Пацаны

Пацаны
…На дворе смеркалось. В пятиэтажках начались зажигаться магические огоньки, глядя на которые можно было ощутить почти явственно тепло домашнего уюта, где мелькал телевизор, маячили чьи-то фигуры за шторами, где царила домашняя суматоха перед ужином. Но здесь снаружи вне стен квартирок было по-осеннему сыро и холодно. Весь день подернутое серыми монолитными облаками небо сейчас, казалось, еще больше потемнело и посерело. Дороги в сумерках проступали зеркальными отражениями разлившихся луж, отражающих то самое невысокое почти мраморное небо. Уставший покрасневший клен неохотно отпускал свои листья, но когда это все же случалось, то красновато-желтый лист медленно без шума раскачиваясь или порхая, как летняя бабочка, приземлялся на землю.

Тут же в сгущающейся вечерней темноте бродили мальчишки. Дождь брызнул с небес, начал усиливаться, однако это не останавливало молодых гуляк. Антон, Стас и Юрка предпочитали до последнего продолжать бродить по тротуарным дорожкам присыпанными шепчущими листьями, сидеть на скрипучих качелях и играть в футбол на площадке за гаражами. Но сейчас дневной энтузиазм уже растворился, осталось лишь желание придумать еще что-то особенное. Но и умных мыслей и идей уже не было.

– Может по домам? – вдруг устало как-то предложил Стас, склоняясь на корточках над большой лужей. Там он увидел свое лицо. Серые глубокие глаза смотрели сейчас на самого себя с какой-то напряженной, словно деланной радостью. Капли дождя сбивали зеркальную поверхность темной лужи.

– По домам…? – затянул в ответ немного гнусаво и неохотно Юра. Он всегда выглядел на первый взгляд ленивым с расплывшимися чертами лица в конопушках и рыжими волосами.

– Да домой. – Опять отвечал Стас, хотя прекрасно понимал, что все просто тянут время, не желая еще идти домой.

Антон тем временем успел где-то отыскать пустую консервную банку, кончиком ботинка поддел ее, что та со звуками жестянки полетела к Юрке. Мальчишка улыбнулся, поймав левой ногой «шайбу». Потом на какой-то момент отвернулся куда-то в сторону, смотря на серые пятиэтажки, грозно и молчаливо обступившие двор, и смотрящие на ребят через окна мерцающие огнями, а потом передал неожиданным броском банку рыбки Стасу. Тот тоже быстро среагировал, прихлопнул сверху ее ногой. Все хохотнули, оттого что банка успела примяться от слоновьего притоптывания Стаса. Вопрос о том чтобы расходиться по домам, по крайней мере, на не определенное время стал неактуален. Среди качелей все еще продолжали маячиться белокурая голова Антона, что-то громко и возбужденно говорил остальным брюнет Стас, и неуклюжий Юра пару раз пропускал удары консервной банки. А сумрак тем временем все больше и больше обкрадывал пространство. Под синеватыми фонарями только еще было светло, и редкие капли дождя блестели серебром…

***

А потом когда они уже нагулялись в сырой и свежей темноте города, начали разбегаться по домам. И никто из них еще не знал тогда, что в их почтовых ящиках уже лежали неприметные с виду бумажки – повестки из военкомата.

– В военкомат меня вызывают, – говорил на следующий день Антон, своим дружкам с улыбкой на лице.

– И у меня такая же повестка.

– На двадцатое сентября назначено… – довершал диалог Юра.

Но и тогда даже они смеялись до упаду, воспринимали это как что-то отвлеченное, и мало касающееся их. Опять гуляли каждый день по грязным осенним улицам в сумерках… А двадцатого сентября пришли друзья на призыв опять все вместе дружно втроем. Прошли комиссию. Антона и Стаса признали полностью годными для прохождения службы теперь шли к главврачу. А потом сделали замеры на военную одежду. Юру отправляли на Камчатку, а Стаса и Антона в Таджикистан на границу.

И никто не мог тогда предположить потом, для чего их гнали, как овец на убой, на юг Советского Союза. Там разгоралась новая война. Афганистан погрузился в пучину хаоса и беспорядка, и Москва приняла решение разрешить вопрос рождающей новой революции, путем ввода советских войск…

Увезли на поезде Стаса и Антона на юг, а там, на базе их ждали злые комбаты, изнурительные тренировки, жесткая дисциплина, и постоянные слова вышестоящих лиц, подготавливающих их к предстоящей войне. Череда солдатских дней проходила скучно, разнообразилась лишь письмами из дома, и тренировками к боям.

