Старый трактирщик

Старый трактирщик.

1. Старый трактирщик о чём-то вздыхал, в который раз вытирая стойку, за маленькими окошечками трактира с кованными завитушками стояла ночь, наступающая так рано осенью. В обширной зале уже почти не осталось посетителей. Двое – по одной стороне и трое – с другой. Но и они уже достаточно «набрались» и через минуту-другую отправятся восвояси. Старый трактирщик любил это время. Когда почти все дела на день закончены и можно неспешно ожидать истекания последних будто тягуче капающих приёмных минут. Тогда он обходит столы, осматривая имущество придирчивым взглядом, например прикидывая убытки, от поломанного и покорёженного, что случалось крайне редко, да и оплачивали ему за эти расходы сполна, так что в накладе он не оставался, но сведённые на переносице брови возникали сами собой – в силу привычки, сложившеёся за долгие годы. Не то, чтобы он был совсем стар, но вполне понимал, что лет через десять обязан будет уйти на покой, да и надоедает когда-нибудь даже самая удобная, подходящая работа…
Старый трактирщик знал всё это и особо не сожалел. «Что ж, – говорил он сам себе, – поработал, старый дурак – пора и честь знать. Есть время пахать – будет и время отдыхать.»
И, в принципе, он был вполне доволен своей жизнью…
До закрытия оставалось не более получаса, когда звякнул входной колокольчик и шаркнула открываясь вторая входная дверь. Вошёл молодой человек. Все затихли, с вниманием уставившись на него.
Трактирщик усмехнулся, позволил себе расслабиться. Нет, этот не надолго. Он узнал его. Это Эдвард, молодой человек, живущий поблизости, да и то недавно. Малость странноватый, но кто нынче не без причуд? Старый трактирщик развернулся, не желая зазря терять время на расспросы, тем паче Эдвард не привередлив и не терпит глубокомысленно-пустых жестов и манер. Он душа-парень, только вот… уж на что трактирщик – старикан, и то не всегда способен ответить на его вопросы и понять шутит ли он сейчас или всерьёз, и какой из нескольких смыслов он заключил в последней фразе… Трактирщик порой тратил несколько неспешных вечеров на обдумывание и размышления разговора, длящегося не более получаса.
Эдвард будто уставал и уходил, оставляя на последок две-три будто случайные фразы.
Которые, запав, долго не могли уложиться как следует, подобно кости в горле. Они напоминали о себе, они требовательно обращали внимание на себя, они просто не могли остаться без внимания. Словно рыбка, взбаламутившая воду, они могут надолго уйти на дно, но потом вдруг ни с того – ни с сего всплыть, уже не позволяя на что-то другое отвлечься. Помнится, как-то вначале Эдвард сказал ему, что после каждого человека остаётся едва ощутимый след. И сказал, что видит его. Оглядывая полупустую залу, он описал нескольких посетителей, ушедших недавно. Причём, довольно точно. Внешность, возраст, повадки, даже некоторые способы думать и говорить. Порой, говорил имя, когда, фамилию-род, а также – вероятное занятие-работу. Но распознать в этих описаниях людей можно было без особого труда. Причём, говорил, что чем дольше человек сидел на месте и чем меньше времени ушло с его ухода, тем большая вероятность и точность в описании посетителя. Трактирщик задумался. Эдвард улыбнулся в ответ и бросил на затравку: как ты думаешь, почему входящие чаще садятся на те места, где сидел только что добрый, весёлый, хороший человек или соответствующий состоянию, настроению входящего? Трактирщик не знал что сказать. Но потом стал то и дело подмечать это. Эдвард часто оставлял вопросы без ответа. Будто дразнил. Или сам не знал ответа? Или не мог выбрать один верный из множества? Эдвард сам был как бесконечная головоломка – то прост и открыт, делится пролетающими мыслями и подобен ясному залитому солнцем летнему утру – безоблачному и бестревожному, то замкнут и хмур как предгрозовое небо, а то уныл и печален, как ноябрьский вечер. Но без настроения его трудно было представить. Как запах – у любого нормального цветка, как перо – у летающей птицы. Причём, то ли настроение задавало стимул, то ли он сам примерял на себя настроение как примеряют понравившееся платье. Но то что ощущение, настроение, впечатление играло в его жизни главную роль, это было безусловно. Сложно было сказать что было причиной этого. Быть может, просто жизнь не там, где всё размерено и логично, расчешено и разложено? А там, где девственный лес и бесконечное небо? А это довольно крамольные мысли для обыкновенного человека, которым был трактирщик. И что-то постоянно внутри него не доверяло и опасалось Эдварда как боится волк человечьего и псиного запаха. Странным становился мир перед мысленным взором после непривычных «непричешенных» каких-то «не таких» вопросов Эдварда. И что ему не живётся как всем? И что постоянно тормошить, двигает, не даёт успокоиться ему? Став как все.
2. Вот и в этот раз молодой человек приветливо кивнул, оглядев залу, выбрал более подходящее на данный момент место, уселся в полоборота, подперев полубоком стену, уставившись в окно. И что ему в этом окне? Он же только что с улицы, где стемнело, пронзительный ветер, промозглость и неприкаянность. Трактирщик «покрякивая» недоумевал.
Обдумав что-то, Эдвард встал. Подойдя к трактирщику, он спросил его? «как нынче с тягой?»
– С чем?
– С тягой – так же полуудивлённо-полунедоумевающе ответил Эдвард.
– Нет у нас здесь никакой тяги.
– Э! Это ты зря, братец, – сказал он голосом бывалого и дружески похлопал по плечу, – Тяга, это такая штука, которая есть всегда…
Задумавшись, он уставился себе под ноги, будто размышляя, стоит ли продолжать дальше? Помедлив с минуту, он всё-таки вернулся «к подёргиванию любопытства за тоненькие ниточки».
