала в голос. Я вообще считалась спокойной, уравновешенной девочкой. Мама погнала меня спать, и я долго плакала, отвернувшись к стенке. Хорошо, что Ритка уснула раньше, а то бы лезла с вопросами. Я  не представляла, как пойду теперь в школу: казалось, все знают о моих переживаниях. А как я на Юру теперь посмотрю? Уснуть бы и не проснуться! Я слышала, что иногда люди умирают во сне…  Мне было и жарко, и холодно одновременно, хотелось спать и куда-то бежать.  Сердце билось громко и неровно. Я металась, мне было плохо, но маму не звала. Дальше я смутно помню. Вроде, мне трогали лоб, ставили градусник. Приезжала врач на «скорой помощи», делала укол. Оказалось, что у меня ангина. Я очень не люблю уколов, но в тот момент мне было все равно. Очень болело горло, я не могла ни есть, ни говорить. Но была рада, что не надо в школу ходить. Я вернулась к учебе через пару недель, а мне показалось, что прошли годы, и я стала другой, и все вокруг изменились.
            Может, кто-то подумает, что эта история -  пустяки, да и маме наверняка так казалось. Но для меня это была настоящая трагедия. Из этого события я извлекла урок: никаких секретов маме не доверять. Ни за что. Никогда.
          Постепенно я привыкла не доверять вообще никому. Ланка всегда меня понимала. Но она была далеко. Если бы она приехала тогда немного раньше, было бы что спасать. А так – было уже поздно. Ланка жила у нас с марта по июль в год моего окончания школы. Ее из Монголии отправил к нам муж (он там специалист по обмену опытом) -  рожать второго ребенка. В Монголии с врачебной помощью дело обстояло туго. А к нам -  поскольку со свекровью у нее были натянутые отношения, а тетя Зина с семьей в это время  занималась переездом в другой город. Ланка приехала с трехлетним Тимофеем, а когда родился Степка, мы проводили их к родителям, которые как раз к тому времени обосновались на новом месте.
                Когда Ланка с Тимофеем приехали, я уже позволяла Максу все, что мамы и папы настоятельно советуют девушкам позволять не раньше, чем после свадьбы.  Более того, я уже была в положении, хотя еще не знала об этом.
               … Максима Ковалёва перевели к нам в седьмой класс из другой школы - его родителям дали новую квартиру в нашем районе. Девчонки  влюбились в него все и сразу. Еще бы! Наши пацаны еще совсем дети, многие даже ростом ниже сверстниц, а тут такой парень: высокий, плечистый, фигура мужская, голос густой, бархатный. Волосы светлые кудрявые, а глаза, ресницы и брови – темные. И вообще, красавец. Школьный костюм сидел на нем с аристократической небрежностью. За Максом бегали табуном даже старшеклассницы. Да что там ученицы! Поговаривали, что по нему сохнет молоденькая математичка, и в это можно было поверить. Макс менял подружек, «как перчатки» (такие слова были в одной из папиных песен). На меня он, разумеется, не обращал никакого внимания. Да я и не ждала. Кажется, если б он тогда посмотрел на меня попристальней –  в обморок бы грохнулась. Как и другие девчонки, я влюбилась в него с первого взгляда.
                Моя учеба покатилась в тартарары. Мне и раньше не очень-то нравилось отвечать у доски, а тут и вовсе перестало получаться. На уроках впадала в прострацию и не могла заставить себя сосредоточиться. Не понимая причины внезапного ухудшения моих оценок, мама закатывала скандалы. Я, как теперь говорят, «включала мороз», молчала и думала о своем. Мне даже и стыдно не было. Как раз перед началом учебного года мы с Риткой рылись в старом бабушкином сундуке на чердаке. Самым интересным предметом оказался мамин дневник за восьмой класс. Двойки, тройки, замечания, вызовы родителей в школу… Это у мамы, по словам которой выходило, что она всегда была отличницей! Я даже не нашла в себе сил продемонстрировать ей нашу находку. Мы с сестренкой решили о своем открытии молчать. Впрочем, разборки быстро закончились. У Ритуси обнаружили песок в почках, и мама полностью переключилась на сестру.
                Макс кружил девчонкам головы, и я немало слез пролила, ревнуя возлюбленного к каждой очередной пассии. Родители его – уважаемые люди, мама юрист, папа известный хирург. Сын собирался идти по стопам отца, готовил себя к карьере врача. Учился хорошо, особенно налегая на химию и биологию. Но в начале восьмого класса жизнь Макса резко переменилась. Родители развелись, отец  женился на своей медсестре. Видела я эту тетку: здоровая, толстозадая, и зубы, как у лошади. Что он в ней только нашел? Мать тоже решила не отставать, привела сыну отчима (на самом деле они даже не расписывались). Представляю, если бы вдруг вместо моего папы в доме появился чужой, лысый, занудный мужик, такой, как этот дядя Броня, да еще стал бы меня воспитывать – я бы точно из дома сбежала. Макс не сбежал, но сломался. Учиться совсем перестал, начал пить, курить, болтаться со всякими отморозками. Дома частенько не ночевал. Маму его постоянно в школу вызывали. Однажды, помню, она стояла возле кабинета директора, такая несчастная усталая женщина, немолодая, но все же очень красивая. И с огромным животом. Да, решилась родить. А как же – бывшему мужу молодая супруга родила, а мы чем хуже. Тогда я, конечно, не понимала, в чем преступление. Ну, устраивают люди свою жизнь, как могут. Ценой жизни собственного сына, как оказалось. Лично мне было страшно смотреть, как Макс меняется на глазах в худшую сторону. Наверно, сначала это была бравада, игра, специально рассчитанная на зрителей, особенно на мать. А потом привык. Разговаривать стал, как его дружки, сплевывать сквозь зубы. Ланка в ужас пришла, когда пообщалась с ним. «Лера, разуй глаза, посмотри, с кем ты связалась!» Но Ланка не знала его прежнего. А мне все казалось, что на самом деле Макс не стал другим, что пройдет время, и он снова будет таким, как раньше: интеллигентным, воспитанным, блестящим.
                Кое-как Макса дотянули до конца восьмого класса, а дальше – ПТУ. Первое попавшееся, причем. Какие могут быть варианты, если ученик ходит в школу без портфеля, а встает на уроках только чтобы бросить безразличное «не готов». Когда мы перестали видеться каждый день, я даже почувствовала некоторое облегчение. «Возможно, моя влюбленность постепенно пройдет, - подумалось тогда.- Сколько можно страдать безответно?» В девятом классе мальчишки стали обращать на меня внимание, а Юра Чижов вообще потерял голову. Не могу сказать, что мне это не нравилось. С Юрой мы несколько раз в кино ходили, на лыжах катались. Я понимала, что он замечательный  парень, добрый, умный, из приличной семьи, любит меня. Но ничего с собой поделать не могла. Макс не желал уходить из моих мыслей.
                …Я училась в десятом (выпускном) классе. Был осенний вечер, я бежала домой из  Школы Искусств. Мы с сестренкой обе хорошо рисовали, она тоже занималась в художественной школе, только учились в разные смены. Погода стояла хуже некуда – хозяин собаку не выгонит. Сырость, слякоть, холод. Дождь не капал, а мелко противно моросил. В темноте я влезла в лужу, промочила ноги, поэтому неслась во весь опор, крепко зажав под мышкой папку с работами, предвкушая тепло и уют нашей квартиры. Дома – никого. Родители на работе, Ритка в школе. Красота! Осталось пройти через сквер, и я у цели. Прохожие тоже спешили – ветер усиливался. Какой-то чудак сгорбился на мокрой скамейке. Так любит свежий воздух? Или трезвеет здесь? Я еще ускорила шаг – может, это бандит поджидает жертву.
