Кинф, блуждающие звезды. книга первая. 18

- Не могла, - перебила его Эльвира. – Моя сила утекла и это уничтожило меня. Скоро, очень скоро я превратилась в чудовище, настолько мерзкое и противное, что мне самой страшно было смотреть в зеркала. Ты знаешь, что такое для женщины быть вечно молодой и при этом быть отвратительно старой? Да, я состарилась, состарилась на все свои сотни лет. Так я оплатила свою силу. Я вижу, ты состарился тоже, да, но даже в старости ты красив. У тебя густые седые  благородные кудри, и прямая спина, целы зубы – ты себе не представляешь, какое это мучение, когда они сгнивают и ломаются, а потом начинают истираться челюсти, и кости становятся все тоньше и меньше, и жевать практически невозможно. Твое лицо, хоть и покрыто морщинами, не несет маску старческого безумия и приятно. А моя старость лишила меня благообразия.
Я заплатила слишком дорого за силу и долгую жизнь; и я сделала для Равновесия больше вас с Фениксом. Я хочу уйти, и я уйду. Я отдала молодую принцессу в жертву Болотным духам, и моя молодость постепенно вернется ко мне. Не сразу, не сейчас, но я еще успею ею насладиться.
-  Ты припомнила сейчас Феникса, - произнес Савари, - а ведь он оплатил куда большую цену! Он отдал жизнь, когда ему пришлось защищать Равновесие. Ты этого не помнишь? Или старость коснулась и твоего разума?
- С моим разумом все в порядке, старик, - ответила Эльвира. – Это я помню. С твоим разумом что-то не так. Разве ты сам не припоминаешь, что такое – Феникс? Он умеет возрождаться из пепла; он и возродился. Он до сих пор молод и красив, полон сил, и таких, какие нам с тобой и не снились, - Эльвира задумчиво и мечтательно замолчала, словно вспоминая что-то такое же свежее, как наступающая весна.
- Что?! – воскликнул Савари; её мечтательное настроение было ему безразлично.
- Да, именно так. Это он вынул Камень Рода Андлолоров, который он и вставлял, и помог мне вынуть камень, который вставил ты. Да, в свое время, когда он не знал, что бессмертен, он пожертвовал жизнью, чтоб спасти Равновесие, но, увидев меня сейчас, он сжалился и сам помог мне его нарушить, чтобы спасти меня.
- И это снова стоило ему жизни, - пробормотал Савари.
- Да. Он погиб ужасной смертью. И он знал, что так и будет, предвидел все муки, которые ему предстоят, и годы смерти. Он возродится только в следующее полнолуние, ах, нет, за два дня до него. Ты знаешь, что такое  - три года смерти? А он знает. Что вообще ты знаешь о нас, которые все это время сами заботились о себе и о твоем Равновесии, которое нужно твоим королям – которые, кстати, кормили тебя, а не нас! Мог бы и сам расстараться для них! Мы были стражами совершено бескорыстно и несли это бремя веками. А ты? Что ты хоть знаешь о  Страже Равновесия? Ты ничего не знаешь. И я не хочу тебе объяснять.
- Ну, хорошо, - согласился Савари, - я не в праве оспаривать ваших с Фениксом дел; сделанного не исправишь. Но моя королева – как мне спасти её? Это меня волнует теперь; её цель – месть, и в этом наши пути совпадают.
- Ну так что же? – насмешливо произнесла Эльвира.  – Насколько я припоминаю, заклятье касалось принца Зара, но не королевы Кинф.
 - И это означает… 
- Это означает, что как только Зар станет Кинф, заклятье уйдет.  Твоей маленькой принцессе придется выступать открыто, не таясь, только и всего.
- Это будет означать смерть для неё,  - напомнил Савари. Эльвира равнодушно пожала плечами:
- Вспомни Феникса – его это никогда не останавливало. Даже когда он был простым смертным.
- Но тогда, - осторожно произнес Савари, - насколько я помню, худо будет Тийне?
- Угу, - промычала Эльвира, потягивая свою трубку. – Она скоро погибнет, коли её возлюбленный покинет её. И, чем скорее Тийна будет разрушаться, тем скорее буду возрождаться я.
Савари поджал губы сурово.
 - Теперь я верю, что Феникс жив, - произнес он. – Только он мог подсказать тебе такой жестокий и простой способ.
- Думаю, когда ему надоест бесконечно умирать, он сам прибегнет к нему,  - ответила Эльвира. – А ты, старик? Тебя ничто  не  гнетет?