– Был такой случай. Жил в  крупном городе человек. И достаток у него был, и уважение, словом, достойный человек во всех значениях (отношениях). Так вот, был он очень привязан к городу, ну, в общем, «не разлей вода». Когда появлялась необходимость куда-то ехать, его сердце сдавливала тоска, его тянуло прогуляться по любимым улочкам, посидеть на своих скамейках, побродить по мостовым, поглазеть на дома, фонари, прохожих. А потом, ну никак не мог собраться – не в состоянии был уехать – будто прикованный. И всё бы ладно, только вот никак не находил он объяснения этому, не находил покоя в думах и тревогах. Что-то было с ним «не так», а что – понять не мог.
И взыграло «ретивое» – он решил непременно уехать. «Назло», так сказать. Тоску превозмогал анекдотами, шутками, воспоминаниями о смешных ситуациях в жизни, в город бродить не пошёл, быстро собрался, а по утру уехал.
Вроде бы, он достиг своего. Только вот умер он. Да, совершенно непонятно отчего. В ночь перед отъездом долго мучился со сном, то не мог уснуть, то от тревожных муторных сновне мог очнуться, словом, одна маета. В дороге что-то сердечко пошаливало, в новой местности еда не пришлась по вкусу, так что всё было «не то» и «не так». Он сам уже не понимал зачем и для чего поехал, он сам уж раскаивался в своём поступке, но дело было сделано. И чем дальше он уезжал, тем более бессмысленной и нелепой казалась ему жизнь, хандра и апатия овладели им. А потом он и вовсе умер. Не прошло и двух дней… Так-то вот…
А я всё думаю…город ли его погубил, не научив жить вдали от себя, если так хотел его спасти, предостеречь, будто предощущая, предчувствуя, чем это человеку грозит…
Так вот… А вы говорите: «никакой тяги…» Неужели вовсе нет ни к чему?
Эдвард ушёл конечно, только трактирщик не заметил когда. Да и постояльцы разбрелись и давно пора было идти спать, только вот… бог его знает… поди-ко ж ты…как бывает-то… вот ведь… ну да, может болезнь какая у того была али съел чего – не того… трактирщики ведь всякие попадаются… да не мне судить…
Словом, пища для размышления была дана.
Как сказано было в Библии: был день – была пища…
3. Задумчивый взгляд, дымок над кружкой… Эдвард был особенно углублён в себя. Трактирщик на какой-то момент почувствовал что-то… но пропало. Эмоции или настроение? Или желание что-то высказать?
Эдвард не оставил без внимания этот миг, внимательно, даже будто придирчиво, вглядываясь, словно проникая… Он встал, подошёл, коснулся плеча…
– Знаешь, почему в Библии сказано именно «не пожелай жену», а просто не изменяй?
Трактирщик растерялся. Не то, чтобы он не слышал этого – за долгую жизнь чего только не услышишь! – но в этот момент он не ожидал услышать именно этого. Продолжая протирать большую пивную кружку, он чуть замедлил движение, задумчиво уставившись на стойку.
– А что, есть разница?
– Да, и значительная. Я сам не задумывался над этим, пока не встретился с одним монахом. Жизнь с кем только не сводит… впрочем, речь не об этом, – Эдвард тоже опустил взгляд на стойку, то ли собираясь с мыслями, то ли подбирая необходимые слова… – Мы очень сдружились с ним… наверное, лишь благодаря этому об одной поучительной истории. Во всяком случае, для меня… Думая об этом, я всё больше убеждаюсь в неслучайности этих слов в Библии… Ты можешь себе представить идеальную женщину?
– Как это? Ну… в общем, отчего же нет?
– У каждого – свой идеал. И во внешности, и в характере, и душой… Бегая за внешностью, многие не задумываются о том, что стоит за ней… Красота будто извиняет остальные недостатки… но зря. Физическое совершенство не говорит о более значимом. Ну да… что говорить… есть такая женщина, точнее, существо, и весьма демоническое, способное принимать любой облик, воплощать любые чаяния и причуды… но по сути оставаться собой… Ты можешь встретить эту женщину, посчитав её обыкновенной и возжелать её, не зная ничего о ней, но вся беда в том, что достаточно лишь желания для создания нового беса-мучителя-сущности, способной донимать, терзать любое человеческое существо, и в первую очередь – своего нечаянного случайного родителя. Может, от этого мой хороший знакомый и подался в монахи…спасаясь от воздесущей бестии…кто знает – каково это? Но не своего избавления он желал… просто сколько таких бестий могло быть создано, а сколько ещё будет? Монахи молятся за всех, их личная жизнь как бы сжимается до пределов, чтобы посвятить себя истинному служению за всех людей, за все непроснувшиеся, неоперившиеся Души…      
 – Эдвард хлебнул, допив до капли, поставил пустую кружку на стойку. Вновь заглянул трактирщику в лицо, чуть грустно улыбнувшись,…
– А может, просто пошутил монах…
Что скажешь мне на это, дружище мой трактирщик?  Хотя… я чувствовал в его словах особый смысл… едва уловимый… Ушёл опять чудаковатый тип, оставив что-то после встречи…И вроде чуть, так, ерунда… но что же отягощает плечи?
4. Ты знаешь трактирщик (ты извини, что я зову тебя не по имени, но ты не представляешь сбе насколько с годами люди становятся больше отражением своей профессии, нежели самими Собой), мы думаем, что наивность – это показатель скорее слабости и беспомощности, недалёкости ума и отсутствия жизненного обширного опыта, беззаботного восприятия и неумения ожидать худшего даже там, где его нет.
Но с годами всё больше убеждаешься, что ничто не даётся с таким трудом, как простота, естественность, лёгкость и чистота.
Мы обрастаем какими-то знаниями, привнесённым извне, мы утяжеляемся бесполезным опытом, будто безропотная тощая кляча – бесстыдным возницей, но это не даёт нам ни радости ни покоя, ни чуткого равновесия, ни бесконечного счастья. Но тогда зачем всё это?