- Лера? – встрепенулся «бандит».
- Макс?! – изумилась я. – Что ты тут делаешь?
- Разве не видно? Гуляю, конечно.
Улыбка не получилась – парень совершенно промок и замерз. Еще бы! Куртка – одна видимость, без шапки. Ведь он же воспаление легких схватит!
- Макс, иди домой, да побыстрей. Ты же заболеешь!
- Домой не могу. Меня мать выгнала.
- Как выгнала? И куда же ты теперь?
- У другана поживу в общаге, только надо ждать, когда он с работы придет.
- Ты что, тут на лавочке ждать собираешься? Пойдем хоть к нам, погреешься.
Я накрыла на стол, и Макс накинулся на еду, как будто неделю голодал. «Мать совсем перестала готовить, - объяснил он. -  Броня – вегетарианец, сам себе варит какие-то овощи. А матери главное – Польку накормить детским питанием, что уж она сама там ест – неизвестно. Пошел сегодня к отцу – не пустили (малой заболел), домой пришел –  Полина орет у матери на руках, а тут еще отчим взялся воспитывать, ну, я и послал его».
                Макс стал приходить каждый день после занятий. Я кормила его, а потом мы сидели в детской. Перед самым приходом родителей Макс сматывался. Некоторое время мне удавалось то ласками,  то сказками, а то и подкупом сдерживать сестрицу, которая все порывалась рассказать родителям. Но однажды она нас сдала. Что тут началось! Мама кричала, что не собирается кормить за свой счет взрослого мужика, и вообще, неизвестно, чем мы тут занимаемся. Мы еще ничем тогда не занимались, но этот скандал, наверно, ускорил события. Потому что мы стали ходить  домой  к  Максу. Первый раз, когда он повел меня к себе, я страшно волновалась, думала, его мама нас выставит, да и все. Но она обрадовалась, стала извиняться, что у них нет ничего к чаю. У Макса оказалась своя комната, которая закрывалась на ключ  - чтобы Броня не шарил. Запершись в этой комнате и включив музыку, мы часами целовались, а потом и не только целовались. Почему я вовремя не затормозила, почему понеслась по течению? Ведь время было такое, что никаких ликбезов по предохранению от беременности не проводилось, и вообще, говорить на эту тему было не принято. Я прекрасно понимала, что сразу залечу. Но это меня не остановило. Ну, любила, это понятно. Не могла без него, - тоже аргумент. Помню, мелькнула идиотская мысль: если откажу ему, вдруг бросит меня, найдет другую? Как же я тогда без него? Сейчас думаю: до чего же  была глупа! А тогда казалось, что это довод. И еще приятно было чувствовать превосходство  над всеми его подружками. Строила планы, в мечтах уже видела себя его женой. Главное же – верила, что он относится ко мне так же, как я к нему. Хотя все это второстепенные причины. Что перед собой-то душой кривить? Сейчас, с высоты своего женского опыта, понимаю: в то время проснулась моя яркая сексуальность, будь она неладна. А Макс - это, что называется, «мой тип». Стоило ему, например, просто погладить меня по плечу – и я погружалась в сладкий туман. Просто мозги отключались, и все… Конечно, надо было с собой бороться. Но каждый, кто был на моем месте, понимает, как это нелегко. А  кроме того, мысли о том, что надо было бороться, появляются уже потом…
                Есть семьи, в которых одного ребенка любят больше, чем других. Может, если детей несколько, то остальным не так обидно. Но в нашей семье из  остальных только я. Ритка
родилась, когда мне было пять лет, но и до ее появления не помню, чтоб мама как-то выражала свою  любовь ко мне. Может, я просто забыла? Память вообще странная штука. Моего двоюродного брата (Ланкиного Аркашку) отлупили единственный раз в жизни, а у него осталось ощущение, что его пороли каждый божий день. А подружка моя получала ремешка ежедневно, но почему-то я это помню лучше, чем она. Как бы там ни было, с самого детства и до сегодняшнего дня меня не покидает убеждение, что Риту любят больше, чем меня. Насчет отца – не поручусь, а мама – точно. Во-первых, внешне моя сестра – вылитая мама, даже на улице иногда спрашивают, не дочь ли она Зои Бубенцовой. А я вся в папину родню, и характером, наверное, тоже. Упряма, конечно, но по-тихому. Не переношу скандалов, криков и выяснения отношений. Если обиделась – просто молчу, и все. Никогда не влезала ни в какие истории, в отличие от Ритки. Та, бывало, подговорит Аркашку (он ее на год старше), на какую-нибудь шкоду, а потом на него же и свалит. Аркаху – в угол, а бедная девочка ни при чем. Еще и язык украдкой ему показывает. Вообще, Маргарита у нас, как пацан в юбке. Всегда ей с мальчишками интереснее было. Вечно ей раны то обрабатывали, то зашивали. В этом она тоже напоминает маму -  ту «кавалер-девицей» в деревне называли. И сейчас, когда мы давно выросли, все по-прежнему: Рита – гордость семьи, а я не оправдала надежд. Посмотрела бы я, что бы из нее вышло, если бы она сразу после школы родила. Наученная горьким опытом, мама заставила Ланку чуть ли не в четырнадцать лет прочитать любимой дочери целую лекцию о противозачаточных средствах. Да и мой пример был перед глазами.
                Иногда я думаю, что бросилась в объятия Макса, очертя голову, потому что поверила, почувствовала себя любимой. Тогда мне не удалось бы сформулировать эту мысль.  В это время у нас поселилась Ланка. Она красочно рассказывала про свою первую любовь. Что парень был из местной шпаны, что ей стоило большого труда сопротивляться своим чувствам и желаниям. Что возлюбленный изменил ей при первой же серьезной ссоре. Что она ни о чем не жалеет, хотя и вспоминает его все время. «У нас будет все по-другому», - слушая ее, думала я. Да уж, действительно получилось все по-другому.
                О своей беременности я не сказала никому, даже Ланке. Меня отправили к тете Зине поступать в художественный институт. Уезжали мы на поезде вместе с Ланкой и ее детьми. Возясь с племянниками, я обнаружила, что обожаю малышей. Они такие славные! Возьмешь Степку на руки, а он такой маленький, беззащитный, прижимается, тычется ротиком в лицо – грудь ищет. А Тимошка какой потешный! Три года, а он уже буквы знает, рассуждает, будто взрослый. Ведет себя солидно, как полагается старшему. Я с удовольствием нянчилась с мальчишками. Токсикоза у меня не было, и я целый месяц наслаждалась свободой, хотя и скучала по Максу. Когда наступил момент подавать документы в институт, я и открыла свою тайну родне. Тетя Зина сразу маме позвонила, и меня отправили домой.
                Мама устроила большой космический скандал. Я этого ожидала, поэтому морально подготовилась. Хотя даже сейчас мне не хочется вспоминать все, что я тогда услышала. Больше в тот момент меня пугала реакция папы. Как  посмотреть ему в глаза? Но, к моему удивлению, папа от обсуждения устранился. Только негромко сказал маме: «Давай без истерик. Яблочко от яблоньки…» Махнул рукой и ушел. Мама пыталась уговорить меня на аборт. «Ничего, что срок великоват, я договорюсь, тебе сделают под общим наркозом, ты ничего не почувствуешь. Ну зачем, зачем тебе этот Макс? Ты хоть понимаешь, что гробишь свою жизнь? Господи, Лера, ты же еще ребенок совсем! У тебя фигура детская, вон, бедер нет совсем! Ты ведь можешь умереть во время родов! Меня не жалеешь – себя хоть пожалей! Давай я позвоню докторше!» Я сказала «нет» только один раз, а потом замолчала, и все. Мне нужен был этот ребенок! В глубине души я понимала, что Макс ускользает от меня, а другого способа удержать его я не знала. У мамы разыгралась мигрень, даже пришлось вызывать «скорую». Несколько дней в доме шла борьба -  чередовались угрозы и мольбы. Поняв, что я уже все решила, мама смирилась.
