Баба Шура и баба Дарья

Который год уже торгуют у магазина баба Шура и баба Дарья. У каждой - свои правила торговли: баба Шура идёт к магазинному входу с утра, баба Дарья появляется лишь к обеду; баба Шура зазывает покупателей, баба Дарья оглядывает прохожих выжидательно, готовая снизить цену, лишь бы купили.

Товар бабы Шуры разложен на большом деревянном ящике. Тут и сушёная рыба, которую даёт для перепродажи сосед, таская её из какой-то рыбной организации, и пиво, полученное из рук восьмиклассника Серёжки, ездящего с сумками на пивзавод, и сигареты, ежедневно приносимые каким-то худосочным субчиком, записывающим в специальную книжку собственные доходы и отчисления продавцу. Своего товара у бабы Шуры нет. Пробовала она продать старые, но хорошие туфли, красивый заварочный чайник и латунный водопроводный кран, два месяца таскала, ан нет – не привлекли покупательского взгляда.

Самое близкое к входу место, казалось бы, навсегда закреплено за бабой Шурой. Она так же неотъемлема от общего вида на магазин, как и рядом стоящая чугунная урна, куда старушка, раздосадовавшись от вяло текущей торговли, иногда сплёвывает.

Баба Шура безошибочно вычисляет потенциального покупателя и притягивает его к своему ящику зазывными словами, как магнитом:
- Пиво! Самое дешёвое пиво! Покупайте вкусное пиво! – Хотя пиво, более дешёвое, чем у неё, продают через два-три метра.

Состоятельный покупатель не очень-то глядит на цену, иногда и рыбки возьмёт несколько штук. Бывает, что не курит, но баба Шура хоть пачку, но навяжет: для гостей, соседей, начальству поднести, ночью хулиганы спросят закурить – можно отмазаться, и на всякий другой пожарный случай.

Сегодня к обеду у бабы Шуры остались одни сигареты: двое парней похмельного вида загрузили в сумки всё пиво и пузатых сорожек с икрой, переплатили, отказавшись от сдачи.
- Не надо, бабуля, - сказал один, заслонившись ладонью от ничтожных денег. – Мы, чай, знаем, как живут старики. У меня в деревне мои предки отрубями да силосом питаются!

К обеду приходит баба Дарья, привезя в старой детской коляске всякую огородную всячину, расстилает на асфальте клеёнку, не торопясь расставляет две банки с солёными огурцами и помидорами, из свёклы сооружает кучку, похожую на пушечные ядра; кладёт одну к другой морковки, огромные, как снаряды.

- Я вижу: тебе ноня поставщики не принесли. Али ты всё уж продала? – спрашивает баба Дарья, присев на крохотную скамеечку, какие бывают у рыбаков.
- Да подходили тут недавно два каких-то оглоеда. Всё подчистую смели, но половину денег не заплатили. «Пикнешь, - говорят, - бабуля, кишки выпустим, на телеграфный столб намотаем, высушим и с пивом съедим!» Наглая пошла молодёжь! Чуть что – за нож хватаются!

Баба Дарья сочувственно мотает головой, внутренне улыбается, зная наперёд все приступы буйной фантазии своей торговой соседки.
- И как же ты теперя с рыбарём и с Серёжкой расплачиваться будешь?

- Как, как? Свои придётся отдавать. Торговля требует жеврт!.. Жетрв!.. Тьфу, чёрт! Жердьв!.. Я не как ты: целый день сижу. Всякой мерзости насмотрелась. Этот опять, пьянчуга, с вырватой ноздрёй который, утром подскочил, схватил бутылку пива, целую пачку сигарет и наутёк! У меня же кирпич всегда тут рядом, я ему вдогонку пульнула, по хребтине попала. У того бутылка выскочила, разбилась, а сигареты, гад паршивый, всё равно унёс.

Время от времени прерывая беседу, баба Шура полученные за сигареты деньги прячет куда-то под кофту, а баба Дарья опускает их в фартучный карман.
- И чего только хорошего в куреве?! – начинает новый разговорный виток баба Шура. – Дымину эту глотать! Ложка никотина, говорят, убивает лошадь! Такую верзилу одной всего ложкой бух – и скопытилась!

