Нестандартный экземпляр

Нестандартный экземпляр

Многие мне говорили, что созвездие Ворон - место нехорошее, странные вещи, мол, там происходят, да не верил я слухам, пока сам в тех краях не побывал.

Подрядился я как-то срочный груз доставить. Самый короткий путь проходил как раз через созвездие Ворон, и едва я попал в систему голубовато-белой звезды Гиена – начались неприятности. Корабль мой "зачихал", движок "запел" в другой тональности, а комп-бортмеханик завис, так и не определив неисправность. Я, конечно, расстроился:  для меня доставить груз вовремя – дело чести! Но знаю я, что в системе Гиены есть планета, заселенная колонистами с Земли,  и надеюсь, что мне помогут. Запрашиваю аварийную посадку - получаю добро. На орбите планеты, однако, меня никто не встретил: ни патрули, ни таможенники, мало того, я даже спутника орбитального ни одного не увидел! А космопорт будто вымер: диспетчера молчат, какая посадочная площадка моя – неизвестно! Выбрал по маяку одну из свободных площадок, благо, что их оказалось много, даже слишком много, а занятых - не более полутора десятка.  Из обслуживающего персонала только один инженер-механик меня у трапа и встретил – бугай в оранжевой мятой робе, ростом, наверное, метра два, краснолицый, с воспаленными глазами, волосы – пакля нечесаная. Припал он ухом к бортовой обшивке и промычал, что придется  мне недели на две задержаться.
- Каких две недели?! – спрашиваю. - У меня срочный груз, а я должен торчать здесь и ждать попутного эфирного ветра!
Он только рукой махнул в сторону серого здания космопорта и недовольно прокряхтел:
- Не нервничайте, идите себе, вас там ждут, отдохнете нормально, выспитесь с дороги…

И мне пришлось действительно идти! Пешком! Через взлетно-посадочное поле! Километра полтора! Хорошо еще, что площадку посадочную не самую дальнюю выбрал. Другие корабли, мимо которых мне пришлось пройти, такое впечатление, что на вечном приколе стоят, мне даже показалось, что до некоторых из них уже и ржавчина добралась. Торкнулся я в дверь служебного входа – надо же в полетном паспорте регистрацию сделать – закрыто! Нервы мои на взводе! Интересно, думаю, кто же это, если верить краснолицему механику, меня  здесь ждет? Захожу в зал ожидания для пассажиров – там нет никого! Потолок высокий – прозрачным куполом, эхо от моих шагов под ним гуляет, длинные пустые ряды серых пластиковых кресел. Подхожу к широким дверям с абстрактным витражом, над которыми имеется вывеска "бар". Рядом с ними стойка автоадминистратора гостиницы космопорта; вставляю кредитную карту в приемник этого автоадминистратора, а он мне крупным шрифтом с монитора в лицо бросает: обработка информации потребует некоторого времени, от десяти до тридцати минут, желаем вам приятного отдыха! Ничего себе – приятный отдых! Решаю зайти в бар и выяснить, есть ли здесь хотя бы хоть что-нибудь сносное, успокаивающее нервы. Небольшой зал, пустые столики, полумрак, прохлада, тихая музыка, у стойки ко мне спиной сидит какой-то тип в строгом костюме, коротко пострижен, треугольные уши торчат в стороны. Бармен в белой рубахе и черной жилетке - одарил меня оценивающим взглядом, причмокнул и демонстративно отвернулся. Больно он мне показался похожим на того механика, который мне две недели ремонта пообещал, только волосы у этого прилизанные на прямой пробор и механик ростом, вроде, повыше. Подхожу к стойке. Усаживаюсь. Здороваюсь и интересуюсь,  всегда ли здесь так тихо и безлюдно? Бармен разворачивается и изображает улыбку "чего изволите?" И тут я спохватываюсь, что кредитка осталась в "брюхе" автоадминистратора, а налички у меня при себе нет! Объясняю, что не отказался бы от коктейля "Комета", но рассчитаюсь позже, когда кредитку вернут. Тип с треугольными ушами повернулся: бородка клинышком, маленькие черные глазки, оценивая, по мне пробежались, губы тонкие бледные в улыбке растянулись; и он будто родственника или знакомого встретил, сладко так говорит:
- Не беспокойтесь! Вы, как я понимаю, впервые у нас? Мы всегда рады гостям! –  бросает бармену через плечо: "за мой счет", - и жестом приглашает меня в зал за столик перейти:  пройдемте, мол, присядем.
Настроение у меня не для разговоров, мне бы регистрацию в паспорте поставить, да с ремонтом дела побыстрей уладить, я и поздоровался-то с ними только из приличия. Кажется мне, кроме того, что добродетель мой своим острым носом что-то вынюхивает, но отказаться невежливо. Кивнул я, спрашиваю:
- Кому обязан?
Легкий кивок в ответ:
- Профессор Круб.
Я тоже назвался, из поставленного передо мной барменом бокала коктейль через соломинку потянул – гадость несусветная: кислятина и помоями отдает!
- Это что? – спрашиваю, - "Комета"?