                Макс воспринял новость о беременности спокойно, даже, можно сказать, равнодушно. «Ладно, - пожал он плечами. – Хочешь – поженимся. Ты ведь помнишь, что мне осенью в армию? Так что рожать и воспитывать первое время будешь без меня».
                И мы начали готовиться к свадьбе. Мои родители делали все необходимое, что называется, «сцепив зубы». А мама Макса была рада и все повторяла, что ничего страшного, все образуется, жить будем у них, места всем хватит… Я разослала приглашения на торжество, но то, что случилось буквально за два дня до свадьбы, могло бы привидеться в кошмарном сне. Я, во всяком случае, отказывалась верить в реальность событий. Макса посадили в тюрьму. На шесть лет. За участие в групповом изнасиловании.
                Была в нашем районе несовершеннолетняя проститутка, по прозвищу «Светка-малолетка» или «Светка-давай». Примерно за неделю до свадьбы Макса отправили в кафе согласовывать меню. Путь его лежал мимо недостроенного дома. По случаю выходного дня стройка пустовала. Зато возле объекта стояла теплая компания – два Максимовых дружка и вышеуказанная девица. Каждый из парней в свое время уже имел счастье познакомиться (и близко!) с этой барышней. Теперь  Светка предлагала «скинуться на групповушку», недорого, всего по двадцать пять рубликов  с носа (или с чего там?). В то время средняя зарплата была чуть больше ста рублей, поэтому юная коммерсантка рассчитывала «срубить деньжат по-легкому». В общем, шоу состоялось в одной из комнат незаконченного строительства, парни (и Макс в их числе) развлеклись, а платить и не подумали.
 - Посажу всех, - сладко пропела представительница древнейшей профессии.
 - Да иди ты!.. – весело отмахнулись кавалеры. – И тебя, и мамашу твою весь город знает, и менты тоже!
                Однако закон есть закон. Вместо свадьбы был суд, и я действительно осталась одна рожать и воспитывать Нютку. Более того, обещала Максу, что буду ждать его,  и даже ездила к нему на свидания  два раза. Макс, по его словам, в групповухе не участвовал, просто стоял и смотрел. «Врет, конечно», - понимала я. «Как ты можешь такое прощать? – возмущалась Ланка. – Даже если просто смотрел! Ты хоть соображаешь, что это за человек? У него свадьба на носу, а он к проститутке идет! Да если бы мой муж на таком попался – вот не посмотрела бы, что двое детей, бросила бы к чертовой матери!» Ланка бы, конечно, бросила. Она у нас сильная и целеустремленная. Всегда держит ситуацию под контролем. Да и себя в состоянии вовремя взять в руки. Но я – это я. У меня упрямство проявляется не там, где надо. К тому же я была уверена, что Макс меня любит, что только я могу вытащить его из этого болота. Он поймет, оценит, сколько я для него сделала, на какие жертвы пошла, и будет всегда благодарен. Вот дуреха-то! О том, что благодарность мужчин никогда не перерастает в любовь, я узнала значительно позже. Что вы хотите - мне еще восемнадцати не было, когда Нютка родилась.
                Мне так нравилось с ней возиться, пеленать, наряжать. Девочка росла хорошенькая, словно кукла, рыженькая, будто лисичка. И совсем не рёва. Наверно, я не наигралась в детстве в дочки-матери. Укладывала Нютку спать и мечтала, как вернется Макс, будет работать и обязательно где-нибудь учиться, снимем квартиру. Со временем и я закончу свой институт. Мы будем жить весело и счастливо, а главное – будем любить друг друга. И смешно, и грустно сейчас вспоминать об этих планах. Какие же мы, бабы, бестолковые!
                Когда Нютке исполнился годик, к нам приехала погостить Ланка с детьми. Они по-прежнему жили в Монголии, а на лето муж отправлял ее с ребятишками в Россию, на фрукты-овощи и молоко. Родители мои уехали на дачу. Они, конечно, забрали бы и нас с собой, но у Нютки резались зубы, температура высокая поднималась, здесь, в городе, хоть «скорую» можно вызвать в случае чего. Ну, и Ланка рядом, она все же не первый год замужем. Надо сказать, мама ввела жесткую диктатуру, и после Нюткиного рождения я вообще одна из дома практически не выходила. Никаких встреч, даже с подругами. Разве что ко мне одноклассницы забегали иногда. Ну, Ланка меня сразу отпустила на девичник. В школе мы дружили втроем: Наташка, Кристинка и я. Вообще были неразлучными, пока я в Макса не влюбилась. Девчонки аж  завизжали от радости, когда я им позвонила. Собрались у Наташки – у нее квартира однокомнатная. Я как раз Анюту от груди отлучила и имела полное право выпить. Сидели хорошо, смеялись, всякие случаи курьезные вспоминали. Как будто снова школьницами стали. Наташка у нас насчет выпивки сильна, Кристинке же  достаточно пробку понюхать. А я вообще забыла, когда пила, поэтому к началу второй бутылки мы с Кристинкой окосели вдребезги. Наташка рассказывала про себя, о том, как после школы училась в библиотечном техникуме, надоело, бросила и пошла водителем трамвая. Работой довольна: целый день комплименты от мужчин, и с любимым человеком познакомилась, буквально не сходя с места (с рабочего). Зарплата так себе, зато любовник помогает, вот, квартиру купил. Мужик, конечно, женатый, разводиться не собирается, да Наташке и так неплохо. Он хочет ребенка, и Наташка ему уже пообещала, что родит. Кристинка  жаловалась, что у нее никого нет, перспективы никакой: в медучилище у них – бабье царство, а с ее внешностью познакомиться на улице нереально. Конечно! Наташка очень похожа на свою тезку, певицу Королёву, даже манерой говорить (у нее родители с Украины). Что называется, «комментарии излишни». Кристина же – просто слон: огромная, неповоротливая, лицо невыразительное, косметикой не пользуется, одевается, как тетка. Какая уж тут перспектива! Дошла очередь до меня.
- Ты что, решила ждать Макса?! – вылупила глаза Наташка. – С ума сошла! Лерка! Не будь дурой! Это он сейчас за тебя цепляется, потому что ему надо, чтоб ты к нему на свиданки ездила. Баба ему нужна! А вернется – только ты его и видела!
- Да ну, Наташ, ты же его совсем не знаешь, ну, то есть, я его знаю лучше, - стала объяснять я.
- Вот что, подруга, - Наташка сузила потемневшие глаза. – Не хотела я вмешиваться. Думала, ты сама во всем разберешься.
- Наташка, не говори, ты обещала, - побледнела Кристина.
Но Наташку если понесет – не остановишь.
- Ты в курсе, что Макс и ко мне бегал?
- Какая разница, кто у него был до меня…
- Ты не поняла! Не ДО тебя, а ВО ВРЕМЯ тебя! Он тебя провожал, а ночевать шел ко мне. У меня мать тогда торговать в Москву уезжала. Да что там! Он и с Кристинкой разок переспал. Давай колись, Кристина Павловна!
Но Кристинка уже обувалась в коридоре, всхлипывая и приговаривая: «Наташка, ты обещала, а сама… Ведь обещала же…» Хлопнула дверь.
