Последнее слово

ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО

…Хорошую религию придумали индусы:
Что мы, отдав концы, не умираем насовсем.
В. Высоцкий. "Песенка про переселение душ"

…Начну, пожалуй, вот с чего. Я не сразу понял, что ему нужно, чего он так кипятится, чего  добивается. Он говорил мне о том, что учеными этой планеты точно установлено и доказано: полевая структура, оставшаяся после смерти человека, содержит в себе всю информацию, которую умерший получил в течение жизни. Я же сидел, смотрел на него и думал: а попроще нельзя сказать?! И вообще, какого черта ты меня разбудил? Что за таинственность?! Неужели нельзя было про достижения и открытия местных ученых мужей рассказать мне завтра?! Тем более что мне лично до этих открытий, по крайней мере, сейчас, нет никакого дела! Из вежливости я, разумеется, делал вид, что внимательно слушаю, но не сдержался и зевнул. Он в отчаянии всплеснул руками и скороговоркой добавил, что они, мол, хотят заполучить информацию моей полевой структуры. Я махнул рукой, буркнул что-то вроде того, что не возражаю, пусть срисовывают, я и сам с удовольствием расскажу все что знаю, дай только выспаться.
- Вам надоело жить? – спросил он почему-то очень тихо, но я расслышал. – Ведь это можно сделать только после вашей смерти!
- Что сделать? – переспросил я, начиная понемногу соображать.
- Получить информацию с вашей полевой структуры, – сказал он, делая акцент на каждом слове.
Вот только после этого до меня начало доходить, в какую я попал передрягу… Впрочем нет, не так… Лучше я начну заново и расскажу все по порядку…

В Плеядах^, как обычно, штормило. Вечно в этом семействе пыль до потолка!1 Однако в этот раз мне пришлось особенно туго. Мало того, что я, спасая электронные мозги своего шлюпа, далеко отклонился от курса, так ведь еще и нырнул я в такую тмутаракань, что навигатор надолго повис, определяя в файлах  штурманской базы данных мое местонахождение. А что делать! Пришлось нырять - по-другому увернуться от мощнейшего протуберанца папаши Атласа было невозможно! База данных, к слову сказать, в моем бортовом компьютере была не из тех, которыми напичканы челноки "чайников", грузовики и пассажирские калоши, но - три сотни метеоров мне в борт! - этого места не оказалось даже на картах галактической службы безопасности! Получалось, что влип я в "белое пятно"! Пришлось лечь в дрейф и ждать, когда "оживет" навигатор. В конце концов, курс на ближайшую межпланетную трассу он мне выдал. Но страшно сказать, в скольких парсеках  я от нее находился! Каким до нее сложным, закрученным оказался  курс: ни одной прямой длиннее светового часа! Однако прямо по носу передо мной маячило неизвестное светило с температурой на поверхности что-то порядка двух  тысяч градусов по Цельсию – типичный коричневый карлик, ничего интересного, если бы не небольшая планета с голубой атмосферой на расстоянии около полутора-двух миллионов километров от него.

Первая мелькнувшая мысль: наконец-то! и мое имя будет увековечено в истории космоплавания! Вот они – звезда и планета, которые, разумеется, назовут в честь первооткрывателя! Но тут же подумалось: а вдруг она населена гуманоидами или другими разумными существами и на ней имеется цивилизация? Тогда всего лишь одна строчка мелким шрифтом в анналах  астрофизики: открыты, мол, таким-то, а как называются - спросят у аборигенов. Ну ладно, подлетаю ближе. Вижу: точно -  населенная. Коричневый карлик, конечно, не звезда, но при такой низкой орбите планеты тепла убогого светила, судя по всему, хватает, чтобы на маленьком шарике что-то зародилось. Покружился я вокруг найденыша, присмотрелся. Атмосфера по составу почти земная, но чище. Материк только один, занимает примерно треть площади всей поверхности планеты, растянут между полюсами, разделен прямо по экватору горной страной с множеством извилистых хребтов, упирающихся в небо снежными вершинами. По обе стороны гор зеленые пятна полей, лесов, озера реки – все как на обычной планете. В океане множество мелких островков, а один - большой, отделенный от материка узким проливом, круглый, как блин, и весь покрыт красноватым песком: сплошная пустыня. Признаки цивилизации налицо: города - правда, не много их: шесть боле менее крупных я насчитал на одной половине материка, и четыре на другой, - небольшие поселения вдоль океанского побережья, прямые ленты дорог с двигающимися точками каких-то машин… Но вокруг планеты чисто: ни одного спутника, и нет даже намека не то чтобы на космодром, а даже на аэродромы ничего похожего. До воздухоплавания, понятное дело, еще не доросли. Прослушал эфир на всех частотах - тишина. Решил на всякий случай посадить шлюп в пустыне: так, думаю, безопаснее – вроде как домом своим красный островок на время сделаю, а если кому захочется, пусть сами ко мне в гости приходят.

