Кинф, блуждающие звезды. книга первая. 24

Вооружившись Кривым, Трен почувствовал себя увереннее и спокойнее настолько, будто полдела было сделано. И в самом деле, чего бояться? Нужно только найти выход из подземелья – а он есть, в этом Тиерн уверен! В народе же поговаривают, что господин Шут погуливает в подземельях и не боится ни Палачей, ни самого Тавинаты – отчасти, поэтому этот гадкий кар до сих пор жив. Если он не боится Тавинаты, то, значит, есть у него какая-то тайная сила? А раз так, то кто захочет с ним связываться и проверять это на собственной шкуре?
Следуя по проложенному сонками пути, он спустился в подземный город. Тишина; какая гробовая тишина! Слышны даже потрескивания медленно проседающих древних стен… и чьи-то торопливые шаги.
Тиерн встрепенулся, сердце его забилось так скоро, что он едва не задохся и не помер на месте. Кто это?! Палач?! Торопливые шажки сбились, где-то осыпались камешки, и тревога отпустила Тиерна. Нет! Это кто-то сильно сведущий путешествует по подземелью. Где он?! От этой мысли Тиерну стало так же дурно, как и от испуга. А что, если случайный путешественник уйдет, снова оставит Тиерна здесь одного?! Догнать, найти его! Может, это подлый Шут, всего лишь Шут! Он не станет убивать Тиерна, уж в этом-то можно быть уверенным!
Обвал повторился; теперь Тиерн мог точно сказать – это наверху, там, где терялись в вышине вершины башен, был второй этаж подземного города. Тиерн, позабыв о всякой осторожности, ринулся к башенке, над крышей которой слышал шуршание. Лестницу он преодолел очень быстро, не сводя глаз с легкого облачка пыли, поднимающегося на месте обвала. Двери в башню, когда-то сделанные из хорошего, дорогого дерева, теперь почерневшие и растрескавшиеся, болтались на одной петле, скрипя, и Тиерн, прикоснувшись к ней, просто сорвал её. Это отрезвило его – повсюду был мрак и запустение. А вдруг ступени на лестнице провалятся под его ногами? А вдруг – даже если он и останется невредим после падения, - он наделает много шума и привлечет чудовищ, что таятся во мраке этой пещеры? Нужно быть осторожнее.
Шорох наверху прекратился; видимо, тот, кто тайком прогуливался по подземным лабиринтам, услыхал его и сбежал, пожелав остаться неузнанным. Это не Палач; Палачу незачем скрываться и убегать. Да и шаги – эти неуверенные, робкие, словно крысиные, они вовсе не походили на шаги кровожадного чудовища.
Тиерн крепче сжал свой меч и осторожно ступил на первую ступеньку лестницы, ведущей наверх. Вопреки всем его ожиданиям, она не разразилась невыносимым старческим скрипом. Она была достаточно крепка, и, как ему показалось, новее всего остального. Вторая ступенька, третья… В тусклом свете подземелья Тиерн начал различать очертания предметов, провалы дверей… Странно; башня была, несомненно, древняя, её стены были просто расписаны трещинами. Куски штукатурки, обнажив Камни, отлетели и там, и сям и покрывали ступени. Но кое-что был не таким уж и древним – например, эти же ступени. Кое-какие были заменены совсем недавно, старинные мраморные перемежались грубо отесанными деревянными. Дверные проемы, чернеющие в светлых стенах, были снабжены решетками – Тиерн задел ладонью холодное мокрое склизкое железо и с омерзением отер руку об одежду. Что это за место? Снаружи выглядело как королевская башня… Тиерн, потеряв всякую бдительность, пошарил в кармане и извлек огниво. Нужно осмотреть все как следует! Первый же робкий язычок пламени осветил замшелую, позеленевшую от времени решетку и издевательский оскал белеющего черепа, висящего меж прутьев решетки. От неожиданности Тиерн завопил и шлепнулся на зад, невероятно ловко отползая от улыбающегося ему покойника – до тех пор, пока рука другого не легла ему на плечо.
