Кинф, блуждающие звезды. книга первая. 1

КИНФ, БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ.
КНИГА ПЕРВАЯ: ПЛЕЯДА ЭШЕБИИ.



1.НАЧАЛО.
 
Белый: Тяжкие дни настали для Эшебии, земли каров и эшебов, и белостенная столица, Хрустальная Мунивер, пала в одну ночь. Сломленная, опозоренная, некогда державная, она теперь стояла черной и разоренной на вершинах Дюжины Великих Холмов, и далеко был виден блеск рубина – короля, прикрепленного на шпиле самой высокой башни, отражающийся из-за пожара, объявшего город. Клубы удушливого дыма поднимающегося с разбитых городских стен, пахли горелым мясом и сандаловым деревом, которое так любили аристократы столицы, и которое теперь горело в пожарищах; мрамор белостенных дворцов был закопчен и треснул от жара, а пьяные сонки - победители доламывали то, что ещё не было разрушено и карабкались на пики Великих Небесных Башен - выколупывать золотую инкрустацию и драгоценные изумруды.
По дорогам, теряющимся в лесах и болотах, путая следы, таясь, уходили из Мунивер люди. Как воры или трусы. Весь цвет, вся знать Эшебии, точнее, те немногие, кто остался жив. Рыцари и легионеры войска Короля – Солнечного Брата, Андлолора Одина,  братья из Ордена Солнечного Меча. Те, кто не убежали, горели сейчас на стенах города, у порогов своих домов, а косматые сонки дрались из-за побрякушек и оружия, стащенного у мертвецов.
По одной дороге, в лужах жидкой грязи, среди цепких кустов еле плелась маленькая группа, человек пять. Шестой, раненый и немощный, лежал на телеге, которую еле тащила по болоту тощая кляча.
Позор.
Кинф Андлолор Один, принцесса Эшебии, княгиня провинции Тал, властительница Долины Луны, едва плелась впереди. Со времени их бегства из дворца прошли сутки, но ей казалось, что свет рубина – короля все еще виден над вершинами бесконечного леса, и свет этот жег её. О, это твой грех, Кинф Андлолор Один! Не ты ли желала волнений и тревог, дорог и битв?! Не ты ли мечтала нарушить сонный покой и просила тайком богов о войне?! О, глупая юность!
Она закрывала усталые глаза, полные до краев стыдом и шла вперед, пока не натыкалась на дерево. Тогда  чернокожий раб, бережно и почтительно взяв её за плечи, вновь выводил её на дорогу. Она отстраняла устало его руки и крепче сжимала рукоять меча, королевского символа власти – это был знаменитый Инушар Один, Око Света, Меч царственного её брата, принца Крифы, подаренный Великим Божественным Яром их далекому предку.
- Царственная Кинф, дозвольте мне нести меч, - тихо произнес раб, низко кланяясь. – Вам тяжело.
Кинф покосилась на склоненную курчавую голову и чуть поморщилась: кто он? Как  зовут? Она не помнила; там, в прохладных коридорах дворца, он никогда не осмелился бы даже подойти к ней из боязни смертной казни.
- Нет, - её потрескавшиеся губы еле шевельнулись. – Не смей прикасаться ко мне… Я сама понесу его.
Раб отступил. Путь продолжился.
О, Боги! За что продлили вы скорбные дни мои?! За что услышали грешную меня в дни молитв? Принцесса Кинф Андлолор Один, Блуждающая Звезда, этого ли ты просила у светозарного Яра? Память, беспощадная память вернула её в те далекие дни, в прохладу и сумрак летнего дворца, где она, пятнадцатилетняя наследница Кинф, скучала среди бесчисленных хрустальных фонтанов. Луч солнца, пробравшегося сквозь плотные занавеси, сверкал в ярких каплях, а она, лениво играя ниткой алмазных бус, свисающих у неё с прически, ела виноград и смотрела как вода, пузырясь и играя, поднималась верх по причудливо изогнутым трубам фонтана и извергалась тугой светлой струёй, распадающейся на мягкие зонтики. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь листву плюща, обвивающего белоснежный мрамор колонн, яркими сияющими пятнами пляшут на мозаичном полу и её черному рукаву, рождая тысячи серебряных искр на колдовской ткани, по светлой воде в фонтане и но золотом лике Яра, выложенного мозаикой на стене…
- Царственная Кинф, - тихий, как шипение змеи, голос придворного учителя Сизи заставил её обернуться к затемненному столу в дальнем углу зала. Звякнули на шее золотые цепи  с талисманами, солнце блеснуло на рыжеватых волосах и на королевском венце. – Думаю, я порадую вас. Ваши занятия закончены. В своем знании Высокого Слога вы затмили своего царственного брата…и даже меня, вашего покорного слугу.
