кинф, блуждающие звезды. книга первая 20

. Шут, снова шевельнувшись, оставался в страшном напряжении, и Чет невольно смахнул с лица горячие соленые капли, задыхаясь.
По залу прокатился смешок, как легкий всплеск, затем – хохот: маленький тощий приезжий выступал против Шута, мало того, что искуснейшего поединщика, но еще и выше и мощнее приезжего… Жаль мальчишку, калекой будет он на свадьбе, если не пожалеет его злой Шут.
- О-о, я удивлен вашей смелостью, - прошипел Шут, лицом к лицу оказавшись с приезжим. Его рука плавно поднялась вверх, направляя узкую холодную сталь прямо в сердце сопернику. Шут выстроился в изящную и красивую позу Выжидания (жаль, не было знатоков, которые могли бы по достоинству оценить её изысканность и сложность!), и приезжий ему на удивление так же умело и точно встал напротив в позе Танцовщика, сжав меч тонкими руками.
- Надеюсь удивить вас еще больше, -  ответил он, и меч его слегка дрогнул – тонкий знак к началу боя, вежливое приглашение ударить первым. – Сойдет ли разрубленный воротник за знак победы?
- Несомненно, сойдет, - вежливо ответил  Шут. – Но поединок все-таки шуточный, так что постарайтесь уж оставить мне на месте голову… - и он едва успел задержать сверкающую плоскость, опустившуюся так быстро, как это делают первые лучи рассвета. Дружный гогот по поводу последнего замечания Шута – ну как же, искусный воин просит у мальчишки сохранить ему жизнь, ну и насмешил, Шут! – перешел в такой же дружный «ах!», и Тийна, ликую, с воплем подскочила на ноги:
- Убей его!!!
Чету было все равно, кто выиграет, хотя какая-то часть его сознания все-таки подзуживала узнать чего стоит его Шут. Он отвернулся от дерущихся, и даже лицо рукой прикрыл, чтобы никто не видел, как багровый румянец стыда разукрашивает его щеки. Но обидеть гостя..! Вытащить его из-за стола на поединок! Это было уж чересчур.
Теперь все обвинения Шута в адрес гостя казались ненормальным бредом, и Чет, расслабившись, почувствовал, как он измотан и обессилен. Даже сидеть трудно… Напряжение схлынуло, оставив только вялую слабость. Чего ради Шут оговорил мальчишку? Именно – мальчишку, приезжий юн, но точно не женщина. Может, из ревности? Демон его разберет…
Ярость схватки все нарастала. Поединок походил на танец, на страстный танец Танцовщика-со-свечами и неуклюже-грациозного журавля, и даже сонки, которые дрались исключительно насмерть и исключительно грубо и зло, залюбовавшись, лишь цокали языками да разражались криками (они разбились на два лагеря и болели каждый за своего избранника), когда схватка, казалось, подходила к концу, потому что побеждал  один из поединщиков.
А двое воинов словно забыли об окружающих – они увлеклись настолько, что приезжий смеялся в голос, и его глаза горели азартом, словно мальчишка дорвался до чего-то запретного, до доспехов отца, и примерил их, и вообразил себя таким же великим воином.
Для Шута же все словно растворилось. Снова была прежняя Мунивер, снова против него стоял двенадцатилетний  мальчишка-Крифа (его руку и манеру рубиться Шут не спутал бы ни с какой другой!), озорной, горячий, подающий надежды наследник, не обиженный богами ни умом, ни храбростью, ни силой. Он часто просил научить его каким-нибудь особо причудливым выпадам, и, судя по тому, что теперь их в точности повторяла не его, но наученная им рука, он их освоил…
И Шут был не Шутом, но бароном долины Улен и Верхних Земель, владыкой Правого и левого берегов озера Куля с Серебром, Норторка и Эстиля, девятнадцатилетний высокородный придворный, рыцарем Ордена Непобедимого Солнца-Одина, и говорил он со своим другом языком тела и оружия…
«Ты силен,» - сказал Шут, и Айон Один, почти горизонтально к земле, полетел к голове соперника – это не простой выпад, не может быть простым, слишком очевиден и не прикрыт.
«Я умел», - ответил знакомый ему клинок, сделав едва заметное, почти неуловимое,  но очень опасное движение – ага, вот он что задумал! Крифа тогда хохотал, громко, держась за живот, когда его клинок спустил штаны с Шута тем самым приемом, которому он сам же и научил принца… Сейчас, под  громкий рев болельщиков, Шут успел остановить его.
