Еда

Клацая чайной ложкой об зубы, - такой несоизмеримо маленькой в этом большом мокром рту, - он шумно всасывает в себя очередную кашу и тяжело сопит, пережёвывая. Поскрипывание зубов, пощёлкивание безостановочно двигающихся челюстей, сдавленное хлюпанье тщательно перемешиваемой со слюной массы.  Такое ощущение, что пища, попадая в рот, выталкивает воздух, и тот с сипло вырывается наружу из постоянно двигающегося в такт челюстям носа. Кажется, что пережёвывает, сопит и глотает он всем организмом – настолько широк диапазон издаваемых им во время еды всхлипов и бульканий. Соскребает отточенными  движениями со стенок очередную порцию и ловко закидывает внутрь. Соскребает и закидывает. Размашисто, точно - так шахтёры бросают лопатой в топку уголь. Обстоятельно, ответственно, будто бы выполняя тяжёлую работу, он едва успевает гулко проглотить, как к губам рвётся очередная аккуратно наполненная ложка и даже какое-то мгновение нетерпеливо перетаптывается у самых губ, поторапливая их.  Будто бы не он, а кто-то другой, - расторопный и деятельный, - подносит всё новые порции пищи, и ему только и остаётся что успевать. Серьёзно, сосредоточенно, даже хмуро. А потом аккуратно отодвигает от себя пустой контейнер и, изредка икая, ритмично жуёт мармелад, прихлёбывая горячий чай: пять глухих чавков на один прихлёб. Раз, два, три, четыре, пять – и протяжный «швырк». Раз, два, три, четыре, пять, «швырк». Наконец, вытерев рот, отваливается на спинку кресла и, едва переводя дыхание, глубокими бульками вливает в себя изрядную порцию воды из пластиковой бутылки: «Ты зря не ешь – желудок себе испортишь».