Бармен, вместо того, чтобы извиниться, еще шире заулыбался, а профессор ему что-то сказал, я не расслышал – что, и передо мной другой бокал появился. Попробовал я – приличный коктейль, ничего не скажешь, напоминает тот, что я любил в молодости на Марсе, только горечи многовато. Прошли мы за дальний от стойки столик, в угол бара. Роста профессор оказался невысокого, мне, примерно, по плечо. Сели. Я лицом к входу и к стойке бара.
- Сейчас здесь пусто, скучно, не сезон, - начал профессор. - А у вас, кажется неприятности? Может чем помочь?
Я отмахнулся: какая уж тут помощь, если я сам не знаю, что с моим кораблем случилось; хочешь не хочешь, а несколько дней проторчать здесь наверняка придется.
- Да, нервишки у вас расшатались основательно, - продолжает профессор. - С ремонтом ничем помочь не могу, но зато могу гарантировать стопроцентное снятие стресса. Нельзя, - добавляет он, - в таком состоянии долго находится, очень вредно это для здоровья. Нужно обязательно на ком-нибудь или на чем-нибудь разрядиться.
- На ком же это? – спрашиваю и пустой зал оглядываю. – Может на вас?!
- Что вы, что вы! – замахал он руками. – Я вовсе не это имел ввиду! Я только хотел предложить вам разрядиться в гологратире.
- Что, - говорю, - за штука такая? Первый раз слышу.

Тут из зала ожидания через дверь витражную голос металлический донесся, я вышел, чтобы кредитку забрать и узнать, какой мне в гостинице отвели номер, но оказалось, что свободных номеров нет! Возвращаюсь в бар, а странная парочка - профессор с барменом - у стойки: о чем-то шепчутся. Меня увидели, разбежались: бармен – за стойку, а  профессор вновь ко мне за столик подсел. Сначала успокоил меня - эта гостиница, мол, на ремонте, но есть другие и намного лучше, - а потом разговор про гологратир продолжил. Оказалось, что это его личное изобретение, запатентованное, как панацея от стрессов и психических расстройств. По сути: обычный тир, только мишени не натуральные, в смысле – не фанерные, и не виртуальные, а голографические. Причем, что или кто будет являться мишенью – определяет клиент. Он же, то есть клиент, выбирает: что он будет делать с мишенью, из какого оружия будет ее уничтожать. Можно заказать того, кто тебе чем-нибудь насолил, и сжечь его из бластера. Можно сжечь сразу – одним выстрелом, или постепенно: сначала одну ногу, потом другую! Смотришь, как твоя жертва корчится в муках – и стресса как не бывало! Причем повторять сею экзекуцию можно сколько угодно раз, пока весь пар из себя не выпустишь.
- Хотите, - предлагает мне профессор, - испепелить того техника, который вас у корабля после посадки встретил? Воспроизведу его для вас в лучшем виде! Стопроцентный эффект присутствия! От живого не отличите! А уж как он будет кричать, как будет молить вас о пощаде!
- Нет, - отвечаю, - не хочу!
- Да вы что! – удивляется профессор. – А бармена? За помои вместо коктейля?!
Я молча мотнул головой.
- Не может быть, - говорит тогда профессор. – Впервые такого встречаю: никого не хочет уничтожить, ни на ком не хочет злость сорвать! Неужели вы снимаете нервный стресс таблетками или алкоголем? Или вы, - спрашивает, - предпочитаете наркотики? Это же непоправимый вред здоровью! Ну, хорошо; не хотите ни в кого стрелять из бластера – назовите любое другое оружие! Один, знаете ли, в своего начальника дротики метал – были, если вы слышали, на Земле в древности такие палки с острыми наконечниками, - да все норовил в глаз попасть! Вы только скажите, а я уж вам любой вид оружия предоставлю, в натуральном виде!