Мы в детстве так стремимся влиться в этот поток, торопимся навстречу этой громкой кипящей лаве, исчезая и пропадая в бездонном и безжалостном нутре этого потока, а под старость пределом всех мелких поверхностных мечтаний (да нет, скорее уж желаний – до мечтаний уже не дотянуть) является как можно скорее вырваться из этого замкнутого круга, этого порочного обречённого места, этого бесконечного неустанного беличьего колеса и далеко не всем удаётся выползти даже под конец из него, скрипя суставами, скрепя сердце… Преодолевая нечеловеческое сопротивление. Ты знаешь, трактирщик, конечно, ты знаешь… ты прожил прилично и успел кое-в чём разобраться. Так скажи мне, разве это не так?
Трактирщик не отвечал, но по особому блеску глаз Эдвард увидел, что хотел. Да, понимание без слов куда как дороже массы самых жарких и словоречивых заверений, за которыми скрывается зачастую фальшь, ложь, пустота, злоба. Неосознанная, но не менее ядовитая. Конечно, трактирщик понимал это. Но разве созданы слова, чтоб передать это состояние, чтобы отразить это настроение? Оно – в тебе, в нём, в людях, способных почувствовать и понять гораздо больше, чем то отмерено внешним и поверхностным…
Эдвард помолчал. Нет, его не обуревали бури эмоций. Он давно сумел подняться над этим. Ведь чувства, глубокие и возвышенные, совсем не связаны с побуждениями, импульсами другого уровня. Как не имеют отношения хрустальные лазурные озёра к сточным канавам больших городов. Ни по составу, ни по сути. Но любой человек проходит через подъезд, прежде чем подняться на крышу. Просто не все стремятся наверх, предпочитая оказаться поближе к земле, не опасаясь падений, но не задумываясь о Полёте…
5. Слова, слова… мы не придаём особого значения им, а они внимательны, придирчиво наблюдая за нами. Каждое слово – как маленький мир.
Что ухмыляешься? Это так. Это только одному человеку кажется, что «слово оно и есть слово», понимая под ним что-то одно, конкретное, и понятное ему… А сколько людей? И каковы их мнения, взгляды на то же самое слово?
Даже трижды произнесённое одним человеком, оно не будет похоже на предыдущее. Почему? Потому что настроение меняется, мысли другие скользят, в окружении что-то стало уже «не так», всё меняется. Со временем наши убеждения и пристрастия могут весьма сильно видоизменяться, а вместе с ними и наше отношение к словам. Что уж говорить о целом море человеческих сознаний!
Но у каждого слова есть свой идеал и свои приколы, как у человека есть цели, стремления и забавные нелепицы, от которых он никак не в силах отойти.
Например, … – он задумался… – слово «Быть» – он поднял вверх палец руки и с лёгким звоном в воздухе повисло призрачное очертание из маленьких посверкивающих искорок.
Его идеал – «быть всем, то есть быть всюду и везде, как Бог», но они малодостижимо, потому что… – он улыбнулся, – мы – не боги, а это слово произносим мы… конечно, Бог вполне может произнести его, но… зачем?
 Есть у этого слова и свои забавные курьёзы, любимые выражения, сентенции… что-то – вошло в историю, что-то – никогда там не будет. «Не будет» Потому что просто не хочет. Забавно, не правда ли?
Так, фраза одного английского драматурга пожелала состояться, но маленькое сомнение, какая-то полутревога–полунеопределённость, так и повисла в воздухе. Прислушайтесь: «Быть или не быть?» Ответ уже ясен. Он – на поверхности. Но этот хвостик, эта причуда, это слабое эхо-отзвук, разве он не напоминает игру котенка с кончиком собственного хвоста? Так, игры ради. И ведь всем ясно, что это блажь, пустяк, нелепица. Какие могут быть сомнения? А вот всё-таки… «Быть или не быть?» Прислушайтесь – лёгкий отзвук: «Дзинь-дзинь». Первый – ярче, насыщённее, рьянее, светлее, а второй – тревожнее, прохладнее, задумчивее, темнее. Вроде бы и легче, но…оставляющий больше неуверенности, ведь вариантов куда больше: как «не быть» – так, или так, а быть может, и эдак… Ещё раз произнесите эту фразу мысленно. Ну? Что чувствуете, как звучит?
Трактирщик рассеянно, обескураженно, уставившись в какую-то точку пространства продолжал что-то повторять, то бубня, то задумываясь, будто распробывал на вкус как опытный повар. Он явно увлёкся этим процессом. И не заметил как ушёл этот странный тип, как всегда оставивший после себя маленькую заскучавшую тайну, зевнувшую и чуть заявившую о себе, а потом обиженно опять ушедшую в себя, затаившуюся, попрятавшуюся. Казалось, она притаилась в каждом слове и тишине, в каждой мысли и способе восприятия, она выглядывала из-за стульев и столов, из-за старых подвесных светильников и из-за крепких деревянных оконных ставней. Она со всех сторон выглядывала, чуть дыша, лишь прислушиваясь и хитро подмигивая…
6. В который раз он сметает все ожидания и обманывает все предположения. Ещё ни разу не удавалось трактирщику угадать о чём пойдёт сейчас разговор. Глядя на увесистый трактирный замок, Эдвард произнёс:
– Замки, запоры, связка ключей… Если бы знали люди сколько запоров и преград создают они себе в жизни, то вряд ли бы стали ими пользоваться. С каждым новым закрытием всё глуюже погребая, пряча что-то в себе…
– Но как же тогда без замков?
– Ты знаешь – на моей родине нет ни замков, ни запоров и ключи имеют иной смысл и значение. Ими открывают створки сознания и раскрывают великие Тайны Жизни.
– У вас никто не крадёт?
– Нет смысла красть, когда всё окружающее – твоё.
– У вас нет собственности, личных вещей?
– Конечно есть. Но никто к ним не привязан и открыт новому. То, что должно уйти, так или иначе уйдёт. Нет смысла сидеть на хвосте бесполезного. Природе каждый год приходится расставаться со своим убранством, но она при этом не теряет саму себя и каждая весна  дарит её новую красоту и новые живые наряды.
– Ты считаешь, что и нам, людям, так же можно?