«Ты достойный противник», - сказал меч Шута, встречая удар.
«Я много учился», - чуть скомкав фразу, немного неуклюже ответил меч противника, прочертив иероглиф «труд». От этого прием оказался злее и опаснее, хоть и потерял в красоте – ого, а этому Крифу никто не учил! Или это уже не Крифа..? Шуту понадобилось действительно много труда, чтобы уберечься от острой металлической буквы.
«Как тебя зовут?» - задал коварный вопрос Шут. Отвечая на него, говоря имя меча, Крифа всегда открывался, замедлялся, и Шут неизменно ловил его, называя имя своего меча – «Луч Света», и острие  его меча застывало прямо у горла соперника. Мало кто успевал остановить его, это был его коронный выпад, по которому его узнавали в бою незнакомцы, но…
Приезжий ловко уклонился, и острие пролетело мимо вожделенной цели – его ворота буквально в каких-то ничтожных долях волоса; и его собственные отсеченные волосы светлой паутинкой ссыпались из-под блестящего отточенного лезвия на плечо. Приезжий, сделав короткий замах, встал в позу ответа  - и рубанул:
«Инушар Один,» - очень, очень короткий замах, описывающий дугу и отталкивающий метящий в ямочку на шее Луч Света, и крестообразное рубящее движение – как горох, посыпались металлические заклепки с ворота Шута, и королевский меч, мигнув на прощание изумленному Шуту знакомым рубином на рукояти, с коротким лязгом, невежливо и презрительно, моментально вошел в ножны, даже не салютовав побежденному. Вот как.
Шут изумленно мигнул… и уселся на зад, опомнившись от наваждения, под громкий свист и улюлюканье сонков.
И воспоминание об имени титуле снова ушли, растворились – а всего мгновение назад он помнил, кто он и как его зовут. И снова он – просто Шут…
- Ваш воротник перерублен, - проговорила Кинф с достоинством, мучительно хмуря брови и стараясь вспомнить что-то («Где я видела это лицо?»), но хищник вновь вполз в её разум, наполняя её лицо темнотой, в которой загорались, как красные раскаленные угли, недобрые глаза.
Черный, а где ты видел добрые красные глаза? У белых мышек, разве…
И появилась мысль убить, опустить свой меч на светлую голову, чтоб он напился кровью, чтоб брызнула живая, еще горячая влага прямо на лицо, на губы, и утолили  жажду! И голоса в голове твердили тихо и страстно, горячо и страшно: «Убей, убей!»
И вокруг все смеялись и орали: «Убей!» И на троне хохотала вторая половина черного «я», торжествуя такую славную победу.
- И ваша голова на месте,- насмешливо произнесла Кинф, едва поклонившись. Светлые глаза смотрели на неё с удивлением, но без страха. Может, поэтому она не смогла убить? – Думаю, она пригодится вам в разговоре с царем, - она подмигнула озорно взбешенному Чету и взбежала легко  к Тийне. Та торжествовала и даже не скрывала своего ликования; голова её была гордо вздернута, на губах сияла улыбка, презрительная и гордая одновременно. Из-за меня, говорила она, которую вчера еще ты, подлый Шут, называл замарашкой, сегодня ты же сражался, и проиграл. А искусный воин, повергший тебя, с таким почтением целует край моего платья, опустившись на колено!
Во, блин, какая любовь-то!
Кинф подняла на неё взгляд покрасневших глаз и произнесла:
- Жду тебя в храме Чиши с головой отца твоего!
- Да, муж  мой! – ответила Тийна.
               
                *************************************
Стой, Черный, тормози!
Сам тормози. Я тебе что, дизельный электропоезд?
Чего?!
Ничего. Только тормозить все равно не буду.
Ладно, не тормози. Переключись только на Тийну – эта девушка становится мне все более интересна.
Не буду; ты своими гадкими замечаниями все портишь.
Я?! Порчу?! Я не порчу!!!
Портишь.
Ладно; история нас рассудит! Но ты-то будешь дальше рассказывать, или мне самому…все испортить?   
Шиш тебе!
                **************************************
- Я тебе хребет перерублю! – зашипел Чет, едва Шут оказался позади его трона. Так стыдно ему не было никогда; ему казалось, что пот с шипением испаряется с его щек, и кожу покрывают белые пятна соли. – Какого демона.!?
- А что ты хотел?! – зашипел в ответ Шут, нервно стягивая на груди распоротую одежду. – Ну, просчитался я, что теперь?!
