Житие богов. Борьба Йахве

И командировал Йахве, адмирал в Тире, отряд лесорубов с секирами на длинных ру-коятях; и волов с волокушами в постромках в верховья Иордана, к хребту Хермон, с наказом рубить лес и сплавлять по реке, проводить через  озёра до Галгала, что в трёх парасангах от Мёртвого моря.

Через неделю вернулся из леса человек, весь изодранный и побитый, и доложил адми-ралу неслыханную весть: какая-то Хумбаба, по всему атаманша женского племени, пленила команду вальщиков, и закрепила каждого за первобытницей. Себе отобрала пятерых самых сильных, сама как холм и ездит на слоне. "Откроет уста  – сотряса-ются горы, колеблются скалы, и всё живое уходит в ущелья".1

1 "О всё видавшем", шумерский эпос.

– Я из пятёрки. На одну титьку положила, другой накрыла, думал от вони задохнусь.

Выручать лесорубов снарядили добровольцев, отобрали их из невольников, не имев-ших долгое время дела с женщинами. Нагрузили верблюдов бурдюками с вином, женихов посадили на горбатых и погнали караван под присмотром тюремщиков. Езды к Хермону дней пять, но вина хватило только на три, так как женихи с вином тоже долгое время не встречались. Ночью они прокусили кожаные бурдюки, так что запой невест не состоялся.

Рассердился вождь иберимов на затяжку дела и приказал расковать первобытников, приклёпанных к вёслам на галерах.
– Хочу женить вас на хумбабах, но жён возьмёте силою. Если же жёны осилят вас, то под пятою их будете.

Привыкшие к качке гребцы шли по земле, расставив ноги, и горные хребты казались им гребнями волн. Для борьбы с жёнами мужики оружия не взяли. Доверь, кормчий, это дело нам, заверили адмирала, уж мы-то знаем, чем дикарок донять. Но Йахве так и не понял, чем мужик Хумбабу донял, потому что не вернулись первобытники с лесной свадьбы.

Дальше в борьбу за мачтовый лес вступил прожорливый огонь. К хребту Хермонскому двинулся длинный обоз с нефтью. Возможно, молодожёны приняли его за винный, и при-готовили глиняные келюхи для разлива. Но когда «вином» стали поливать траву, ство-лы и кусты, первобытники догадались несмотря на дикость, сколько градусов в «напи-тке», да поздно – хумбабское племя окружили стрелки молчаливых хапиру. Кажется мне, что уже поясняла про хапиру. Это не национальность, а бомжи древнего мира, однозначны степному казачеству. Огонь пожрал пищу, и Хумбаба, после представления богу земного подполья Муту, превратилась в чудовище, и царь подземелья назначил её стражем кедрового леса.  Чтобы не скучала, Муту подвесил страшилке ещё и муж-ское достоинство, женил на пяти обходчицах леса и выдал замуж за пятерых егерей.

Таким путём выше городка Галгал накопили кедровых хлыстов, и по приказу Йахве стали строить плотину на Иордане. Лес списали на флот. Плотина предусматривалась с деревянными заслонками, опустив которые возможно ниже потины осушить Иордан.

Флот, наконец, перевооружили,  и фараон назначил морские игры – наумахию – сра-жение  с условным противником. Бухты спокойнее, чем угаритская не имелось на востоке. Узкие военные биремы, диеры, не говоря о низкобортных монокротосах, чув-ствовали себя неустойчиво на крутых волнах открытого моря, и флоты противников устраивали засады за островами, в проливах или выбирали спокойные воды заливов и бухт, чтобы решить сначала морской спор, а затем высадить пешее войско для захва-та земли. Морские сражения были редчайшим и от того захватывающим зрелищем для зевак. Прослышав о скоплении кораблей, на берегу собирались жители окрестных селений и днями ждали начала бесплатного спектакля.

Удобная бухта была под пятой хеттской державы и просить разрешения у хеттов для учебного боя, равносильно дыхания для своего носа у заклятого врага, такой посту-пок для Рамсеса был невозможным. Но обидчик, нахмуривший сердце фараона, недавно стал богом, и дипломаты нового царя хеттов усиленно разрывали объятия микенского Агамемнона, дабы не досталось в гриву от «друга семьи» и в хвост от могуществен-ного южного соседа.