Так и получилось. Едва я успел пройти от шлюпа до океана пару сотен метров и взять пробу мутноватой, припахивающей сероводородом воды, на горизонте какая-то посудина появилась и очень быстро, разрастаясь чуть ли не в авианосец, стала приближаться. Я вернулся к шлюпу. Стою у люка. Жду. Голова чуть кружится – кислорода у них в атмосфере, все-таки, многовато. Небо ярко-синее, абсолютно чистое, коричневый карлик, как говорится, висит в зените – печет, легкий прохладный ветерок с океана лицо обдувает. Приятно, в общем.

Посудина замерла  на рейде, от нее отошел небольшой катер и вскоре выскочил носом на песок. По широкому трапу сошли в развалку на берег с десяток аборигенов. Типичные гуманоиды: две руки, две ноги, роста по земным меркам среднего, но уж больно тучные. Одежда на них хоть и свободная, вроде хламид, но даже под ней угадывалось, как над толстыми мясистыми ногами колышется при ходьбе обвислый, рыхлый в складках живот, плавно переходящий к верху в  голову, напоминающую по своей форме тот же живот. Прямо от лоснящихся булочных щек топорщатся в стороны руки, такие же узловатые и толстые, как и ноги. Все наголо обриты, белобровы, глаза – щелочки, мясистые уши торчком, губы над подбородочными складками растянуты в улыбки. Враждебности никакой, наоборот, вроде как дружелюбием светятся. Возраста непонятно какого, кто их знает, сколько здесь живут. Но один явно моложе всех, я даже подумал, что это ребенок – и ростом пониже других, и не так еще жиром заплыл, а один вроде как старик – кожа на лице и на лбу в глубоких морщинах, хламида золотистая, сверкает, а у других хламиды попроще - серые. Эти двое, младший и старший, ко мне и подошли. Остановились в трех метрах от меня, остальные поодаль держатся и с интересом на меня глазеют. Парламентарии чуть поклонились, я, понятное дело, ответил тем же. Толстяк золотистый начал рот как рыба открывать. Вроде и говорит, а я ничего слышу; толи, думаю, издевается толи еще что… И вдруг, этот пацан, когда старший перестал паясничать, на чистом, принятом у нас межпланетном языке, да еще басовито так, как взрослый, говорит мне:
- Гараам Муук, пожизненный председатель академии наук, почетный вечный житель приветствует вас на планете Спок, и желает вам долгой жизни! Ничему не удивляйтесь; позже, когда мы останемся с вами наедине, я все вам объясню. Частота, на которой разговаривают жители планеты, вами не воспринимается, язык, на котором я с вами общаюсь, они не понимают. Я ваш переводчик…
- Подожди, - говорю я ему, - а ты что, с другой планеты что ли?
- Я же сказал, объясню все позже, - отрезал юнец и, повернувшись к Гарааму, начал глотать ртом воздух.
Дальше так и общались, толстяк беззвучно открывал рот, шевелил губами, юнец переводил. Но, как я понял, иногда переводчик нес отсебятину, вставлял в речь Муука то, что хотел сообщить мне лично. Он сказал, что здешнее имя его Канаак, посоветовал мне не отказываться от приглашения посетить дворец науки и дважды повторил, чтобы я не давал никому никаких обещаний: ни Мууку, ни правителям планеты, если они, конечно, удостоят меня своим вниманием.