- По-моему, - корректно возражает баба Дарья, - не ложка, а всего капля никотина убивает лошадь. Это ты, наверно, с ложкой дёгтя перепутала в бочке мёда. Конечно, чего хорошего курить! У меня сыновья ни один не курит, и внуки эту гадость в рот не берут.

- «Не берут»! У тебя не берут, а мой паршивец сын Колька ладно хоть бы одну водку глохтал, а то ведь дымит как паровоз. По две пачки в день ему подавай! И внучка моя, Алёнка, совсем от рук отбилась! В девятом классе учится, а в башке мякина какая-то. Вечером по парням лазиет в детском саду. Раз я оставшее пиво принесла, так она на моих глазах всю бутылку выдула и закурила, пока Колька на диване влабузень валялся. «Не удивляйся, - говорит наглая Алёнка, - бабуля, сейчас все курят, пьют и деньги делают, а учёба на хрен никому не нужна!» Так и сказала: «На хрен!»

В это время мужчина солидного вида хотел было купить сигареты, но чуть отпрянул:
- Это вы мне, что ли, бабушка, говорите?
- Какой тебе! Соседке я это говорю. У нас тут промежду собой беседа… Ну я ей за «на хрен» оплеуху-то и отвесила, а она меня тоже по плечу кулаком саданула.

К концу дня торговля приобретает большую активность: бабе Шуре Серёжка подбрасывает ещё две сумки пива, сосед приносит целый пакет подлещиков; у бабы Дарьи на клеёнке остаются только банка с помидорами и две редьки.

- Так про курево мы не договорили, - вспоминает баба Шура. – Сроду не забуду, как мой муж дохал: «Кхы-кхы-кхы!» Вот и докхыкался! Рак лёгких - и на тот свет! А ведь сейчас вспомнишь: молодой же был! Всего сорок девять лет! Курил с детства, окурки у магазинов собирал, как вот в этой урне, - туберкулёз всякий, силифис...

- Может, сифилис? – поправляет баба Дарья.
- Какая разница! Всё равно коньки отбросил. А сейчас вот эти пацаны то и дело окурки подбирают. Спид же кругом! Этот спид хуже любой заразы: гниёт человек быстрей картошки в погребе. А всё эти накарманы! В вену пакость всякую суют, с девчатами по подворотням ёрзают…

- Наркоманы они, - уточняет баба Дарья, - несчастные люди. Знаю я одну женщину, как она со своим сыном мучилась. Не приведи господь! Два года, как похоронила, а парню всего тридцать лет было. Почки, печень, лёгкие, селезёнка – всё в гнильё превратилось.

- Так им и надо! – решительно заявляет баба Шура. - Пусть все передохнут! А хорошие люди останутся. Жить хоть будет поспокойнее, да и у меня здоровье…

Баба Шура не успела договорить, так как на её ящик, сломав дощечки и вдавив кучку подлещиков, ступила чья-то нога в грязном ботинке. За спины торговок прыгнул какой-то мужик, обернулся, сверкнув пьяными глазами, и забегал по базарчику. Через тот же ящик лихо перелетели двое милиционеров, угрожающе размахивая резиновыми дубинками. Убегающий мужик лавировал между людей, как игрок в регби. Когда беглец делал очередной заход через участок бабы Шуры, то она, разозлённая, разом смахнула наземь всю продукцию, подняла над головой ящик. Быстроногий мужик молнией перелетел мимо неё, а ящик опустился на переднего милиционера. Дубинка отскочила и сшибла тазик с семечками. Падая, блюститель порядка вместе с ящиком пролетел по торговому ряду: свалились и разбились трёхлитровые банки с молоком; как бильярдные шары, разлетелись яблоки. Второй милиционер споткнулся о большую рыбину и рухнул руками и лицом в корзину с яйцами. Беглец скрылся за газетным киоском.

Баба Дарья никак не пострадала, сидела немного изумлённая, а баба Шура, восстанавливая торговое место, уже успокоенным голосом бурчала:
- И вот так каждый день! Только торговля пойдёт, так кто-нибудь обязательно конкунерцию затеет. Нет, ты погляди: поломал мой любимый ящик! Когда только это хулиганьё дубинками переколотят! Пиво! Дешёвое пиво! Покупайте хорошее пиво!