Отара

На  дворе стояли погожие дни начала сентября  1980 года,  что по погоде на Северном Кавказе больше   лето, нежели  осень. Ещё на полях и в садах в полном разгаре шли  сбор и отгрузка в торговую сеть разнообразной продукции нового   урожая.
Я работал главным зоотехником одного из совхозов Грозненско-сельского района. Совхоз был плодоовощного направления, животноводство являлось второстепенной отраслью, призванной обеспечивать рабочих, специалистов и население мясом, молоком,  прудовой рыбой, куриным яйцом  и было свободно от  поставок всей этой  продукции государству.
Но больше всего на совхозе   и его администрации лежали  не афишируемые нигде, ни в каких директивных циркулярах, приказах, инструкциях неписаная святая повинность и железобетонное  правило- обеспечивать столовую Обкома партии, Совмина и другой вышестоящей властной вертикали  в виде различных надзирающих организаций в достаточном количестве свежей, экологически  чистой продукцией  садов, полей  и ферм.
Это была самая главная обязанность, которую отменить не мог  никто, и не дай Бог, чтобы  что-то в ней не сработало, беды не оберешься. И  работы лишишься с  партбилетом вместе, также потеряешь уважение окружающих и  останешься без средств  к существованию.
На птицеферму   регулярно, в  неделю раз-два заезжал из обкомовской столовой "УАЗ" с плотными серыми шторками на окнах  и забирал энное  количество свежих, еще теплых куриных яиц в картонных коробках,  тушек молодых цыплят.
 Затем следуя к центральному складу, загружал   парное мясо   молодой говядины, вместе с субпродуктами, (язык, печень, сердце, легкие и т.д.). 
В садах по заданию директора бригадиры готовили  в ящиках кто яблоки, кто груши и сливы, кто черешню и клубнику. Бурые, розовые, красные,  оранжевые, малиновые, почти всех  красок   и кружащие голову  изумительными   запахами  плоды перемещались в салон Уазика, чтобы затем  вместе с дарами животноводства удовлетворить потребность в витаминах, углеводах, белках, жирах самоотверженных тружеников партийно-бюрократического госаппарата, денно и нощно без сна и отдыха, думающих о простом народе.
И вот, видимо, не без указания свыше в голову директора пришла мысль завести в совхоз молодых овец, чтобы восполнить недостающий вид продукции для высокого начальства.
Здесь же лежало,  конечно, и личное желание иметь под рукой свежую баранину для шашлыков на лоне природы и  решения многих других важных вопросов.
Сам директор  был очень компанейский, порядочный и  мужественный   лакец, с полуслова  улавливающий  в человеке его  внутреннюю  суть.
Настоящий горец. Вместе с тем,  так же понимающий, что необходимо делать для того, чтобы держаться в кресле. 
Поэтому он и настроился на оперативное  решение данного вопроса.
Баран был входным билетом в госуниверситет, в Совмин, в любое учреждение, где что то решалось. Продукты питания являлись, чуть ли не самым важным ключевым моментом в жизни любого гражданина страны, плановая экономика которой   неизменно приводила  к вечному дефициту всего и вся.
Всё писалось  и планировалось  в кабинетах Госплана Союза в Москве и спускалось на грешную 1/6 часть земного шара.
В магазинах  же  от этого не становилось больше ни мяса, ни сыров, ни масла, наоборот, шла тенденция к исчезновению всего  съестного  и  продавалось  больше из под полы, по блату, по знакомству, по разнарядке, по талонам и т.д.
В совхозе идея баранины для трудящихся решили претворить в жизнь тут же.
Тем паче, для  жарки шашлыков и весёлого времяпровождения имелись идеальные условия. Своего рода оазис  отдыха и расслабления не отходя от  производства.
Если ехать из Грозного в сторону Шатоя,  сразу после села Пригородного, лежащего  от города к югу  на расстоянии 6-7километров,  напротив тепличного совхоза у поселка  Гикало, (революционера прошлого) есть поворот влево.
(«Поедем налево»  являлось  паролем у нас, коллег и друзей,  при возможности   отдохнуть).
И через метров триста попадаешь в место, где взору открываются  голубые  зеркала  рыбных прудов и перед ними шлагбаум, закрывающий проезд  чужим.
Пруды были построены после выселения вайнахов в  середине прошлого века,  в соответствии со  всеми требованиями  разведения и выращивания прудовой рыбы,  вместе с организацией самого  совхоза.