Тиерн подскочил и вжался в стену, в ту её часть, где не было ни дверей, ни страшных остовов. Подняв повыше свой жалкий светильник, он осветил лестничную клетку и четыре камеры в ней – и всюду были останки людей.
То была тюрьма для смертников!
Над входом в каждую камеру были прикреплены факелы, и Тиерн поспешно зажег один из них. Стало гораздо светлее и не так страшно. Еле переведя дух, успокаивая сердце, готовое вот-вот разорваться, Тиерн опасливо подступил к первой, так напугавшей его камере. Да, вот он, остов, немой и страшный. Видно, несчастный осужденный умирал тут долго, и, скорее всего, от голода и жажды – засохший хлеб и пустая кружка стояли в маленькой нише вне досягаемости от его рук, которые и после смерти сжимали безжалостные прутья его решетки. Он так и умер, просунув голову сквозь решетку и глядя на такую вожделенную еду. Ужас; Тиерна даже передернуло от одной мысли о том, какие тут раньше стояли крики и мольбы. Он тронул пальцем высохший костяные ладони, сцепленные на железе, и они рассыпались в прах, так быстро и, что он едва успел отпрянуть, брезгливо отступая от сгнивших останков. Звонко щелкая, посыпались высушенные кости, что-то загремело слишком громко для скелета, и лишь один череп остался висеть меж прутьями, застряв… И звон – этот звон Тиерн не спутал бы ни с каким другим! Звон золота! Тиерн, забыв о брезгливости, припал на колено, обшаривая пол. Где оно, то, что упало с покойника?! В кучке костей руки, в крошеве штукатурки, его пальцы нащупали скрюченный высохший палец. Конечно, он переломился! От такого веса и здоровый палец мог бы переломиться, подумал радостно и ошарашено Тиерн, поднимая к свету свою находку.
Это был перстень, массивный золотой перстень, с красивым камнем. Такой перстень мог украшать только руку короля! Остервенело разломав хрупкие кости, Тиерн очистил драгоценность от многолетней плесени и паутины, и камень засверкал кровавым блеском.
- Да это, должно быть, легендарная Королевская Тюрьма! – ликуя, пробормотал Тиерн. -  Не может быть..!
О Королевской Тюрьме ходили легенды. Говорили, что самые жестокие короли древности, те, которых победил первый из Андлолоров, были заточены в неё с поистине королевской роскошью. Их казнили в полном королевском облачении, в парадных золотых кольчугах, с венцами на головах, с мешками золота – погрызи-ка его, богатый Король , когда захочется кушать! Одного, говорят, посадили на стул, усеянный острыми длинными шипами, и был тот стул из чистого золота. Другого держали в золотых цепях и кандалах. Многие кладоискатели руку отдали бы за то, чтобы только  узнать, где находится эта тюрьма. А она – тут, в подземелье Палачей! Что удивляться, что никто её не нашел до сих пор?
Он сунул факел едва ли не в скалящиеся зубы черепа – и радостным криком схватил то, что поначалу показалось ему полуистлевшей шапкой. То был королевский Венец, полузасыпанный  сгнившей тканью. Видно, раньше он, и правда, был надет на шапку. Или может, черви, точившие труп, испачкали его своими гадкими телами, но только теперь он был абсолютно черен. Золото лишь угадывалось под слоем грязи и разложений. Но Тиерна это не смутило; расшатав череп, он все-таки добыл Венец    (череп со стуком упал на пол и раскололся на мелкие кусочки, но мародера это мало тронуло) и с победным криком поднял его над головой. Такого Венца не было и у самого Чета! Воткнув факел на место, Тиерн торопливо отхватил Кривым добрый кусок от своего плаща и торопливо начал очищать корону. Взору его открылись совершенно невообразимые камни, горящие в свете факела таким жадным и богатым блеском, что Тиерн позабыл, где он находится и зачем он здесь.