Меня от его предложений, почему-то, еще больше злость распирает. Как же можно убивать людей, пусть и голографических?! Это ж надо, додуматься до такого лечения! Убей – и ты здоров!
- А что, - говорю я профессору, - если я вас закажу?
Он сконфузился, растерялся.
- Чем же я-то вам насолил? – спрашивает. – Я же вам искренне хочу помочь, хочу сделать так, чтобы у вас остались о нашей планете только хорошие воспоминания. Но я все понял: вы гуманист и вам претит само понятие убийства. Замечательно! Тогда вы можете в моем гологратире просто развлечься, отдохнуть, пострелять по любым другим целям, или просто в белый свет, как в монетку. Оружие, повторяю, любое! Уверяю, забудете обо всех своих неприятностях. Только скажите, что вы хотите в гологратире увидеть, в какой обстановке находиться желаете: любая планета, любой период ее развития, любой ландшафт…
- Как в кино, что ли? – спрашиваю.
- Ага, - кивает, - как в кино, только оружие настоящее.

Я, конечно, насторожился. Что это, думаю, так упорно мне навязывают какой-то гологратир? Нутром чую, что-то здесь не так,  за болвана, кажется, меня держат! Деньги, наверняка, хотят из меня выкачать! Начнут с мелочи, а затем раскрутят и у меня кредитки не хватит… Но захотелось мне почему-то до конца профессору подыграть, увидеть захотелось его изобретение в действии. Ладно, решаю, потанцую пока под его дуду, а потом посмотрим, чья возьмет – наказывать таких жуликов надо!

Цена оказалась вполне приемлемая, я тут же, за стойкой бара по кредитке рассчитался. А заказал я профессору начало двадцать первого века на Земле с лучшими военными самолетами того времени. Я со школы, когда изучали этот период развития земной цивилизации, мечтал увидеть их в действии не только на экранах. Может, думаю, в голографии они и  вправду будут натуральнее выглядеть.

- Отлично! – радостно воскликнул профессор, потирая руки. – Из чего хотите катапультировавшихся пилотов добивать?
- Каких пилотов? – спрашиваю. – Никаких людей!
- Хорошо, хорошо, - соглашается профессор и затылок чешет. – Будут вам самолеты беспилотные.

Попросил он меня минутку подождать – ему, якобы, надо дать кое-какие распоряжения, – но не в дверь вышел, а убежал за стойку бара. Я подумал – за барменом, того видно не было, но нет, вернулся профессор один.
- Все готово, - говорит, - можно вылетать в гологратир. Пока доберемся, площадку для вас  подготовят.
- Что, прямо сейчас, - спрашиваю, - полетим?
- А зачем тянуть, - отвечает. – Вернетесь со спокойными нервами, хорошо выспитесь.

Ладно, думаю, рано еще на попятную идти. Раз уж ввязался – поехали. Вышли мы из бара через другую дверь, не через ту, что в зал ожидания ведет, а вокруг, на сколько глаз хватает – серая каменистая пустыня. Ни дорог, ни деревца, ни травинки! Тут же перед нами небольшая тарелка двухместная опустилась, в ней никого нет – на автопилоте подошла. Посудина явно не новая: по борту вмятины, колпак в царапинах. Профессор первым в нее забрался, уселся в кресло пилота, я следом, и устраиваюсь пассажиром. Шли низко, метрах в ста от поверхности, и пока летели, ничего, кроме серой каменистой пустыни, ни под нами, ни вдалеке я не увидел.
- Далеко ли, - спрашиваю, - до города?
- Да нет, - отвечает профессор, - у нас все рядом, просто мы в другую сторону летим. Сами понимаете, такой тир только в пустыне и можно организовать. Вот отстреляетесь, стресс снимите, и доставлю вас в лучшем виде в лучшую гостиницу.
Где-то через полчаса так в этой пустыне и опустились, только не на камни, а на ровную круглую черную площадку, в диаметре, наверное, больше ста метров. Сели мы с краю, а в центре стоит большой щит наклонный, и возле него штабелем какие-то зеленые тубы сложены. Я осторожно прошелся вокруг тарелки, потопал на всякий случай по поверхности – твердая, шероховатая.
- Это рубеж, – крикнул мне профессор, высунувшись из кабины и показывая пальцем на невысокий бордюр по кромке круга, - за него переступать нельзя! Я  к пульту управления, сейчас дам картину. Желаю удачи! - При этом он как-то так неприятно захихикал, и я рта не успел открыть, как тарелка исчезла за горизонтом.

