Когда отшумели все праздники

                КОГДА ОТШУМЕЛИ ВСЕ ПРАЗДНИКИ


     Когда отшумели все праздники («дочура, пропились до нитки»), когда наступила настоящая зима и тишина,  князья-издатели пригласили Ирину на творческий вечер Лиллиан Малкиной,  заслуженной артистки СССР, в чехах сыгравшей бабушку Коли в культовом чешском фильме «Коля». Ирина не до конца понимала это модное нынче значение слова «культовый» по отношению к фильму, но на встречу пошла, все-таки князья-издатели пригласили. Те самые князья, Олег и Ольга,  которые два года назад предлагали Ирине издать полное собрание сочинений в 5-ти томах, ни больше, ни меньше, а потом начался мировой финансовый кризис, и все забылось.

     Да и о чем вспоминать, когда рушатся целые государства. Буквально десять дней назад смело с лица земли Гаити. Пошла («устала и пошла»).

     Оказалось, вечер проходил в подвальном помещении галереи Александра Онищенко на Якубской, 4. Рядом с супермаркетом «Котвой», а не на Михальской, куда двенадцать лет назад Ирина прибежала к Саше с жалобами на Вакуленко. Где Саша напоил ее чаем и дал судьбоносный совет:
     - Я совсем очешился, Ирина, у меня в продавцах одни чешки, работают хорошо, не могу же я, ради тебя, кого-то из них обидеть. Иди на Гавелак.* Там живые деньги.


     Ты когда-нибудь задумывался, мой любимый читатель, что живые деньги – это грязь? Вот уже двенадцать лет Ирина каждый вечер, в туалете склада, моет после работы руки, и вот уже двенадцать лет вода течет черная. Первые годы они с девчонками думали, что эта грязь от овощников, от их ботвы морковной, мешков картофельных. Сейчас Ирина может поднять упавший на подлагу** кусок хлеба и съесть его,  потому  что овощники  на Гавелаке – кошерники. Взять хотя бы Оленьку.

     С другой стороны, придешь, бывало,  на работу без копейки денег – кто-нибудь шестьсот крон даст на станек***,  взаймы, а болгарин Коля – наш Коля! – чашечку кофе и рюмку коньяку нальет, в долг, потом начнешь витрину сооружать, стайка итальянцев по принтику купит, пойдешь, долги раздашь, и еще на одну рюмку останется. Живые деньги. И жизнь живая. Изо дня в день, сплошное гадание на кофейной гуще. Повезет, не повезет.
      
     Поэтому продавцы такие мнительные.
     Поэтому за три дня перед встречей Ирина пошла и купила себе платье, как они называют, «маленькое, черное», всем своим лифом и длинным рукавом составленное из блестящих черных пластин, буквально как змеиная кожа. Короткий низ из атласа, колоколом. Открытая спина.

     Когда Ирина вошла в просторный зал,  заполненный самыми лучшими работами Онищенко, князь-издатель бросился к ней, принимая пальто:
     - Очень рады, что Вы пришли.
     - Я тоже рада, - сказала Ирина, и отметила, что в зале гораздо больше незнакомых мужчин, чем на заседаниях Левицкого. И во втором, и в третьем. Надо же, у Саши целая империя холстов. По гулкой, крутой лестнице вниз, еще один зал, и за ним следующий, побольше. Зальчик, органчик, рояльчик.  Ого, у Саши и целая империя музыки. Тут же присутствовал и любимый Иринин скрипач – Шонерт. Между двумя свободными стульями восседала Надя Гейлова. За ее спиной Левицкий и па-па-па, распространитель русских книг за рубежом. По проходу метался Савельев. Остальные были незнакомы:
     - Ириш, иди, я тебе тут место держу, - крикнула Надя.
     - Я хочу с другой стороны, - завыображала Ирина, завидев Левицкого.
     - С другой стороны оператор сидит, не видишь камеру?
     - А кто у нас оператор?
     - Олег Крылов, конечно. Наш князь.
     - Вот я не понимаю, что они возятся со всяким старьем, - встрял Левицкий, - Нет бы,  дать дорогу молодым.
     - Кого Вы называете молодыми, Сережа? – засмеялась Ирина, вся, сверкая, как птица Гамаюн.
     - Тебя, хотя бы.
     - Мне через два месяца исполнится пятьдесят! – с удовольствием воскликнула она.
     - Не может быть, – ахнул Левицкий, но тут Лиллиан Малкина вышла на сценку, где, кроме органчика и рояльчика, еще стоял стольчик и микрофон, и сказала в микрофон:
     - Дорогие друзья, я рада видеть вас на своем юбилейном вечере…