- Возможно, - ответил Савари, - только я сам буду отвечать за свои грехи. Спасибо, что хоть как-то помогла мне и… не стала драться со мной. Я чувствую, ты не всю силу отдала маленькой юродивой? И того, что осталось, вполне хватило бы, чтобы как следует намять мне бока?
Эльвира промолчала.
- У меня последний вопрос, - произнес Савари, словно только вспомнил об этом. – Камни, вынутые Камни – куда вы дели их с Фениксом? Или это ваш секрет?
- Один я положила в могилу Феникса, - просто ответила Эльвира, - чтобы он охранял его, и чтобы мародеры не растащили кости Феникса – ему, знаешь ли, не нравится потом собирать по всему белому свету свои ноги и руки. Один в виде осколков украшает шею Тийны – он не вынес той силы, что я отдала ей, и рассыпался. Третий… он у Тийны. Я заключила с ним мир, и он в обмен на помощь  попросил власти – той, о которой еще помнит. Думаешь, почему Эшебия все еще в огне? Он снова пьет силу.
- Ты с ума сошла! Как ты могла допустить это!
- Это было платой за мою свободу, - спокойно ответила Эльвира. – Свободу и безопасность.
- Ты…
- Что – я, старик? Ты пришел обвинять меня в эгоизме? Только позволь заметить, ты сам более  эгоистичен, чем я. Ты сердишься, что я нарушила Равновесие, которое сейчас нужно одному лишь тебе, и пропускаешь мимо ушей то, что это было нужно мне. Уходи и не смей грозить мне. Ты, конечно, можешь убить меня, чтобы выместить на мне свою злобу и бессилие, но знай – когда воскреснет Феникс… У тебя не будет шансов прожить еще хоть сколько-нибудь, и даже если ты победишь – что ж, он подождет до следующего раза, ибо он после всякой смерти воскресает, а  ты - нет.
- Твой разум и вправду подточен старостью, - с ненавистью произнес Савари.  – Да, ты права – только имя Феникса удерживает меня от того, чтобы сию же минуту не свернуть тебе шею! Но знай – когда я найду способ окончательно умертвить его, я приду за тобой, и ты ответишь мне за все свои злодеяния!
- Вот как ты заговорил! Разве такого желают старым друзьям? – она хрипло хихикнула. – И как ты собираешься расправиться с двоими, если и с одним не управишься? Скажи мне честно, старик: отчего тебе важно, чтоб твоя молодая королева взошла на престол снова? Здесь кроется какая-то тайна. Тебе давно пора бы разучиться хотеть чего-либо, а ты страстно желаешь. Какая выгода заставляет так горячо биться твое сердце?
- Тебя это не касается, - сухо ответил Савари. Эльвира задумчиво пожала плечами.
- Возможно. Только рано или поздно это все-таки вылезет на поверхность, если уже не вылезло. Ну же, Савари, что ты натворил такого, отчего нарушение Равновесия так страшит тебя? Я не могу придумать ничего правдоподобного; скажи мне сам, и, возможно, я помогу тебе решить проблему. Скажи! Ты будешь спать спокойнее, и угрызения совести не будут терзать тебя.
- Мне нечего сказать тебе, Эльвира, - сухо произнес Савари. – Для тебя существуют лишь проступки, которые как-то нужно исправить, а для меня – еще и честь, и присяга. За них я сражаюсь; и совесть моя чиста. Спасибо за прием и угощение, и прощай! – он встал, гневно оттолкнув от себя стол с нетронутым угощением, и быстро шагнул к двери. Эльвира, полуобернувшись к нему, чуть слышно хихикнула.
- Я передам от тебя привет Фениксу, - произнесла она. 
Савари вышел, громко хлопнув дверью, и Эльвира тихонечко рассмеялась.
- Старый лис, - пробормотала она, выпуская облачко дыма. – Так я тебе и поверила! Можешь кому угодно рассказывать о своей чести и присяге, но не мне. Я-то знаю тебя. Нет у тебя ни чести, ни привязанностей… интересно, что все-таки он такое натворил, что теперь так извивается, пыжась все исправить? М-м, как интересно! Но скоро мы все это узнаем…
Эльвира подняла с груди блестящий черный локон и с удовольствием стала рассматривать волосы на свет, которые, казалось, темнели прямо на глазах, и отрастали все длиннее и гуще…

                *****************************************
Наступающая весна была какая-то мертвая. Гудели свежие ветры, теплые ветры, съедающие по ночам потемневшие тяжелые слежавшиеся снега, капало с крыш. В заморозки тропинки покрывались блестящим, гладким, как зеркало льдом, шумели ветки деревьев, которые теперь, не отгоняемые усердными садовниками, наступали на замок со всех сторон, но весна не чувствовалась. Не пахло весной; не пахла свежей влагой легкая капель, не пах сыростью и теплом последний снег, и птицами не пахло, не пахло просыпающимися ото сна деревьями – обычно от веток шел такой острый, такой свежий живой запах, но не теперь… И только ветер гудел, задувая в замковый двор, сшибая с ног людей, если те вдруг выбегали по своим делам не на долго.