- К демонам, на Холодную Гору, твой Высокий Слог! – она подскочила, и солнце запуталось во многочисленных браслетах на тонких руках, осветило её тонкую фигуру.- Сизи, разреши мне пойти на посвящение Крифы в рыцари, ну, пожалуйста!
Сизи строго поджал тонкие губы.
- Но, царственная Кинф, женщина – среди рыцарей?! Это невозможно.
Кинф заходила по темному полу, нервно сжимая кулаки:
- О великий Яр! Благословенная Мунивер! Сверкающая столица! Стоячее болото, проклятая тишина! О, Боги, прервите эту тишь! Как я ненавижу её! Ну, хоть бы заморские гости, хоть бы турнир какой,  ну  хоть один!
- Царственная Кинф, если ваш отец узнает, что вы мечтаете держать оружие, он вас накажет!
- Пусть узнает! Я сбегу и буду свободна! Недаром же меня зовут Кинф, Блуждающая Звезда!
- Проклятое имя, - зашипел Сизи. – Принцесса, убойтесь! Если я скажу хоть кому-нибудь о ваших словах…!
Но Сизи не скажет никому. Он мертв, как и город. Этого ты хотела, о, Блуждающая Звезда?
Они убегали ночью, но в свете пожаров видели все, и она с ужасом понимала, что любила «ненавистный  город», его тишину и прозрачную, возвышенную красоту, роскошь, тенистые аллеи на Фонтанной Площади, храмы под Великими Башнями, улицы, мощенные серым камнем, свой дворец, утонувший в зелени и заваленный и изукрашенный золотом, которое дарил любящий отец, как дарят верующие древнему идолу.
Теперь улицы были ограблены и вместо легких светлых фигур горожан по тротуарам носились толпы озверевших сонков в шкурах медведя-вонючки, закованные в железо головы беспрерывно гудели что-то хриплыми голосами …
Стены и хрусталь разбиты, в её светлом замке белые колонны закопчены, на мозаике лежит слой пепла от сгоревшего плюща. На стенах и у подножия трона, где золотом и серебром были выложены  светлые лики Яра, зияют дыры: варвары выколупали драгоценности. Мраморные статуи Богов низвергнуты с пьедесталов, а посреди тронного зала теперь стоит мерзкая козлоногая фигура из низкой меди, во лбу которой горит мутный красный камень, и ей с хриплым воем поклоняются эти животные с голыми задницами! Этого ты хотела, о, Кинф?
Позади на телеге застонал и зашевелился Крифа, и Кинф обернулась. С сожалением глядела она в бледное лицо, на тонкие руки принца  - Свари, придворный маг-целитель, сказал, что брат умрет к заходу солнца. Бедный Крифа! И на твою светлую голову навлекла проклятье Кинф - Блуждающая Звезда!
Когда сонки ворвались во дворец, старый Король  Андлолор  и юный принц, едва посвященный в рыцари, взялись за оружие. Рабы и слуги, в ужасе визжа, разбегались, бросая копья, а дворцовая стража, выставив алебарды вперед, шла против целой орды завоевателей, чтобы быть убитыми уже через десять минут. А завоеватели все шли и шли, как  крысы, заполняя своими крысиными телами залы.
Верных людей было мало, почти все они были перебиты, маленькая горстка не смогла защитить королевскую семью. Сонки стали стрелять, и в числе первых был убит Король, закрывший своим телом детей – так утверждал рыцарь Горт, бредущий теперь по болотной грязи вместе с Кинф. Стрела застряла в плече Крифы, но он выдернул её и в следующую минуту его меч напился кровью. Рыцари во главе с Крифой вступили в бой с сонками, удерживая их на лестнице, а её, принцессу, схватил чернокожий раб, и, сунув как узелок под мышку, вынес какими-то темными коридорами на задний двор. Там были готовы лошади, и старый опальный маг Савари, ещё вчера высланный из столицы в провинцию, а теперь таинственным образом  здесь оказавшийся, схватил её и бросил в телегу, завалив вонючими невыделанными шкурами. Через минуту рядом положили израненного Крифу.
Минуту, еще минуту назад он был жив и полон сил, а теперь лежал с нею изрубленный и почти мертвый… о, Боги, почему вы не забираете её жизнь вместе с жизнью брата?!
- Кинф, - позвал Крифа и открыл темные глаза. Принцесса, едва не свалившись в грязь, рванулась  к нему.
- Крифа!