Отдельно пруд-маточник, где из  икринок появлялись мальки, и затем малёк перемещался вместе с водой через  регулируемый шлюз, в выростной пруд, а потом, через определённое время  и в нагульный пруд.
Все они  разделялись между собой дамбами по периметру   и сообщались гидроузлами. Подпитка воды в пруды осуществлялась из водоканала со стороны села Атаги.
В самом центре нагульного пруда, там, где резвились   самые рослые и крупные особи  карпа, сазана, белого и пёстрого толстолобиков,   находился уютный, небольшой остров, сооруженный специально для целей отдыха.
К нему вел мост из металлического уголка, листа, тросов,   крепко  приваренных к  сваям, которые были вбиты глубоко в землю.
Все необходимые источники жизнеобеспечения, вода, электричество. И вдобавок,   постоянно  горячая термальная вода из  земных недр, в которой можно было в течение пяти минут  без проблем сварить яйцо.
На самом острове   три  жилых сооружения, служившие для различных целей, сна, развлечений, отдыха. Бассейн, метров 50 квадратов и кругом роскошные  деревья, тополь,  ива, где можно было укрываться от палящих лучей солнца и еще порыбачить.
Мангал, всякая утварь, посуда, постельные принадлежности и все этим ведал  худой, маленького роста сторож по имени Алман, чудесный человек и настоящий джигит.
В то время, я думал, что он старый. Сегодня, с высоты своего возраста я вижу,  как я ошибался.
В общем, всё необходимое для релакса, как сегодня говорят, и приятного отдыха после тяжелого трудового дня  на  острове имелось.
Это был своего рода пансионат  для избранных, куда нога простого рабочего не  ступала никогда.
Такова  была установка, которую не мог нарушить и сам директор, так как в любой момент на остров мог десантироваться  уставший  от непосильных трудов зав.сельхоз или  зав.административного отдела обкома, а может и сам Первый Секретарь со своими помощниками.
Наместник Кремля в Чечено- Ингушетии, товарищ  Александр Владимирович Власов мог одним звонком решит судьбу и директора и того, кто его поддерживал.
Поэтому и остров, и деликатесы являлись своего рода платой за возможность называться директором, ездить на персональной автомашине с водителем и иметь все блага, хорошую зарплату, много полезных знакомств и так далее.
Всех благ и преимуществ этого невозможно перечислить в одном рассказе.
У Власова были, конечно, и другие места и получше, но здесь было удобно тем, что за пять минут можно было доехать  и попасть в море удовольствия.
Коммунисты это очень любили, особенно в обеденное время,   в гармоничном сочетании  и работа  и отдых. Всё прекрасно.
Жизнь у партийных чиновников, если у них в то время спросить, была  ужасная, очень тяжелая! Сколько на них ответственности, сколько трудов, ведь они ведут народы к светлому будущему, в царство изобилия и достатка и  на этом светлом и благородном пути ни в коем случае нельзя мешать! Надо, наоборот,  всячески поддержать несчастных.
Светлое будущее ведь не за горами.  Ради этого можно было всем  потерпеть немного.
И  самое главное, лишь бы не было войны.
А она, как правило, обязательно должна была случиться.
Ведь у советской власти кругом все враги, кроме братских стран соцлагеря.
Да и с ними  надо держать ухо востро, то Венгрия, то Чехия, то Польша волнуется.
Клятвенно обещается ведь: «Следующее поколение советских людей будет жить при коммунизме»
Вот лозунг, который  каждый  вождь  преподносил с трибун  народу.
Но он сам  за это время успевал отлететь  в мир иной, а обещание его хоронилось вместе с ним. Новый вождь обещал то же самое, но уже   для следующих поколений.
И так может, продолжилось бы долго, если бы не 91 год, не ГКЧП и  крах  той самой бюрократической  административно-партократической  системы, прогнившей насквозь.  Страна развалилась, будто карточный домик,  как только чуть  открылся железный занавес.
И люди поняли, в каком концлагере они жили семьдесят лет.
 Поняли обман, ложь, двуличие власти, жизнь с двойным дном  тех, кто с трибун ратовал за коммунизм, за великую  партию, олицетворявшей собой   "ум, честь и совесть нашей эпохи".
В один миг обнаружилось, что не было у неё ни чести, ни совести, ни ума.
Но это уже было потом, ближе к нашему времени.
Такой  финал был неизбежен, его  предрекали многие, в том числе наш великий земляк профессор   Абдурахман Авторханов, имя которого в то время было под строжайшим запретом.