     Лиллиан сказала, что о себе она не будет рассказывать, зто никому не интересно, кроме нее, не будет рассказывать и о знаменитых людях, с которыми ей довелось поработать, это отдельная, очень обширная тема, а расскажет-ка она о путешествиях и странах, в которых побывала в силу своей необычайной судьбы. Она вела себя как профессиональный конферансье. Зал падал с хохоту от ее шуток. И атмосфера была не просто дружеской, а прямо любовной. Ирина думала – а смогла бы ее мама, ровесница Лиллиан, вот так, час двадцать, без перерыва, развлекать публику? Пришла к выводу, что смогла бы – уже пятьдесят лет развлекает учеников на уроках истории в школе. Ну, сорок пять минут без перерыва. Зато ведь по шесть раз на день!  И что за чудное поколение – дети войны. Они знают что-то такое, чего не знаем мы. И это знание дает им силы жить, не унывать, не болеть, да еще и давать силы другим, уже одним только своим существованием. Сколько помнит Ирина свою маму – та никогда на здоровье не жаловалась, Ирина же каждый вечер  разваливается на куски, как старый чемодан. И ноет, и ноет, и ноет…
     - Нет, я ошибался, - сказал, наконец, Левицкий, - госпожа Малкина даст сто очков вперед любому молодому человеку, даже тебе, Ирина. Учись, пока она жива.
     - Учусь, - согласилась Ирина, тем более, что господа издатели начали разносить по рюмке водки для каждого присутствующего, на огромном подносе. Закуской служил кружок соленого огурца. Все, как на войне. Правда, у Малкиной в руках  были ее любимые цветы – гвоздики. Целая охапка. И прощание так трогательно, что не хочется расставаться:
     - А когда мы Ваш творческий вечер проводить будем? – улучив минутку, спрашивает Ольга-княжна у Ирины.
     - Лучше в первой половине февраля, - шепчет Ирина, не узнавая своего голоса, - Главное, что сегодня у нас королевой – госпожа Малкина!!

     - Нет,  дорогие мои, я устала, все-таки возраст дает о себе знать, - сказала Лиллиан, сопровождаемая эскортом поклонников до автомобиля такси, - Вы тут как-нибудь без меня, за мое здоровье.
     - Ну, куда пойдем? – взволновалась Гейлова, - только-только все раздухарились!
     В толпе Ирина заметила Валентину, главного редактора газеты«24 часа», выходящей на двух языках, русском и чешском,  («никогда не ссорься с тем, кто расходует много типографской краски»), и подошла к ней:
     - Я ждала Вашего звонка, - сказала она укоризненно.
     - Извините, замоталась. Тем более, новогодние пригласительные билеты в тот русский ресторан подорожали с 2.400 до 2.700 крон, и ни о каких скидках речь не шла. Могу сказать, в свое извинение, что ночь  прошла так себе, без чудес. Я хочу наверстать упущенное. Я приглашаю всех в средневековую башню-ресторан, на Индрижской. Это пятнадцать минут ходу отсюда. Пойдем? – и Валентина посмотрела в сторону пышнотелой блондинки в норковом манто.
     - У меня там бармен-друг, - кивнула блондинка, - Он будет всем очень рад.

     Вызвалось девять  человек добровольцами: Валентина, блондинка, еще две незнакомых дамочки, Левицкий, распространитель книг, Савельев, Надя и Ирина.
     Обстановка бара располагала к откровению. Вокруг стойки полукругом зал, а напротив - полукругом балюстрада. На балюстраде сдвинули вместе три резных столика, и обставили тремя резными же стульями с бархатными сиденьями. В центр каждого столика было поставлено по свече, и потушен верхний свет. Дополнительное мягкое освещение исходило только от барной стойки, где колдовал бармен, бокалы и рюмки под его рукой вспыхивали разноцветными огоньками, так же, как и платье на Ирине. Четверо из девяти предпочли водку. Трое вино. И двое кофе.

      Как ты думаешь, любимый мой читатель, что предпочла Ирина?


                Ирина Беспалова,
                Январь 2010, г. Прага