Свою нечаянную добычу Тиерн торопливо нацепил на себя – а куда было её деть? Чертовы сонки ничего не оставили ему, ни сумки Первосвященника со священными текстами, ни пояса… Ну, ничего!
- Нужно все обыскать! Нужно обыскать все!
Тиерн закинул горящий факел в другую камеру, за решетку, и угодил прямо в казненного; не истлевшая еще ткань и высушенная плоть моментально вспыхнули, осветив на короткое время тесную клетку. Труп сидел, уронив голову на грудь, раскрыв свой костяной рот, словно удивляясь своему нелепому великолепию – плечи его и весь перед его одежды казался сплошным кладом, россыпью камней, вкрапленных в золото, а Венец    на склоненной голове был вышиной с локоть, и его острые лучи воинственно топорщились над выбеленным лбом.
И он был прикован – прикован к тому самому стулу! Острые шипы торчали меж костей рук, топорщились под одеянием на ссохшихся ногах…
Пламя охватило его жалкую скрюченную фигуру, и тяжелый драгоценный нагрудник съехал на колени, вычищенный мгновенно горячими языками от грязи и пыли. Тиерн, вцепившись в решетку, выл и улюлюкал, глядя на объятый пламенем скелет, закованный в золотой панцирь. Глаза его горели как у безумного.
Какие богатства! Теперь Тиерн не боялся; даже Палачей – к чему страх? Тот, кто так поспешно убежал сейчас отсюда, тоже наверняка был мародером. И раз он так уверенно ориентировался в подземелье – значит, приходил сюда не раз и не два. И Палачи его не тронули! Значит, и ему нечего опасаться. Только бы найти выход!
Немного успокоившись, Тиерн продолжил восхождение по лестнице.
Дальше шли ступени почти все старинные, из мрамора. Видно, внизу они истерлись и раскрошились так скоро от частого использования. Башня заселялась медленно, этаж за этажом, и чем выше был этаж, тем реже его навещали… Тиерн насчитал еще как минимум восемнадцать склепов, где были замучены короли – короли многих земель и стран, в странной, непривычной одежде, в полном боевом облачении, в кольчугах и латах, похороненные с королевскими регалиями. Интересно, что это было – последняя дань уважения к великим воинам или наоборот, чудовищная насмешка? В любом случае, это было столь грозно и от этого веяло такой мощью, что кровь стыла в жилах.
Дальше были недавние захоронения – Тиерн с содроганием узнавал знакомые медвежьи шкуры, а которые так любила наряжаться сонская знать. Некоторые лица, истлевшие и почерневшие, казались ему знакомыми; в одной клетке, вырванная из сустава, болталась рука, крепко схваченная стальным наручником – несчастного растянули четырьмя цепями, подвесили за руки и за ноги и на грудь положили ему тяжелую каменную плиту… когда-то.
А были и такие склепы, у которых решетка была наглухо заложена камнями и заштукатурена. О том, что когда-то тут был вход, говорили таблички – всегда медные толстые доски, с высеченными на них неизменными словами: «Равновесие  -  превыше всего». Казалось, что все остальные преступники были словно выставлены напоказ, скрюченные мукой в свой последний час, и это унижало память о них. А кто покоился в замурованных клетках? Быть может, те из королей, уважение к которым заставило Андлолора приказать скрыть от всеобщего обозрения их жалкие останки? Или, напротив, они были подвергнуты такой муке, о которой людям больше и вспоминать бы не нужно? А может, там просто сокровищница – просто замуровали те вещи, что принадлежали казненным? Воображение Тиерна живо изобразило ему целую гору золота, золотой посуды и предметов, сколь бесполезных, столь и драгоценных: каких-нибудь зеркалец, кувшинчиков, гребней и прочих изящных мелочей. Так или иначе, но это надо бы проверить! 