Но вернёмся к жизнеописанию нашего совхозного бытия. И так, перед руководством совхоза, в число которых в какой то степени входил и я, «горячо любимая партия и родное правительство» поставили задачу.
Обеспечить  ко всему что имелось и бесперебойное снабжение  парной бараниной на постоянной основе.
Рядом с городом, учитывая существующий дефицит,  иметь под рукой такое удовольствие многого стоит.
Это не  совхоз "Горагорский", что за  50 километров, до кошар доехать по пыли, только запаришься. 
А еще дальше находятся овцеводческие хозяйства Наурского и Шелковского районов. Неудобно.
Да и мясо потеряет свой товарный вид. А здесь всё под рукой, за пять минут доехал, тушу освежевали прямо на глазах, багажник машины  открывается очень хорошо,   ржавчина не заела, поэтому  без скрипа.
Водителей у каждого чиновника по одному, а  у  высокопоставленных  и по более. Водители, они люди особо доверенные, им доверяются такие жизненные, шкурные вопросы, да и самому водителю обязательно перепадает кое-что при передаче.
Так что всё здесь работало  на решение вопроса завоза овец.
Задача была не из легких, любую закупку за пределами надо было пробивать  через вышестоящие хозорганы. Это был вопрос  фондируемых закупок, через какие то постановления Совмина, немыслимые лимиты, доверенности госплемобъединения,  наряды хладокомбината,  закупочные квитанции заготконтор и кучи  всяких бюрократических проволочек.
Но всё это, при наличии  указания  на самом верху, решалось довольно быстро.
И так,  после того, как все бумажные вопросы были утрясены, директор бодрым голосом дал мне ЦУ.
В приказе значилась цель «в соответствии с Программой ЦК КПСС о материальном благосостоянии трудящихся, в соответствии с историческими решениями  съезда партии решить вопрос обеспечения и удовлетворения потребности  рабочих и трудящихся совхоза   и населения продуктами питания».
Хотя я и не был членом партии,  начал действовать и  приступил к практическому осуществлению поставленной задачи с большим азартом.
Для начала необходимо было съездить к месту, где находилось предполагаемое поголовье.
Это был Ставропольский край,  кажется  Степновский или Туркменский район, в совхоз, называвшийся именем  давно прошедшего    партсъезда,  на  полях  которого, как мне рассказали там,  задерживали сбитого  американского шпиона летчика Пауэрса.  Но это было  не столь важно.
Выехав туда на автомобиле с водителем директора, я через семь-восемь часов ходу был на месте.
Договорившись с директором-овцесовхоза, почаевничав с ним  и  передав ему несколько ящиков продукции наших садов и полей,  я вернулся домой.
Предстояло начать организацию транспорта для вывоза целой отары, а это порядка семисот голов. И выехать  как можно быстрее обратно.
Как говорится, «куй железо пока горячо».
В общем, набралось,  десять-двенадцать КАМАЗов,  Зилов с прицепами с высокими бортами. Я не стал   связывать водителей каким-то строгим  порядком следования маршрута, тем более, как я заметил, каждый из них норовил по путно подшабашить. Всем водителям были розданы адреса назначения. 
 Я  выехал со своим водителем Вахой на новом КАМАЗе с прицепом в сторону Ставрополя.
В кузове нашего КАМАЗа  лежало несколько ящиков яблок, груш и ещё каких то плодов для угощения овцеводов, а в кабине  для угощения принимающей стороны, да и самим поддержать компанию, несколько литровых бутылок пшеничной водки,  в просторечии  называемой за размер «Бройлером», с откручивавшейся винтовой пробкой, что считалось гарантией заводского качества.
 И в довесок к  этому хорошая закуска:  домашние котлеты, зелень, помидоры, соления и многое другое.
Мы были во всеоружии, двигались, перекусывая в дороге.
Довольно быстро пересекли республику Дагестан и углубились в зону Ставрополья.
Ехали, отдыхая, благо цель была сегодня только добраться, лишь бы утром быть готовыми грузиться.
Стемнело, было   десять-одиннадцать часов вечера, когда мы подъехали к заправке  Нефтекумского района, стоявшей на трассе, в безлюдной  степи.
На заправке почти никого не было. За пультом сидела миловидная, молодая кореянка. Её можно было принять и за японку, но так  как японцы в этих краях не водятся,    посчитал  её кореянкой.
Я подошел к окошку заправочной, пока водитель ставил заправочный пистолет в бак и, протянув ей деньги, попросил залить дизтоплива. Девушка улыбнулась, может  моей удачной шутке.   Затем я  сел в машину и махнул ей рукой.
