кинф, блуждающие звезды. книга первая 39

Камень, у которого совершенно не было чувства опасности, легкомысленно распевал песенки, я бы сказал, себе под нос, но вот носа-то у него не было.
- Эй, Брайен, -  произнес Шут, посмотрев на камень, что горел над его головой, - не ответишь ли мне на один вопрос?
- Смотря что это будет за вопрос, - осторожно ответил камень, предчувствуя недоброе.
- Где мой медальон? В ту ночь Палач снял и его и забрал. У кого он теперь? – резко спросил Йон. – Отвечай, не то я разобью тебя.
- Попробуй, и увидишь что будет, - ехидно ответил камень, и Йон, не говоря больше не слова, треснул по камню рукоятью меча.
Раздался дребезг и звон, словно груда тарелок обрушилась на каменный пол, и камень искрящейся грудой обломков выпал из своего гнезда. Раздался истошный визг, и остальные камни забеспокоились, стали окликать разбитого – как с ним могло произойти дурное, ведь они не чувствовали присутствие магии?!
- Ну? – с нажимом произнес Йон. – Где?
- Эй, ты че творишь?! – верещали осколки тонкими голосишками. – Ты че…
- Где мой медальон? – повторил Йон, наступая на один из обломков сапогом и как следует нажимая. Раздался хруст, от камня начали откалываться мелкие блестящие крупинки. 
- Ай, все, все! Понял, понял! – завизжал осколок. – Твой медальон!
- Да не ори так и не смей называть моего имени, а не то покрошу тебя мельче чем в муку! Так где он?
- А который медальон? – юлил камень. -  Палач снял с тебя много побрякушек. Какая именно тебя интересует?
Йон усмехнулся и глянул себе под ноги, туда, где под подошвой его сапога примостился маленький врун.
- Медальон моего рода, - ответил он, решив открыть все карты сразу. Он понял, что камень будет юлить, пока не убедится, что он все вспомнил, а у него не было времени препираться с ним. – Медальон барона Йонеона Ставриола – назвать все имя полностью или этого достаточно, чтобы понять, о чем я говорю?
Камень на миг замолк – Йонеон ощутил его изумление и потрясение так явно, словно удар или ожог.
- Ты помнишь, - произнес он, наконец. Йонеон кивнул.
- Я помню, что Палач снял с меня медальон в ту ночь, - произнес он. – Кому он его отдал? Серому?
- Какому серому? – с подозрением произнес камень. – Я не видел никакого серого. А медальон твой никому не отдавали. Палач не дурак, чтобы кому попало отдавать такую вещь! Он спрятал его, это правда – помнишь статую такого смешного божка, словно выглядывающего из стены? Сонки оставили его в покое, потому что он чем-то походит на их Чиши. Так вот это тайник – здесь, в замке, полно тайников..!
- Короче!
- Короче некуда. Там реликвии – твоя и царственной Кинф, старинный венец, подаренный ей когда-то Андлолором. Во время падения замка Палачи оказались единственные из всех, кто остался верен империи. Они собрали те немногие вещи, что что-то значат, и спрятали их в этом тайнике. Их обладатели – вы, а не кто-то в сером… кстати, что это за цвет  такой – серый? Как он выглядит? Сдается нам, что мы не различаем серого!
- А стены? – изумился Йон.
- Они не серые. Они с коричневатым и даже с красноватым оттенком.
Камень, наконец, понял, что в его интересах сотрудничать – он слишком много выболтал, чтобы теперь молчать, и этого же хватило бы, чтобы недруги вместо Йона исполнили его угрозу.
- Если ты соберешь меня, - интимно понизив голос, произнес камень, - то я расскажу тебе много интересного. Того, что касается тебя и твоего медальона.
- А если я уйду и оставлю тебя так?
- Тогда ты не узнаешь многого.
Йон, чертыхаясь, подобрал осколки – по счастью, камень не раскрошился, - и сложил их в свой карман.
- Так, хорошо, - сказал камень. – А теперь убирайся отсюда, да поскорее!
- Отчего бы?
- Потому что сейчас ты увидишь Тех, Кто Невидим и Вездесущ! Мы называем их так, потому что слышим лишь их голоса – изредка видим руки, ну, и то, что они в этих руках держат, но и все.  Лиц их мы не видели никогда, а голоса… голоса лучше б не слышать никогда! Если ты не отдашь меня им, я расскажу тебе о них.