                Смысл сказанного доходил до меня постепенно. Вдруг стало тяжело дышать, Наташка что-то говорила, но я слышала, как сквозь вату. Сердце оборвалось и противно бухало где-то внизу живота.
- Лер, тебе плохо? Господи, да на тебе лица нет!
Я видела Наташку расплывчато, словно в тумане. Подруга схватила бутылку с минералкой и плеснула водой мне в лицо. Я вздрогнула, и слезы внезапно хлынули ручьем.
- Ну, это уже получше! Я испугалась, что у тебя обморок будет! Пей давай, от стресса помогает. – Наташка  буквально влила в меня полбокала вина. – Я думала, ты знаешь. Не в лесу же живешь! Но ты ведь в курсе, что у меня у первой из класса с Максом роман был, и по-взрослому. Он ко мне похаживал, даже когда мы оба встречались с другими. Так, секс и ничего личного. Неужели ты не знала, что он никого не пропускает? Кот мартовский!
                Я молчала. Конечно, мне говорили, что видели его с разными девицами. Даже маме передавали, что, мол, Лера встречается с совершенно не подходящим парнем. «Понятно, завидуют нашему счастью, поссорить хотят», - думала я. Когда я пару раз спрашивала Макса об этих девицах, он только похохатывал: «Что ты веришь всем подряд? Слушаешь всякие сплетни! Дурочка!»               
- Да он с кем только не путался, с наркоманками даже! – продолжала Наташка. -  Его мама моей плакалась, как она за него переживает, что он или сопьется, или на иглу подсядет. Она, небось, была рада без памяти, что он с тобой, а не с какой-нибудь из этих…
Я не могла больше слушать.
- Наташ, я пойду, поздно уже, - я встала, но ноги отказывались идти.
- Да ты, мать, пьяная совсем! Пошли, провожу. Ты ведь не наделаешь глупостей? Помни: ребенку мать нужна!
                Да, ребенку нужна мать. Именно эта мысль помогла мне выжить. А жить не хотелось! В голову лезли всякие способы самоубийства. Не знаю даже, чье предательство меня больше ошеломило. Подруги!.. Когда я думала о том, что одна не имела представления об истинном положении вещей, а все вокруг знали, посмеивались за спиной, может, жалели или злорадствовали – так и тянуло кричать и биться головой о стену. Хорошо, что рядом оказалась Ланка. Мы часами говорили с ней на одну и ту же тему, и мне становилось немного легче. Потом я написала Максу прощальное письмо (под Ланкину диктовку): мол, узнала о тебе от подруг столько нового и интересного, что больше не хочу общения ни в каком виде.
                Теперь я, наконец, узнала от Ланки тайну семейной жизни своих родителей, и многое стало понятно.
                История примерно такова (вернее, я ее так представляю). Красавица Зоя Афанасьева была самой  яркой девушкой не только в своей деревне, но и в окрестностях. Родители-колхозники девчонку баловали, одевали, как картинку, купили ей мотоцикл. Кавалеры сходили по ней с ума. Но сама она влюбилась в Толика Кудрина. Толик тоже был сказочно красив: высокий, под два метра, с черными вьющимися волосами и темными выразительными глазами. Зоя проводила парня в армию (на три года, в морфлот). Хотела на прощание доказать жениху свою любовь, но тот предусмотрительно отказался: поддашься минутной слабости, а как потом проверить, была ли невеста верна? Пока молодой воин плавал по морям, Зоя закончила в райцентре педучилище. К ним, выпускницам, приехали агитаторы из молодого промышленного города – звали к себе (рабочим заводов нужны невесты), обещали всех обеспечить работой и общежитием. Почему бы нет? Не в деревне же вековать! Зоя и две ее подружки приняли предложение. Подружки очень скоро выскочили замуж. А Зоя ждала своего Толика. Все три года. При этом пользуясь бешеным успехом у мужского населения. Бывало, по три-четыре свидания в день назначала. Но без глупостей! Что и как привело ее в постель обыкновенного, в общем, парня, Витьки Бубенцова – до сих пор покрыто мраком неизвестности. Хотя по одной из версий причиной стала обида Зои на Толика. Он, окончив службу, сошел с корабля прямо в одноразовые объятия портовой девушки, которых так много вьется вокруг моряков. Каким-то образом Зоя об этом узнала. Факт остается фактом. Зоя с Виктором провели вместе ночь, и когда Витя через  несколько месяцев решил навестить свою случайную подружку, застал ее за сбором чемодана. Девушка объяснила, что уезжает, мол, в деревню. Беременна, от него. Срок уже большой, вон, живот какой. Но претензий не имеет – сама виновата. Дура потому что. Виктор оказался порядочным человеком. Зоя ему нравилась. Поэтому он попрощался с невестой -  девчушкой, которую не трогал и берег, и женился на Зое. За день до свадьбы Зою разыскал Толик. Он умолял девушку бросить Виктора и выйти замуж за него. Он, мол, воспитает ребенка, как своего. Но Зоя отказалась, зная ревнивый характер Толика. Она  была уверена, что он не только не забудет, но станет все время тыкать ее носом и шпынять ребенка.  Виктор стал ее мужем, и Зоя честно пыталась полюбить его. Но не зря говорится: «насильно мил не будешь». Женщина понимала, что Витя хороший парень, любит ее, но все время чувствовала раздражение против него. А выполнение супружеского долга превращалось в настоящую пытку. Она попробовала поговорить со своей матерью о разводе, но в ответ услышала: «Зоя, ну хоть ты-то меня не срами! Зинка развелась со своим, сейчас ты разведешься, люди-то что скажут? Вот, мол, Еленка не смогла девок воспитать! Как я в деревне покажусь? Что мне, из избы не выходить? Пожалей меня, Зоюшка! Я в этой деревне всю жизнь чужая, одна-одинешенька, некому заступиться, а тут ты еще! Ну, чего тебе не хватает? Накормлена, одета, как королева! Какая такая любовь? Чего тебе еще-то?»
                И Зоя сдалась. Оставила все, как есть. Виктор был хорошим мужем, непьющим, заботливым. Зарабатывал больше других, баловал жену, возился с дочками. В любой компании Зоя всегда блистала красотой и самыми модными нарядами. Подруги искренне восхищались семейным счастьем Бубенцовых. А то, что Виктор никогда не отпускал «своих девочек» одних отдыхать на море – это потому, что любит очень, не хочет скучать без них. Зоя находила радость в заботах о детях, работе, в обустройстве квартиры, в общении с подругами. Дочки были всегда ухоженными и накормленными, Зоя состояла в родительском комитете и была на хорошем счету. На работе ее ценили. В квартире все по последней моде, удобно, красиво. Чистота, порядок, вкусная еда. А пироги! Настоящие русские дрожжевые пироги! Они являлись предметом гордости Зои и зависти подруг, с которыми она щедро делилась рецептами, все равно оставаясь непревзойденной. С приятельницами Зоя ходила в сауну, занималась кройкой и шитьем. О первой любви старалась не вспоминать. Что толку? Как писала сестра Зина в своем первом сборнике стихов, «я без тебя привыкла жить, как птица в клетке прижилась…» Зоя не увлекалась ни стихами, ни прозой, книжку сестры пролистала исключительно из вежливости, но эти строчки привлекли внимание и запали в душу.