Лошадь остановили, и девушка вскарабкалась на шкуры, к брату. Он долго смотрел в её лицо  покрасневшее от солнечных лучей, на её растрепанные волосы… Когда-то они были увенчаны короной а теперь из них медленно падали алмазы с разорванной нитки. В глазах сестры дрожали слезы.
- Не плачь, - он легко коснулся её щеки своей прозрачной, почти ничего не чувствующей рукой. – Все так, как должно быть. Дай мне мой меч; я хочу еще раз ощутить его тяжесть в своей ладони…
- Ты умираешь, Крифа,  а так быть не должно!
- Знаю; и все же ты должна выслушать меня. Принцесса Кинф, Блуждающая Звезда, - его голос стал торжественным, – признаешь ли ты меня королем Эшебии, законным наследником трона?
- Да, мой господин, - давясь слезами, ответила Кинф.
- Готова ли ты выполнить мою волю, волю наследного правителя и твоего повелителя?
- Да,  Король  Крифа Андлолор Один.
- Кто с нами?
Юноша, одетый в царское облачение, не мог уже видеть сам. Кинф отерла слезы и оглядела хмурые вздрогнула; слова брата были частью ритуала посвящения в короли, но…
- Крифа, женщина не имеет права восходить на престол! - зашептала она, но он перебил её.
- Женщине – нельзя, но тебе, моему близнецу, союзнику и другу, можно. Царь Чет, что напал на нас, хочет получить корону,  нашу с тобой корону, и ты должна будешь отомстить ему. Он должен умереть.
- С нами рыцарь Горт,  твой учитель Савари и два раба.
- Хорошо, - Крифа закрыл глаза. Его рана на груди снова открылась и по молодой руке, свисающей с телеги, потекла яркая кровь. – Это именно то, что нужно. Великим Богам угодно было разделить нас, и вместо одного существа родились два. Мне достались ум и сила, тебе – ум и твердость духа. Теперь настало время нам соединиться, словно мы опять одно существо в утробе матери… Знаешь ли ты легенду о трех братьях, породненных железом?
Кинф! Можно ждать, можно выбрать тебе мужа и родить наследника трона, но это слишком долго! Я хочу увидеть Чета в Чертогах Богов раньше, чем истлеют в земле мои кости, и сказать, что он зря старался – он не стал настоящим королем, убив нас! Чет не получил символ королевской власти – Инушар Один, и не должен получить ни одного Меча из Трех, понимаешь? Два из них неизвестны и забыты, их истинные имена знают лишь их хозяева – ну, и я. А Инушар Один… Если я умру королем, вы должны будете похоронить его вместе со мной. Чет может найти мою могилу и достать его. Поэтому я не должен умирать, ясно? Ты станешь мной, а я – тобой. Умрет Кинф, - Крифа открыл глаза. -  Отец уже смеется в Небесных Чертогах.
Выдать себя за Крифу, воевать…О, Боги!
- Хорошо, - согласилась она, - давай же скорее!
- Об этом будем знать лишь мы. Ты должна это сделать! Мы с отцом будем смотреть с небес, и смеяться  над Четом! Как мне хочется посмеяться…
Кинф, Кинф, это искупление твоего греха!
- Но Король! Принцесса не умеет владеть оружием! – возразил рыцарь Горт. – Всем сразу станет ясно, что она – женщина, и тогда…
- Умеет, - возразил Крифа, глянув на сестру. – Я учил её, она держала в руках Инушар Один. Мы вместе играли в залах для воинов. Вам остается лишь умножить её мастерство.
- Но Крифа, я же женщина! – простонала Кинф. – Меня поймают и сожгут на костре, если узнают!
- Нет, этого не будет. Я уже вижу отца, и он говорит, что ты соберешь войско и отомстишь Чету. Клянись!  - торжественный голос Крифы снова разнесся над болотом:
- Знаешь ли ты легенду о трех братьях, породненных железом?
- О, да, мой Король .
- Расскажи.
- Солнцеликий  Яр позвал к себе трех воинов, равных по силе, и разложил перед ними три меча: Инушар Один (Око Солнца), Этим Один (Блеск Солнца) и Айон Один (Луч Солнца). И велел он им ответить на вопрос: «Что есть смерть?» И первый из Андлолоров ответил: «Это лишь промежуток между двумя жизнями». И отдал ему Яр Око Солнца, чтобы, дабы защищал он короля.
Второй воин ответил: «Это честь на поле боя». И отдал ему Яр Блеск Солнца, чтобы могучий воин прославлял величие его.
А третий воин рассмеялся и беспечно ответил: «Смерть? Кажется, это то, что случается с человеком в конце жизни. Странно, что ты, Бог, не знаешь такой простой вещи!». И отдал Яр Луч Солнца весельчаку, чей язык остер, как меч.