- Нанести неслыханное оскорбление гостю! – шипел царь; от стыда ему нестерпимо хотелось сползти с трона и спрятаться под столом. На его счастье, поздравляющие молодых со славной победой сонки отвлекли внимание гостя от его персоны, не то Чет провалился бы прямо сквозь землю. – А если бы ранил его?! Как бы я объяснил это его покровителю-Дракону? «Баба, не поднимет меча, своими королевским изнеженными ручками»! Так ты говорил?
- Царь! Слушай меня – это принцесса Кинф! Я убеждаюсь в этом раз от раза; её обучал бою её брат Крифа, я не могу спутать его  манеру драться ни с какой другой, потому что в свое время сам обучал его! И выиграть она смогла лишь оттого, что точно знала, как я буду действовать – и исправила ошибку, которую всегда совершал её брат!
- Достаточно! Я не верю тебе больше! И знаешь, почему? Посмотри на этих людей, на тех, кто сидит с нами за одним столом, - Чет кивнул на веселящихся. – Посмотри на советника, посмотри на Первосвященника – их рыла я вижу каждый день, и никогда еще не видел в них такой одержимости. Они хотят мою дочь; я не знаю, что за колдовство она свершила, но они жаждут её. Все, все до единого! И ты, думаю, не исключение. Но ты гаже и подлее любого их них, потому что в своей ревности хочешь устранить соперника таким образом, пороча его и наговаривая на него чудовищные вещи,  и пускаешься на такие изощренные уловки, что делаешь это на моих глазах, а я иду у тебя на поводу! Признайся, что и этот поединок ты затеял, чтобы просто ненароком убить женишка! Но он молодец, уел тебя!
- Нет, о, нет!!!
- О да.
- Да говорю тебе! – воскликнул Шут. – О, боги… мне трудно признаться в этом, но… Когда-то я был влюблен в эту женщину, ты это знаешь. И страсть моя не погасла во мне до сих пор, несмотря ни на что. Я не мог удержаться!
- О чем ты?!
- Я был у неё этой ночью, царь. Я целовал и ласкал её. Я гладил её грудь, я еще помню вкус её соска на своих губах, - по лицу Шута пошла мучительная судорога, он вспомнил страстную и жаркую возню в темной комнате, задыхающиеся от страсти губы, спутанные волосы под своими руками, напряженную шею… -  Я знал, что это за  женщина. Я солгал тебе, когда сказал, что мне просто  знакомо её лицо, я знал наверняка, кто это.
- Вот демон! – Чет вновь моментально взмок и вжался в свой трон. – Блудливый кобель! Тогда какого… она тоже выглядит влюбленной в Тийну! Или она родилась истинной кинф?
- Не думаю, - усмехнулся Шут. – По крайней мере, сегодня ночью она была не против моих ласк. Нет, думаю, все же она любит мужчин.
- Притворяется?
- Нет. Принцесса Тийна приколдовала её – именно на неё направлена эта  магия.
- Так чего же ты мня пугаешь тогда? Кинф это или нет, а она сделает то, что прикажет ей моя дочь!
- Эта палка о двух концах. Твоя дочь сделает то, о чем попросит её Кинф. И это не мои догадки. Я слышал, о чем они уговаривались в саду. Впрочем, мне надоело повторять тебе одно и тоже. Решай, наконец, сам что делать.
Чет замолчал, мучительно потирая виски. Да, что-то нужно делать. До каких пор можно следовать чужим советам и речам, как телок на поводу?
- Скажи, - спросил он, наконец, - а отчего ты выдал  эту женщину? Странно это; ты сам говорил, что любил её, и страсть твоя свежа. Отчего ты выдал её на верную смерть?
- Не знаю, царь, - глухо ответил Шут. – Я люблю её, люблю неистово, но что-то заставляет меня отделиться, отталкивает, словно какое-то проклятье! Должно быть, я безумен, и во мне живут два человека.  Я знаю, что буду страдать, когда ты убьешь её, возможно, я не смогу жить без неё, но я должен… И поэтому я просил тебя, чтобы ты всего лишь выгнал её из страны.
Чет испытующе глянул на Шута, но не нашел и следа притворства или лжи в его страдающих глазах.
- Хорошо, - медленно произнес Чет. – Я верю тебе. Верю. И я попытаюсь помочь. Я придумаю способ не убивать её!