- Как они узнали, что я вынул тебя? Другие камни рассказали?
- Нет; не знаю, как они узнают, но они узнают всегда. Да торопись же!
Но у Йонеона были совершенно другие планы. Слушать россказни какого-то вруна?! Нет; кое-что он должен разузнать сам; и бежать - это не к лицу барону Ставриолу! Лучше остаться здесь и послушать, о чем они будут говорить. В конце концов, он верил в свой меч, который еще ни разу ему не изменял; не сотня же человек сюда вломится; и, если они его обнаружат, он сможет постоять за себя!
Йон зажал рукой карман, чтобы не было слышно писка разбитого камня и отступил в темноту. Сердце его билось ровно и спокойно, и дыхание было тихим; он не боялся – наверное, оттого Серые не заметили его присутствия и искать не стали.
А он ничуть не удивился, когда из мрака выскользнули две фигуры в сером и заметались по подземелью, освещая пустое черное место, на котором когда-то красовался разбитый камень.
- Что здесь произошло?! – яростно спросил один из них, обращаясь к  притихшим камням. Его вопрос можно было бы назвать криком, если бы он не был задан странным шипящим голосом, словно бы смазанным и многократно повторяющимся в ушах. – Кот вынул его?!
- Мы не знаем, - осмелился ответить один из камней. – Мы лишь услыхали его крик и потом голос человека, который говорил с ним.
- Говорил?! Что он говорил?!
- Мы не разобрали; речь шла о каком-то украшении.
- Украшении! Что за украшение?!
- Это не наша тайна. Это тайна Палачей, а они от нас многое скрывали.
- Ложь! Если знал он, то знали вы все! Так о чем шла речь?
Камни молчали; и Йон не мог понять, почему. 
Серые взвыли страшно и противно.
- Как он умудрился вынуть камень, это человек?
- Он разбил его.
- Разбил! Этого не может быть!
- Мы слышали, как он разбился.
- Этого не мог сделать даже Феникс! А только ему под силу вынуть этот камень – его ведь вставлял Савари? Но тот, кто был здесь, ведь не Савари?
- Нет; это был не Савари и не Феникс – Феникс, кстати, все еще мертв.
- Да что же за тайна такая, за которую разбили камень?!
Камни молчали. Серые проклинали их страшным проклятьем.
- Я вынужден буду позвать Господина, - сказал, наконец, один из них, и в голосе его послышалась угроза. – Ему вы расскажете все! Не то…
- Не то – что? – насмешливо произнес камень. – Что он может, кроме как перебить нас так же, как и Брайена? Ничего; мы бессмертны. И с этого часа сдается мне, еще и свободны – ты разве этого еще не понял? Нас может вынуть любой; а это означает, что Равновесие рухнуло, и Дух в Камне свободен. И мы уже не зависим от воли обещаний вашего господина. Он обещал вынуть нас – ерунда! Теперь мы не нуждаемся в его услугах и более не обязаны ему служить за призрачную надежду на свободу.
Серый в ярости занес для удара палку, на которую опирался. Йонеон буквально впился взглядом в неё, стараясь как следует запомнить её, чтобы потом, может быть, по ней опознать её владельца.
- Сейчас я раскрошу тебя, как и Брайена! – зашипел он, и камень саркастически рассмеялся:
- Давай! Дай мне свободу прямо сейчас! Ну, что же ты опустил свою палку, которой так грозно размахивал? Что случилось?
Серый молчал.
- Господин в замке, - произнес он наконец. – Я все расскажу ему. Может, он знает, как причинить вам боль!
И серые растворились во мраке, а Йон перевел дух.
Казалось бы, беседа эта не сказала ничего важного, но это было не так.
Во-первых, Господин – то есть тот, кому Йонеон был обязан годами безымянности, - был тут. Но кто он – им мог оказаться кто угодно! Так сказал и Палач. Йон поблагодарил небеса за то, что они удержали его и не дали ему погеройствовать. Какая дерзость - полагаться на свой меч! Глупец, мальчишка! Несомненно, он уложил бы обоих. Да только Господин обнаружил бы тела своих верных слуг; а коль он в замке (и это может быть кто угодно!), он не может не знать, как дерется господин Шут, он же казненный им Йонеон Ставриол. И для такого пройдохи не составило бы труда соединить вместе разбитый камень, украшение, Йонеона и убитых им слуг…
Он понял бы, что за украшение искал Йон. И понял бы, что Йон – уже не Шут.