                Жизнь шла так, как шла, достаточно гладко. А любовь? «Что ж, любовь – не самое главное», - убеждала себя Зоя. Лишь спустя многие годы, услышав о смерти Толика, неделю плакала в своей комнате и не хотела ни с кем говорить…
                Мне было очень жалко и маму, и папу, и себя, и Нютку. «Лерочка, не плачь, у тебя еще все будет. Хочешь  замуж за офицера? Я познакомлю, - уговаривала Ланка.- Нюточке не только мать нужна, но и отец». Должен же быть какой-то свет в конце туннеля! И я тихо ответила: «Да. Хочу».
                Так в моей жизни появился Андрей. Он был одноклассником Ланкиного мужа. Офицер, молодой, симпатичный, со спортивной фигурой. Веселый и самостоятельный. Внешне так похожий на меня, что нас часто принимали за брата и сестру. Нютке только исполнилось два года. Она, как  увидела Андрея, сразу заявила: «Папа». Со свадьбой не тянули, и уже через полгода Андрей увез нас на край Земли, в далекий Хабаровск. К моему удивлению, Макс дал согласие на удочерение. Офицеров обеспечивали жильем, и нам довольно скоро дали двухкомнатную квартиру. Андрей служил, я устроилась работать в магазин, в отдел косметики. Нютка ходила в садик, потом в школу. Мы дружили с воспитанными  приличными людьми. Что еще надо для счастья? Ничего. Надо просто любить. Здесь я повторила мамину ошибку. Думала: он же меня любит, и я привыкну, полюблю со временем. Не тут-то было! Чем больше Андрей старался быть идеальным мужем, тем сильнее меня раздражал. Может быть, если бы я родила ему ребенка, что-то и сложилось бы. Но у меня не получалось. Странно, правда? Ведь всего за два года до свадьбы я нормально, без отклонений, родила Нютку. А еще все время казалось, что Андрей лучше меня, умнее, интеллигентнее, начитаннее. Придирался по мелочам: почему беспорядок, почему в доме есть нечего – и все в таком духе. Нет, я не была плохой хозяйкой. Но на меня нет-нет, да и находила апатия: не хотелось вообще ничего делать. Начинала вдруг скучать по своему городу, родителям, школьным друзьям. Остро чувствовала, в какой дали живу. Действительно, на краю света. Иногда просто хотелось выть на луну! У меня полно знакомых женщин, которые не любят своих мужей, да еще терпят от них оскорбления. Я, конечно, по сравнению с ними в гораздо лучшем положении находилась. Но когда представляла, что это на всю жизнь, мне просто дурно становилась. Так прошло почти семь лет. Бывали моменты, когда даже видеть мужа – и то было нелегко.
                Андрей после работы ходил в тренажерный зал. Чтобы не скучать, я записалась в женскую группу по каратэ. Тренировал нас красавец Рустам, типичное «лицо кавказской национальности» - смуглый, черноглазый, настоящий джигит. Он запал на меня сразу, как увидел. Чем я только думала? С языка Донжуана капал сладкий яд, и я тонула в море комплиментов. Столько красивых слов мне за всю жизнь не довелось услышать.  Да что там! Комплиментами меня не баловал никто. К тому же, Рустам был на год моложе меня, не женат, и я поверила, что наш роман имеет перспективу. Муж уезжал в командировку на три месяца, на прощание мы поссорились из-за какого-то пустяка, и я решила ни в чем себе не отказывать. Понятное дело, подробности моей жизни в отсутствие супруга сразу стали ему известны.
- Лера, давай поговорим, как взрослые люди. Я виноват, я старше, возможно, был недостаточно внимателен к тебе…
- Андрей, мне нужен развод!
- Подумай о дочке. Я понимаю, ты рано стала мамой, не нагулялась. Давай все забудем, начнем с чистого листа.
- Не надо ничего начинать. Не хочу! Да и начинать-то нечего!
- Ты хочешь сказать, что нам нечего сохранять?
- Вот именно.
- Но как же Нюта?
- Не драматизируй! Подумаешь – люди сплошь и рядом разводятся! Привыкнет.
- Лера! Подумай хорошо, не спеши! Ты оставляешь девочку без отца!
                Но я не хотела ни о чем думать. Меня уже, как выражается мой папа, «несло на камни». А камни оказались острыми: мой восточный барс и не собирался связывать себя семейными узами. Во всяком случае, со мной. Более того, где-то там, в далеком ауле (или, может быть, кишлаке) для него подрастала невеста, которой исполнилось пятнадцать лет. Говорят, красавица, хотя он ее ни разу не видел. И до свадьбы не увидит! «Сокровище мое, звезда моих очей, я всегда буду любить только тебя! Но я не могу нарушить наши обычаи! Родня проклянет меня! А братья невесты запросто могут меня убить – ведь их сестра будет опозорена!» - мой герой смотрел на меня глазами раненого олененка и ронял горячие слезы.
- Лера, я уверена, что этот спектакль твой Рустам тщательно отрепетировал. И ты далеко не единственная зрительница, не первая и не последняя! - комментировала мой рассказ Ланка. – Ну как можно быть такой бестолковой! Вот ты думаешь, почему я мужу не изменяю?
- Понятно, почему. Любишь его…
- При этом за мной все время ухаживают другие! Но я помню народную мудрость: «от добра добра не ищут»! Вот и не ищу! Ты никогда не думаешь об Андрее? Возможно, согласившись стать его женой, ты сломала ему жизнь.
                Я молчала. Что можно было возразить?
                После развода Андрей предлагал нам с Нюткой остаться в квартире, а он бы переехал в общагу. Говорил, что будет нас навещать. Наверно, надеялся на примирение. Но я не могла оставаться. Так и казалось, что каждый будет показывать на меня пальцем. И мы с дочкой вернулись в свой родной город. Родители мои как раз купили себе новую квартиру, а эту оставили нам с сестрой. Ритка тогда всерьез занималась танцами и вскоре после нашего приезда отправилась с шоу-балетом работать в Египет. Мы с дочкой зажили вдвоем. Папа мой к тому времени сменил профессию, осуществив свою мечту – стал ювелирным мастером, да не простым, а самым модным и востребованным в городе. Его украшения шли нарасхват, к нему была очередь. Он взял меня ученицей, и очень скоро я уже бойко ремонтировала золотые и серебряные побрякушки. Не эксклюзив, конечно, как у папы, но очень не плохой доход. Нам хватало.
                Я начала рисовать, так, для себя. Сказались знания, полученные когда-то в художественной школе. У меня хорошо получались портреты. А еще я придумывала картины, странные, фантастические. Их создание захватывало, доставляло удовольствие, являлось своеобразным лекарством от стресса. Однажды я даже носила свои творения в художественную школу. Педагог, у которого я когда-то училась, сказал, что у меня есть талант и что мне надо продолжать образование в институте.
                Нютка после школы занималась в музыкальной студии народного пения. У моей девочки оказался красивый грудной «русский» голос, сильный и глубокий, и отличный слух. Я ходила на концерты и гордилась дочкой. В сарафане и кокошнике она грациозно двигалась по сцене и была чудо как хороша! 
                Я даже и думать не хотела о том, что все знакомые в курсе, кто настоящий отец Нютки, а тайное, как известно, всегда становится явным. Мне казалось, что вполне реально сохранять этот секрет долго, а может, всегда. Но однажды Нютка влетела домой в слезах и потребовала сказать ей правду о том, кто ее настоящий отец. Я приготовилась отпираться до последнего, но услышав, от кого у дочки информация, замерла с открытым ртом.
- Мама, как же ты могла? – плакала я. 
- А что мне делать, если все знакомые прямо при ней говорят: «Надо же, вся в бабушку! В ТУ бабушку!»
- Да ты что, соврать не могла что-нибудь?!
- Ну, не сообразила сразу! Ладно реветь-то! Все равно она узнает, не сейчас, так позже.
