Всеобщее принудительное

Правительство предложило Думе поправить закон о школьном образовании,  так чтобы все молодые люди в обязательном порядке учились в общеобразовательной школе до 20 лет  (см. «МН», № 19) В советскую эпоху мы это уже пережили, когда всех, окончивших 8-й класс, силой заставили учиться в 9-м, а потом и в 10-м. Что получили? К троечникам, которым мы выдавали аттестат за убогие знания, прибавились троечники, которые получали аттестат только за то, что они иногда посещали занятия. Очковтирательство тогда процветало во всех сферах трудовой деятельности. Строптивые ребята, понимавшие  нелепость ситуации,  страдали от унижения: не каждый из них мог вынести напора воспитательных экзекуций. В жизнь они влились  обозлёнными и в перестройку сформировали отряды «братков». Послушные ребята, пассивно влачившие своё учебное существование и привыкшие к безделью,  потом просто спились или стали бомжами. Таким способом мы в плановом порядке формировали полки уголовников и бездельников. Однако никакой урок нам не впрок.

Всякий труд требует внимания – напряжения воли, или – что то же – затраты энергии. Но внимание невозможно без интереса к предмету – некой приманки, которая лежит где-то в глубине души. В учении это важнее, чем где бы то ни было, потому что в учении затрачивается энергия самого сложного и самого совершенного «аппарата» природы – мозга.

Интерес к учению бывает глубоким – он идёт от природной склонности к знанию, от внутренней установки ученика, полученной от семьи, окружающего мира, книг,   которые внушили ему, что знание – великая сила. Учителю легко работать с детьми, которые пришли в школу с глубоким желанием учиться. Возьмём другую крайность – очень вялый интерес к познанию. Что здесь могут сделать учителя? Возбудить искусственный интерес на уроке? У немногих это получается.  Назову одного из «волшебников» – Виктора Фёдоровича Шаталова.

(Надо читать его «Куда и как исчезли тройки?»,  «Педагогическая проза».)  Но где нам взять столько Шаталовых, чтобы научить всех ленивых, запущенных, изгоев? Мастеров немало – они хорошо учат способных, отчасти – и средних. Ситуация ныне такова, что выбирать кадры не приходится. Но в общем и целом школа как была при Советах лагерем для принудработ, таковой и осталась. И не может быть иной, потому что принуждение  в ней доминирует. С помощью устрашения – двойкой, единицей, моральной экзекуцией, привлечением к «воспитанию» родителей, нередко – пьяниц, извергов. Потому что методы принуждения в ней превалируют над методами поощрения, возбуждения интереса. Интересный урок – это прежде всего интересный учитель. А где взять таковых? Чаще с журналом под мышкой в класс входит человек нудный, сухой, без Божьей искры в сердце, который начинает урок с замечания, с проповеди, наставления, выговора, моральной экзекуции кому-либо или всем сразу. Или просто с крика. Взрослый человек не может существовать без радости, полученной в труде: «У меня получается, меня заметили!» Ребёнок – тем более не может существовать без радости победы хоть в чём-то! В рисовании, пении, рукоделии, в беге на дистанцию! И тоже важно, чтобы его заметили, похвалили. И не забыли тут же, а повторяли время от времени похвалу. В противном случае он найдёт себе удовлетворение в преднамеренном нарушении правил поведения, в дерзком поступке и пр. Государственные мужи, принимая неразумные законы, обрекают десятки, сотни тысяч детей на великие страдания. И до них это даже не доходит.