– Завтра в первый бой! – говорил потом им комрот, и ни один мускул не шевелился на его худом угловатом лице, когда он смотрел на молодых ребят в форме. А те бывшие пацаны дворов, стояли ровной цепочкой, хмуро и немного растерянно смотрели на командира, зная, что ждет их завтра…

***

И это завтра пришло к ним, после долгой ночи, наполненной разговорами новобранцев. Лежа на кроватях в темноте, они шептались о прошлом, о будущем, и о том, что ждет их завтра…
А следующий день прошел в сумасшедшем темпе, тревожная сирена и громогласный голос командира поднял их всех до одного с кроватей. И испуганные и сонные пацаны, одевались в военную форму, потом началось построение на улице под утренним южным солнцем, разъяснение боевой цели и солдатский завтрак. Становилось тревожно только от большого количества военной техники, которая тарахтела и постоянно прибывала сюда с северной пыльной дороги.

А потом приехали грузовики, и все солдатики расселись по машинам, сидели плотно друг к другу, сжимая в руках оружие, и сумрачно и тревожно смотря друг на друга. Молчали почти все, разговоры были неуместны сейчас. И когда военные машины тронулись цепочкой, то вдруг стало тоскливо на сердце, как бывает, когда прощаешься с кем-то надолго. Долгий многочасовой переезд, долгое ожидание у границы. А ближе к вечеру колонна военных пересекла границу СССР и Афганистана…

***

– Все вперед! – раздался приказ командира, когда машина вдруг остановилась. И солдаты горохом посыпались из машины, в руках сжимая автоматы. Впереди пыльный рыжеватый горизонт, и фигурки врагов маячатся там. Цель предельно ясна – нейтрализовать всех вооруженных афганцев здесь. Началась перестрелка. Сухие выстрелы «Калашей» словно испугали грузовик, который умчался по дороге назад, по которой еще пару минут назад Антон и Стас неслись, испытывая всю прелесть тряски. А теперь они все, как один лежали в песке и пыли, отстреливаясь от врагов.

Окунутое уже в пылищу такыры солнце выглядело необычайно крупным и кровяным. Улица дальше вела в поселок, там же видны были очертания убогих жилищ, на которых иногда появлялись человеческие силуэты и вспышки выстрелов. Словно призраки афганцы то появлялись, то исчезали в пыльном тумане.

– Туда! – махал призывно рукой комрот, указывая, куда должны были двинуться Антон, Стас и еще двое перепуганных солдатиков. А они, с трудом еще осознавая новую реальность, тихонько ползли в том направление, в котором им указали двигаться.

– Вы двое туда! – опять кому-то начал отдавать приказы человек в форме.

Солнце устало уже пряталось за горизонтом. Нужно было успеть до заката взять населенный пункт, ночью это было уже опасно и несподручно советским. Но афганцы и не собирались отступать, получив поставки американского вооружения, они намеривались переломить ситуацию в свою пользу. От советских же новобранцев требовалось сейчас вступить в схватку с опытным врагом с современным вооружением, перейти в наступление, чтобы захватить населенный пункт. Однако это вряд ли бы было бы возможно. Данная ситуация скорее требовала оппозиционных действий – ждать вертушек и тяжелой техники, чтобы не распыляя и не теряя своих сил, двинуться на врага общей слаженной военной машиной. Однако никто не хотел принимать такие доводы. Москва приказала – значит, нужно было выполнять.

***

А в следующем сентябре, когда листья опять пожелтели на улице Солнечная, из военкомата пришло две похоронки: одна для матери Антона, а вторая для матери Стаса. Там сухо и кратко было написано, что их сыновья погибли при исполнении военного долга в летних боях в Афганистане. Лица матерей искажались в маске отчаяния, слезы начинали брызгать из глаз, глухие рыдания наполняли прихожие квартир, а сотрудник из военкомата молчаливо, сумрачно и немного виновато смотрел на матерей погибших. Не верилось матерям, что случилось это именно с их детьми, с пацанами которым было всего по восемнадцать лет…
Во дворе играли другие мальчишки…

(2009).