xviii

Первым, что, войдя в свои личные комнаты, услышал господин де Верье, был многократно умноженный эхом звук бьющейся посуды. Витольд был дома, но Актер не спешил этому радоваться.

- Это я! - крикнул он, прежде чем открыть дверь в курительную, и эта предосторожность не оказалась излишней: бокал, явно нацеленный в дверной косяк, разлетелся сверкающим веером о стену в полуметре от двери.

- Хрусталь восемнадцатого века, - укоризненно сказал Франциск, поднимая с пола осиротевшую ножку.
- Я знаю, - заверил Витольд.

Богемская коллекция уцелела почти полностью, да и вообще осколков на полу оказалось куда меньше, чем можно было предположить, учитывая темперамент, с которым юноша уничтожал его собрание.

- Ты давно дома? - осведомился Франциск, осторожно переступая через останки резной вазы и усаживаясь в кресло, обивка которого, к счастью, не пострадала.
- Полчаса, - ответил воспитанник, задумчиво созерцая внутренность распахнутого буфета.
- Полчаса? И всего четыре предмета?
- Я был занят, - пояснил Витольд. Господин де Верье проследил его взгляд и подсказал:
- Еще один, и на сегодня хватит. Можешь взять вон тот, крайний на верхней полке. Только не в окно.

На этом месте юноша соизволил обернуться и посмотреть на покровителя:

- Ты это серьезно?
- Вполне, - кивнул Франциск. - Мою Богемию ты в основном пощадил, а остального мне для тебя не жалко.
- Даже Людовика?
- Здесь нет Людовика, - Актер поднялся, - но ты меня уговорил.

Господин де Верье подошел к буфету, аккуратно закрыл створки, мимоходом пожалев, что на ключ они не запирались, и взял Витольда за руку:

- Пойдем отсюда.
- Куда? - уточнил воспитанник. Руки у него были горячие, на скулах - румянец. Зараза? Опять?
- В библиотеку. Мне здесь не нравится.

Его протеже пожал плечами - видимо, ему было все равно. Нажав кнопку внутренней связи и дождавшись от запыхавшейся Клариссы радостного "слушаю, сеньор!", Франциск велел ей прибраться в курительной и направился в библиотеку.

Это была их любимая комната. Точнее даже сказать, зала - из всех помещений второго, приватного этажа это было самым большим. За этим столом, хрупкий и маленький в слишком глубоком для него кресле, десятилетний Витольд взахлеб читал Эдду... Дав пинка несвоевременной сентиментальности, господин де Верье зажег нижний свет и жестом пригласил нынешнего, с недавних пор двадцатилетнего Витольда располагаться. Нога на ногу, руки скрещены на груди, глаза смотрят ясно и прямо. Раскисать мы не намерены. Ну-ну.

- Рассказывай, - предложил Франциск. - Кто тебя довел?
- Отец, - коротко ответил юноша и повернул голову к окну. За окном шел снег.

Актер молча ждал - он не собирался допрашивать воспитанника. Тот еще немного полюбовался опадающим с сизого неба серебром и продолжил:

- Он звонил мне сегодня. И очень... резко высказался о моих занятиях.
- Эдвард узнал про Сезон?
- В том числе. Ему не нравится, что я так часто бываю в свете. Я, мол, должен учиться...
- Но ты и в самом деле должен учиться.
- Франц, - Витольд повернул голову, светлые глаза зло блеснули, - я лучший на курсе. Лучший! И останусь таковым, даже если вообще перестану ходить в Академию.
- Это вряд ли...
- Неважно. Какое ему дело до того, как я провожу время? И с кем. Он намерен урезать мне содержание. Вдвое. Тоже мне... британский лорд, - последнюю фразу юноша почти выплюнул, словно это было оскорбление.
- А твой отец говорил исключительно о твоем образе жизни?
- Нет, - усмехнулся воспитанник, - еще о том, что я принуждаю друга семьи к неоговоренной ответственности. Ты у нас честный человек, тебя попросили присматривать за мной - ты и присматриваешь. А я подлый человек, я мало того что заставляю тебя водить меня в вип-порядке на элитные тусовки, но еще имею наглость то и дело оставаться на ночь. Совращаю, видимо...
- Об этом Эдвард тоже говорил? - изумился Франциск. Витольд коротко рассмеялся:
- Нет. Он далек от таких подозрений относительно меня, а ты достаточно часто меняешь любовниц, чтобы не быть обвиненным в содомии. Отец считает, что я обременяю тебя своим обществом и всячески саботирую упорный студенческий труд. Плохо себя веду, в общем.
- Если ты с ним так же разговаривал, как сейчас со мной, - заметил Актер, - по крайней мере последнее обвинение ты разнес в пух и прах.
- Я очень старался, - подтвердил будущий адвокат и снова отвернулся к окну.