Когда  тронулись, она через стекло задумчиво  смотрела вослед.
Мы двигались медленно, хотя трасса не была загружена, лишь изредка попадались встречные машины. Где-то через полчаса пути, впереди   неожиданно  мы заметили слева и справа скопление транспорта и стоящий на встречной нам полосе с включенной мигалкой черный воронок ГАЗ 53.
Было ощущение, что здесь, что то случилось.
Два милиционера, встав по обе стороны трассы, останавливали все машины, без исключения и, один из них, забрав документы, шел  к очередной автомашине. Итак, у него набралось столько документов, что ему не хватало места в карманах. Остановили и нас, с нами проделали ту же процедуру.
Я сошел с машины и, подойдя к сержанту, попросил объяснить, в чем дело, и почему он нас остановил. На мой вопрос он ответил: «Так надо».
 Я вытащил из  кармана удостоверение внештатного инспектора народного контроля, но он даже не взглянул  на него.
Дома мне эта корочка помогала безотказно,  здесь  она не сработала.
Только тут я заметил, что от сержанта несет за версту и его неуверенная  походка, с шатанием, говорила за себя.
Он бы пьян, как и его напарник. Они, видимо,  вышли на трассу,  чтобы подзаработать, а заодно и весело погулять.
Некоторые, сунув  сержанту  что-то в карман, уезжали.
 Нас он решил не отпускать из принципиальных соображений,  смысл которых пока не раскрывал. Ему не нравилось, что мы с Чечено-Ингушетии, это было видно сразу. Видимо, где-то в глубине у него таилось чувство неприязни к выходцам нашего региона.
 У него даже вырвалось в конце:  «В  прошлом году со мной тоже  нехорошо  обошлись  в ваших  краях».
Я  решил ничего  ему не давать ни при каких условиях, тем более  что не было причин для этого.
А Ваха  предложил более кардинальное решение вопроса: «Давай я их вырублю  без проблем и уедем».
Я говорю: «Ваха, после этого нас с тобой и всех чеченцев заодно   обвинят в вооруженном нападении на доблестных стражей славной ставропольской милиции.
 Этого шанса мы им не предоставим. Лучше  дождемся финала этого дела спокойно.»
Я вновь потребовал у сержанта  вернуть документы, сказав, что у нас важное задание и если мы туда не доедем вовремя, то ему не поздоровится.
 Но сержант был непреклонен. Он только ухмыльнулся,  на что  я ему сказал: «Обещаю,   я заставлю тебя выдать нам документы, и ты  горько пожалеешь об этом вечере».
Он ответил: «Посмотрим, кто пожалеет, вы арестованы, езжайте за нами  в РОВД» и сел в свой воронок.
 Развернувшись  на трассе, мы поехали за ними,  в обратную сторону. Черный воронок с включенной  мигалкой  двигался небыстро, но по его неровному  движению было видно, что за рулем сидит не совсем трезвый товарищ.
То его бросало влево на встречку, то вправо к обочине. Встречные машины притормаживали и  увиливали  в сторону.
Мы ехали, Ваха горячился: «Вай делор  ас  д1ахьокхар ма вар и шиъ, ахь бакъо лахьар». (Клянусь Аллахом, я их стер бы  в порошок, если бы ты  мне это позволил.)
Я его успокаивал, говоря: «Ваха, вайнахи  не зря считают терпение самым большим достоинством в человеке.
Давай подождём,  посмотрим, что дальше будет. То,  что ты хочешь сделать, я бы сам не прочь сделать. Но давай не торопиться.»
Через полчаса мы вновь оказались у той самой заправки, где недавно заправлялись.  Милиционеры решили залить в свою машину  бензин. Только тут я заметил, что на двери их фургона  написано крупными  буквами «Вытрезвитель Нефтекумска»
Ничего себе  «вытрезвитель», подумал я.
Было уже около 12 часов ночи.
Девушка, увидев меня снова, удивлённо улыбнулась, не понимая, с чего это мы вернулись  обратно, да еще с таким веселым сопровождением.
Пока они стали заправляться, я медленно прошел в помещение, где сидела кореянка, и попросил её незаметно   связать меня с начальником КГБ, Прокурором, либо начальником РОВД этого района.
Она понимающе, видя шатающихся сержантов, зашла во вторую комнатку, где стоял телефон и, набрав, протянула его мне.
В трубке прозвучал командный голос: «Дежурный  РОВД по городу Нефтекумск капитан такой то слушает».