Тиерн огляделся – похоже, ничего рядом не было, чем можно было бы взломать кладку. Интересно, что скрепляет камни? Тиерн толкнул их плечом – как будто, поддаются. Похоже, всего лишь известняк, порядком отсыревший и оттого размягчившийся. Значит, стену сделали просто для того, чтобы никто не увидел, что там такое. Или нет?
Не долго думая, Тиерн сунул в крохотную, еле заметную щель Кривой и как следует поднажал. Добрый меч чуть изогнулся, но тут же упрямо выпрямился, выворотив камень из кладки. В образовавшуюся дыру стали видны ячейки решетки, заляпанные кусками известняка, и пахнуло… Бр-р, что это был за запах! Но Тиерну было все равно; любопытство подстегивало его сильнее жажды наживы, и он продолжил разламывать склеп.
Кладка и в самом деле была чисто символичная, и Тиерн скоро проделал достаточную дыру, чтобы просунуть туда факел и рассмотреть, что находится внутри.
Разумеется, никаких золотых гор там не было. Это была такая же пыточная камера, как и прочие, с той лишь разницей, что похоронен в ней был Палач.
Это Тиерн понял, едва увидев огромное тело, подвешенное на многочисленных крючьях к потолку. Мертвый гигант висел, чуть покачиваясь от потока воздуха, проникшего в его могилу через дыру, проделанную Тиерном, и смрад от  него расходился тошнотворными волнами.
Замученный насмерть Палач! Вот дела! За какую провинность его так ужасно казнили?  Подавляя приступы подкатывающейся к горлу тошноты, Тиерн все же увидел, что у тела отрублены ноги и руки, обезображена голова. И это не единственная могила Палача. Другие замурованные тоже наверняка их. Да что же тут происходило?
- Слава Чиши, Тийна уничтожила это безумное место, - пробормотал Тиерн, поспешно возвращая камни на место, чтобы удушливый запах не преследовал его. – Проклятая страна! Проклятое место! Что это за Король , который ставит свой замок над кладбищем, над костями врагов и над пыточными залами? Что за безумная жажда крови?
Прицепив обратно дощечку, Тиерн собирался было покинуть этот этаж, как вдруг нечто привлекло его внимание.
Он паршиво читал по-карянски, но это слово он знал хорошо. Еще бы его не знать, если почти каждый день его произносишь с яростью!
Полузамазанное штукатуркой, когда-то выбитое на стене, было начертано коротенькое слово, имя обладателя этой могилы, имя того, кто должен был бы гнить сейчас тут.
Шут.
Не веря глазам своим, Тиерн поколупал штукатурку, пытаясь разыскать какую-нибудь другую букву, прочитать другое слово, но их не было!
В этой клетке раньше сидел Шут, дожидаясь своей казни. Вот как. Тут он должен был умереть – по меньшей мере, Тиерн так понял смысл написанного, полузатертого штукатуром. Вот и дата есть – она минула уж тому пять лет назад!
- «…дерзнул…оскорбил… был четвертован и выпил… ага! Выпил настой сердца… продлил жизнь на пять дней…». Вот как… Шут  мертв – для Палачей его не существует. Они отрубили ему руки и оставили истекать кровью или умирать от голода, напоив отваром, поддерживающим сердце, чтоб он не умер раньше времени от боли. Так отчего он жив, а его место занимает другой?
Этот факт заставил Тиерна повнимательнее рассмотреть и прочие клетки – да так и было, на всех был написан приговор и имя.
- Почему же этот  гад не подох в положенное ему время? – пробормотал Тиерн.  – Но, однако, как он родовит, если его хотели похоронить рядом с королями древности…
Однако склепы ему надоели. Захотелось поскорее выбраться наружу – потом как-нибудь он придет сюда, захватив мешок покрепче, и, возможно, еще не раз, но сейчас нужно уйти.