Заглянула Кларисса, отчиталась, что все прибрано.

- Принеси вина, - неожиданно попросил ее Витольд.
- "Гоше де Шатийон", сорок лет, - уточнил господин де Верье, и Кларисса убежала. - Что это с вами, молодой человек?

Молодой человек не счел нужным отвечать, только плотнее стиснул руки. Наплевав на правила приличия, Франциск присел к нему на подлокотник и потрогал осененный белокурой короной лоб. Оный, вопреки ожиданиям, не соперничал температурой с печкой; значит, не зараза, а нервы - Эдвард всерьез вывел наследника из равновесия. Нехорошо... От прикосновения Витольд чуть вздрогнул и закрыл глаза. Молча улыбнувшись, Актер слегка растрепал ему челку и отвел за ухо длинную височную прядь, очаровательно завивающуюся на конце.

Принесли вино. Не поднимаясь с подлокотника, Франциск наклонился вперед, разлил вино в два бокала (из того самого богемского собрания) и подал один Витольду:

- За тебя.
- Прекрати, - улыбнулся протеже, но все-таки дотронулся хрустальным краем до бокала покровителя, принимая тост. Капризничает. Давно привык к знакам внимания, но продолжает показывать характер. Ничего, скоро все это кончится... возражать своему мастеру принц не захочет.
- Кто мог рассказать Эдварду о твоих развлечениях? - спросил Актер, отгоняя желание помечтать о будущем.
- Кто-то из ваших с ним общих знакомых, - пожал плечами юноша, даже не подозревавший, какие перспективы для него рисовало воображение покровителя. - Больше некому.
- Да, вероятно...

Господин де Верье покинул показавшийся чересчур уютным подлокотник и отошел к окну. Снег падал крупными хлопьями, закручивался в спирали, скрадывал грозные очертания башен и шпилей. Город прихорашивался к Рождеству - цветные гирлянды, елки, ярмарки на площадях - и, казалось, напрочь утратил столичную надменность. Ветра не было, были улыбки, смех и запах близкого праздника. Чудесный вечер... Франциску нравилась пражская зима. Будет немного жаль отдать все это юному Легату...

Актер не оборачивался, но тем не менее ясно представлял себе его. Отрешенное лицо... таинственное пламя в двух узких ладонях, он не пьет вино и не ставит бокал на стол, просто согревает... безупречный силуэт, горячие отблески света в золотистых локонах, а глаза серо-голубые, равнодушные, еще более светлые от черной одежды и темных ресниц. Он красив, очень красив, даже для бессмертного, а ведь он еще человек. Тени древнего города кутают его шелковым плащом. Витольд Пражский... Пожалуй.

Франциск неслышно вздохнул и развернулся к воспитаннику, опершись ладонями о подоконник. Тот вскинул на него взгляд, оставшись при этом неподвижным.

- У меня созрели некоторые предложения к герру Тополу, - задумчиво сказал Франциск, - и я хочу лично засвидетельствовать свое почтение прекрасной фрау Сабине.
- Отец собирается приехать в Прагу на Новый год, - сообщил Витольд.
- Я буду счастлив сделать незабываемым визит моих друзей в столицу, - подтвердил Актер. Юноша улыбнулся:
- Твой компаньон притворится хорошим мальчиком.
- В таком случае я, думается, смогу убедить твоих родителей взять тебя с собой, когда мы пойдем оценивать римскую постановку "Двенадцатой ночи".
- Итальянцы все-таки привезли Шекспира? - обрадовался Витольд.
- Привезли. Многое поменяли, тебе будет интересно. А их "Гамлета" осияла новая звезда прошлого Сезона...
- Бланка Виктория!.. - если бы принц хоть раз ТАК произнес его имя, господин де Верье немедленно отдал бы ему не только Прагу. - Франц, обещай мне, что мы пойдем на "Гамлета" без моих родителей.
- Ты их стесняешься? - поднял бровь Актер. Витольд хмыкнул:
- Если отец услышит мои восторги, он сразу поймет, что я веду себя именно так, как ему настучали. Живу в театре.
- Как бы то ни было, сегодня ты живешь у меня.
- Правда?
- Должен же ты искупить свою вину, - Франциск чуть приподнял бокал. - Все-таки это был хрусталь восемнадцатого века...