– А почему бы и нет? Ты волен поступать так, как велит тебе разум и Сердце, а не идти на поводу у «так надо» или «так делают все». Слишком плохой это советчик тому, кто идёт своей Дорогой… И уж поверь мне, каждый идёт неповторимой уникальной собственной Дорогой… Эдвард обошёл барную стойку, подняв указательный палец кверху и, как бы обойдя вопрос с другой стороны, глядя куда-то вверх, отрешённо, как чужой текст, произнёс: Судьба пишет свой рисунок, ткёт свои узор. И ей мало интересны мало-отличные от других, ничем непримечательные, неособенные люди. Она их просто не замечает, поскольку они не обрели – не заслужили свой цвет, свой рисунок. Тех же, кто идёт своей, отличной от других, Дорогой, кто достигает своих поставленных оригинальных целей, она просто не в состоянии не заметить, не в состоянии не обласкать своими заманчивыми дарами. Впрочем, может ненужных остальному большинству. В ком есть хотя бы крошка Чуда, в узоре Жизни главным будет. В ком тайна дремлет посильней, тот мир наполнит смехом Фей. Кто ни был ты – Чудак, Мудрец, Вершитель, Странник иль Борец, ты помни Долг, ты помни Свет, дарующий Ключи Побед и пусть порой трудна Дорога и бесконечен жизни ход, ты знаешь, стихнет и тревога в минуту счастья за весь год… 
7. Однажды трактирщик сказал: – Почему в твоих словах всегда гнездится тайна, а по твоим следам идёт Печаль? А Эдвард, не прибегая к игре слов, намёков и без обиняков, ответил: 
– Потому что, старик, всё истинное проверяется Печалью, а Сердце не понятно Уму повседневности. Самая сильная магия гнездится в Любви, а самый великий Подвиг – в отчаянности. Однажды седой старик, наблюдая как на пенистом взморье маленький мальчик строит сказочные замки из песка, сказал: – трудись, мальчик, трудись! И твои Замки вознесутся выше и станут прочнее всех самых высоких и самых крепких замков земли.
Как ты думаешь, почему, старик? То ли потому, что они безискустны и этим прекрасны , или потому, что никогда не будут достроены до конца и призрачная недосказанность всегда будет толкать его создателя к поиску и труду?
– Может, дело в Вере? Мальчик считал его самым лучшим и настоящим. И готов был всё для этого сделать…
– Может, старик, может. Но спросить уже поздно. Старика этого давно нет. Как и мальчика – тот вырос. А с потерей детства он потерял сои ответы на все вопросы мира, прозвучавшие даже через чужие уста. Да и так ли важно, что хотел сказать чудаковатый старик? Может, он слишком плохо видел или зная, каков век песочных строений, просто хотел подбодрить малыша? Но в сердце последнего была заброшена Наживка, лёгкая как полёт бабочки и великая как мощь океана. С тех пор она так и кружит в рокоте океана, то клонясь ко дну под тяжестью капелек, то вновь взмывая в небо в своём порхающем танце…
А когда речь зашла о магии, старый трактирщик спросил:
– Но где же теперь магия? Прогресс идёт полным ходом, но не встречает её на пути.
– Магия стала пугливой. Уж не знаю, кто её так напугал или с чего бы ей так измениться, что стала она такой опасливой, если не трусливой.
А может, просто возникла необходимость в ином способе существования, а значит, и проявления? Может, её наскучило быть могущественной и сильной. Ей захотелось постичь силу слабости и удалиться внутрь Себя. Разве не может быть такого? Почему же?
Если мы меняемся, то отчего не может меняться мир вокруг нас? Даже в постоянно повторяющихся событиях есть что-то, не укладывающееся в привычную заданность. Что же говорить о такой могущественной и такой изменчивой силе!?
Нет, это глупо, чтоб магия умерла. Это всё равно чтоб умерла Любовь и Вера, Добро и Талант. Да, любовь… Может, однажды Магия, случайно встретившись с Любовью, позавидовала ей, и решила на себе испробовать всё, с чем приходится сталкиваться Любви, чтобы стать такой же – Хрупкой и Великой, Исчезающей, но непременно Возрождающейся? Согласись, это дорогого стоит и нужно иметь недюжинную силу Духа, чтоб пойти, решиться на такое. Как ты думаешь?
Во всяком случае, она не исчезла. Обрядившись в неприметные одежды. И решив постранствовать по свету в поисках Себя. И если приглядеться, то она сможет приоткрыть краешек своей тайны. В любом событии, в самом крошечном чуде. Разве с тобой такого не бывало? Наверняка какие-то странности случались – как же без них?…
У каждого свой срок, своя протяжённость жизни. И жизнь магии гораздо длинней одного поколения людей. Мы взрослеем, изменяемся, идя по своему пути совершенствования, почему бы не предположить, что подобный есть и у неё? Как мы переосмысливаем своё существование, производим «ревизию» взглядов, представлений, производим переоценку ценностей, так и качественно способна изменяться и магия. Подняться на иной уровень, перейти на другой виток развития…
А то, что теперь он нам не всегда доступен, так что ж? Что сетовать на солнце, что оно скрылось за горизонт? У него – свои причины, для этого свой резон.
И хотя, конечно, это влияет и на нашу жизнь, но его эволюция всё-таки не соизмерима с нашей – жизнью единичного человека. (Впрочем, смотря какого).
8. Эдвард по обычаю склонился над большой наполненной кружкой. Причём, вид у него был такой, будто он пребывает в большом сомнении – пить или сразу же уйти. Наконец, что-то обдумав или устав думать, он резко вскидывает вверх взгляд и смотрит в глаза трактирщику:
– Хорошо, что у тебя нет зеркал.
Старый трактирщик крякает на грани хмыкания и разводит руками:
– Как-то не сложилось. Да и трактир старый. Вроде как поздно что-то менять.
– Менять никогда не поздно. И не рано. И более старые трактиры и заезжие дома у дорог, которые называют оживлёнными, хотя естественнее их назвать более обезличенными, переделывают. Как говорят, в духе времени. Подразумевая выгоду, а не суть происходящих процессов (развития эпохи). А не умея работать и правильно располагать (уравновешивать противоборствующее) с зеркалами, они сильно искажают и утяжеляют (перегружая) пространство. Хотя…может, они это и не чувствуют. Так что ж… пространству-то от этого не легче. И поверь мне, жить в пространстве и быть свободным от него для большинства – вещь невозможная. Так что… хорошо, что здесь пахнет смолистым деревом а не новыми веяньями тех ветров, которых люди не способны понять. Будет время, и дерево заменят другие материалы, но те не вдохнут в пространство ни эманации души, ни токи жизни.