Многие мальчики (и девочки) в советской школе просиживали десять лет с негласным ярлыком: «тупица». Как они чувствовали себя? Никто этим не интересовался. Шкрабы (школьные работники) беспокоились  больше о дисциплине («Тихо! Тихо!»), о процентах, о том, что подумает и скажет о них начальник. Здоровьем детей мало кто интересовался – медосмотры проводились формально, итоги анализировались поверхностно. Кроме скучнейших уроков, дети часто по два-три часа в неделю сидели на мероприятиях – сборы, собрания, встречи со знаменитостями. Если встреча с орденоносцем намечалась в три часа, то «слушателей» приводили в зал (разумеется, строем) за час раньше, чтобы занять нужные места. Советская школа была до предела огосударствлённой и идеологизированной. Бал правил в ней директор– ставленник горкома. Завучи и учителя работали под  его жёстким административным и идеологическим контролем: шаг вправо, шаг влево – жди неприятности.

Партийцы негласно присматривали за беспартийными, и все вместе стерегли души учащихся – поголовно меченых комсомольским значком, пионерским галстуком и  значком октябрёнка. Насколько оправдан миф о лучшей в мире советской школе? Если бы Германия сегодня сохранилась  как фашистское государство (слава Богу, этого не случилось!), то свою школу фюреры и их апологеты  тоже считали бы лучшей в мире. На том и стоят тоталитарные  режимы, что всё в них  на недосягаемом  уровне – вещи, учреждения,  люди. Метро, самолёты, ракеты.  Школы, институты, театры. Футболисты, хоккеисты, фигуристы, шахматисты, музыканты. Страсть к хвастовству и риторике (а еще – страсть  к мобилизациям) их роковая болезнь: «Германия – превыше всего!»,   «Россия – родина слонов!».  А бедные американцы так и не создали ничего хорошего. И лауреаты Нобелевских премий у них – ненастоящие.

Какие у меня есть предложения по усовершенствованию школьного образования?  Первое: надо принять меры к всемерному укреплению здоровья учеников. Не только с помощью уколов и таблеток. Здесь есть немало хороших вариантов, связанных с занятием физической культурой. Второе: обучение следует строить  преимущественно на интересе. Не абсолютно, а преимущественно. Чёткий распорядок, дисциплинарные меры не исключаются. Третье: дидактику и лучшие варианты воспитания никто не отменял и не отменит. Все, что есть лучшего в России и в мире, – в школу!  Четвертое: здравый смысл требует  остановить разжигание страсти  открытого  учебного соперничества в школе, как между учителями, так и между учениками. Талантливые учителя энергичны, но не шумны, не амбициозны, не стремятся к личным победам, и этим они привлекательны для детей. В отличие от неталантливых, которые всегда готовы себя показать, которые – и это слишком часто – очень милы  начальству. Настоящая педагогика – тихое искусство, она не любит фанфар. Соперничество есть и будет, но оно должно быть негласным.

Но хочется всё сделать поскорей, чтобы не отстать. А поскорей – это значит кое-как, ценой великих жертв, не умением, а числом. И это возвращает нас в советскую эпоху. Сталину удалось захватить Берлин раньше союзников только потому, что наша армия положила за него немереное число жизней наших солдат. Положила ради престижа, чтобы первыми захватить вражью столицу, угодить вождю. Неразумность акции обнаружилась лишь через десятилетия, когда столицу Германии  пришлось оставить без боя. Сегодня мы штурмуем высоты цивилизации. И тоже – без кропотливой подготовки, без «захода в тыл противника». А наши школьные «генералы» – наследники советского режима.

Учить и воспитывать ребёнка надо природосообразно, – дал нам совет великий швейцарский педагог Песталоцци. Опираться на природу, исходить из неё, идти рядом с ней, не отрываться от неё. Постоянно соизмерять свои планы с реальными  возможностями. Однако азарт гонки слишком увлёк нас. А дети молчат. За увеличение рождаемости мы решили женщинам заплатить. Расщедрились, раскрыли кошелёк. Может быть, на первый случай это и неплохо.  А как насчет здоровья?..  Ну, нарожают они много детей. Каких? - Больных и слабых, потому что яблоко от яблони недалеко падает. И тогда мы будем строить больницы, много больниц, пока вся страна не превратится в сплошной госпиталь. Корягин Сергей Осипович. 10 июня 2007 года