И тогда бы он нанес удар из темноты…
«В замке нельзя доверять никому! - думал Йон, крадучись пробираясь к выходу. – И имени своего нельзя называть никому – если, конечно, его мне не напомнит Кинф… Ах, демон! Она тоже тут; и Серый – мало ли что у него за планы! Значит, и она в опасности тоже. Что за проклятое место!»
- Ну, указывай мне этот тайник, - грубовато велел он камню, когда подземелье было позади, и серые не дышали ему в спину. – Не то склею и вставлю тебя обратно – насколько я понял, ты обязан мне свободой!
- А то! – довольный, ответил камень. – Иди к зеленому фонтанчику – цел он еще, кстати?
- Цел, - ответил Йон. – Только загажен.
- Тем лучше! Значит, тайник цел, барон Йонеон Ставриол! Вперед! И через пять минут ты станешь полноправным владетелем своей Улен!
Йонеон повиновался.
- А расскажи-ка мне, что это за люди такие, - спросил он, чтобы скоротать время, пока будет разыскивать это фонтан. Камень, как ему показалось, даже завозился в его кармане.
- Мой тебе совет, барон, - произнес он, - не доверяй никому в этом замке! Я говорил уже, что не видел ни единого лица? Я повторю это с самой страшной клятвой. Я знаю, что тот, кто породил нас, породил и их, но было это так давно, что память моя путается, и я не могу сказать, кто был первым, кто вторым, и для чего мы нужны на этом свете! Но люди эти повсюду; за пределами замка они могут лишь лгать, а здесь они всесильны.
- Так! А скажи-ка мне теперь, отчего так важны те вещи, что Палач спрятал от Серого Господина и отчего вы не выдали ему этой тайны?
- Не знаю, отчего важны. Но знаю, что он хочет завладеть ими со всей страстью. И коли он возьмет их – мы ему будем больше не нужны. Тогда он просто забудет о нас и мы никогда не увидим свободы!
- Даже так! – пробормотал Йон. – Такая важная вещь болталась на моей шее! Немудрено, что он велел сравнять меня с грязью! За неё можно было б не только руки отрубить – кстати, так оно и предполагалось! Он велел убить меня, а Палач пожалел!
- Да; тебя велено было убить, мучительно, чтобы насытить нашу силу, но истинной причины, отчего так важна была твоя смерть, он не назвал никому.  Он ожидал, что когда ты умрешь, он снимет медальон с твоего мертвого тела, и никто ничего не заметит, но он просчитался! Палачи посчитали, что ты достоин жизни – они частенько так делали. И припрятали твой медальон. Не спрашивай у меня больше ни о чем; я не могу тебе рассказать всей правды, оттого что сам не знаю её; даже Великие, те, что сражались в страшных войнах, были обмануты и верили в ложь. Вся история погрязла во лжи, и правды не знает никто – кроме Серого Господина, как ты его называешь.
Тем временем Йонеон достиг фонтанчика – это было маленькое сооружение, скорее украшение стены, чем необходимая вещь. Когда-то он был прекрасен, искусно выточенный из малахитового камня, вделанного в стену.
Теперь веселый зеленый цвет был погребен под ржаво-коричневой грязью, в бассейне вместо прозрачной воды была грязная черная жижа, и веселый бесенок, когда-то озорно ухмыляющийся со стены и извергающий чистую струю из своего уха, потерял свои рога и лицо его было раздроблено.
- Здесь, - произнес Йон. – Как открыть тайник?
- Цел ли кран, открывающий воду? – спросил камень. – Без него трудновато тебе придется, и без шума не обойтись!
Йон наклонился – маленький краник, порядком замызганный, был на месте, но обломан.
- Значит, так, - скомандовал камень, - открой воду на четыре оборота.
Йон повиновался; но ни капли не упало из пересохшего ушка веселого фавна.
- Теперь закрой воду на три оборота, - велел камень.
Йон повиновался.