- Да уж лучше бы позже! Ей двенадцать лет, переходный возраст начинается, а тут такое открытие! Она думала, что ее папа – офицер, а оказывается, уголовник и последняя пьянь! И бабуля по отцовской линии та еще! Ты бы хоть со мной посоветовалась!
- А ты со мной много советуешься?
                Нютка действительно была копией ТОЙ бабушки, мамы Макса, такой, какой я ее запомнила: невысокого роста, крепкая, плотненькая, с вьющимися медно-рыжими волосами. Круглолицая, с огромными зелеными глазами и задорным вздернутым носиком, Нютка в свои двенадцать лет уже носила лифчик и выглядела маленькой женщиной. До чего же бестактные подруги у моей мамы! Можно же не при ребенке такие вещи высказывать! Если б моя знакомая так выступила, я бы ей мигом язык укоротила. Вот из-за таких кумушек и неприятности у людей.
                Макс, отсидев пять лет, был выпущен досрочно за примерное поведение. Он сошелся с нашей учительницей географии (на двадцать лет его старше), теперь они пьянствуют на пару и даже занимаются бизнесом – разводят собак, причем прямо в квартире. Соседи жалуются на жуткую вонь, постоянный лай и разборки хозяев. Мне и хотелось посмотреть на Макса, и не хотелось одновременно. Но понимала: живем в одном районе, встречи не избежать. И вот он стоит возле магазина. Типичный алкоголик: лицо землистого цвета, глаза бегают, одет ужасно. Всклокоченный, немытый. Жалкий такой.
- Лера, какая ты стала красавица!
- Макс, я очень спешу, и давай  договоримся: мы друг друга не знаем. Не надо со мной здороваться.
- А дочь? У меня ведь есть дочь, я хотел бы ее увидеть!
- Увидишь, куда мы денемся. Только она - Анна Андреевна Шмелёва. И давай не будем ее травмировать. Ей и так нелегко. Думаешь, она обрадуется такому отцу?
         Макс понуро промолчал. Я развернулась и ушла, забыв, что мне нужно было в магазин, и несколько дней находилась под впечатлением. Надо же, столько мечтала, представляла себе эту встречу. Так хотелось, чтоб он понял, что потерял. Он понял, конечно. Только это уже другой человек. В душе моей ничего не дрогнуло, было только ощущение пустоты и брезгливости. Не хотелось даже, чтоб нас видели вместе. И этого человека я любила! Ужас.
         Мама Макса в «лихие девяностые» осталась без юридической практики и без мужа – дядя Броня скрылся в неизвестном направлении. Женщина начала заглядывать в рюмочку. Работает теперь в винном отделе супермаркета, постаревшая, опустившаяся – от былой красоты не осталось и следа. Узнать, что у тебя такая родня – мало радости. Когда я представила себя на месте Нютки, у меня аж тошнота к горлу подкатила.
                В общем, я обиделась на маму, дочка же – на всех нас и на несправедливый мир. Нютка тяжело переживала, несколько дней  ходила заплаканная, а потом еще долго не разговаривала с нами. Не этот ли случай повлиял на наши дальнейшие отношения? Ведь прежде Нютка всегда была спокойной исполнительной девочкой, с ней обо всем можно было договориться. Теперь же ее как подменили. Ланка обвиняла меня в эгоизме, говорила, что нельзя было сюда возвращаться, развелась – ну, и оставалась бы там, в Хабаровске. Знать бы заранее, наверно, осталась бы… Через пару месяцев после этого инцидента к нам домой пришла руководительница народного коллектива – сказать о том, что Анна не ходит на занятия. А у девочки талант, ей обязательно надо заниматься, у нее большое будущее. Мы уговаривали Нютку вдвоем, потом я одна, потом подключились мои родители, но все было напрасно. Я плакала и чуть ли не стояла на коленях, но безрезультатно. «Вся в тебя, молчит, как партизан, никаких объяснений не добьешься», - высказывалась мама. Может, я рано опустила руки, надо было бороться? И капля камень точит… Но у меня не было сил. Я как раз в тот момент заподозрила Ромку в неверности, и все мои мысли были только об этом. Не могла ни спать, ни есть, все думала, что мне делать, как жить без него, если уйдет. Оказалось – ложная тревога. Теперь Нюткины подружки, те, что выучились, с народным коллективом разъезжают с концертами  по разным странам, мир повидали, деньги хорошие зарабатывают. И Нютка могла бы… Неужели и в этом мне себя винить?
                С Ромкой я тоже с самого начала повела себя неправильно, теперь-то понимаю, а назад пятками не побежишь… 
                Я увидела его впервые на вечеринке у общих знакомых. Высокий, фигуристый, он двигался с какой-то тяжеловесной грацией. Фигурой очень напоминал Макса. А в остальном – полная противоположность: смуглый, кареглазый, бровастый, с крупными правильными чертами лица, жесткие черные волосы коротко подстрижены. Ромка пришел с подругой. Она мне не понравилась: высокая, «в теле», похожая на цыганку, манеры вульгарные, голос громкий, имя странное – Лучия. Молдаванка, наверное. Народ веселился, танцы были в разгаре. Я помогала хозяйке сервировать стол и как раз шла с посудой на кухню. «С-с-скотина!» - донесся до меня истеричный крик, и из кухни, чуть не сбив меня с ног, как фурия, вылетела Лучия. Ромка стоял, задумчиво потирая щеку. «По физиономии схлопотал», - догадалась я.
- Извините, если помешала!
- Ничего, мы уже поговорили. Помочь?
                Так мы познакомились. С первой встречи мне больше запомнилась его темпераментная спутница. Через пару недель мы с подружками выходили из кафе. Только собрались ловить такси – рядом затормозила серая «шестерка». За рулем сидел Роман: «Садитесь, девчонки, всех доставлю по домам!» Когда осталось отвезти меня, машина неожиданно заглохла. Ромка открыл капот, покопался там и махнул рукой: «Так и знал. Тут работы надолго. Ладно, провожу тебя пешком, потом вернусь». И мы пошли. Дело было летом, стояла белая ночь, пахло тополиной листвой и свежескошенной травой с газонов. Легкий ветерок дышал приятной прохладой. Хотелось вот так идти и идти, болтать о пустяках и ни о чем серьезном не думать. Не только нам нравилось гулять в эту пору. Такое впечатление, что жители и не собирались спать – на улицах было полно прохожих. По дороге Ромка рассказывал о том, что он работает охранником в крупной фирме, ходит в смены. А в виде подработки ремонтирует автомобили. Покупает битые, доводит до ума и продает. В принципе, удобно – ставишь машину «на ход» и ездишь, пока не продашь. Все время с транспортом, правда, часто приходится менять. Вот и эта «шестерка» еще в процессе ремонта, думал, уже можно переходить к внешней отделке, оказывается, рано. Пока мы таким образом беседовали, из-за угла вывалилась компания явно не трезвых молодчиков. Моя неземная красота, как видно, произвела на них впечатление. Не надо было так усердствовать с макияжем!
- Смотрите, какая цыпочка! Малышка, идем с нами, повеселимся!
- Щас я кому-то повеселюсь, - негромко, без всякого выражения, процедил мой кавалер.
«Все, начинается», - испугалась я. В нашем городе по ночам лучше сидеть дома, даже если светло.
 Но тут в компании произошло замешательство. Лица «группы товарищей» вытянулись.
«Ты чё, охренел? Это же Гром!» - донеслось из толпы.
- Извиняемся, Николаич! Не узнали – богатым будешь!
- Ага! Жду - не дождусь, когда разбогатею! – буркнул Ромка.
И мы продолжили прогулку.