Осторожнее с зеркалами, трактирщик, они ничего не забывают и концентрируют всё, что происходит рядом с ними. Любая грубая эмоция, любая неприязнь и апатия, скука и усталость лягут на тебя с утроенной силой, когда сам ты о них уже забудешь. Маги работают с зеркалами. Люди, привязанные к телу и материальным формам, не могут обойтись без зеркал.
Но видел ли ты хоть у одного святого или настоящего монаха зеркало? Люди, идущие по пути Духа, не нуждаются в обузе. Это Мир нуждается в них. Времена меняются, но подумай, Кому это выгодно?
А тут ещё и часы. Второй звоночек и повод задуматься. Человеку, направленному в Вечность, нелепо распинать себя на части, причём весьма острые и жалящие. Те, кто торопятся за уходящим временем, чаще спотыкаются и не успевают, чем те, в ком само время свёрнуто в сияющую змею. И пусть тебе снова твердят, что это величайшее изобретение на пользу человечеству, подумай, нужны ли были часы Христу или апостолам, считали ли часы и минуты пророки и святые?
Если даже сам ход в часах идёт в обратную сторону эволюции, символ которой выражен в коловороте (свастике). Ход по часовой стрелке – символ внешнего мира и более крупного круга, но историю делают мелкие шестерёнки, идущие в обратную сторону и символизирующие внутреннюю, скрытую, эзотерическую составляющую (подоплёку) развития. Так в древности в мистериях главный волх (колдун) шёл против часовой стрелки ближе к центру круга, а остальные миряне – наоборот, составляя больший круг. Хотя, наверное, тебе это мало что даёт. И может, даже настроит против прогресса. Нет, дело не в техническом прогресс, а в опасности уповать на него как на избавителя от всех проблем. А он – лишь явление, фон. Суть и смысл задаёт человек. Как носитель Духа. Не важно, спящего или нет. Потому… ты сам не плохо себе представишь к чему приведёт прогресс без Души, Сердца и Разума. А они не нуждаются ни в зеркале, ни в механизмах, ни в часах.         
9. Иногда они всерьёз спорили, но Эдвард всё равно оказывался прав.
– Хорошо, допустим, люди не знают Законов Жизни, поскольку их никто этому не обучал и не объяснял. Но тогда почему живут приметы, предрассудки, определённые правила?
Только ли оттого, что людей этому обучили и они привыкли их повторять? Конечно, в них намешано много пустого и нелепого, но Зерно Жизни, Искорка Подлинности, всё равно жива.
Например, теперь люди перед едой молятся. Для чего?
– Чтобы благословить пищу.
– А для чего это?
– Ну… – трактирщик поднял взгляд к потолку, по привычке внимательно рассматривая и оценивая крепость потолка.
– Понятно, что не знаешь. Свои предположения.
– Чтобы освятить её, возвысить, облагородить.
– Ближе. Сделать достойной Духа, не так ли? Чтобы насытить не только (и не столько) тело, но и подпитать более тонкую структуру человека.
А раньше это были особые песнопения очень высоких тонких вибраций, и наполненные глубоким Знанием. Если в общих словах, то благодарилось то существо, из которого приготовлялась пища и самоидентифицировалась с каждым из них чтобы предложить свой взгляд взамен отнятой жизни. А поскольку человек (в идеале) выше на ступеньку большинства (но не всех) живых существ на Лестнице Восхождения, то это был оправданный обмен не только для растений. И просили прощения, как поступают некоторые первобытные племена и сейчас. Или, взять, например, мытьё рук перед едой. Ты думаешь, назначение его в устранении грязи с кожи? Нет, это лишь внешний смысл. По аналогии необходимо умыться полностью и лицо (личность) и сознание (освободить ум от мыслей), то есть необходимо подготовить восприятие для принятия нового. Ведь еда – не только пища для тела, но и для ума, для чувств и ощущений, для состояния и развития всех составляющих чувств человека. Как только ты поймёшь, что с приёмом пищи ты принимаешь новые возможности, новые ощущения и впечатления, новые дороги для Вечного Странника в тебе, то перед тобой будут открываться все двери, даже самые заржавелые или вовсе нарисованные.
Но лучше рисовать их самому. Когда-нибудь ты обязательно научишься!
Трактирщик долго молчал, почёсывал появившуюся щетину. Он понял, что Эдвард прав и бесполезно спорить, если даже ты сам признаёшь это. Но одна маленькая каверзная подзадоринка никак не хотела упокоиться и толкнула трактирщика на продолжение спора-танца явленного со скрытным.
– А пить? Если уж я при этом деле…
– Сейчас ещё осталась такая поговорка «пожирать глазами», а раньше была «пить глазами» или более древняя – «пить небеса». Если ты проведёшь аналогии, то сам всё прекрасно распознаешь и осознаешь.
А ты при этом деле почему… когда-то ты слишком этим увлекался и в следующей жизни захотел это контролировать, ограничивать. Это закон прилива и отлива. То, что слишком – потом переходит в свою противоположность, а затем в силу повторения – в привычку. Тебе уже не очень-то этим интересно заниматься, но чувствуешь подсознательно, что тебе это близко – вот и идёшь проторенной дорожкой. Которая всё больше становится из радостного постижения в тягостную обузу. И нужно иметь некоторую смелость, чтобы преодолеть притяжение колеи. Подумай почему.
10. А когда над ним смеялись, что он бездельник, он грустно улыбался и начинал говорить. Медленно, тихо, едва ощутимо, но потом, будто набравшись сил, всё смелее, сильнее, увереннее. Он говорил и голос звенел, обретал силу, мощь, магию, очарование, даже власть, нежную, но неослабевающую.