Странный праздник продолжался; обливающиеся потом слуги тащили громадные блюда с зажаренными барашками и телятами, красиво обложенными запеченными яблоками, виночерпии в мятых замызганных колпаках выкатывали бочки с вином – их, в отличие от жаркого, встречали дружным восторженным ревом. Провозглашали тосты – в основном за прекрасную невесту, не придумывая ничего нового, а повторяя многократно то, что уже говорил прежний нетрезвый, но очень искренний оратор, и за смелого жениха – теперь в смелости его не сомневался никто, особенно после того, как принц, смело высосав увесистую чашу с самым крепким вином, еще раз принял вызов, уже от кого-то из гостей. Сонка принц одолел быстро и легко, и отделал его жестоко и безжалостно: рев человека, лишившегося уха и части скальпа, потонул в скотском хохоте и грохоте, который устроили восторженные сонки – чашами своими (которые, судя по их виду, пережили уже не одну подобную попойку) колотили они по столу, да так, что подпрыгивала утварь. Вот это принц! Вот это мужчина! Принц, хладнокровно вытерев меч об одежду скулящего у его ног побежденного, оттолкнул его со своей дороги ногой и быстро взбежал к своему месту, чтобы под общий одобрительный рев выпить еще вина. У него был вид победителя; глядя на гостей странным ледяным взглядом, он словно торжествовал. Он упивался своим успехом у этих никчемных пьяниц (по весьма понятным нам причинам) и их одобрением его победы над их собратом. Он смеялся над ними – так будет точнее.
Плеча Тийны коснулась чья-то рука; она обернулась и увидела сладкую и вместе с тем похотливую улыбку. То был советник. Видно, странная, колдовская страсть, что зажглась в нем, не давала ему покоя, и он пришел, приполз, как голодная издыхающая собака на запах мяса. Странно, усмехнулась про себя Тийна, раньше он подходил к ней запросто, и всегда с неизменным вежливым поклоном. И глаза при этом у него были равнодушные и пустые, словно он смотрел на скучную белую стену. А теперь… у него был взгляд сумасшедшего, и он боялся подойти к ней, и не мог не подойти. За то небольшое время, что он видел её, преображенную, страсть иссушила его. Его чинное и вечно спокойное лицо пылало пунцовыми пятнами, скулы заострились, и все тело как-то скрючилось и сжалось, словно невидимая внутренняя борьба связала все внутри него в тугой узел. Даже его вечно подчеркнуто-прямая спина как-то надломилась в раболепском унизительном поклоне, и он то пытался распрямить её, то снова сгибался в страхе, что его богиня расценит эту вольность как оскорбление. Его унижение дико понравилось Тийне, и она нарочно протянула ему руку для поцелуя, держа её так, что ему пришлось нагнуться еще ниже.
- Прекраснейшая, - пропел с обожанием  советник, припав к её руке. Губы его, холодные, как лед, дрожали, и Тийна с брезгливостью отняла у него свою руку, не дожидаясь пока он закончит свои лобызания. – Позволь поздравить тебя, прекраснейшая…
- Да, да, благодарю тебя, - небрежно ответила она, вытирая руку о полу платья. Советник запыхтел громко, багровея, и Тийна, едва скрывая отвращение, отвернулась от его пожирающего взгляда, от его маслянистых толстых губ, от его дрожи… Веселый бесшабашный принц, громко хохочущий над сонками (теперь они вызвали его втроем, и одолеть не могли, бестолково толклись, тыча в его сторону мечами, а он играючись отбивался, одной рукой удерживая следующую чашу) заставлял её трепетать, и, глядя на него, она  благоговела перед ним, и сонки были ей все более противны.
- Я посмел, - произнес советник, неловко роясь у себя за пазухой, - я… я приготовил тебе свадебный подарок, несравненная. Я знаю – такая ничтожная вещь не может выразить тебе всего моего уважения и всего того, что у меня в душе… мое восхищение тобою безмерно, но все же… ты достойна большего, о, богиня…
Мельком взглянув на протянутую ей вещицу, Тийна едва  не вскрикнула от изумления: советник, жалко содрогаясь, словно какой уродец или немощный старец, пытающийся купить юную деву, выкладывал на стол перед нею чудесный жемчуг. Такой прекрасной и богатой вещи Тийна не видела никогда – жемчужины были сплошь все ровные, идеально круглые, молочно-белые, и среди них подвеска из золота со вставленным в тонкую оправу кроваво-красным рубином. Видно, при дележе добычи тогда, пять лет назад, советник ушами не хлопал. Может, и убил кого.  Еле сдержалась она, чтобы не схватить грубо и жадно подарок – видят боги, ей хотелось тут же нацепить его на себя и захохотать от распирающего её восторга. Вот! Настал её час – ей и просить не придется, сами все положат к её ногам! Но она лишь величественно кивнула советнику и  небрежно придвинула к себе жемчуг.
