Белый террор изнутри

Так вышло, что эта нехитрая статейка широко разошлась по просторам Рунета, став чуть ли не самым популярным из моих скромных творений. Что ж, могу только порадоваться. Однако — увы! — разошлась она в довольно искаженной версии. Сим восстанавливаю историческую справедливость, публикуя её в оригинальной версии с парой несущественных правок.

Одной из крапленых карт "новой" (либеральной) и "новейшей" (путинской) российской историографии стали жуткие страшилки по поводу "красного террора". В жертвы красного террора записывают всех — расстрелянных, погибших в боях, от голода и болезней (это в условиях-то блокады, установленной прогрессивными западными странами при помощи штыков архи-патриотической белой швали!), кажется, даже умерших своей смертью в период 1917-21 годов (ну еще бы, без большевистского ига они жили бы вечно!).

Белый террор? Ну что вы, это же выдумка коммунистической пропаганды! Вот зверства Чека — другое дело... При этом легко забывают, что до мая 1918 года Чека не вынесла НИ ОДНОГО смертного приговора, а число убитых контрреволюционерами партийных и советских работников за то же время шло на многие сотни. Пожалуйста — выдержка из всего двух мемуаров, созданных сторонниками белого движения. Уж их-то в "коммунистической" предвзятости не обвинишь, правда?

Вот отрывок из мемуаров белогвардейского контрразведчика Николая Сигиды, созданных в 1925 году в Софии, "для личного пользования" (публ. журнал "Родина", 1990, № 10).

"Причина ареста всегда вызывалась (так в тексте — B.F.) показаниями свидетелей, или доносом, либо захватом какого-либо уличающего документа. [...] Все разбирательство длилось не более суток, через каковой срок арестованный, кто бы он ни был, или освобождался, снабженный соответствующим документом, или расстреливался. Другого наказания мы не имели, а в разбирательствах были крайне осторожны. Естественно, не щадили евреев, но они сами тому виной".

Итак, террор, не скрывающий своего антисемитского лица. "Крайняя осторожность разбирательств" явствует из следующего отрывка:

"... допрос имел быть "с пристрастием", то есть с шомполами, для большей словоохотливости допрашиваемого. Разумеется, что Зявкина говорить ничего не хотела. [...] Когда ей заявили, что принуждены будут дать ей 25 (ударов — B.F.), а подпрапорщику С. было сказано: "Подпрапорщик, приготовьтесь", эта "милая женщина", презрительно улыбаясь, заметила:
— Ведь вы офицеры-рыцари. Неужели вы сможете ударить женщину?
— Преступник в глазах судей — существо бесполое. Он — преступник и все. Поэтому или отвечайте или вас будут бить, — сказал Бологовский".

Палачам не удалось сломить отважную революционерку. Думаете, она была освобождена? Как бы не так:

"Она предпочла быть битой, и не только 25 раз, а гораздо больше. И даже тогда, когда ее вешали, она все же нашла в себе мужество сказать:
— Сколько вас сейчас, а я одна, и сколько вас было тогда, я же была тоже одна.
После этого, подрыгав немного ногами и руками, она осталась "также одна".

Ну что ж, скажут иные. Тупой солдафон, что с него взять. Было ведь и другое Белое Движение, интеллигентное, утонченное и лилейное. Да, было — и вот его пример. Путевой дневник А. А. Эйлера (публ. журнал "Звезда", 2000, № 1), занимавшего должность в администрации деникинской Добровольческой армии:

"Познакомился с приехавшим к губернатору из Актюбинска уездным начальником Актюбинского уезда полковником Кожиным. Бывший жандармский офицер, грубый и цинично жестокий человек. [...] В частных разговорах проявляет несомненные наклонности к садизму, рассказывая как утонченно жестоко он мучал большевиков на фронте, закапывая их живыми в землю и вставляя им в задний проход раскаленные шомполы. Политику Добрармии, не стесняясь, ругает, считая ее "дермократией". (Оригинальные, право же, предтечи у нынешних державных патриотов! — B.F.) Поразителен контраст двух начальников уезда: Леонтовича и Кожина..."

Если верить Эйлеру, контраст и правда имеет место: "Казачий полковник Леонтович. Впечатление: энергичный и деятельный администратор, понимающий законность и гражданский порядок."

Как именно "деятельный администратор" понимает законность видно из следующего же абзаца:

"При въезде в город стоит виселица. Но людей вешают и на городском бульваре — в центре города, за что на днях был отстранен от должности прапорщик, приводивший в исполнение приговор полевого суда..."

Уточним — прапорщик был отстранен не за расправу над пленным, а за недостаток эстетического чувства. Подумать только: бульвар в "освобожденном" белыми городке, под ручку фланируют дамы и господа — а тут... гнусная большевистская чернь даже после смерти смеет осквернять своим видом променад благородного общества! Фи...

И это не случайность. Тема массовых расправ всплывает в дневнике не раз:

"Получил от Городской и Земской Управ удручающий материал, подтвержденный и начальником уезда, о деятельности полк. Мшанецкого, штаб-ротмистра Литвина и хорунжего Голубинцева. Последних двух уже в городе нет. Штаб-ротмистр Литвин через 2 1/2 месяца после занятия Св.Креста Добрармией среди белого дня в центре города расстрелял 60 больных красноармейцев, взятых им из госпиталя вопреки протестам персонала, не имея ни приказа об этом, ни приговора суда. Недострелянные ползали по городу и залезали в частные дома. Начальником уезда произведено форменное дознание, которое доставлено к прокурору. Полк. Мшанецкий, помимо совершенно невероятных действий, вешал людей на бульварах и уличных фонарях..."

Что же это за невероятные действия, о которых Эйлер побоялся рассказать даже в личном дневнике? Что-то подобное утонченным развлечениями полковника Кожина? Возможно. Кстати, самым гнусным большевистским злодеянием, описанным Эйлером, явилось ... разорение местной школы (или больницы, не упомню). Книжки порвали, стекла побили, намусорили — есть над чем повздыхать утонченному интеллигенту. Чернь! Как таких не вздернуть...

Не случайно, видно, уже в 20-х годах, бывший белый генерал Сахаров, находясь в эмиграции в Германии, писал в своей книге: "Белое движение было даже не предтечей фашизма, а чистым проявлением его".

Напоследок важно подчеркнуть вот что. Мы вовсе не хотим представить большевиков невинными ягнятами, записными вегетарианцами от политики. Конечно, красный террор как система УСТРАШЕНИЯ эксплуататорских классов тоже имел место. Конечно, были и "эксцессы", и невинные жертвы. Любое насилие насильственно. К сожалению, история не знает иных методов. Скрупулезно высчитывать — "первые погубили сто тысяч, а вторые сто тысяч и двоих; значит, первые лучше" — как раз есть наибольшее лицемерие и людоедское ханжество. Важно, куда ведет общество это насилие. Белый террор тащил его назад, к отжившим формам жизни. Красный был орудием нового, восставшего класса. Рабочие и крестьяне расправлялись со старым миром. Жестоко? Не обессудьте — что получали, то и вернули сторицей...