- Я смотрю, тебя здесь уважают! – чуть успокоившись, прокомментировала я.
- Ты что, про братьев Громовых не слыхала? Ах да, ты же недавно приехала… Ну, в общем, мы с братом Генкой в этом районе никого не трогаем! – самодовольно ухмыльнулся Ромка.
-  Это радует! – засмеялась я.
 - Ну, это у Генки все кореша авторитетные, а я – так, в качестве брата, - заскромничал мой спаситель.
Он пригласил меня на следующие выходные съездить на речку позагорать.
- А как же Лучия? – поинтересовалась я.
- Да я ее после той вечеринки и не видел. Правда, она звонит… У нас с ней уже все. Устал я от  ее закидонов.
               После поездки на пляж мы стали встречаться. Возможно, он выбрал меня по контрасту со своей истеричкой Лучией. Она, кстати, пыталась его вернуть, даже мне звонила, выкрикивала всякие гадости. И откуда только номер узнала? А я совсем потеряла голову. Когда Ромка первый раз обнял меня, я, словно в далекой юности, почувствовала необыкновенную легкость, безграничное счастье, прямо эйфорию какую-то! В общем, как в песне Вики Цыгановой: «Лето жгучее, лето пьяное, что ты сделало, окаянное»… Каламбур: «У нас с Романом закрутился роман». Нютка была на даче с моими родителями, и мой молодой поклонник нередко оставался на ночь. Он, как  когда-то и Макс, тоже оказался «моим» типом мужчины. Или просто я сразу влюбилась? Ланка в это время была  в городе – привезла Тимофея поступать в наш военный институт. Она жила в маминой квартире и забегала ко мне каждый день. Ромка ей в принципе понравился.
- Не знаю, правда, о чем вы с ним говорите. Парень-то простоват, книг не читает, фильмы какие-то однобокие смотрит. Ну, ничего, молодой еще, поумнеет. Видно, что добрый и надежный. Только мой тебе совет: не пускай его к себе жить. Иначе не женится никогда.
- Почему это?
- Да потому. Зачем жениться, когда и так все есть? Тем более, в гражданском браке мужчины чувствуют себя холостыми, а женщины – замужними. И потом: у тебя дочь. Ты должна быть непререкаемым авторитетом. Иначе какой пример? Она тебе потом скажет: «Ты же живешь с парнем, а мне почему нельзя?»
- Ты отстала от времени, Ланочка! У Нютки в классе больше половины мамаш живут в гражданских браках.
- Да какое нам дело до других мамаш? У других пусть дочки в подолах приносят, а нам не надо!
Ты пойми, если Ромка тебя правда любит, он захочет все время быть рядом, а не от случая к случаю, а если для этого нужно жениться – женится! И для Нюты будет положительный пример. Моя мама действовала именно так, и, как видишь, удачно вышла замуж. За молодого! Вон сколько лет уже живут! И мне не в чем упрекнуть…
             Я понимала, что сестрица права. И надо было последовать ее совету. Но меня иногда раздражает Ланкина правильность. Все-то она знает наперед! Аж скулы сводит! Прямо какой-то дух противоречия возникает. Главное, у нее, у Ланки, все как-то гладко в жизни получается. Замуж как вышла, так и живет, недавно третьего сына родила. Тимошка вон, взрослый уже, отличник, в институт поступит без проблем, я уверена. И Степка воспитанный, учится хорошо. А маленький Илья – вообще чудо! Сама Ланка всю жизнь в музыкальной школе учительницей работает, и муж с ней носится. Почему так? Просто ей больше везет – иначе не объяснишь.
              К концу летних каникул я уже не могла без Ромки и дня прожить. Чтобы действовать по Ланкиному плану, (то есть, объяснить Ромке, что при Нютке он не должен у меня ночевать) -  надо было бороться с собой. Любимое Ланкино занятие! Я же первая и пострадаю! Представив, как мне будет без Ромки тоскливо, я пришла в уныние. И  снова поплыла по течению. На всякий случай спросила Нютку, не против ли она, если Рома останется у нас жить.
- Вы что, будете жениться? – небрежно поинтересовалась дочь.
- Думаю, что да, только не сразу. Со временем!
- Ладно. Только давай он меня не будет воспитывать!
- А мне можно?
- Тебе – можно!
                У нас с Ромкой все сложилось даже лучше, чем я представляла. Характер у него оказался спокойный, покладистый. По мелочам не придирается. Порядок там, беспорядок -  значения особого не придает, замечаний не делает. Обожает вкусно поесть, это да. Ну, тут уж и я себя показала с лучшей стороны. Мне нравится кулинарничать, и я умею готовить так, что пальчики оближешь. Ромка любит ходить со мной на разные тусовки: не стыдно вывести в люди, приятно потанцевать, пью я немного, сцен не устраиваю, легка на подъем. Насчет секса тоже не надо долго уговаривать. С Нюткой у Ромки установились достаточно ровные отношения. Она не домоседка, а когда дома – почти всегда в своей комнате. Иногда подружки забегут. На ее учебу  я уже махнула рукой. Не сидеть же с ней! Воспитывать ее Ромка не рвался, что всех нас устраивало. Его родители сразу стали принимать меня, как свою, вообще не делали различий между мной и Генкиной Нинкой. С моей родней у Ромки и его мамы с папой тоже завязались теплые отношения. Стало традицией отмечать все праздники вместе, «широким семейным кругом».
                Мне по-прежнему хотелось родить малыша. Но у Ромки было другое мнение. А если он не хочет что-либо обсуждать, поговорить с ним на эту тему невозможно. Поэтому первые два – три года я  предохранялась от беременности. Потом долго делала вид, что принимаю противозачаточные таблетки. И ждала – вот забеременею… Но нет! А четыре года назад Ромка сам сказал, что хочет ребенка. И мы всерьез занялись этим вопросом (о свадьбе, правда, речь не шла).  Через год мы пошли по врачам. А они не находят ничего. Нет, не так: у Ромки все в порядке, а с тем, что находят у меня, вполне можно забеременеть. Ему-то что, а у меня годы уходят! Вот и решились на искусственное оплодотворение. А толку-то!
                Почему? Взять сестру  мою, Риту: мало того, что ее все время любили и баловали больше, чем меня - и жизнь сложилась гораздо лучше, чем моя. Почти до тридцати лет Ритка сидела в девках, все училась. Закончила институт и всевозможные курсы. Несколько лет гастролировала с эстрадным коллективом. Женихов выбирала придирчиво, с кем попало не встречалась. Сейчас замужем за известным спортсменом, живет за границей, родила одного за другим двух мальчишек, выглядит отлично. Родители ею гордятся, только и слышно от них: «Рита то, да Рита сё!»
                Вот я задаю себе этот вопрос – «почему», а сама ведь знаю ответ. Мне до счастья – один шаг: здоровый малыш. Наш с Ромкой. Почему Господь не дает мне ребенка? Потому, что Нютку я упустила. Устраивала свою жизнь. Когда появился Ромка, девчонка совсем от дома отбилась. Она в течение этих лет несколько раз спрашивала, почему мы не женимся. Может быть, для нее имело принципиальное значение, с кем я живу – с мужем или просто с бой-френдом? Сейчас я думаю о том, что на самом деле совсем не знаю свою дочь - что она из себя представляет, о чем мечтает. Школу не закончила, пошла в ПТУ – потому что подружка туда пошла. А когда подружка, не доучившись, бросила ПТУ – и Нютка бросила вместе с ней.