«Товарищ капитан. Пьяные милиционеры из вашего ведомства без всякой причины задержали нас на трассе,  ведут себя вызывающе, бесчинствуют также по отношению к  другим водителям. Примите меры, иначе, я буду звонить в вышестоящие органы» отчеканил я.
Капитан спросил:  «А где они?»
Я говорю: «Здесь  на заправке»
Капитан: «Передайте, пожалуйста, кому нибудь из них трубку».
Я кричу сержанту: «Вас к телефону»
Он нехотя заходит в комнату оператора и берет трубку.
Минутная пауза.
Сержант  докладывает кто он, затем слушает.
Затем   отвечает, растягивая слова:
«Товарищ  капитан! Я поймал преступников, это чеченцы. Они едут воровать у нас скот. А я  обязан их  доставить в РОВД».
Минутная  пауза.
Говорит  уже    капитан.
Снова отвечает сержант:
«Товарищ  капитан.
Я хочу предотвратить преступление»
Капитан настойчиво  ему что-то  внушает.
Сержант ему повторяет опять своё.
Потеряв терпение, я вытягиваю  у сержанта из руки  трубку и говорю: «Товарищ  капитан, если вы сейчас же  не примете конкретные меры, у  меня есть телефоны руководства края, я доложу им об этом безобразии и, уверяю вас,  никому не поздоровится здесь!».
Сержант, слушавший мои угрозы, ухмыльнулся.
Затем снова капитан зовет сержанта к трубке и просит меня не спешить,  обещая разрешить  вопрос.
Выйдя во двор заправки, я  стал ждать, да и  милиционеры  перестали торопиться. Видимо,  дежурный  сказал им не ехать в РОВД и дожидаться на месте.

Через минут пятнадцать-двадцать у заправки остановились  одновременно Волга, Уазик и Жигули. Из  машин, резко хлопая дверями,   вышли    человек десять в гражданском и в штатском.
Подойдя к нам, они представились:
«Начальник КГБ такой то…»
«Прокурор такой то…»
«Начальник РОВД такой то…»
«Зам начальника РОВД такой то…»
Остальные стали рядом.
Я им объяснил ситуацию и указал на наших конвоиров, стоявших поодаль.
Начальник РОВД  обратился  к сержанту: «Подойдите сюда и доложите, что здесь происходит?».
Сержант подошел, медленно, с какой-то небрежно-развязной походкой.
«Товарищ  майор
Эти люди приехали воровать у нас скот.
Я обязан их доставить в РОВД».
Майор выслушав, спросил: «Где  документы этих людей?».
Сержант:  «У меня»
Майор: «У них всё в порядке в документах?»
Сержант: «Да»
Майор: «Так  почему вы их задержали?»
Сержант: «Потому что они приехали совершить преступление. У нас они постоянно грабят и воруют скот, я обязан это предотвратить».
Майор : «Что вы всё время талдычите одно и то же!
Вас что,  заклинило?
К нам приезжают со всего союза и на законных условиях закупают скот, овец, зерно. Мы для того и производим всё это, чтобы продавать. А они нам продают в свою очередь то, чем они богаты.
Отдайте им документы и пусть едут».
Сержант. «Товарищ  майор. Я не могу отпустить их, так как они  приехали  грабить. Это преступление. Я их должен доставить в райотдел».
Майор побагровел, глаза его налились кровью.
–«Я начальник этого райотдела.
Вы что белены объелись?
Я вам на русском языке объяснил всё.  Но я вижу, что вы ничего не  из этого поняли. Ну-ка, немедленно,  предъявите своё удостоверение!!».
Сержант, замявшись: «А вы… предъявите сначала своё».
Майор удивлённо посмотрел вокруг, на начальника КГБ, на своего зама.
На прокурора.  На нас и всех остальных.  Наступила гробовая  тишина.
Я прервал   молчание,  ещё более подлив масла  в огонь: «Товарищ  майор, теперь вы можете себе представить,  что они творили  на этой трассе с едущими по своим делам людьми? Здесь мы не одни пострадавшие».
Это была последняя капля, переполнившая  всеобщее  терпение.
Слева от меня, стоял замначальника РОВД, плотный, крепко сбитый качок, чувствовалось, что он еле сдерживал себя и,сжимая кулаки, исподлобья глядел на сержанта.
Начальник РОВД  вытащил из нагрудного кармана  удостоверение и,  развернув его, протянул вперед руку.