Мне все это совсем не понравилось, – что за скрытность такая?! – от предложения пожизненного председателя академии наук посетить его дворец я, конечно, не отказался, но с условием, что доберусь я своим ходом, а они с переводчиком будут находиться рядом со мной, в моем разведовательно-спасательном скутере-вездеходе. Муук, неожиданно для меня, с радостью согласился. Я вывел на берег скутер, прихватил на всякий случай скорчер, включил на шлюпе опознавалку, чтобы никто, кроме меня близко к нему подойти не мог, и мы тронулись. Я, конечно, мог и по воздуху рядом с их махиной лететь, но, что б не расстраивать хозяев, по воде скутер пустил.

Я даже не ожидал от них такой скорости: пролив между островом и материком за каких-нибудь три часа борт о борт прошли. Что мне не понравилось, так это опять же сероводород! На воде его запах настолько усилился, что я даже кабину закрыл, а им, как я понял, ничего, привыкли, наверное. Муук всю дорогу мне про свою планету рассказывал. Все у них здесь замечательно, все счастливы, все делается исключительно на благо населения, и даже все науки у них только в этом направлении до сих пор и развиваются, но вот теперь им захотелось освоить небо и установить контакты с себе подобными на других планетах; мое появление оказалось как нельзя кстати, и они надеются, что я не откажусь просветить их в кое-каких вопросах. Я, разумеется, сказал, что не откажусь, помогу, чем могу, а сам про себя думаю: утопия какая-то. Ни на одной планете я не встречал такого, чтобы все счастливы были. И вообще, что-то много непоняток набирается. Кто такой переводчик, откуда он здесь взялся, если заявляет, что имя Канаак - это только его здешнее имя? Откуда он знает межпланетный язык, и почему он при этом воспринимает частоту, на которой говорят споканцы - так я решил их называть, - а я нет? Что означают его намеки на осторожность? Почему меня встречают какие-то деятели науки и везут к себе? А где правители планеты? Им что, нет никакого дела до первого спустившегося к ним с небес инопланетянина? Почему этот обрюзгший Муук совсем не интересуется, откуда я прилетел, есть ли у меня какие-нибудь проблемы, а только про свою планету и треплется? А может я далеко не первый, и потому они даже вроде бы и не удивились моему появлению? Обидно, если так: хотелось быть первым. Оставалось надеяться, что Канаак сдержит обещание и объяснит мне, что  творится на планете Спок.