Крифа вдруг дернулся судорожно и до боли сжал руку сестры; его потемневшие глаза на бескровном лице были как черные провалы.
- Хорошенько помни эту легенду! Её имеют право знать лишь наследники королевской крови. Её и имена мечей и их обладателей. Они знают… знают и еще одну тайну. О венце и Лесной Деве. Это древние реликвии…  По этим знаниям в спорном случае выбирают короля. Я рассказывал тебе о них. Хорошенько помни! Теперь найди своих братьев по оружию, - сказал он; он уже не видел и не слышал,  даже её вопли и причитания не доходили до его сознания. – Меч Этим Один у рыцаря Натаниэля, он еще на прошлой неделе бежал из Мунивер от гнева отца. Айон Один у… - договорить он не успел, голос его вдруг осекся  и причитания Кинф взлетели над деревьями:
- Крифа! Крифа!
Юноша, совсем еще хрупкий мальчик, удивленно раскрыв рот, удивленно смотрел в небо мертвыми глазами. Тонкие пальцы разжались, освобождая от своих объятий рукоять меча; рыдала женщина, молчали рабы, и промежуток между жизнями был долог и скорбен.
- Королева, - Савари, старый маг, с высохшим от времени лицом откинул капюшон и склонил седую голову. Рабы опустились на колени прямо в грязь. Хмурый старик вынул из слабых рук клинок и протянул его девушке, рыдающей у изголовья умершего. – Теперь ты наша королева. Идем, мы должны выполнить последнюю волю нашего бывшего короля.
- Да, - она больше не плакала; тонкие пальчики, украшенные перстнями, перепачканные в болотной тине и грязи, сжались на гладкой, еще теплой рукояти. Тепло рук брата Крифы… она навсегда запомнит его.
Рыцарь Горт снял с Крифы шлем и подал ей.
- Мы должны будем уехать из Эшебии, - сказал Савари. Она глядела в мертвые глаза брата:
- Да.
- Надолго.
Ответа не было.
Черный раб закрыл лицо покойного принца её черным покрывалом.
 
                **************************
В далекой Пакефиде, разделенной на множество Мирных Королевств, была открыта пещера…
                **************************

Шут был голоден, но не побит (побить его, правда, не пытался никто, кроме царя Чета, но и тому не удавалось), и это было хорошо, потому что означало, что он все ещё жив. Убить его хотели многие, но никто не мог, включая царя, а сытость представлялась ему возможной лишь у Врат Небесного жилища Яра, а побитым (точнее, испинанным) мог  быть только его труп.
«Удачно складывается жизнь»,- отметил Шут, удобно устраиваясь на разрушенном пьедестале из-под бога, низвергнутого сонками с крыши, куда тот предварительно был втащен на веревке. Статуя разлетелась вдребезги под громкий одобрительный рев толпы. Очень, очень зрелищно и весело было.
Сапоги Шута были истрепанны (но все-таки были), темно-фиолетовый костюм с серебряными заклепками почти новый (всего третий год ему), длинные светло-пепельные волосы вымыты (на прошлой неделе), а ножны внушительных размеров меча были начищены до блеска, и это было странно вдвойне. Или втройне.
Во-первых, Шут был каром-аристократом. Кар – и вдруг Шут. Во дворе царя сонков – завоевателей. Его, конечно, пытались вздернуть, но не так-то просто успокоить лучшего поединщика и фехтовальщика в Эшебии.
Прежде, чем он успокоил самых отчаянных  сонков, его оставили в покое. И он остался шутом. Шут - кар. Шут – дворянин. Странно. Во-вторых.
В-третьих – это его ножны. И меч. Ну, это-то было объяснить легко, зная, что собой представляет сам Шут. Меч был старинным и драгоценным уже одним своим лезвием, отточенным острее  бритв цирюльников и отполирован яснее, чем все зеркала Эшебии… которых, впрочем, осталось не так уж много: сонки не любят смотреть на себя с похмелья, а похмелье у них было почти каждый день.
Рукоять меча была украшена золотом и рубинами; меж узоров на гарде  змеилась изящная надпись.
Правда, буквы были старые и забытые; черт знает, что там было написано. В общем, меч был дорогой, но будь он даже посыпан бриллиантами, или украшай его рубин-Король (величиной с голову слона), никто из сонков и подумать не посмел бы о том, чтоб украсть его. Вот не подумал бы, и все.