В саду было теплее; в дальнем углу сада  разросшиеся деревья сплели непроницаемый  для порывов ветра купол над полуразрушенной беседкой, и снег, нападавший на него, образовал словно бы вторую крышу. Над аллейкой, по которой можно было пройти к беседке, ветви деревьев тоже сплелись, и накрепко, и образовался тоннель, в котором было совершенно по-весеннему  тепло и темно. Только…  мертво, мертво было, и тепло не тревожило сердца.
Под ногами хлюпало; но в аллейке было абсолютно сухо, и даже листва, нападавшая с осени, тонкая и высохшая, как пергамент,  шуршала под ногами. Темный и спокойный, как черные воды, был путь к заброшенной беседке… Прекрасные статуи вдоль дорожки давно растрескались, поросли мохом и теперь стояли черные и страшные, как какие-то дьявольские стражи;   фонтаны, красотой и величием которых когда-то славился дворец, были теперь безмолвными и бесполезными развалинами, просто грудами камней; беломраморные колонны были сломаны и похожи на обгорелые головешки, куски их, разбитые, медленно вытаивали из снега,  и всюду был тлен и запустение.
Но принцу Зару, идущему вслед за Тийной, казалось, что он в раю. Вместо грязноватого снега он видел округлые бурые кочки, поросшие мягкой низкой травой, и не закопченные куски мрамора были у него под ногами, а округлые, влажно блестящие камешки, и где-то капала в пруд вода, гулко отзываясь эхом. Ноги его ступали по хрустящим ломким листьям, покрывающим мелкими черными чешуйками нарядные сапоги  - а ему казалось, что он ступает по мягкому ковру из трав и мелких белых цветов, и тонкий нежный  аромат их наполняет воздух… И рядом была его Тийна – подобно чистому ангелу, белоснежному облаку, скользила она по блестящей влажной траве, и стебли сочно хрустели под её ногами. Рой золотых искр наполнял  сиянием воздух вокруг неё и вышивал неслыханной прелестью все вокруг – трава, на которую она ступала, деревья, которых она касалась, словно прорастали на миг её волшебной кровью, и видно было, как она бежит, струится по их мертвым пустым жилкам под корой на стволе, прорастая до самых кончиков спутанных веток, рисуя прекрасные диковинные сплетения и узоры…
Тийна опустилась на низенькую каменную скамеечку – спутнику её она виделась как мягкая травяная кочка, - и завороженный присел рядом, держа за руку свою богиню. Сознание Кинф больше ей не принадлежало, и зеленоватый свет в её глазах померк, и зрачки засветились нездоровым красноватым отблеском.
Перегрелась!
Тийна, словно гипнотизируя, глядела в лицо Кинф, и наваждению не было конца. Горячие волны пламени охватывали Кинф вновь и вновь и испепеляли её, сжигали изнутри (побочные эффекты? Ничего себе, влюбилась!),  страшные голоса звучали в её голове, словно все демоны хохотали над нею, и желание – нечеловеческое, дикое желание! – обладать Тийной сейчас же, сию минуту, но…
Но отсутствие инструмента обладания, конечно же, тормозило её, и Тийна, напрягая все свои силы, чтобы навлечь как можно больше чар, недоумевала – отчего это избранник противится ей? И как он может противиться, если любит?
Кто-то чужой и страшный овладевал её волей, говорил её голосом, двигал её руками; а под кожей словно кипяток налит, и перекатывается, и ладони налиты горящей кровью так, что вот-вот лопнут…
Слушай, Черный, это похоже на позднюю стадию сифилиса. С чего бы это, а?
А ты откуда знаешь, Беленький?! Болел, чтоли? И вообще – ты чем, гад, занимаешься?!
Разряжаю обстановку; а то уж сильно страшно ты поёшь, твой голос на мамин совсем не похож…
Цыц, негодник! Страшно и должно быть!
Цыцу, цыцу.