Объяснил он мне все в первую же ночь, хотя ночью это назвать трудно, скорее – сумерки: когда мы от порта на красном, похожем по форме на большого жука автобусе подъехали к дворцу науки, в небе висели две большие желтые Луны. Было так светло, что в лесу, окружающем красивое, но без архитектурных излишеств десятиэтажное здание из белого мрамора, можно было разглядеть каждое дерево. После того, как меня накормили чем-то жирным, лишь по запаху напоминающем мясо, а по вкусу – трава-травой, меня сильно разморило, и, едва оставшись один в отведенной для меня комнате, я  сразу же, как был, в комбинезоне, упал на широченную кровать, сунул скорчер под подушку, утонул в перине и отключился. С трудом я открыл глаза, когда почувствовал, что  кто-то трясет меня за плечи. Надо мной стоял Канаак. Отчаянно жестикулируя, он начал мне что-то втолковывать, а я никак не мог проснуться. И вот, он что-то говорил про научные достижения Муука, а я, сидя на кровати, пялился на зеленые голые стены, и единственное чего хотел, чтобы меня оставили в покое – ужасно хотелось спать. На тумбочке стояли бокал и графин, наполненный до верху розоватым соком, приятным на вкус и слегка отдающим мятой. Я потянулся к графину, но Канаак  опередил меня, схватил и графин с бокалом, вышел и вскоре вернулся. В руке у него был только бокал с простой, как он сказал, водой. На моих глазах он бросил в воду какую-то таблетку, подождал, пока она растворилась, и протянул бокал мне. Я хоть и плохо еще соображал, но отказался – мало ли что он там растворил. Тогда Канаак отпил  половину сам, а я допил остальное. В голове у меня сразу же просветлело, я окончательно пришел в себя и первым делом выдернул из-под подушки скорчер.  Положив его себе на колени, я спросил:
- Что это значит?
- Никогда больше здесь ничего не ешьте и не пейте, не посоветовавшись со мной, - ответил он, переставил стул от стены к кровати и сел. – Теперь вы в порядке?
Я молча кивнул, и он рассказал мне все. Правда, вначале я все порывался его остановить, потому что он заговорил опять же про ученых Спока, про их достижения, но Канаак жестами пресекал мои попытки вклиниться, прервать его эмоциональную речь, и говорил, говорил, словно боялся опоздать. Он явно волновался, руки с пухлыми короткими пальцами у него тряслись, мне даже показалось, что он вот-вот расплачется. Канаак рассказывал, что наука здесь действительно, как говорил мне и Муук, работает исключительно на человека, то есть на споканцев, на обеспечение их  благосостояния и безопасности. Все, что ни создается на планете, должно быть максимально полезно, но при этом и максимально безопасно. Какой-либо риск нанесения вреда человеку или окружающей его среде допускается только в том случае, когда без этого нельзя обойтись. Отказались даже от самолетов, не говоря уж о ракетах, потому что это слишком рискованно, а в принципе и не нужно – зачем куда-то летать с риском для жизни, если все для беззаботного существования есть под боком. О том, как устроена жизнь на Споке, Канаак мне подробно рассказывать не стал, сказал только, что каждый здесь имеет все, что хочет, никаких социальных проблем, все счастливы и довольны своей жизнью. В общем, на Споке все спокойно! Не планета, а чудо вселенной! Я внимательно слушал, а Канаак все говорил о достижениях ученых, но уже о тех, которые изучают самого человека, причем не только для того, что бы его лечить, но и для того, чтобы его совершенствовать. Меня так и подмывало спросить, что значит – совершенствовать человека, какого человека можно считать совершенным, но я промолчал. Возглавляет это направление науки, как выяснилось, именно Муук, и, как я понял из рассказа Канаака, еще двести Споканских лет назад, он научно доказал и подтвердил то, что у нас называется переселением душ. Эка невидаль, подумал я про себя, но оказалось, что Муук пошел дальше. Он выявил физиологический механизм такого переселения, то есть того, как полевая структура - так он это называл, - сформировавшаяся вокруг человека за время его жизни, переходит после его смерти на новый носитель, то есть к новорожденному.