- А теперь открой на пять и закрой на десять оборотов!
Кран отчаянно скрипел, но повиновался. На последнем обороте статуя задрожала; бассейн с холодным звуком медленно отъехал в сторону, и Йон с замиранием сердца глянул в открывшийся тайник.
Они были там и лежали вместе – их реликвии. Их золотая глянцевая поверхность не была тронута временем, и он тотчас узнал свой медальон – причудливое переплетение ветвей, цветов и бутонов в нежном теле Лесной Девы, подвешенной на толстую золотую цепь. Венец    Кинф он не видел ни разу, и тот ничего не напомнил Йону.
Йон взял обе вещи и вернул бассейн на место. Камень молчал; может, посчитал что не имеет права вмешиваться, а может, ему было все равно.
Что дальше?
Йон еще раз посмотрел на венец, взвешивая его на ладони. Его нужно отдать. И предупредить Кинф – разумеется и о том, что здесь некий Серый Господин, и о том, что это Венец    что-то значит о очень важен…
- Не ври себе хоть сейчас, - внезапно произнес камень, и Йон вздрогнул от неожиданности. – Сколько времени ты еще будешь вести себя, как трусливый мальчишка?! Просто скажи себе, что снова хочешь увидеть её. Вот иди – и посмотри. Заодно и Венец    вернешь…
                ****************************
Ого-го, мой юный друг! К какому месту мы подошли! И кто будет писать теперь – думаю ты.
А чего это я?! Чего это я?!
У тебя правдоподобнее получается. Ты же знаешь, что тебе не обязательно видеть происходящее – достаточно просто написать об этом, и оно так и будет. А значит, и прошлое угадать, как оно было, для тебя не составит труда?
Нет, как цветисто наврал, лишь бы только свалить все на меня! Ну и ладно; я человек честный, мне скрывать нечего…
Вот и славно!
Значит, дело было так…
                ****************
…Кинф все еще бесилась оттого, что попала в наиглупейшую – и наипостыднейшую на её взгляд ситуацию.
Каково! Обручиться с девицей – да еще и с кем! С дочерью убийцы отца!
И какой из этих фактов смущал её больше – непонятно.
И Савари хорош… отчего он не защитил её разум от такого страшного, греховного колдовства?! Испугался? Или не смог?
Кто знает?
Кинф снова покраснела, вспоминая, как ласкала Тийну, и как та… фу, даже вспоминать противно!
Она с остервенением принялась драть волосы щеткой -  как давно она этого не делала! Даже отвыкла ухаживать за собой.
Зеркало, перед которым она сидела, отразило её – нелепый вид, подумала она, щеки красные, и платье так непривычно очерчивает грудь. Она снова со стыдом вспомнила, как пялился на неё этот старый дурак Савари, и со злости подскочила и задвинула засов. А потом еще и вторую дверь закрыла – ту, что сделана и ароматного дерева. Теперь всю ночь будет невыносимо вонять, так, что разболится к утру голова. Ну и пусть; главное – этот омерзительный старик от неё как можно дальше!
Кинф вернулась к зеркалу и снова с отчаяньем уставилась в его серебристую гладь. На глаза её навернулись слезы; с платьем она словно надела на себя все беды, что терзают женщин – и неуверенность, и беспомощность, и страх… Ну да, страх. Раньше, представляясь мужчиной, она знала, как надобно вести себя, чтобы задиры остерегались даже заговорить с нею, а теперь что? Теперь положение её шатко; да, она избавилась от колдовства, но теперь каждый знает, что она кинф. И если раньше она могла спать в своих покоях спокойно, не опасаясь, что за нею вломятся среди ночи, потрясая факелами, то теперь она ожидала этого каждый миг. Она боялась!
