Глава 2. Жаровня
Есть так же дополнительные вещи в философии, требующиеся для концентрации энергии. Они побочны, но так же не мало важны – маленький пруд, населенный множеством рыбок, небольшие горшки с миниатюрными деревьями - бонсай, а так же декоративный песочный пляж, который надо постоянно выравнивать особыми граблями. От этих грабель на песке остается тонкие линии, по которым и движется энергия.
Сегодня подвал курской теплоэлектростанции принадлежит уже известному в городе маньяку. Бетонный пол подвала исчерчен темно-алыми следами, подобными песчаным срезам на восточных декоративных пляжах. В этом случае энергия движется именно по этим следам, выходя из фургона стоящего на улице и собираясь в пяти черных мешках. Это энергия бывших судеб, это душа, сохранившаяся на каждом из лиц находящимся в этих мешках. Все эти улыбки, вся горечь, все слезы, все они соединились в бессмысленную массу, весящую пятьдесят семь килограмм. Когда-то этими лицами можно было выразить все – радость, смех, горечь, ненависть, даже любовь. Теперь же на них есть лишь томный вопрос «Почему?».
Весь воздух подвала был пронизан кричащим запахом копченого мяса. Одна лишь мысль о такой картине или таком блюде на столе вызывает неприятные колики в животе. Там же можно было полностью прочувствовать всю мерзость и вонь разлагающейся жареной человеческой плоти. Единственный кто ничего не чувствовал в этот момент это был мужчина среднего роста, со средним телосложением и со стальной маской, скрывающей его столь же стальное и бесчувственное лицо. Это был Безликий.
В руке он держал скальп покойного Ивана Нелипы. Он разглядывал его, будто искал некие неточности, какие-то ошибки или недочеты на его молодом лице. Может, он искал редкий прыщик или маленькую родинку над правой бровью или же просто он вглядывался в надежде понять, что было там, по ту сторону лица когда-то. Может, этот парень любил, мечтал, может, в его голове были гениальные идеи. Убийца подошел к стеклу, вытер с него капли воды, собравшиеся от духоты и сильной влажности и, примерив на себя лицо Ванюши, смотрел на свое собственное отражение. Это был уже не Безликий, это был тот самый ребенок, который девять лет назад пытался понять причину банальной сказки. Недолго думая и фантазируя, мужчина в темном костюме выкинул юношеский скальп в жаровню, за ним еще один и еще, пока полностью не опустошил целый мешок.
После этого он, не вынося сильного жара, поднялся на этаж выше. Лампы дневного видения четко освещали этого человека. Стальная маска блестела от сильной влаги, было видно, что отверстия для глаз разные. Правое было овальным, как раз под размер глаза, а левый глаз открывался большим прямоугольным отверстием. Как раз в этом прямоугольном отверстии были видны небольшие морщинки на краях век и глубокий лик отчаяния. Уставшие карие глаза сверху окутывали небольшие брови.
Он струсил с черного пиджака пыль и протер перчатки друг о друга. Даже его одежда говорила немым языком. Ни товарного знака, ни имени не было, нигде. Весь образ Безликого молчал, будто звал людей самим открыть его и узнать, что же там за этой стальной маской.
Недолго просидев снаружи, он вновь спустился вниз, в пекло, чтобы опустошить оставшиеся четыре мешка с лицами. Это продолжалось еще два часа, пока из каждого мешка не было взято два три скальпа, чтобы примерить на себя и с чувством безысходности выкинуть их в дымящуюся топку.
Огонь от человеческих останков нагревал огромные цистерны с водой на теплоэлектростанции. Пар от этой воды двигал огромные поршни, они же в свою очередь делали электричество. Все собиралось в огромные провода текущие прямиком в центр Курска. Каждый проводок делился и попадал к каждому жителю в дом. В 10:02 вечера, когда Безликий бросил в огонь последнее лицо, на другом краю города четырехлетний мальчик Данил включил мультик, чтобы под него заснуть.
Свидетельство о публикации №210012401094