Он начинал с того, кем был по профессии случайный шутник и кончалось тем, что тот начинал очень жалеть, что так нелепо открыл рот…
– Винодел, да, я винодел… у меня и виноградники, и подвалы, и давни, и бочки… У меня – бесконечные ряды витых лоз, согретых ласковым южным солнцем и обвеваемые озорным ветерком, и пузатых, пахнущих смолой, бочек, у меня – десятки передников, годами впитывающих сок винограда и прохладные бесконечные анфилады подземелий, где затаился мрак и прячущаяся тайна, где зреет, вникая в себя, сок винограда, где он замыслил что-то величественное и прекрасное, где он зачаял навеки и погрузился в глубокий нежный по-детски хрупкий волшебный сон, в котором – всё… весь мир с его тайнами и чаяниями, с его грёзами и сказками, его чудесами и снами, с его верой в светлое, с его надеждой на невозможное…
И этот миг тянется бесконечно, кажется, что он – сама вечность, сок бредит в своём величественном и беззащитном сне, в его бездумной думе, в его тревожной мечте…
Болен ли он? Нет, но если так, то всего лишь как болен возлюбленной, и нет больше и слаще этой болезни скрещённой любовью.
Болен ли он? Но не более, как болен мечтатель и поэт, романтик и чудак, потому что что же наша жизнь без этой болезни?
Болен? Но не лучше ли Жить, хоть и болеть, чем родившись, так и не научиться жить – любить, мечтать, творить, летать во сне, раздвигать горизонт, впускать ясное лазурное небо в грудь и глаза…
Зачем тогда жить? Что это за Жизнь?  К чему она?..–
От последней звучной, дерзкой фразы, всё замерло, то ли испугавшись, то ли затаившись. Мир прислушался, тишина повисла. Буря бушевала в душе говорившего. Казалось, приглядись – и молнии засверкают вокруг, шипящие и пенящиеся волны вздыбятся, забрызжут, обливая всех брызгами и холодя душный воздух, неистовство закружит, отъемля волю и надежду на спасение… Но вот… волны вдруг стихли, шум разъярённого моря смолк, ветра унялись, а небо чуть прояснилось…
Он пожалел о своём несдержанном порыве… Его голос замер на время, но теперь разливался подобно ленивой умиротворённой равнинной реке…
– Моё вино вряд ли сможет напоить, опохмелить, развеселить… моё вино чуть горчит и несколько печалит… оно – особенное…
Оно не видно для большинства и вряд ли кого так уж обрадует… но оно нужно, именно оно необходимо, именно оно нужно для души, сердца и духа, оно нужно для веры и поиска, для жизни и мечты, оно нужно…
Нет в мире совершенно ненужной вещи. К чему-то и она призвана, кому-то и она необходима. Просто… мы не всегда способны Всё понять, как постигает Всё Бог, как видит Всё, как чувствует и ощущает Всё…–
Сердца сжались, схваченные невидимой рукой, глаза подёрнулись пеленой, в голову закрались думы. Люди молчали. Больше не раздавалось хихикания и издёвок, насмешек и весёлых словечек. Люди задумались, заглянув в Себя.
11. Когда старик посетовал, что ему не так повезло, как Эдварду с его свободой передвижения, Эдвард удивился:
– Старик, ты зря считаешь, что путешествовать так прекрасно и заманчиво. Ты не знаешь, какое это проклятье. Это и радость, это и боль. Но понять всю глубину её способен лишь тот, кто обречён на это. Скитаться вечно. Впрочем, иногда мне кажется это величайшим даром, иногда – величайшей свободой. Но нет на самом деле ни одного живого существа абсолютно свободного. И в первую очередь – от самого себя. Иллюзия – есть, истинной свободы в плоскости физического существования – нет.
– Но какова бы она не была, она даёт мне силы двигаться дальше. Быть может, я когда-нибудь пойму Истинную причину, но пока… да разве кто из людей догадывается об истинных причинах своих жизненных поступков?
Ответь мне, старик!
Понимаю. Что здесь ответишь?
Предположения далеко не всегда являются, да какое там… даже близко не стоят к истинному положению дел.
Эдвард помолчал. Дымок его чувств сигаретным дымом таял под сводом трактира.
– Ты скажешь, зачем тогда идти дальше, почему бы не осесть, закрепиться? А я уже не могу иначе. Да и никто не сможет со мной рядом жить. Необычайность, странность, особенность… Назови как угодно… но как бы я не желал, не делал и не выказывал другим добра… сам понимаешь. Я слишком другой.
И честно говоря, есть на то причины.
Представь себе город, старик. Прекрасный город. Утопающий в нежной зелени, среди гор с алмазно–сверкающими вершинами и скал, поросших кустарником, быстрых бурных речушек и ясных покойных глубоких синеоких озёр. Где дышится легко и живётся вольготно. Где люди не знают зла и по доброй воле не способны на него. Где неспешность движений, степенность и важность походки и размышлений чередуется с зажигательными танцами и мгновенными огненными прозрениями-озарениями. Многое просто невозможно описать, так как ничего подобного я нигде больше не встречал.
Но это было. Я не мог это выдумать, поскольку я сам оттуда. А моё отличие от остальных очевидно.
Как ты думаешь – с чего бы это? Как раз с того. Что нонсенс здесь, то реальность – там. Оттуда я сам. Почему же я ушёл оттуда?
Мне хотелось увидеть весь мир. Там было тесно. А поскольку злые, мелочные, глупые люди не попадали к нам, то я и не знал, что такое может быть. Представь каково мне было. Вместо ещё большего, ещё прекрасного, разнообразного, более утончённого и возвышенного я попал в мир людей, которые окружают и тебя.
Мне хотелось лучшего, а выходит, я не ценил того, что было. Что имеем – не храним…
Конечно, я пытался возвратиться. Но, видно, что-то потерял, утратил в себе и стал нежеланным гостем  для своего родного города. Он снился. Очень часто снился, но… видно, это было лишь моим желанием. Так я стал скитальцем. Обречённым бродить среди людей. Непонятный и отрешённый.