« Савари! Спаси!» - хотела крикнуть она, но вместо этого чужой улыбался её губами и говорил её голосом, и звенели колокольчики из хрусталя, и плыл туман, и волновалось болото, в прозрачных водах которого покоились прекрасные утопленницы с развевающимися волосами, и невероятная мука была подобна неземному наслаждению. Капала вода, так настойчиво и беспрестанно, время свивалось в бесконечную петлю, и так же бесконечно улыбался Тийне чужой…
Ни хрена себе, улыбочка! И что, ей нравилось?! Ты фильм «Чужой» видел? Его улыбку себе представляешь? Два ряда зубов и обаяния.
Цыц, подлец!
Ну все, цыцу, цыцу…
- Любимая,  - Кинф взяла руку Тийны и демон, закравшийся  в её душу, заворочался и захохотал. – Как ты прекрасна!
Тийна жадно потянулась к Кинф, горячие губы раскрылись, но хитрый демон отстранил её.
Раскатала губу как у теленка!
- Нет, нет… я не могу к тебе прикасаться.
- Но почему? – Тийна от досады прикусила губу, нахмурившись. Что за напасть? Отчего он сопротивляется? Видно же, что он влюблен – что его сдерживает? Смех демона заглушил капанье воды, и время стало сворачиваться в замысловатую бесконечную петлю…
Слушай, а может, они просто обкурились? Ты описываешь прямо-таки похожие симптомы… И вообще – а чем плох этот бедный демон (он, кстати, тоже ржет без передыху. Точно обкурились. Это демон-повелитель торчков)? Он только ржет, и ничего антиобщественного не делает… Ну, не считая напущенного на Тийну затмения – улыбки «чужих» ей вдруг стали нравиться. Но, опять же, вспомним её личико – она сама не красавица, ей не выбирать, кто ей улыбаться будет. А с другой стороны, нельзя же так себя недооценивать, чтоб балдеть от «чужого», у неё всего-то моська распластана, подумаешь, трагедия,  я знал такую клевую девчонку, что… все, цыцу, цыцу.
- Я боюсь, - прошептала Кинф непослушными губами. – Я боюсь, что ты оттолкнешь, и разочаруешься, и тогда…
- Никогда!! - горячо вскричала Тийна. – Я знаю, чего ты боишься: ты думаешь, мой отец будет против тебя? Нет, нет, он не будет противиться нашему союзу! Раньше – да, но не теперь!
- Даже если узнает, что я пришел за его головой? – глухо произнесла Кинф.
- Что?! – воскликнула Тийна. – Но отчего..?
- Оттого, что замок этот – мой. Оттого, что твой отец истребил мою семью. Вот отчего. И если он узнает, кто я… Он прикажет меня казнить.
По красивому лицу Тийны пошла судорога, золотые духи ожили и вместе с кровью проросли, проникли в кожу щек, делая их ослепительно сияющими, и звездным дождем осыпались, достигнув волос. За одно это невероятное зрелище волнения Кинф готова была тут же отдать жизнь; и мимолетное сожаление о том, что она открылась Тийне, испарилось, как туман на солнце.
- Наследник Андлолоров! – глухо произнесла Тийна, и выражение неудовольствия на её лице заставило Кинф страдать. – Мне стоило догадаться! Пакефидские принцы все сплошь из черни, а ты слишком породист… Отец непременно велит тебя убить.
- Мне не страшна смерть! – воскликнула Кинф. – Мне страшны лишь твой гнев и твоя немилость! Вели убить меня сейчас же, но не хмурь брови, луноликая!
- Нет! – вскричала Тийна, подскочив. Демон ворвался в её душу…
… как в общественный туалет!
…и вцепился острыми когтями в её мозг. Убить его? О, нет! Что говорила старуха? Если их разлучит смерть, то что станет с красотой, которую подарили ей щедрые духи? Она подняла к лицу руки и пригляделась – показалось ей, что вместо золотой крови там, под кожей, течет уже неживая, гнилая кровь, и просвечивает сквозь кожу тлен. Она почувствовала себя червивым яблоком…
…какое богатое воображение!
…которое снаружи еще прекрасно, и кожица его румяная и глянцевая, но внутри оно уже черное и горькое. Руки её задрожали, и она резко опустила их, спрятала в складках платья, чтобы не видеть, чтобы не позволять воображению рисовать такие ужасные картины..!
- А если… если я помогу тебе убить моего отца – что тогда? Ты возьмешь меня к себе в страну? Я родом оттуда; и я не хочу тут больше жить. Здесь твоя родина, но здесь остались лишь руины. А там ты будешь царем, а я твоей царицей.