Я попытался себе представить, как это происходит. Честно скажу, ничего у меня не получилось, наверное, мое абстрактное мышление недостаточно развито. При этом я отвлекся, не слышал, о чем дальше говорил Канаак, и когда он неожиданно замолчал, я машинально переспросил:
- Что? О чем это вы?
- Муук установил, что полевая структура, оставшаяся после смерти человека, содержит в себе всю информацию, которую умерший получил в течение жизни. И они хотят заполучить информацию вашей полевой структуры. Вашей! Да вы еще дали обещание помочь им разобраться в кое-каких вопросах! Они по сути дела получили от вас согласие! Я ведь вас предупреждал: никому ничего не обещать!
Я махнул рукой, буркнул что-то вроде того, что не возражаю, пусть срисовывают, я, мол, и сам с удовольствием расскажу все что знаю.
- Вам надоело жить? – спросил он. – Ведь это можно сделать только после вашей смерти.
- Что сделать? – переспросил я, начиная понемногу соображать, что он мне втолковывает.
- Получить информацию с вашей полевой структуры, так же, как они пятнадцать лет назад получили мою информацию, – шепотом сказал.
- Именно после моей смерти? – переспросил я, а про себя подумал: уж не сумасшедший ли он.
- Вы мне не верите! – воскликнул в отчаянии Канаак и, вскочив со стула, заходил по комнате. – Но вы должны мне поверить!
- Насколько я понимаю в таких делах, - попытался я ему возразить, - никто еще и никогда не вспомнил, кто там именно и с какой информацией в него вселился…
- В том-то и дело! – перебил он меня. – Информация полевой структуры блокируется новым носителем! На начальном этапе, то есть в момент рождения, блокируется  лишь частично. А затем человек растет, получает новые знания, и они уже блокируют старую информацию полностью, и постепенно стирают ее. Новые знания для той информации, которая была заложена в полевую структуру ее прежним владельцем, являются знанием со знаком минус! И Муук установил это! Но он также установил и механизм такой блокировки и нашел способ, как ее обойти. Он всю свою первую жизнь посвятил этому! Он добился того, что процесс перехода полевой структуры стал управляемым, то есть он может полевую структуру конкретного человека, в момент его смерти, - и даже в течение месяца после нее! - перенести на конкретного новорожденного! Испытания он провел на себе! Все подготовил! И когда он умер, его ученики "вселили" информацию академика в только что родившегося младенца, в его правнука! Сейчас он доживает третью жизнь! Конечно, все это очень рискованно, недолго и свихнуться. Вы можете себе представить ребенка, физиологически еще не развитого, но имеющего и знания и жизненный опыт старца?
- Даже пытаться не буду, - сказал я, - чтобы не свихнуться.
- То-то, - буркнул Канаак, и вновь уселся напротив меня, на стул. – Риск получить нарушение психики большой и потому Муук единственный, для которого такое направленное переселение полевой структуры проводится. Для других пока не рискуют. Я – второй! Но я прилетел сюда с планеты системы Проциона. Совершенно случайно! Попал в ужасный шторм, и меня выбросило к этому коричневому карлику, который они называют Саатом. Увидел новую, неизвестную планету, сел на нее из любопытства, получил самый радушный прием, расслабился. Объясняться тогда, правда, пришлось на языке глухонемых, уши процианина, как и ваши, не воспринимали частоту, на которой разговаривают споканцы. Это сейчас, в этой жирной шкуре я могу и слышать ультразвук и воспроизводить его, а для того, чтобы я мог говорить еще и на прежних, родных частотах, мне сделали специальную операцию на голосовых связках. Муук все предусмотрел! Он для этого меня и убил!
- Убил?! – вырвалось у меня.
- А вы что, думаете я по доброй воле остался и переоделся в  шкуру споканца? – Восклинул Муук. - Я оказался здесь первым инопланетянином. Для них это было полной неожиданностью, впрочем, как и для нас в свое время, и для вас землян - я ведь сразу понял, что вы с Земли! Но надо знать споканцев! Для них все, что находится вне их планеты, является самой страшной угрозой их спокойного поросячьего существования. Они до моего появления даже мысли не допускали, что во вселенной кроме них кто-то может жить, а узняв, что не одни во вселенной, они сразу же объявили смертельными врагами всех, живущих на других планетах, и стали готовиться к отражению возможного нападения. А для этого им нужна информация о врагах. Вот Муук после моего появления и придумал переселять полевые структуры залетных астронавтов в тела споканцев. Правительство планеты одобрило его идею и решило, что представителям власти  вообще не стоит встречаться с инопланетными гостями, пусть они сразу попадают в руки Муука.  И так, я оказался вторым, на ком он провел свой опыт, а вы намечены третьим. Я не помню, как я умер, наверное, меня отравили. Самого перехода тоже не заметил, только очень долго не мог понять, почему это я вдруг превратился в маленького беспомощного, покрытого лоснящимися складками уродца. Вырос я в семье Муука, и по мере того, как стал понимать споканский язык… Впрочем, это долгая история… дважды я пытался покончить с собой… но, у нас мало времени! К десяти годам я рассказал им все, что знал, но и о них узнал все, чтобы понять, что такое споканцы! Я смирился со своей судьбой, ладно, раз уж так получилось… но я, все-таки,  пытался их убедить, что никто не собирается им угрожать, что космическое сообщество предоставит им в любой момент любую информацию, что незачем проводить такие жестокие эксперименты. Но они не верят. Для них - мы все враги, мы угрожаем их безопасности! А врагам нельзя верить! И тогда я решил, что спасу следующего, прилетевшего сюда вслед за мной, чтобы вселенная узнала о планете Спок. Я кое-что предпринял, я сделал для них переводчик языка своей планеты, и сказал, что языков других планет не знаю. Если б вы видели, как бесился Муук, когда вы, выпив сок со снотворным, ушли спать. Как он на меня орал! Представляю, чего ему стоило сдержаться там, у вашего корабля, когда он понял, что я могу разговаривать и на других языках вселенной, что я его обманул. Ведь у него в ухе торчал переводчик, а он не понимал, о чем мы с вами говорим! Но это еще не все! Я тайком сделал еще один переводчик на язык системы Процион с преобразователем частоты. Достаточно вам надеть его, и вы будете и слышать и понимать все, что они говорят. Вот он, возьмите.
Канаак вытянул руку, сделанный им переводчик, лежал на его пухлой ладони, и по форме напоминал слуховой аппарат для слабослышащих.
- Возьмите, наденьте себе, - нетерпеливо сказал Канаак, - я буду говорить по спокански, а вы все поймете. Вы ведь знаете язык системы Проциона?
- Немного, - честно сознался я и, не выпуская из одной руки скорчер, другой прицепил аппарат на ухо.

