Носок с деньгами

       Дома сидеть нельзя. Тем более, если есть возможность пройтись на лыжах. Но для этого надо преодолеть квартирное тяготение.

   И вот, после страшной борьбы с ленью, я лезу в шкаф, достаю новый костюм, тельняшку, ботинки. Вспоминаю про носки. Ага, как-то попадался на глаза матушкин подарок. Всегда, когда уезжаю от нее из деревни, она и сунет мне в сумку сверточек. Я уже знаю, что это ее изделие носки из пряжи, что сама пряла. Шерсть всегда водилась в доме серая, жесткая.

   Сейчас-то уже давно овец не держит,  да и сам я не работаю на стройке, а носки-то ее толстые, невзрачные, под туфли не наденешь, тем не менее, вот под лыжные ботинки сгодятся.

   Нахожу и носки, они лежат в низу шкафа в старом целлофане, обернутые белой тесемкой. Достаю, разворачиваю, а там шуршит что-то. О, да это деньги. Тут же вспомнил про недавнюю реформу, неужели старые. Нет, новые, пятисотенная, по сто шесть штук, и три десятки.

  Надо же перехитрила, так-то я не беру деньги, она вот что придумала, а носки-то уже не новые, стираные и даже чиненые. Сама ремонтирует- пряжа осталась, иголка у нее хомутная, большая, и она сама вставляет нитку. Нить может вставить и в обычную иглу. Ведь очков-то с роду не имела. Я думаю, многие люди носят очки потому, что их легко купить, и в них выглядишь солиднее. Ведь у М. Горького Клим Самгин нарочно стал носить очки, для вида. Ну и видит-то она нормально, думаю потому, что не ленится мыть глаза. И мне бывало скажет:

 "Мой глАзы, рот один помоют и все". Приходилось мыть и глаза, а о пользе тщательного промывания гляделок я недавно додумался. Ведь в воздухе грязи хватает, глаз влажный, пыль прилипает, но мы не ощущаем. Смолоду-то хватает слезы, промывается оболочка, но с годами всё становится суше, тем более, когда человек не горюет, не плачет. Вот и получается что зрачок засоряется, как оконное стекло. И если его не помыть лишний раз, он и запылится. А коли плохо видно- лишнее напряжение на весь аппарат зрительный. Ну и трешь же невольно, а это как наждак, Опять и  деформация на столь нежный орган.

 Теперь я всем предлагаю мыть глаза с мылом, и беспощадно, кулаками при всякой возможности. Питание тоже важно. Я спасаюсь морковью, каротин, в любом виде, можно сырую, можно вареную, лишь бы была всегда в холодильнике, и не лениться помыть да почистить. Еще тыкву, наращиваю своею, как и морковь, свеклу.

  А в тот раз перед лыжной прогулкой я вспомнил обиду на мать с сестрой, когда еще будучи в армии, возвращался из деревни из отпуска. И вот, сел в вагон в нашем городе в Боровичах, сосед по купе молодой, но постарше меня, такой добрый, словоохотливый, достал из сумки всякой снеди. Запахло курицей жареной, пирогами, а у меня-ничего. 
 Начал он лопать, меня подтащил к столу, угощает, говорит: "Ешь, я знаю тебе тоже, должно быть надавали в дорогу". Я поклевал немножко и сказался сытым, не стал налегать на дармовщину, а на родных обиделся. Уж сестра-то могла бы в городе что-нибудь купить съедобное.
  У нас вообще к еде отношение плевое. Так-то приедешь, хоть к матери, хоть к сестре тут же за стол зовут, супу, подадут, картошки нажарят, а чтобы в дорогу что собрать-этого нет. Да и нечего же было. В ту пору и в магазинах в тамошних колбасу было не купить. В Москву, да Ленинград ездили. Кур своих никогда не водилось.   
 
  А матушка и сейчас питается огородной продукцией, да черным хлебом. Молока, соседи принесут раз в неделю, или моя сестра с семьей, приезжают на выходные, привезут масло растительное, рыбки, какой недорогой, если сами не съедят,так ей оставят. От мяса, колбас давно отказалась. Аскетическое скудное питание, тем не менее- на двадцать лет отца пережила.

 Ее сверстница сломала шейку бедра, хотя значительно моложе неё. Вот матушка и говорит:
   "Ешь хлеб черный, в нем сила. Нинка не ест, дак вот упала, ногу-то и сломала зато"...