«Предъявите теперь свое удостоверение, сержант!», побагровев, процедил он сквозь зубы.
Сержант нехотя, вытащил из своего кармана красную корочку и в тот  же момент, когда его рука вытянулась, замначальника РОВД  в прыжке, схватив его  за эту руку, вырвал удостоверение.
 Затем, не выпуская его из своих мощных ручищ,   подсел, крутанул  на себя и, подняв на плечи худое, долговязое тело  в милицейских штанах и  вращая им,  словно  лопастью   вертолета,  на полном ходу, с грохотом  внес  в  помещение операторской, где  припав к стеклу, сжавшись,  сидела   наша знакомая.
Со вторым сержантом разделались таким же образом другие сотрудники.
Из помещения слышались тупые удары и  сдавленные крики.
Отмутузив сержантов  от души и связав им руки, замначальника и другие сотрудники вышли  на площадку и, подогнав к двери помещения  автомашину,  закинули обоих в багажник уазика.
Вид у  всех  был возбуждённый.
Начальник РОВД приказал:
«Везите в райотдел. Пусть ночь проведут в отстойнике, а завтра  я  с ними разберусь!»
Больше всего им всем было неудобно, что в нашем присутствии  пришлось разбираться со своими неуправляемыми сотрудниками.
Я потом анализировал, почему сержант не признавал приказов начальника РОВД?
То ли оттого, что был пьяный. То ли оттого, что в вытрезвителе у него был свой начальник, а начальника РОВД он мог и не знать.
Все наши документы из кармана сержанта  были выпотрошены и возвращены нам.
Затем, ко мне подошли  начальник РОВД и начальник КГБ.
Я был, конечно, удивлён и обрадован такому финалу, получилось так, как я не мог и  предполагать.
Если бы в ту ночь они не приехали, неизвестно, чем  закончилась бы наша история.
Начальник РОВД сказал: «Мы приносим вам свои извинения за проявленное этими  сотрудниками безобразие. Можете теперь считать их бывшими.  Они  позорят нашу милицию! Ещё раз нас извините за причиненные проблемы. Счастливого вам пути!».
И оба,  отдав честь и пожав мне и моему водителю руки, сели в автомашину и уехали.
Мы с Вахой несколько минут молчали, осмысливая произошедшее,  затем лихо,  подпрыгивая, станцевали лезгинку на  асфальтовой площадке заправочной, а потом  от души начали  смеяться. Смеялась за окном своего операторского окошка и кореянка.
Ей бы ещё  с нами станцевать по вайнахски и дело было бы в полном порядке.
На следующий день, загрузив машины  овцами,  тронулись в обратный путь.  За нашей колонной  пристроилась, спросив моего согласия,  ещё пара  машин с овцами  чабанующих в Ставрополье земляков.   В пути сверять количество фактического  поголовья  с моими проездными документами было практически невозможно, что им позволило избежать поборов и лишних проблем.
Доехали  до совхоза  поздно ночью.
Разгрузившись при свете фар в загоны, заранее приготовленные,   с чувством исполненного долга,   разъехались по домам.
Но эта история не выходила у меня из головы.
Через полгода  я, по каким-то делам вновь ехал по той самой дороге и, видя, что бензина мало, заехал на ту  же заправку.
За стеклом заправочной  сидела кореянка, та самая.
Она меня узнала еще издали и улыбнулась.
Разговорились. Вспомнили тот  памятный  вечер.
Она рассказала, что начальник РОВД, как и обещал, на второй день уволил обоих сержантов.
И так, в итоге  получилось, что  я за одну поездку привёз 700 баранов и двух  баранов по пути уволил из милиции.
А мясо баранье  все,  кто был в нормальных отношениях с нами,  ели  довольно долго. Хватило и Обкому и Совмину и ОБХСС, и  Народному Контролю, ревизорам и многим другим, нужным и ненужным людям. Ну, и конечно рабочим и специалистам совхоза.
Через год - два бараны закончились.
Поменялось руководство совхоза,   возглавила его, здоровая, как конь, женщина, немного внешне похожая на ту кореянку с бензоколонки, но, к сожалению,  вздорная, капризная и   глупая, со склонностями  к авантюрам и разрушению.   
Естественно,  дела пошли  не в ту сторону. Совхоз начал своё падение.
Нынче нет на его полях, в садах ничего, кроме бурьяна и  не производится  ни рыбы, ни мяса, ни яиц. Потому что всё растащили и развалили.
И сам совхоз  исчез в туманной дымке.
Но это уже совсем другая история...