Итак, голодный Шут сидел в разграбленной зале бывшего короля Андлолора, ожидая обеда – а что? Его и кормили при дворе. Если ограбить кара побоялись, то дворец – нет. И ограбили. А потом подожгли. А еще потом приехал царь Чет и переколотил идиотов - грабителей дубиной, но было  поздно, и ему пришлось жить в том, что от дворца осталось.
Посередине грязного закопченного зала на опаленных жаром плитах поставили мерзкое сонское божество: похабный козлоногий Чиши из низкой меди. Сонки, пытаясь прославить себя в веках, наградили бога всеми своими национальными чертами, добавив от себя ещё кое-какие детали, и несчастная статуя была похожа на пьяненького вдрызг сонка, идиотски ухмыляющегося, пропившего последние штаны, да еще и награжденного неверной женой парой отличных коровьих рогов. Из толстой, как у непотребной уличной девки, задницы торчал хвост (опять-таки коровий), а на мерзейшей физиономии вместо единственного глаза сиял редкий, мутно–красный, как розовое вино, алмаз. Конечно, рога, хвост и всего один глаз – это была отсебятина, ни рогов, ни хвостов у сонков не было, и глаз было два (если, конечно, второй никто не выбил в драке), но если отбросить вольные изыски неизвестного ваятеля, то божок, конечно, походил на сонка как две капли воды.
И сему гибриду коровы с сонком поклонялись все сонки, но не царь Чет. Конечно, как и завоеватели, он явился из соседней Пакефиды, но он не был сонком. Он был регейцем, и потому в Чиши не верил. Вследствие этого статуя была изрядно оплевана и обпинана  им – на ней он вымешал свою пятилетнюю злобу (а может, и досаду оттого, что Чиши не подарил хоть немного разума своим детищам-сонкам…хотя откуда разум у такого-то божества?!). А злиться было на что: завоёванная пять лет назад огромная  Эшебия лежала в руинах оттого, что не покорилась до сих пор, и то там, то сям бунтовали города и провинции, и сонки косматыми медведями катились по дорогам, и снова звенело оружие и горели дома… Похоже, самим сонкам такая жизнь даже нравилась (а что? Грабь да грабь), но не Чету. Ремесленники бежали, а которые не бежали – тех убивали в постоянных набегах сонки, не сильно разбираясь, кто прав, а кто виноват; разоренные крестьяне прятались и не хотели платить податей; собирая подати силой, сонки попутно предавались своему любимому делу – грабили; за это их подкарауливали на лесных дорогах потемнее и поуже и убивали, возвращая и подати, и награбленное; разрушенная страна все больше и больше сопротивлялась и, как следствие, все больше разрушалась, попутно уничтожая некогда огромную армию Чета. Война все ещё длилась, и Чет ощущал себя так, словно он живет на помойке. Можно было б идти и покорить соседнюю страну, но силы были уже не те, солдат было мало, да и те годились лишь на то, чтобы запугивать тупых крестьян… И вся жизнь протекала в разрухе, хаосе и нищете – а ведь он-то рассчитывал на царскую роскошь и красоту! Но сонки испоганили все, а потом как-то незаметно исчезли сами, огромная армия вдруг пропала; истребив, разрушив страну, они принялись разрушать собственные жизни. Чет понимал, что застрял здесь навсегда, и это его злило. И не помогал ничего этот толстозадый гад Чиши, как бы ему ни молились.
- Вороны Черных Ущелий! – рявкнул Чет, долбанув кулаком по подлокотнику  так, что едва  не разбил себе перстнем мизинец. Скривившись от боли, он попытался комфортнее устроиться на неудобном каменном троне и плюнул в ненавистную статую. Но не попал. Шут хихикнул, но Чет не услышал. Или сделал вид, что не слышит.
- Ты, идиот! – рявкнул Чет, потирая ушибленную руку. – Ну-ка, повтори, что там с этими мечами… проклятые  железки!
- По каким-то там сказкам Мунивер основал Яр, - послушно отозвался Шут, разглядывая свои ногти.- И подарил вместе с мечом Первому из Андлолоров. И меч является священным доказательством того, что тот, кто им владеет, законный наследник престола, благословленный самим Яром.
- Это я знаю, тысячу раз слышал, - раздраженно зарычал Чет.- Что написано на мече-то?
- А Ин его знает, - беспечно ответил Шут. – Вообще обычно имя меча пишется.
- Вы еще и имена им даете? – взревел Чет.- А на королевском мече-то что написано было?
- Думаешь, ритуал какой, от которого тебя сразу признают королем – ты на это намекаешь, что ли? Очень может быть; формула, или её кусочек – а остальное на других мечах, - спокойно ответил Шут. Его тон начинал – а может, и продолжал – бесить царя.