Хаттусили, сочинивший «Божественное чудо Иштар», чтобы оправдаться перед общиной захватом трона и изгнанием наследника, своего племянника Урхи-Тешуба, прислал Солнцу Египта  слово на серебряной табличке. Случилось неслыханное между великими державами, Хаттусили послал Рамсесу проект договора о мире. И произошло подобное оттого, что ахейцы затеяли спор с Троадой о проливах. Эгейский бассейн для них стал тесным. Двадцать веков спускают на воду папирусные барки египтяне, кипарисо-вые парусно-гребные корветы сходят со стапелей Крита, кедровые биремы сирийцы, хоть и килевые, но всё же беспалубные корыта; и только предприимчивые финикийские купцы настлали палубу, чтобы не замочить товар. И вот бородатые ахейцы вторглись на юрких дубовых монерах в общий бассейн, но не досталось опоздавшим удобных мест для портов и племён для сбыта товаров. А разжиревшая на таможенных сборах Троя расселась на Пропонтиде и незаконно обирает честных купцов. Честные торгаши сбро-сились и наняли десятки царей с кораблями, копейщиками и колесницами. Цари уже девять лет сидят под Троей и ждут у моря погоды, чтобы вернуться, или непогоды, чтобы остаться. Вернуться им не позволит Ахейский банк, давший кредит под золото Трои.

Уже три века гнездятся ахейцы на западе Мезии, и только слепой не видит их намере-ний, а руки хеттов связаны то египтянами, то митаннийцами, то вавилонянами, и Хаттусили решил их развязать. Отправил с послами серебряную дощечку.

«Что касается будущего вплоть до вековечности, что касается образа бытия как вели-кого властителя Египта, так и правителя хеттов, то не даст бог, чтобы случилась вражда между ними, что сделано в виде договора. Смотри, вступил Хетесер, прави-тель хеттов, в договор с Усермаатра-Сетепенра, великим властителем Египта, начи-ная с сего дня, чтобы был мир и доброе братство между нами вековечно: он в брат-стве со мной, он в мире со мной, и я в братстве с ним, и мире вековечно».

И акваторий Угарита открылся для наумахии. Не буду вспоминать зрелищный эффект, так как собираюсь описать морскую битву с народами моря близ Пелусия. Да, помча-лась в Угарит, не договорив с Санхуниатоном, разве можно пропустить торжество Йахве и пылающие диеры, закупленные у микенцев.

А в это время, пока финикийцы баловались огнём, спартанцы совершили дерзкий налёт на Тир и поломали мачты стоящим на рейде кораблям, многим нанесли «запрещённый» удар ниже ватерлинии и ушли без потерь. Война ещё не началась, а объединённый флот уже понёс потери. От долгого сидения под Троей ахейцам свело ноги, и они решили их размять. Расценила набег, как привет от Менелая. Скучает муж по жене, вот и бесится, недолго и до Мемфиса доберётся. И точно, как в воду волшебного котла глядела, нахальных диер обнаружили у восточного рукава Нила. Пока они топили бесчисленные барки, Йахве окружил ахейских охотников и прижал их к берегу.

Как откуда ни возьмись, ветер пригнал ещё семьдесят без одного красноносых судов. Они  сели Йахве на хвост, если по-морскому, то на корму. И получилась фарширован-ная рыба, да ещё в кляре, потому что бадьи не зря были наполнены нефтью и могли лететь как через нос корабля, так и через корму. А когда снизу вода, а сверху огонь, то паника немалая. Голося имена богов, «пышнопоножные» ахейцы сигали с пылающих диер и цеплялись за вёсла ещё не объятых пламенем судов, как за спасите-льные руки родины.

О, красноглазая медь, ты ужасна в пехотном строю! Теперь шарахнутся по сторонам, тебя страшась, морские рыбы. Сам Йамму испугается тебя и шлёмов пышнохвостых.
За седоками ринулись, блестя подковами, буйногривые кони. Повинуясь животному чутью, они устремились к берегу, таща на хвостах ухватившихся воев. Но не зря же диархи и кибернетосы (капитаны, штурманы) десять лет готовились к походу, они отвели суда от досягаемости бомбард и атаковали биремы с бортов, где метательные качели не предусмотрены. Лучше всех манёвр удался вертким монокротусам. Продырявив шпиронами несколько финикийских бортов, они тут же загорелись от вылитой на них вручную нефти, подпаленной трескучими факелами. Шпироны многих поворотливых корабликов завязли в свинце и плахах финикийских бирем и надёжно заткнули пробоины.