Я не знал, верить ему или нет. Где гарантия, что это не провокация? Чужая планета – потемки. Но то что я услышал, объясняло если и не все, то многое: и почему меня встретил именно Муук, и почему меня не расспрашивали, кто я такой, откуда прилетел… Зачем, действительно, что-то выспрашивать, когда позже можно узнать все?! Когда же Канаак заговорил по спокански, то есть начал раскрывать рот, и его слышно не было, а в аппарате звучал голос процианина, я ему поверил. Вот только после этого я окончательно понял, в какую попал передрягу. Канаак предложил мне немедленно вернуться на шлюп и покинуть планету, бежать с нее. Я согласился, но засомневался, стоит ли это делать так поспешно и прямо сейчас. Ведь нужно было для начала выбраться из дворца, добраться до океанского порта, на пристани которого я оставил по настоянию Муука свой скутер – на материке у них, мол, на машинах без специальных фильтров, исключающих вредное воздействие на атмосферу, передвигаться нельзя, - и затем перемахнуть через пролив к родному дому – к шлюпу. А это – время, нас, даже если и не заметят сразу, то уже вскоре хватятся. Канаак меня успокоил, сказал, что он все предусмотрел, и проблем не будет. До утра, то есть до того момента, когда нас могли хватиться, оставалось еще пять часов, нам же, с его слов, нужно было всего два. К тому же он заверил меня, что если нас и хватятся, ничего страшного не произойдет – оружие, способное нанести вред межпланетным кораблям, и моему шлюпу в частности, на Споке еще только начали разрабатывать, с момента появления Канаака. Зачем же, спросил я его, такие большие, как наши авианосцы, морские суда? На них нет ни пушек, ни ракет? Он махнул рукой и, усмехнувшись, сказал, что пушки на них для отпугивания рыбы, а большие - чтобы рыба их не проглотила. Я посчитал это шуткой, но ошибся.

Мы беспрепятственно покинули дворец и воспользовались тем же автобусом, на котором к нему прибыли. Вел его Канаак, но поехал он не по дороге к порту, а в противоположную сторону, в лес. Вскоре мы оказались перед большим ангаром, в котором находился межпланетник Канаака, разобранный по винтику. Споканцы не теряли времени даром – изучали нашу технику. Однако разведывательный скутер процианина стоял в полном порядке. Я, конечно, спросил, почему Канаак не ушел на нем с планеты, оказалось, что топлива почти не осталось - едва хватит, чтобы долететь до песчаного острова. Мы не стали возвращаться в порт за моим скутером. Канаак сказал, что это во дворце ко мне не приставили охрану, потому что напоили снотворным, и, если бы не он, до следующего вечера я не должен был проснуться, а там, в порту, наверняка выставлена охрана, и спокойно нам скутер забрать не дадут. К тому же, добавил он, мой скутер наверняка уже готовят к доставке в этот ангар.