Я не виню их. Они таковы, каковы были воспитаны, что впитали в себя.
Но, старик, пойми и меня. Я знаю, что можно иначе. Что люди, обыкновенные люди, могут быть гораздо лучше – чище, мудрее, красивее, совершеннее. Как с моей родины… Оттуда, куда не могу вернуться я.
Я сделал свой выбор. И теперь сполна плачу за него. А может, это великий Дар, который я не могу пока постичь. И лишь пройдя через испытания, начинаешь по-другому смотреть на всё.
Вот сейчас я смотрю на тебя. И вижу не только удивление и растерянность, но и понимание. Значит, что-то в тебе не зависит от окружающего. Не так ли?
Есть то, что объединяет всех людей вне зависимости от происхождения, места жительства, пола, возраста, профессии, да и всякой другой шелухи, опадающей с нас за порогом этой жизни. Не могу назвать это смертью. Это переход.
Но он очень важен.
Подумай почему.
12. – Так это что, можно самому создавать вселенные?
– А почему бы и нет?
Все постояльцы уже разошлись, но старый трактирщик, растревоженный очередным разговором заблудшего на огонёк Эдварда, никак не мог завершить очередной день, подвести ему итог.
– Но мы же не Создатель, не человечье это дело!
– Кто тебе это сказал? Кто-то именно тебе сказал, что создавать ты в принципе не имеешь право или вообще – запретил? К тебе заглядывал сам Создатель, Всевышний, Отец Небесный и строго настрого осудил такие действия?
А как же расхожая фраза: «человек создан по образу и подобию божьему»? Разве не Создание, Творение, Созидание является тем, что приближает человека к Богу? Ставит его на один уровень? Поднимает над землёй, приближая к Небу? Разве не этого так жаждет ищущий Ум и живая Душа? 
– Ну созидать что-то по человеческому уровню, по его возможностям и способностям.
– А кто их определяет?
– Ну…, – старый трактирщик всерьёз растерялся.
Действительно, если сказать, что никто не определял – будет не совсем верно, наверняка кто-нибудь это всё-таки делал. И тогда будет очень невежливо, а может, и преступно, в отношении этого некто. С другой стороны, прямо так ясно и чётко, конкретно и официально ему никто не заявлял ни в рекомендательной, ни в ультимативной форме.
А значит, всё-таки… что-то было в словах этого…странного Эдварда.
Я  знаю, для тебя это несколько странно и непостижимо. Но подумай – каким кажется этот мир при рождении – странным, непостижимым, непонятным. И любое действие даётся с превеликим трудом. Но потом все (или почти все) осваиваются, пообвыкаются, находят относительное или абсолютное понимание происходящему. Пусть зачастую обманчивое или нелепое, но всё-таки…И это младенцу – только созданному существу (новому сознанию, но не совсем новой Душе)!
Что же стоит человеку? Если он, конечно, действительно человек, личность, сильная душа.
Скажешь, что ты не такой? Но почему? На основании чего? Многие люди просто не находят, не раскрывают свои таланты, а то, и найдя, запросто, в силу каких-то дурацких, нестоящих причин, зарывают. Чтоб не мешали. Творить, Искать, Дерзать.
Как ты думаешь, спросится потом за это? Обязательно. Непременно. И ты сам прекрасно понимаешь это.
Если ты даёшь кому выпивку, еду, то вправе взять с него плату, а если он не отдаст, то вправе подвергнуть его наказанию. Только ведь там другой спрос и мы вряд ли способны его предугадать.
Но пока не завершён жизненный круг, время есть. Время терпит. Пока.
И если ты действительно – создание Творца, то и способность творить должна быть с тобой непременно. Как желудок – рядом с чувством голода. А чувство Поиска, желание Открытий и Озарений, потребность Постигать и Узнавать, Понимать и Думать с Человеком непременно идут бок о бок. Почему же нужно махать на них рукой, не замечать, пренебрегать, игнорировать? Если они есть, если они ведут к тому, что так необходимо, действительно необходимо Человеку, его Душе, его Духу…
Время шло, время капало, безвозвратно исчезая…
И что-то в трактирщике, такое обыкновенное и повседневное торопило его, преподнося логичные и обоснованные основания – время позднее, а открываться надо рано, да ещё подготовиться… а тут… совершенно пустая болтовня, не дающая ровно никакого дохода…но…, зачем вообще весь этот доход – ради него самого? Но когда это он был самоцелью?
Ставить телегу впереди лошади? – разум трактирщику ещё пока не отказывал. А значит,..нужно что-то решать для себя – идти вперёд или остаться на месте. Но если вечно оставаться там, где был, то сможешь ли отличить прошлое от будущего, не сливается ли оно в одно и то же беспросветное, безликое, невыразительное что-то от которого нет никакого толка и прока?
– Хорошо, я согласен с тобой – нужно двигаться вперёд. Но как ты это определишь? Не будет ли это обыкновенной иллюзией, приниманием желаемого за действительное?
– Хороший вопрос, говорящий не о топтании на месте, а о действительной решимости. Я отвечу тебе так – хочешь ли ты, чтоб, твоё дело развивалось, приносило больше доход и большую известность, любовь и уважение?
– Конечно, ты ждёшь от меня другой ответ?
– Нет, это скорее вопрос к твоим сомнениям. Но если тебе однажды кто-то это скажет, ты поверишь ему?
– Вряд ли.
То-то же. Сомнение зачастую мешает продвижению вперёд. Поскольку опирается на нетворческий опыт. И по-своему оно право. Конечно, с чего бы это ему доверять тому, чего не было в его практике? Логично. Но, допустим, у этого человека не было дурного умысла (посмеяться или польстить для получения дополнительной выпивки), тогда он искренне так думает. Пусть ошибочно с твоей точки зрения, но не с его. Он-то так считает! Так почему бы ему не подиграть? Удача – слишком пугливая гостья. Раз спугнёшь – во второй раз может и не завернуть уже. А согласясь, ты даёшь почву для Вероятного. Пусть пока ещё Невоплощённого, но эта грань слишком тонкая, призрачная. Одна капля – не показатель дождя. Но когда начнётся ливень – заботы будут уже совсем другие. Ожидания подготавливают почву и одно это уже может принести пользу. Подумай какую.