Она налила себе вина – принцессе Кинф его не принесли бы, но принцу Зару поставляли с избытком, и забрать забыли, - и выпила добрый глоток. В голове зашумело, но легче не стало. Все равно было страшно! И это непривычное отражение в зеркале… оно пугало более всего. Теперь ей нужно быть женщиной. А как? Она позабыла, каково это. И Савари ей не поможет…
Отчего-то и вправду росло раздражение и даже злость на старика. Да! Он обещал, что будет защищать её до последнего вздоха! Кинф припомнила его, коленопреклоненного, торжественно провозглашающего её Королевой, с таким умиленным, таким чистым и трогательным лицом, что ей стало стыдно. Просто наврал! А она-то, она-то, дура редкостная! Во всем его слушается; отца родного – и то так не почитала и не слушалась, как этого безродного старого пня, которого и ко двору-то пригласили исключительно из-за того, что он умел говорить сладкие слова для матери, вечно страдающей скукой и потягивающей тайком сладкое красное винцо… Да, винцо…
Кинф глянула на бокал с темной красной жидкостью и оттолкнула его. Хватит на сегодня. В вине все равно не утопишь не своих сомнений, ни горестей. Ну, может, еще лишь глоточек.
Глоточек возымел волшебное действие. Настроение Кинф улучшилось, в голове зародилась шальная мысль. А что, если сбежать? Просто уйти? Можно уйти обратно в Пакефиду, оставив здесь нудного старика – она в изумлении обнаружила, что ей до смерти наскучила вечно свербящая в голове мысль о мести, и куда интереснее было бы быть просто посланником Алкиноста Натх… Хвала небесам и старшему названному старшему брату, принцу Зеду, который снискал себе такую славу что, оглядываясь на неё, никто более не хочет мериться силами с принцами Ченскими! Она могла бы ездить по кнентам и улаживать всяческие дела, коих и в мирной жизни полно. Могла бы как-нибудь заставить признать себя, женщину, и наконец выйти замуж. Сколько можно болтаться по миру?
А всё эти остолопы! В самом деле, с ним она чувствовала себя не принцессой, а марионеткой! Этот Горт, невыносимо скрипящий зубами всякий раз когда кто-либо поизносит имя её отца, и Савари, багровеющий, как помидор, стоит лишь ему напомнить, что Чет, угольщик по рождению,  невежественный и дикий,  вскарабкался на трон  Андлолоров, и все их кодексы чести ему по боку!
Рабы – и они имеют над ней какую-то власть! Проклятые… Кинф глотнула еще из своего бокала, и в глазах её разгорелся кровожадный огонь. Двое из королевской гвардии, они были преданы королю телом и душой, и они с радостью умрут, если этот бой состоится во славу Андлолора… только вот кто из них думает о ней?
Ни один из них!
Для них она всего лишь инструмент мести, они смотрят на неё своими пустыми глазами и видят всего лишь осколок той, давней жизни, уютной и полной благ. Того времени, когда они были обласканы, богаты, и жизнь их протекала в сытой темноте замка – рука их редко ложилась на рукоять оружия! И теперь они думают на самом деле не о ней – им все равно, взойдет ли она на трон. Теперь они хотят лишь того, чтобы она возвратила то время… да…
Да удрать! Кинф с ненавистью дернула полу платья и расхохоталась. Савари будет вне себя от ярости. Он все время говорит, что покидать замок не безопасно – интересно, а что бы он стал делать, если бы её убили? Нет, правда – а если бы она погибла? Многое бы она отдала, чтобы посмотреть на его постную физиономию, вытянутую, как у лошади, если б он увидел её мертвое тело. Как бы он тогда пристраивался к другому трону, на котором сидит монарх, ничего не знающий о его талантах?
Хихикая, она на цыпочках пробежала к дверям и прислушалась, приоткрыв себе маленькую щелочку.
Горт и Савари спорили. Горт упрямился, и непременно хотел куда-то идти и что-то посмотреть еще разок – краем уха  Кинф услышала что-то о сокровищах и о шлеме… Да, о шлеме – наверняка о том, который эта девка, Тийна, нацепила себе на голову. Тоже мне, горе! Головы, что носила его по праву, давно уж нет, а они ссорятся из-за куска металла! Савари, кажется, умолял Горта на коленях никуда не ходить и не подвергать себя опасности – именно так он и выразился, высокопарно и смешно. Горт настаивал. Понятно; эти двое сейчас уберутся прочь, Савари просто не может не опекать, он непременно потащится следом, щедро поливая их путь слезами. Рыцарь Нат благоразумно дремал в углу; вот кого природа наделила разумом щедро! Он вступается в драку лишь только если это необходимо, и никогда не лезет на рожон сам – что за мудрый человек! О том, что Нат с похмелья разнес ползамка, Кинф уж позабыла.