Пора и дух перевести. Адмирал оглядел в лучезрительную трубу скученный флот про-тивника и приказывает поднять на флагманском корабле факелы на обоих концах реи, что означало: правому и левому флангам вперёд! Биремы опустили подобранные паруса и взмахнули вёслами. Паруса набрали ветра, а гребцы вошли в привычный ритм. Когда корабли поравнялись со спешно разворачивающимися диерами, матросы левого фланга подобрали  левую площадь парусов, а правый фланг – правую, и ветер резко повернул биремы фронтом к противнику. Несколько взмахов вёслами, и бадьи с горючим летят на ахейцев, вслед факелы и дело сделано, торжествуй бог огня! Огненные саламандры плясали на палубах, взбирались на мачты, лизали циновки, паруса, лобзали бороды и кудри сынов Ахеи, оторванных от сохи и оливок, соблазнённых царями на мародёрст-во. Вот вам, грабители, чёрное масло земли, умащайте кудри свои, скоро их расче-шет морской гребешок. Вопли ужаса, боли и хлад погибели витали над плавающими кострами и отдавались хейрономной мелодией в ушах Йахве. Казалось ему, что здесь затонула баржа, гружённая кокосовыми орехами, столь много косматых голов толка-лось в волнах.

Флотоводец взирал на трагедию ахеян и благодарил Саваофа за предание противника в его руки, и видел исход братьев из Египта. Но пока флагманский корабль врага не спустил орла с мачты, богиня победы не сложит крылья. Адмирал приказывает поднять факелы на мачтах, что означало: центр вперёд! Великолепная флагманская триера, сверкая перламутром ракушек, коими были оклеены высоченные мачты, двинулась на турнир с главным ахейцем. С обеих сторон никто не сомневался в победе духа. Как так, мы покорили морскую державу Крит, обложили высокую Трою, стоим у священного порога скарабея пустыни, и какой-то семит-скотовод не даёт нам перешагнуть его? О, Горгона!

Размах духа другого героя, замыслившего найти на раскалённой сковороде Палестины прохладное место для безземельного народа, проникал больше вглубь, чем вширь. Но в глубине он готовил преисподнюю, где поселит всех иноземных богов, превратив их в рядовых духов. В этом стремлении его современник Муту был ему вдохновителем. Но Зевс был силён и гневен, его аид, подземное царство Муту и елисейские поля Осири-са, «страна без возврата» Эрешкигаль ещё не объединились в гигантскую жаровню, которую готовил грешникам Йахве.

Триарх высшего ранга Филоктет приказал вынести из кают-компании статую Зевса-про-патора и молить его о ниспослании дождя. Страдая от укуса змеи, он не мог опус-титься на колено больной ноги и стоя молил тучегонителя: «Тебя молю, живущий в небесах за волнами лазурного сиянья, спаси нас Зевс, не дай погибнуть детям Своим, как сотворивший их, подвигнувший на подвиг! За бога, царя и отечество наши убрались доспехами мирные люди. За попранную честь и достоинство царского рода мстим, как и ты, следящий за исполнением клятв. Я обещал выступить против смерт-ного, который дерзнёт увести горячо любимую мной твою дочь из дома её мужа. Так останови огонь, обрушь ливень, отверзи хляби!»

С этими словами Зевс возвестил громом, что молитва услышана. Отдался грохот не-бесный и в ушах Йахве, и воздел он руки к небу, и сказал Саваофу, говоря: – Не оставляй меня перед перунами Ваала, заслони меня облаком, гони идола молнией, порази его в язык, да будет он нем, как был безгласным раб Твой. Вот, смотри, на жертвеннике готовится заклание овна, чтобы сотворить приятное благоухание Тебе, и пшеничная мука с елеем смешивается, чтобы воскурить на огне в приятное благоуха-ние Тебе, и треть гины вина для возлияния приготовлено в приятное благоухание Тебе. Вот, смотри, священники Твои стоят с кадильницами, а жрецы жертвуют, но не поганым лоном, как Ашера, а уместной человекам пищей.

Небо громыхало по всему горизонту, трирема сближалась с флагманом Филоктета, паля заслон из диер и монокротосов. На главных мачтах «финикийца» стояли на самых кло-тиках, где в ночное время зажигали застеклённый светильник, стоведёрные бочки с нефтью, от них свисали две кожаные кишки, в концы которых вставлены бамбуковые трубы с вделанными в них затворами. Воины открывали затворы, из кишок били чёрные масленые струи, а подручные древних огнемётчиков факелами подпаливали их, и огненный дождь лился на головы ахейцев.