Дальше наверх он взбирался, игнорирую все клетки. Вид смерти угнетал его.
До самого верха башни он взбирался, наверное, добрых полчаса. Склепы были недавние, свежие, и запах стоял невыносимый. Запах разложений и смерти! Скорее наверх, скорее к тому каменному барьеру, что отделяет подземное царство от галерей, ведущих внутрь замка!
Самая вершина башни, словно колонна, поддерживала потолок пещеры. Мост, протянувшийся от её верхней площадки до галереи, снизу казавшийся таким прочным, оказался просто подвесным шатким мостиком, подвешенным на цепях. Они стонали и скрипели от малейшего прикосновения к дощатому настилу, и у Тиерна поубавилось прыти. Потопав по мосту, вихляющемуся под ногами, он отступил в нерешительности. 
Идти дальше? Другого пути нет.
Тиерн, глубоко вдохнув, словно собираясь прыгнуть в ледяную воду, стиснул зубы и сделал первый шаг по стонущим доскам. Мост плавно покачивался под его ногами. Тиерн никогда не был особенным храбрецом, и сейчас пройти по ветхому сооружению было для него делом нелегким, но как-то он с этим справился. Отчаянно цепляясь за звенящие цепи, переставляя ноги, то и дело норовящие соскользнуть в бездну, он пересек мост и оказался у темного провала в стене. Сделав отчаянный скачок, он покинул нетвердый свой путь и оказался в кромешной темноте, боясь сделать и шаг – а вдруг за ней пропасть, бездна?
Едва он оказался в галерее, как над головой его вспыхнул свет – снова загадочные голубые кристаллы, вделанные в стену. Стало видно далеко вперед и далеко назад – длинный широкий коридор, целая дорога, на которой и два всадника разъехались бы. Тиерн в нерешительности оглянулся – куда же идти? И куда делись те, кого Тиерн видел, тот человек, что так поспешно убегал от Тиерна?
Шорох повторился. Тиерн резко обернулся – какая-то темная фигура вдалеке возилась у стены, что-то прилаживая. Человек очень спешил, словно времени у него в обрез, и не очень беспокоился о том, чтобы соблюсти тишину. Оно и понятно – кому бы пришло в голову сунуться сюда после того, как принцесса разворошила это осиное гнездо? Однако, неизвестный не опасался совершенно. У него даже оружия с собой не было. Либо он знает о том, что Палачей больше нет, сообразил Тиерн, либо он не боится Палачей… Безгрешен? Такое невозможно в нашем-то сумасшедшем мире! Значит, знает, что бояться нечего. Тиерн уловил обострившимся слухом какое-то металлическое побрякивание, и скоро со скрипом часть стены отошла, открыв еще один провал. Снова катакомбы! Незнакомец без колебаний нырнул туда, и Тиерн со всех ног рванул вслед за ним, пока проход не закрылся.
Но, верно двери и не должны были закрываться, и запыхавшийся Тиерн спешил зря. А потому, споткнувшись о порожек, он едва не пересчитал ступени винтовой лестницы, спускавшейся вниз. Снова вниз! Может, не стоит идти за незнакомцем? А что тогда делать? Остаться на месте и ждать, когда он пойдет обратно? А если он уйдет другим ходом? И снова Тиерн останется один! Нет! Этого допустить нельзя!
Осторожно, стараясь не шуметь, Тиерн стал спускаться вниз. В башне было тихо, мокро, и ступени под ногами были скользкие. Тиерн держался за стену, чтобы не поскользнуться, и Камни под его ладоням, покрытые слизью, были холодные.
Где-то внизу снова послышался шорох – человек, которого преследовал Тиерн, оступился. Крепко выругался – Тиерн расслышал первое слово в излюбленном ругательстве каров: «Пусть демоны расчешут тебе хребет!». Затаив дыхание, Тиерн крался, словно крыса. Казалось, даже скользкие ступени под его ногами помогают ему, не заставляя его оскальзываться. Еще один пролет, и Тиерн, скользя вдоль стены, как змея, приблизился к преследуемому.
