Пропасть - не пропасть...

"...И бросился в пропасть.  Если раньше нормой были: спорт, музыка, книги, то теперь  –  водка, наркотики, женщины...". 

У меня  -  тоже как-то так, но  НАОБОРОТ.  В пропасть  теперь  -  это спорт, музыка, книги, да очередной проект... 
Есть и самая натуральная Пропасть (пропасти), где я страсть как люблю пропАсть, спасаясь от страстей-мордастей, пастей и, упаси господи, напастей...   Мчусь к ним и по ним на всех парах и на своём  коне педальном  -  небесно-горном, мускульном, с раскидистым рулевым перпендикуляром и вольным рамовым изломом.  Два часа заезда по горам, по долам  -  пот ручьём смывает все депрессухи, повышая тельно-душевную устойчивость к любым сломам по пути с попной упругостью к возрастающим возможностям.  "Родимся в вихрь! Проснёмся в небо! Смешаем чувства в волне единой!"...

По головному шлемику Скрябински демонятся  "поэмо-огненные"  языки пламени, тушимые только вспыхивающими из-под колёс арпеджированными аккордами дождливо-лужной грязи, да фа-диез мажорно горит взгляд за прометейными стёклышками очёчков.  Хором гоним вместе  -  на широко интонируемой  "теме разума"  и кружимо-связующей  "теме движения". 

Но ... на одной из восходящих интонаций, в окружении беспрерывных корешковых и ямковых трелек, растущая эксперссия вдруг сине-столбенеет от одной из них и, изломно склонясь и бесповоротно накренясь головой к уровню моря, ... калейдоскопически пёстро и уклонно ниспадает в обрыв  -  к экстатической кульминации, оглашённой квартово-трубным воплем:  "Мамульчик, ми-и-и-иленький!!!"...

Возвращение в лирико-созерцательную сферу происходит не сразу...  В устойчиво-родном, призывном, только услышанном словосочетании  мозг угадывает, всё-таки, непосредственно-личный голосовой инструмент вопроизведения...   Это нехитрое открытие об навремя отлетевшей собственной душе хохотно дёргает тельце и обламывает-таки последний сук, за который звуковысотно придержалась  вертикаль штанины  - одним аккордом разорвав и её на формальные фрагменты.  Заферматившийся чуть было в кустовых верхах велик додекафонно пал к моим ногам.  Буду скромнее:  всего навсего к одной из них, а если ещё скромнее, то не "к", а  "на", и, признаться, совсем тотально: вонзившись одной из своих железин в теперь обесштаненную ногу.

И вот они, мои скулатенькие бёдрышки, подростково оттатуированные иссиня багровыми разводами цепного, рульного, педального и прочего падшего велосипедного художества и оставшиеся в одной большой дырке, старательно отпедаливают домой.  Лохмотное многоголосие бывших уже штанин не в силах перекрыть попную половинку, призывно зияющую нежно-Нижним кружевом.  И оно, лиловое, восторженно вспархивает и преданно трепещет шелковистым мотыльком над величественной твёрдостью седла...   В тот день, по-воскресному людный, я  оставляла позади себя кровавый капельный след и ... мужского зрителя, с апофеозно-финальным  "браво". 

И, быть даже может, мой кружевной тематизм, вписанный в падкую велосипедную партитуру, фестончиково скрасил какой-нибудь кризис того самого мужского зрителя...

И не дал ему пропасть...

Хотя бы в ближайшей ночи...