Но и противник удивил союзников. Из дыма и смрада неожиданно выскочила мирмидон-ская диера с наполненными ветром парусами. Раскручиваемой на верхушке мачты оглоб-лей сшибла дежу с нефтью, та грохнулась о палубу, брызнула пузом и клёпками, и жертва Саваофу случилась гекатомбная. Диера по ходу слизала бортом с «финикийца»  вёсела и ещё сбила бадью со следующего судна из свиты Йахве, прошла сквозь поря-док внешнего боя и ударила в тыл египтянам, окружившим флот Менелая. Неожиданного наскока оказалось достаточно, чтобы царь Спарты прорвал египетскую блокаду и ушёл на помощь Филоктету.

Морская битва союзников с «народами моря», наблюдаемая Афиной с небес, выглядела глазуньей из двух яиц, где желтки ахейцев окружены белками египтян и финикийцев. И вот благодаря дерзкой диере, желтки соединились.

Больной Филоктет, единственный из ахейской коалиции, последовавший за Менелаем со своими семью кораблями. Устыдившись мужества милебейского царя, за ним увязались Одиссей, «советами равный Зевесу», и опальный Ахиллес, гневный на Агамемнона за «пышноволосую деву». Арифметика незначительная, сложив все корабли этих героев, мы не достигнем и десятой доли союзного флота.

Вещественный деревянный идол взирал с носа триеры на сына эфирного бога. Страш-ный старец всё еще стоял на носу «финикийца» с поднятыми руками, не обращая внимания на кошмар, постигший его корабль. Пламенными зубами саламандры уже хватали полы его халата. Но вот облили старца водой, и два матроса взялись удер-живать его руки. Забортную воду черпали кожаными вёдрами, подвешенными на длинных рычагах. Такие черпалки были установлены вдоль бортов. Если на борту горючее зем-ляное масло, то средства пожаротушения Йахве предусмотрел. Огонь с водой не может спорить, и пожрала бы она саламандр, как тут загорелась напорная кишка, свисавшая со второй мачты. Саламандры глотали хлещущий нефтью рукав, пока не добрались до бочки. Флагман чёрным в проблесках огня факелом возвестил союзному флоту, что командовать сражением он не может. Через минуту бочка взорвалась и на палубу обрушилась гекатомба огня.

Йахве понял, что вдохновлять отцом небесным уже бесполезно, и с помощью матросов стал перебираться на адмиральский бот, и тут стрела Филоктета перебила ему шею. И хлынул ливень, и налетела буря и смела много кораблей на берег, другие переверну-ла, третьи сами выбросились на сушу, так как спастись в открытом море у гребцов не хватало сил. Противники перемешались, но и на берегу не оставили друг друга в покое. Как только вынужденный десант коснулся подошвой земли, так завязались между экипажами стычки. Ахейцев незначительно, но преимущество их в том, что за вёслами у них сидели свободные граждане, а жадные финикийцы, чтобы не платить, использовали рабов, для которых оружие не предусмотрено. Сыны Ахеи быстро отте-снили египетских наёмников, привели в порядок уцелевшие колесницы, чего у союзников не было, и промчались вдоль моря, наводя панику на матросов. Но врагов было такое множество, что возничие, стрелки и копейщики ужаснулись: как дерзнули цари  безрассудно набег совершить на Египет?

Афина-Паллада тоже задалась мыслью, как спасти героев, ведь без лука Филоктета, копья Ахиллеса, хитрости Одиссея, и главного обвинителя Менелая не падёт Троя. Она обратилась к дяде своему, богу морей и океанов Посейдону: – О, колебатель вод и земли, не уступающий в могуществе отцу моему, твоя здесь сила, власть и воля. О, синекудрый, за Трезену прости, возвращаю полис тебе, где по жребию белые груди Елены тискал Тесей, герой многоборец, твой сын. Спаси царей, без которых Елену исторгнуть из Трои аргивяне не смогут.

Из рокочущей пучины поднялся пенистый вал и накрыл союзные корабли, суда ахейцев подъял на гребень и держал их, пока гребцы не заняли места, и кормчие не стали у кормил, тогда унёс за горизонт под Трою. Вовсе не за возврат Трезены помог стра-шенный бог данаям, а чтоб разрушилось звено в цепи событий, задуманной братом Олимпийцем. Менелай рвался в Пер-Рамсес, с наскока пленить фараона или Великих супруг царских и обменять их на Елену. Если бы захват произошёл, то  зачем сидеть под Троей, там уж многие царьки соскучились по детям и роптали на бездарного командующего.

А Йахве стал богом. Его прах облили маслом земли и сожгли, и развеяли над морем, так как у бога могилы быть не может, особенно у эфирного, задуманного Йахве. В его халате нашлась серебряная табличка, в которой царства земное, небесное и подземное Йахве завещал Приапу. Странно – финикийцу.