Мать

                Мать
     Летняя жара. На автовокзале пусто. Люди словно испарились, как и вода, которой утром окропили пыльный газон, возбуждающий своим жалким видом только тоску по лучшему, как осенняя листва возбуждает мечты о весне.

     Старая женщина с котомками все не решалась присесть, боясь пропустить автобус: «Ну, где он, родной?». Ей бы посмотреть расписание, но оно так далеко, а вокруг никого, кроме одного несуразного мужичишки, подсевшего рядом на скамейку.
Наконец, она не выдержала и села, «ведь в ногах правды нет».
И зачем она спешила с поезда? Через весь город! Только сердце надорвала. А тут, вот тебе на!- автобус перенесли, а, может быть, вообще отменили…
Узловатые, натруженные руки безысходно сомкнулись на груди. «Это уже последняя поездка», - назойливая мысль застучала, не давая покоя. - Сердце болит. Устала. И сна давно уже нет....».
- Господи Исуси, спаси и сохрани. Дай доехать. Господи Исуси.., - женщина непроизвольно стала в слух бормотать про себя молитву, поглядывая по сторонам, чтобы не пропустить автобус. Но на привокзальной площади было пусто - ни автобусов, ни людей.
«Может они уже перестали ходить?» - подумала она.
- Сынок, присмотри, пожалуйста, за вещами, а я схожу на вокзал - узнаю, где автобус.
- Конечно, мать. Иди, и не беспокойся, я присмотрю.
Женщина с благодарностью глянула на него и засеменила к зданию вокзала. Он посмотрел ей вслед, потом на вещи и глубоко вздохнул. В его глазах появилась тоска. Лицо застыло, и только еле заметные движения нахмуренных бровей говорили, что его что-то мучает. Он, хмуро потупив взгляд, посмотрел на вещи, поправил рукой упавшую сумку и вдруг заплакал, медленно опуская голову на колени, пряча по- детски свое горе, и только, когда скрипнула дверь и из дверей вокзала появилась бабуля, он постарался непринужденно откинуться на спинку скамейки, неестественно заложив руки за голову, и затих, но натянутые мышцы и осунувшееся небритое лицо не дали ему полностью скрыть муку.  Обрадованная старушка не заметила этого.
- Спасибо, сынок. Автобус будет через два часа. Перенесли его, а я уже стала волноваться, - глаза женщины выражали благодарность, и лицо ее было спокойным, потому что все встало на свои места: осталось только ждать.
- Не за что, мать. К детям, наверно, едешь?
- Куда же мне еще ехать?
- А где живут?
- В Стремянном.
- Далеко!
- Да уж - занесла их нелегкая, уж как я просила их не уезжать. Да разве молодых удержишь? У вас, молодых, свое мнение на все и упрямства хоть отбавляй.
Мужчина уперся ладонями в скамейку, угрюмо глядя себе под ноги.
- Хорошая вы женщина, мамаша… Согласен, дураки мы - все не вовремя понимаем… А вы очень доверчивая, мать. Добрая. Послушайте, доброго совета: не оставляйте вещи с чужими людьми – украдут ведь.
- Да, я понимаю, так ведь я и не оставляю. Я, сразу увидела, ты хороший человек, потому и попросила тебя присмотреть за вещами.
- Наивная вы душа, - он горько усмехнулся, - да я же подсел к вам, чтобы украсть вещи!
- Да, этого не может быть!- она улыбнулась. - Вы молодые - большие шутники. Мой сынуля, уже не маленький - сорок лет, а тоже любит пошутить, а у меня больное сердце. А он, как пошутит, так сердце и заходится. Потом извиняется: «Извини мам, извини мам!». Она рассмеялась.
- Да, нет, я не вру, я только что вышел из тюрьмы, - он вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенный листок бумаги и показал его.
- Вот справка - тюремная. Женщина с удивлением посмотрела на справку, потом на него.
- Да как же тебя угораздило? За что они тебя?
- Долго рассказывать, мать. Всего не расскажешь.
- Как звать тебя?
- Сергей.
- Сережа… Хорошее имя. У моего Витьки друг Серега, хороший парень. А меня звать Марья Ивановна, мне уже восемьдесят пять лет, а я все порхаю...
Сергей вдруг отвернулся и заплакал, закрывая глаза ладонями.
- Что у тебя случилось?- Марья Ивановна погладила его по голове. От этого рыдания только усилились.
- Я не могу поверить, что ее нет.
- Кого нет?
- Мамы нет. Умерла, - ответил Сергей, стараясь сдерживать слезы, стиснув до боли скулы.
- Бедный ты мой, - Марья Ивановна прижала его к себе.
- У меня, скоро двадцать лет как мама умерла, а я до сих пор об этом не могу забыть
- У меня пусто в душе, понимаешь, мать, мне некуда теперь деться, - пробормотал сквозь слезы Сергей.
- Конечно, понимаю, у меня у самой так было. Так и осталось на всю жизнь. Но надо успокоиться и жить дальше… Она уже отмучилась.
Сергей с надеждой поднял голову.
- Когда перестали приходить письма и передачи, я сразу почувствовал, но не хотел верить .., - он замолчал. Марья Ивановна тоже молчала и гладила его, покачивая как младенца.
- У меня больше нет никого… Я был плохим сыном… Она так просила меня начать жить по-новому. Так хотела иметь внуков! - слезы самопроизвольно лились из глаз Сергея, и Марья Ивановна плакала вместе с ним. Время шло, они сидели, и она все прижимала его к себе как сына.

   Время шло, иногда он пытался что-то рассказывать о своей жизни, о матери. Это получалось сбивчиво, сквозь рыдания. Марья Ивановна слушала его и жалела: тихо, нежно, по-матерински. И он, забыв, что они сидят на вокзале, прижался к ней и жаловался на жизнь, как в детстве, когда прибегал обиженный к матери.
- Я обещал, что выйду и завяжу, а теперь…
- Ничего, не плачь, сынок. Ведь она все видит. Она обязательно будет помогать тебе, она будет радоваться за тебя, ты только старайся.
Марья Ивановна крепко прижала его голову к своей груди, согревая его своим теплом и успокаивая свое материнское сердце, которое болело и стучало с перебоями.
Они сидели и молчали… Каждый о своем.

 2010