- Я приму твой дар, - сказала она, протягивая ему руку сама. – Ты очень щедр, благодарю тебя.
Он ухватил её пальцы с небывалой страстью. Дрожь, которая так раздражала Тийну, усилилась; теперь все его тело, страшно напряженное, словно бил озноб, и он покрывал её руку поцелуями, уже непристойными и жадными, жалко постанывая, елозя мокрым жадным ртом по её белой атласной коже.
- Но, но! Достаточно! – воскликнула Тийна, отнимая руку снова; советник проводил её взглядом совершенно безумным и исступленным, и Тийна почувствовала жуткое наслаждение, которое ранее ей было неведомо. Это было наслаждение от безграничной власти – пусть над одним человеком, но она могла велеть ему исполнить  все, что ей заблагорассудилось бы, и он исполнил бы в точности. И он знал, что все это Тийна читает в его рабски преданных глазах, и не в силах был скрывать своего вожделения. А почему бы на нем не опробовать свою силу, мелькнула шальная мысль в голове у Тийны. На что способен человек, подвластный мне?
- Моя госпожа! – жалко взвизгнул советник, когда она запустила острые коготки в его шевелюру и толкнула его голову вниз, к своим ногам. Он упал на колени и его жаркие жадные губы припали к её ступням. Он чуть ли не вылизал каждый пальчик, и Тийна рассмеялась – ей стало щекотно.
- Ты, жалкий червь,- произнесла она, так же за волосы рывком, отняв его от своих ног. – Ты и ног моих целовать не достоин! Ценишь ли ты то благо, которое я даровала тебе?
- Да, о, да!
- И что ты готов сделать, чтобы порадовать свою госпожу? – Тийна крепче сжала его волосы, запрокидывая к себе его лицо и нарочно причиняя ему боль.
- Я готов на все! – хрипло проговорил он; Тийна с садистским удовольствием наблюдала муку в его глазах – странно, а почему он попался на заклятье, которое она читала специально для Зара? Одно дело – просто хотеть красивую, нет – прекрасную женщину; и другое – неистово её вожделеть.
- На все? – поинтересовалась Тийна, и её нога тихонько коснулась его паха. Несчастный вздрогнул, словно она ожгла его кнутом, дернулся было вновь к её ногам, но её рука удержала его.
- Не так быстро, хитрец. Сначала ты кое-что сделаешь для меня, а уж потом…
- Госпожа!!!
- Дай подумать. Возможно, я разрешу тебе коснуться меня. Или даже подарю тебе час, целый час. Но это зависит…
- Я сделаю все! – хрипло проговорил советник, стрельнув недобрым взглядом в сторону принца Зара. Уж он-то сумеет выслужиться, он сумеет сделать все, чтобы отодвинуть этого иноземца на второй план, растоптать, убрать его, занять его место..! Тийна уловила этот взгляд и грубо отпихнула от себя мужчину.
- Даже не думай, - резко сказала она. – Неужели ты, несчастный, вообразил, что сумеешь занять его место? Никогда; и даже если я и подарю тебе час, то только за работу, что ты для меня сделаешь. А ты её сделаешь, не то я велю казнить тебя за то, что ты недоброе замыслил против моего жениха. Слышишь ты меня? Так вот; дело твое – убить царя.
- Принцесса?!
- Не кричи, идиот. Я не шучу и не испытываю твою верность. Мне она известна.
- Я верен лишь тебе, прекрасная!
- В этом я и не сомневаюсь. Потому и говорю столь открыто. Я ли не заслуживаю трон и власть? Но отец не отдаст мне их по доброй воле. И меня он уже подозревает. А ты вне подозрений. Значит, сможешь сделать это. И как только ты это сделаешь, - Тийна, жестоко смяв рукой его лицо, развернула его и приблизила свои губы к его оттопыренному и багровому уху, и зашептала, почти касаясь его,- я ненадолго стану твоей. Я буду принадлежать тебе вся, от кончиков волос до пяток, - советник издал какой-то сдавленный стон, и Тийна, ухмыльнувшись, коварно и развратно укусила его за пылающее ухо. – Ну, иди же, мой герой! Только постарайся не попасться – мне будет очень одиноко ночью.