До берега мы долетели за полчаса. Шли низко, едва не касаясь верхушек деревьев. Ни одного города, даже ни одной дороги под нами не промелькнуло – Канаак выбрал такой маршрут, чтобы нас никто снизу в светлую двулунную споканскую ночь не увидел. Океан бушевал, исходящий от воды запах сероводорода бил в нос, с открытым колпаком лететь было невозможно. Неожиданно прямо по нашему курсу из черных пенистых вод поднялось огромное, покрытое лепешками серебристой, шипастой чешуи чудовище. Его мощное, метров семи-девяти в диаметре, гибкое тело извивалось над волнами, поднимая все выше и выше тяжелую яйцеобразную голову, увенчанную короной из черных плоских треугольных выростов. Выпученные, большие, будто две луны желтые глазища вперились в нас, как прожекторы. Распахнув усеянную метровыми, ослепительно белыми зубами пасть, монстр готов был проглотить нас, как лягушка муху. Канаак резко набрал высоту и сбросил скорость, чтобы я разглядел, что происходит под нами. Упустив добычу, чудовище замерло и рухнуло, как спиленное дерево, но не успела чешуйтая колонна коснуться воды, как ее перекусил пополам другой монстр с еще более широкой пастью. Океан кипел серебрящимися в лунном свете зеленоватыми, коричневыми, черными гигантами; не от ветра, а от их оргий шли по нему большие, пенисты волны. Канаак сказал мне, что эти чудовища поднимаются по ночам из глубин и выделяют столько сероводорода, что при безветрии он долго держится у поверхности воды. Но на сушу они не выходят, и днем можно спокойно рыбачить и выходить в море недалеко от берега даже на небольших суденышках. Вновь прибавив скорость, Канаак сказал мне, что у берегов  острова, где я оставил шлюп, живут другие твари, которые любят по ночам понежиться на песке. И когда мы подлетели, я увидел, что вокруг моего шлюпа просто нет пустого места. Из красного остров превратился в зелено-коричневый, и весь кишел гигантскими пятиметровыми омарами. Их поднятые усы шевелились антенным частоколом, матовые тела напоминали черепицу, задранные клешни были похожи на черные плоские кактусы. Канаак нераздумывая пошел на снижение. Омаровое поле вздрогнуло, пришло в движение. Двигались они, несмотря на размеры, довольно быстро, давили друг друга, цепляли и отбрасывали клешнями, разбегались на толстых мохнатых членистых лапах в разные стороны. Только вокруг шлюпа остались лежать кругом те, которые коснулся защитного поля. Но паника их была не долгой. Едва мы сели и быстро загнали в шлюп скутер процианина, омары пошли в наступление. Лупоглазое длинноусое, щелкающее клешнями кольцо хоть и медленно, но сжималось. Мы стояли у люка, можно было спокойно зайти в шлюп и улететь, но Каанак попросил дать ему скорчер и, прижав его к поясу, полоснул по надвигающейся  стене.  Омары попятились, на песке осталось с десяток дымящихся тел. Канаак отошел от шлюпа, развернулся ко мне и спросил:
- Как ты думаешь, кто я сейчас на самом деле?
- В каком смысле, Канаак? – я не сразу понял, куда он клонит.
- Ну, кто я? Процианин или жирный, самодовольный споканец?
- Ты – процианин, - сказал я ему. – Но зачем такие вопросы?
- Почему же ты называешь меня споканским именем?! - усмехнулся он.
- Скажи, - говорю, - свое настоящее имя, которое дала тебе родная мать, я ведь его до сих пор не знаю.
- Мои отец и мать дали мне имя Гартон, но называть этим именем то, чем я сейчас являюсь, это значит - оскорбить меня, как процианина! Это значит  - оскорбить моих родителей!
- Что ты задумал? – спросил я, с ужасом понимая, что он намерен сделать.
- Я не полечу с тобой, землянин! – закричал он. – Я убью в себе ненавистного мне споканца! Ни ты, ни кто другой не сможете себе даже представить, что значит - знать, кем и каким ты был раньше!  Нельзя, нельзя делать того, до чего дошел вислобрюхий маразматик Муук! Нельзя потому, что снимается блокировка не только старой информации полевой структуры, но снимаются и блокировка сущности ее прежнего владельца, и блокировка его мировосприятия. И они не стираются со временем! А они должны блокироваться, должны стираться новой информацией, получаемой тем, к кому перешла полевая структура. Нельзя снимать с новой информации знак минус, потому что не могут в одном теле существовать две сущности, два человека!
- Подожди, - сказал я и сделал к нему только один шаг, но он вскинул на меня скорчер.
- Стой на месте! А лучше улетай и расскажи всем, что здесь делается. Я – процианин! Я жил в шкуре споканца, терпел ее только для того, чтобы отомстить! Теперь за тобой прилетят другие. На Споке живут не только ученые вроде Муука, правители и их приспешники, которым ничего не надо, кроме беззаботной сытной жизни. Есть на Споке и другие, и совсем не заплывшие жиром, мечтающие о другой жизни. Я тебе о них не говорил, чтобы тебя не потянуло посмотреть, как они живут, но они есть, и они вас ждут. И когда вы прилетите, здесь все изменится, ведь перемен боятся только те, кому есть что терять, а таких здесь меньшинство, хотя они и у власти. Улетай!
- Зайдем в шлюп, там все обсудим! Не будешь же ты в меня стрелять! – сказал я.
- Конечно, нет, - усмехнулся он, и показал рукой на сжимающееся вокруг нас кольцо, угрожающе щелкающее гигантскими черными клешнями. – Я добегу до них раньше, чем ты до меня, не смотри, что я толстый и неуклюжий. Так что все, хватит! Улетай!
Тогда я решил запрыгнуть в шлюп и включить защитное поле. Не на всю, конечно,  мощность, а только чтобы не причинить большого вреда Гартону и отпугнуть гигантский тварей. Но едва я влетел в люк, как услышал крик идущего в атаку воина и обернулся. Гартон, крича на родном, процианском языке - Ура! и сжигая скорчером пред собой омаров, бежал навстречу своей смерти. Я уже ничем не мог ему помочь…