Тот, видно, упал – выглядывая из-за угла, Тиерн увидел, как некто в сером длинном плаще растирает  колено. Это нам на руку, злорадно подумал Тиерн, теперь, с подвернутой ногой, он далеко не убежит. Незнакомец, перестав злобно шипеть и ругаться, распрямился и обернулся назад – Тиерн, холодея, едва успел спрятаться за стену. Он не успел разглядеть лица под тенью капюшона, но почему-то этот серый темный провал напугал Тиерна. На него словно глянуло само Зло – привыкшее при свете дня прятаться и представляться обычным человеком, а здесь наконец-то выпустившее свое естество на свободу. Тиерн даже дышать перестал, прислушиваясь. Незнакомец, постояв молча с минуту, прислушиваясь, ничего не услышал и продолжил свой путь.
Тиерн опасливо выглянул из своего убежища – незнакомца не было видно. Ушел; торопливо переступая, минуя ловко кучу Камней, о которую, видимо, и споткнулся незнакомец, Тиерн проследовал за ним. Пожалуй, не стоит сильно торопиться, подумал Тиерн, никуда он не денется. Потихоньку, потихоньку…
Спуск был длинен; чем дальше Тиерн спускался под землю, тем чаще его охватывало отчаянье – а не идет ли он навстречу своей смерти? Может, этот человек специально подослан, чтобы завести его, Тиерна, в такие дебри, откуда он не сможет выбраться? А может, он один из Палачей, и заманивает его в их логово? Эти мысли обжигали его разум как кипяток, но оставаться один в этих катакомбах Тиерн уже не мог – чем дальше он шел, тем страшнее ему становилось, и тем больше он убеждался в том, что обратно он не сможет вернуться сам, и тем неистовей он карабкался по осклизлым ступеням, боясь остаться один.
Скоро башенная лестница вывела его к выходу – воздух, что пахнул ему в лицо,  был затхлый и спертый, как и полагается быть воздуху в любом подземелье. Незнакомец шагнул в провал дверей, и Тиерн, не долго раздумывая, кинулся вслед за ним и оказался у подножия башни – половина её была видна и доходила до невысокого потолка.
Это подземелье отличалось от верхнего. Здесь было очень влажно – крупные капли то и дело срывались с потолка пещеры и шлепались на каменное подножие башни, выдалбливая ямки в порыжелом камне. Казалось, шел дождь, и Тиерну стало душно и жарко в его меховой зимней накидке. Под ногами больше не было песка и мелкой гальки, прочего строительного мусора, коим был усыпан весь верхний этаж. Точнее, может, он и был, но под богатой массой пышно разросшегося голубовато-зеленого мха их не было видно. Все потонуло в мягких лапах, оплетших и пол, и стены, и какие-то постройки, превратив их в мягкие округлые холмы. От земли поднимался пар, туман, становясь все гуще, и капли становились чаще и чаще.
И здесь было светло. Весь мох был усеян мелкими цветочками, фосфорицирующими в темноте, и было видно далеко вперед.
Фигура убегающего незнакомца тоже была видна – темное пятно прыгало по нежной зелени мха, и Тиерн кинулся за ним.
Поначалу он бездумно, подстегиваемый собственным страхом, бежал, ничего не замечая, стараясь не выпустить из поля зрения темную фигуру, но потом глаза его стали выхватывать из обшей картины какие-то детали, многочисленные мелочи, коими здешний пейзаж изобиловал и от которых волосы вставали дыбом.
Во-первых Тиерн приметил, что не просто несется по зеленым кочкам, а идет по чуть приметной дорожке – сквозь редкие веточки мха угадывалась каменистая земля, песок. Её протоптали когда-то давно, и видно, ходили по ней часто, раз до сих пор не заросла она мхом, и она была хорошо известна его тайному проводнику.