- Нет, ты не сможешь стать моей царицей, ведь царь в моей стране Дракон.
Зло двух умов соединилось, и Тийна придвинулась, обвила горячими руками шею Кинф и зашептала горячо…    
…обжигая уши…
- А если я… если я принесу голову отца своего тебе, ты подаришь мне голову твоего Дракона? Убей его, а я убью отца! Что тебе твой господин, если я убью отца, если я пролью родную кровь? Но тогда у нас будет не одно, а два государства! Зимой, когда в Мирных Королевствах тепло, падает мягкий снег и поют красивые птицы с красными грудками на заснеженных ветвях, мы будем жить в Пакефиде, во дворце, построенном где-нибудь среди горячих Ключей и вечнозеленых деревьев; и он будет стоять вечно заиндевевший, белый и тихий. А летом, когда яростная зима уйдет из Эшебии, и когда будет жарко, когда будут распускаться цветы в саду, мы переедем сюда. Разве не прекрасно? Мы будем богаты, очень богаты! Кто нам помешает? Что держит нас от счастья вдали? Какой-то летающий ящер и глупый старик? Избавимся от них; обещаю, ты не пожалеешь ни на миг!
Тийна смотрела своими прекрасными глазами в глаза Кинф, очаровывая, проникая взглядом в самую душу, и ей было страшно интересно – поддастся ли её поклонник на её чары, предаст ли Драконью кровь?
И что сильнее – сила прекрасной женщины или истинная верность?
И сила женщины побеждала в этом поединке…
« О, великие боги! – стучало в висках плененной Кинф, заблудившейся в лабиринтах безумия. – Как я люблю её! Но как это возможно?! Я же женщина! Что со мной происходит? Это безумие… Но какое сладостное! Если бы я была мужчиной, мы бы  навсегда поселились на этом берегу – какая тут тишь… как хорошо с ней… Почему же я не мужчина? Что за проклятье?! А если она узнает, что я женщина?! О, ужас! Даже думать об этом не хочется! Какую любовь я могу дать ей? Никакой; только власть – уж это я смогу раздобыть! Убить Дракона; подарив ей его кнент, я смогу удержать её рядом. Я кину к её ногам все его сокровища. Я завалю её золотом и подарками, и это поможет хоть на миг, хоть на день удержать её рядом! А потом… Савари… я заставлю его превратить меня в мужчину. И если он не сможет, я велю казнить его самой изощренной казнью, какая только существует. Он долго будет страдать от своего невежества, старый дурак!»
- Расскажи мне о нашем будущем государстве – какое оно? – придвигаясь все теснее, прошептала Тийна. – Та страна, которая станет нашей с тобой – какая она?
- Не о чем рассказывать, Тин, - ответила Кинф.  – Она, конечно, богата и огромна, но во всем её величии нет там места лучше, чем это. Нет и этого жемчужного света, нет тишины и покоя, нет ярких звезд над головой… Нет и тебя, Тин!
- Все это будет! – Жарко зашептала Тийна, обвив Кинф руками так, что та уже не могла отвернуться от горячих губ и блестящих глаз. – Верь мне! Все это будет у тебя, но только рядом со мной! Куда бы мы ни уехали  - а мир велик! Мы ведь поедем в Пакефиду?
- Да, конечно, - еле слышно прошептала Кинф, уже не в силах противиться зову прекрасных глаз. И эти желанные влажные губы – они так близки, так близки, что даже ощущается аромат дыхания Тийны. – Все, что пожелаешь, моя прекрасная госпожа! Только принеси мне голову своего отца!
- А ты подари мне голову своего Дракона!
- Скажи мне, моя царица – ты согласишься стать моей женой? Завтра же! Только согласись!
- Да, конечно! О, да!
Тийна припала к губам своего избранника, дрожа от страсти, которую уже не в силах была сдерживать, и избранник ответил ей с не меньшим пылом, запустив руку в её роскошные волосы – где он научился этому жесту? И даже слабый вскрик где-то за стеной деревьев не смог их отвлечь друг от друга; даже если б рушился мир – какое им до того было б дело? Вот оно, вечное блаженство!

                *******************************************************
Стоп-стоп-стоп, тормози, Черный! Как так – жениться? Ты что несешь? Ведь обе они женщины, а чтобы жениться, нужен как минимум один жених! Как они могут жениться, если ни одна из них не годится на роль потенциального жениха?! И, опять же, о луноликости  предполагаемой невесты – что-то я в последний раз, когда её видел, особых достижений в области красоты не наблюдал.