Уважаемый председатель межгалактического трибунала! Меня обвиняют в том, что я погубил цивилизацию на планете Спок… Да, после гибели Гартона я поднялся на своем шлюпе и сварил на том острове весь песок вместе с омарами в стекло. Но это не могло привести к землетрясению, от которого материк планеты раскололся надвое, и все живое на нем погибло. Это была естественная глобальная природная катастрофа, которая произошла без моего участия. И это подтверждают имеющиеся у вас результаты геотектонической экспертизы, проведенной на планете Спок лучшими специалистами галактики. Осмелюсь напомнить, что и на Земле когда-то был всего лишь один материк – Гондвана. Но на земле цивилизация возродилась, верю – возродится она и на Споке. Я признаю себя виновным только в одном: я нарушил Полетную Инструкцию и вступил в контакт с неизвестной ранее цивилизацией без получения на то разрешения Галактического совета по межпланетным контактам. За это я готов понести соответствующее наказание, хотя есть для меня и смягчающие обстоятельства: я совершил посадку на необитаемом острове, а этого Инструкция не запрещает; если бы я этого не сделал, то межпланетное сообщество никогда не узнало бы о том, что на планете Спок существовала цивилизация. Здесь звучали и другие заявления: я, мол, все выдумал, и никакой цивилизации на планете не было. С одной стороны, такие утверждения мне на руку – я, получается, ни в чем не виноват, но с другой – они для меня оскорбительны. Все, что я рассказал ранее, во время судебного следствия, и то, что вы услышали от меня сейчас – все это чистейшая правда. Неопровержимыми доказательствами правдивости моего рассказа являются изъятые у меня процианский скутер Гартона, а в нем были и его личные вещи, и тот частотный преобразователь-переводчик, который он дал мне во дворце науки, где правил бал Гараам Муук, пожизненный председатель академии, почетный вечный житель планеты Спок, проводящий эксперименты по массовому производству шизофреников. Я не знаю, признаете ли вы меня виновным только в нарушении Полетной Инструкции, или признаете мою вину еще и в гибели цивилизации… Я прошу только об одном, чтобы коричневый карлик, возле которого крутится планета Спок, был назван именем процианина Гартона. Он первый его открыл и только он достоин такой чести! Я же с пониманием приму любое ваше решение.

________________________________
Примечание:
^ Девять ярчайших звезд рассеянного звездного скопления Плеяды названы в честь титана Атласа, океаниды Плейоны и их семи дочерей: Альционы, Астеропы, Майи, Меропы, Тайгеты, Целены и Электры.

13.09.2005 г.