Я и мои родители ничего не могли с этим поделать. Нет, не стала я для Анны авторитетом. Иначе она бы хоть немного ко мне прислушивалась. Поискав год-другой работу, Нютка ушла жить к парню, который нигде не работал и не учился, а ждал, что дедушка-ювелир (мой папа) обеспечит и внучку, и внучкиного возлюбленного. Потом предприимчивого жениха забрали в армию, а невеста нашла другого – снова влюбилась по уши. И вот теперь, когда Нютке двадцать два года, у нее нет даже среднего образования, зато почти год сыну. Живут они в семье мужика, который на пятнадцать лет ее старше, вместе с его двумя детьми, матерью и бабушкой. Все на одну зарплату. Жена этого красавца сидит в тюрьме, и он даже не разведен. Разве такой доли я хотела своей дочери? Время от времени Нюта с сыном «возвращается навсегда» к нам, в свою комнату, а отъевшись и приодевшись, снова уходит к «мужу». Твердим ей, что у нее жизнь впереди, и выучиться можно, и замуж за нормального парня выйти, но она не слышит.
                Через неделю мне исполнится сорок лет. «Сорок лет – бабий век». Что у меня есть в моем возрасте? Муж? Официально – нет, а неофициально – что толку? Я устала бояться, что какая-нибудь молодка забеременеет от Ромки, и он уйдет. Дочь? Может, она еще поумнеет, и мы найдем общий язык. Но пока мы с ней далеки, «как две планеты», и сближения не предвидится. Любовь? Вот это интересно бы узнать! Работа? Карьера? Увы! Работу я бросила, когда Рома изъявил желание, чтоб я всегда была дома, «под рукой».  Родители? Слава Богу, есть, и слава Богу, нормальные. Вот только взаимопонимания у нас – столько же, сколько и у меня с дочерью. Есть внук (страшно подумать – я бабушка!), он такой хорошенький, но, честно говоря, боюсь даже к нему привязываться, уж больно его родители непредсказуемые… Считается, что у меня есть талант. Только им тоже надо заниматься…
             …За невеселыми размышлениями наступило позднее утро. Ромку не будить – он до обеда не встанет. Пусть поспит. Уже больше года я гоню от себя мысль, но сегодня не стала. Мысль эта проста: Ромка меня все равно бросит, даже если пройдет еще лет десять. Он молодой парень, хочет (и заслуживает!) детей. Ромка очень добрый. Достаточно посмотреть, как он относится к своим племянникам, Генкиным детям. Я уверена, Рома будет хорошим отцом.
Поэтому надо его отпустить. Самой. Не дожидаясь… Сейчас, пока я еще нравлюсь мужчинам. Он никогда не говорил мне о любви. Может, ему просто удобно со мной. Или любит, но сам об этом не знает? Когда я болею, Ромка так ухаживает за мной, что я сама себе завидую. Природная доброта? Черта характера? Тоже вариант…
                Уйдет! А я-то люблю! И мне будет трудно. Но отчетливо понимаю, чувствую: надо что-то делать. Не могу больше плыть по течению! Не могу прятать голову под крыло и притворяться, что все хорошо. В конце концов, многие утверждают, что «в сорок лет жизнь только начинается». Что, если попробовать? На работу пора выходить  –  засиделась я дома! И совсем забросила  свое рисование… Я ведь могу еще поступить в художественный институт. Вон, одна бабушка в семьдесят лет поступила…
               А может, поживет Ромка отдельно и поймет, что ему без меня плохо, что он меня любит? Или вообще не захочет уходить? Нет, надо быть готовой к худшему!
               Но если… Если он все-таки вернется (или останется)… Тогда я предложу ему усыновить ребеночка. Совсем маленького, новорожденного. Мы могли бы его полюбить и воспитать. Даже не сомневаюсь!
               Я встала, вышла на кухню и сварила кофе. Совсем как в рекламе, разбуженный ароматом, затопал по коридору мой Роман свет Николаевич. Я глубоко вздохнула. Ну вот.
Решительный миг настал. «Давай, Валерия! Бери весла, разворачивай лодку и начинай бороться с течением!» - подбодрила я себя.

Эпилог.
 
        Сейчас модно заканчивать повести, пьесы и художественные фильмы на так называемой «неопределенной ноте». Пусть, мол, читатель или зритель помучается, додумывая варианты финала. Но финал моей повести настолько превзошел все, даже самые смелые фантазии читателей, что я решила его дописать. Ромка не ушел после нашего решительного разговора. Через некоторое время он уже спокойно выслушивал мои планы насчет усыновления малыша. Но все же предложил еще одну попытку искусственного оплодотворения, у него даже были накоплены деньги. Докторша посмотрела на меня сочувственно:
- Может, две яйцеклетки присадим, для верности?
- А давайте, - согласилась я. – Может, хоть одна приживется.
       И прижились обе! Вернее, оба. Оба мальчика. Почти всю беременность я провела в больнице, но я была готова на все. Расписались мы с Ромкой по-тихому: пришли в ЗАГС в один из редких моментов, когда меня ненадолго выпустили из роддома, где я лежала "на сохранении". Стоял одуряющее жаркий летний день. Я была в красном сарафане, мамином (единственная вещь, в которую удалось втиснуться), жених в оранжевых шортах, зеленой майке и сандалиях на босу ногу. Придираться к молодым, когда невеста обеими руками держит огромный живот, не стали и расписали сразу. Тем более, тетенька из ЗАГСа  живет в соседнем доме и хорошо знает мою маму. Роды были тяжелыми, делали операцию, но это все ерунда по сравнению с тем, что у нас два сына. Сеня и Степа. Сейчас им уже полгода, они у нас такие славные, совсем не похожие друг на друга. Сеня весь в меня, беленький, голубоглазый, по характеру спокойный и улыбчивый. Степа совсем другой: вертун, крикун и жадина, обидчивый и суетливый. А внешне – вылитый  Ромка, черненький, кареглазый, смуглый. Благодаря их разным темпераментам мне даже удается выспаться иногда. Ромка мальчишек обожает, кружит над ними, как коршун, воркует, как голубь. Не любит, чтобы кто-то брал двойняшек на руки, даже на свою маму косо поглядывает, когда она приходит помогать. И еще он поет детям колыбельные песни! Когда я первый раз услышала, то просто остолбенела. Но постаралась сделать нейтральное лицо, чтоб не спугнуть.
           Ритка приезжала, тискала малышей и даже прослезилась. Ланка тоже навестила, очень радовалась за нас. Нютка очередной раз собирается замуж, за простого сельского парня. Будет жить в деревне, держать хозяйство, доить корову, говорит, что счастлива.
            Недавно я не спала всю ночь – у меня получилось нарисовать давно задуманную картину. О чем она? Конечно, о любви. А еще – о  надежде и борьбе. То есть, о жизни каждого из нас.
            В общем, все было бы отлично. Но… Очень болеет мама, врачи дают ей всего несколько месяцев. Это ужасно – видеть, как она угасает с каждым днем. Но она борется. Мы все делаем все, что в наших силах, чтобы подбодрить ее. Папа весь забегался: и кухня, и квартира на нем. А он ведь еще работает в своей ювелирке. Я захожу за мамой, когда иду гулять с мальчишками, мы сидим на лавочке и дышим воздухом, а потом я провожаю ее до квартиры. Хочется верить, что еще не все потеряно, что мама еще поживет, она ведь сильная, у нее всегда был крепкий организм. Главное – она хочет жить, мечтает о том, как поправится…
             Если бы не мамино здоровье, я считала бы себя самым счастливым человеком. Двумя руками подписываюсь под крылатой фразой о том, что в сорок лет жизнь только начинается. Это правда! А говорят «сорок лет – бабий век»…




               
                Ноябрь 2009г.

 


Рецензии