И всё, что ты замыслишь, может осуществиться. Однажды. Только вот когда – другой вопрос. Время – слишком ненадёжный, капризный субъект. Ждёшь вечность, происходит мгновенно, ждёшь что вот-вот сбудется, а сбудется через годы… Не полагайся на него. Полагайся на Себя. Ты можешь гораздо больше.
Только вот насколько – зависит лишь от тебя. Что, слишком ответственно? А вот это как раз кажется, – и Эдвард улыбнулся одной из своих тех загадочных улыбок, перед которыми трактирщик абсолютно терялся. Что-то было в его улыбке, будто он всё знает наперёд, настолько чётко, что Тайны в принципе для него быть не может…но тогда… тогда как же так жить? – и эта мысль постоянно терзала его, боясь оформиться, но и исчезнуть была не в состоянии…
И как всегда, он ущёл, когда трактирщик растерянно блуждал где-то взглядом. В очередной раз не видев ухода Эдварда . Чёрт побери, он что, просто растворяется что ли? Лишь звенит входной колокольчик и хлопает входная дверь, но может, это всего лишь иллюзия?
А ночью ему снился странный сон. Они с Эдвардом висят где-то в тёмном пространстве и Эдвард указывает трактирщику: – Вон там есть место для Новой Вселенной. Она должна бы уже быть, но ты всё никак…
И вроде бы не говорит ничего, но всё так понятно…
И старый трактирщик с сияющими глазами, будто какой-то осчастливленный мальчишка, рвётся в дело. Звучат тысячи мелодий, знакомых старому трактирщику с детства, не сливаясь в ужасную какафонию, сияют сотни радуг, щебечут птицы и лёгкие парусники, каравеллы, бриги медленно проплывают на фоне большущего закатного солнца, тая в небесной дымке, не касаясь водной глади…
Там было ещё много чего, никак не укладываясь в дневном сознании, но само ощущение… творчества, стихии, света и радости, сконцентрированной до состояния счастья, …долго не отпускало его. Он проспал, но в тот день заработал больше, чем за три дня. Он был очень не похож на себя прежнего… но разве мы не должны меняться?
13. Эдвард долго не приходил
У трактирщика дела шли просто превосходно, но ему постоянно чего-то не хватало. То ли этого странного заходяку, то ли его слов, то ли послевкусия после его ухода, когда привычные вещи и понятия оказывается в крайней степени великими, странными, необычными, неоднозначными.
– Привет, старик! – сколько не смотри на дверь, никогда не предугадаешь когда появится перед ней Эдвард, пахнёт прохладой снаружи и тонко, мелодично звякнет колокольчик.
– Я знаю, что ты скажешь. Исполнять желания – легко. Ты даже представить себе не можешь, насколько легко. Просто до скуки.
Но должен тебя предупредить – не доверяй всем подряд. Я-то вижу, что стоит за тем, кто это может. А ты – вряд ли. Так что… не думай об этом.
И поверь мне, радости в этом совсем нет.
Подумай почему.
А теперь давай помолчим. Чуть-чуть.
Скоро мне уходить. Но ты можешь подумать, Что для тебя особенно важно. Я пойму. Просто угадаю. Нет, мысли не читаю. Чувствую и замечаю по жестам, мимике, передвижениям. Это тоже легко.
Старому трактирщику всё казалось, что тот ещё что-то скажет, но… Эдвард умолк. Задумчиво глядя в пространство пронзительными ясными глазами, исполненными грусти и чего-то ещё такого щемящего, чему не подберёшь слов. Как безответная любовь, как брошенный пёс, как забытый зонтик. Но трактирщик знал, что дело вовсе не в этом. И всё, накопившееся к приходу этого странника, вдруг показалось мелким, скучным, никчемным. А этот миг его прихода – важней всего на свете. Быть может, последнего… Странно, но трактирщик почувствовал, именно почувствовал кивок Эдварда. Но во сне… ещё будет приходить… Снова кивок. Понятно.
Что ж, в добрый Путь! Не могу пожелать того, что не способен исполнить для тебя. Даже и не знаю куда теперь предстоит дорога. Но…всё, что есть у меня… готов поделиться. Хотя понимаю, что вряд ли ты в этом нуждаешься.
Но тут ему вспомнился мир, в котором множество странностей и огромные старинные летучие корабли на фоне огромного багряно-малинового шара солнца…
Причём, увидел глазами Эдварда… вплоть до отблесков на его лице и прядях волос… кивнул, да, заходи, всегда рад. Собственно, благодаря тебе…
– Я был там, – сказал Эдвард – и пришлось поработать, чтобы этот мир выжил, не рассыпавшись, как большинство, за считанные дни или секунды.
И что-то изменило меня. Теперь нет тоски по прошлому. Быть может всё-таки верно, что, вкладывая что-то от себя в своё дело, творчество, игру, мы легче и полнее меняемся, чтоб развиваться дальше. Я шагнул вперёд. И расставшись с прошлым, я не потерял его, а приобрёл в новом свете. Лишь то, что мы теряем, по настоящему обретаем.
Теперь мне многое легко даётся и всё благодаря тебе.
Ты думаешь, в тебе нет ничего необычного?
Ошибаешься. В каждом из нас есть Всё. Только мы сами не ищем эти тропки и не открываем эти двери. Всё зависит от нас.
Я не смог найти в себе. Но через тебя я понял свою ошибку. Теперь мне пора.
Изучай себя. Не останавливайся на достигнутом.
Всё, что тебе надо, уже есть в тебе. Дано Свыше. Выбери лучшее, когда найдёшь. И не забывай делиться с другими. Когда они захотят большего, объясни им, что это зависит только от них самих. Ну, пока!
Ветер с улицы, звон колокольчика. Эдвард исчез, даже не вставая из-за стола…
А в голове старого трактирщика всё вертелась фраза «Лишь то, что мы теряем, по настоящему обретаем», за которой по привычке так и напрашивалось «Подумай почему».