Я остался один. Тишина, ни единого звука. Местное светило - звезда Гиена торчит прямо надо мной, но не печет: не жарко, только от сухости в горле першит. Наклонный щит оказался оружейной пирамидой, на нем две надписи: "Земля, двадцатый век, начало двадцать первого века" и "Заряжено". Я насчитал десять стволов, на каждом висит ярлык. Самый древний ствол, судя по дате выпуска, – "винтовка Мосина", рядом с ней в пирамиде "карабин Симонова", "автомат Калашникова", еще были снайперские винтовки, какие-то противотанковые ружья, но их названия я не запомнил. Интересно, думаю, как же из них стрелять?! Хоть бы научили сначала! Перед пирамидой небольшой ящик металлический, открыл я его – набит под самую крышку патронами: в музее я такие видел - гильза светло-зеленая, пуля розовая, блестящая. Взял я один патрон – гладкий, пальцам даже держать его приятно. Обошел пирамиду, остановился перед штабелем зеленых туб. Читаю на верхней крайней: "переносной зенитный ракетный комплекс Игла", и инструкция по применению здесь же, на корпусе. Я патрон, что в руке держал, в карман комбинезона бросил, взял тубу, по инструкции приготовил "Иглу" к выстрелу, хотел, уже было, пальнуть просто так, но вдруг все вокруг меня разом, в один миг изменилось. Не было больше серой каменистой пустыни: передо мной раскинулась до самого горизонта холмистая долина, покрытая пожухлой травой и редким низкорослым безлистым кустарником, за моей спиной вспучились лесистые сопки, из-за которых торчали скалистые горы с зацепившимися за снежные вершины черными клочковатыми облаками, справа, вдалеке темнело ущелье. Я как был с "Иглой" на плече, так и замер от неожиданности. Все было настолько натурально! Не знай я, что это голография – точно за реальность принял бы. Подошел я к краю площадки, одной ногой за бордюр заступил, а картинка отодвинулась, отползла как бы: под ногой моей серая щебенка, а вокруг ноги – трава! Надо отдать профессору должное: не совсем обычная голография у него получилась: не просвечивает, маревом не плывет - впечатляет.

Я вернулся на площадку и пустил ракету в склон холма, думал, она сквозь него пролетит, голография, все-таки, но – ничего подобного, все по-настоящему: комья земли в стороны, сноп  пламени, черный дым столбом, даже грохот взрыва до меня донесся. Я стою, глазами хлопаю, как так может быть, думаю. Пустую "Иглу" отбросил, развернулся и вижу, высоко в небе две блестящие точки со стороны долины приближаются. Вот они, родные, как живые летят, жаль только, далеко – не понять, что за птицы. И тут земля перед площадкой стеной взметнулась, в глазах у меня от вспышки потемнело, уши заложило – я их ладонями зажал, отпустил, а сверху такой дикий рев обрушился, что я даже присел. Эффект присутствия – абсолютный! Ну, я быстро в себя пришел, взял другую "Иглу" и по удаляющейся цели - бабах! Выстрелил из чистого любопытства. Точно ведь знал, что у самолетов тех времен противоракетная защита имелась, хотел посмотреть, как она сработает. Но вижу: задымил бедолага и вниз камнем, а над ним через некоторое время парашют раскрылся – пилот катапультировался. Обманул профессор-пройдоха! Самолеты обещал беспилотные! А у меня будто рефлекс сработал: схватил я машинально с пирамиды что первое под руку попалось, прицелился в точку, что под куполом болтается, и… вовремя опомнился, стрелять не стал: человек все-таки. Развернулся я в другую сторону, злой и на себя и на профессора, жму на курок – никакого эффекта! Стал разбираться: на обратной стороне ярлыка инструкция по применению – надо было пластину вниз сдвинуть, с предохранителя снять! Исстрелял я в воздух всю обойму – не впечатлило: треску много, гильзы-железяки в сторону фонтаном летят, а толку, я так понял, мало: до катапультировавшегося пилота из такого антиквариата под названием "автомат Калашникова" я и не достал бы. Осмотрелся я.

Перед рубежом две огромные черный воронки дымятся, трава вокруг них сгоревшая, и вижу: справа, над горизонтом еще одна точка появилась, но не высоко, и не так быстро приближается. Я взял "Иглу", прицелился, выстрелил. Самолет решил подбить, в тире все-таки, а пилот пусть катапультируется. Но ракета, к моему удивлению, взрывается, не долетев до самолета, и он, как ни в чем не бывало, летит ко мне. И я уже слышу гул его мотора, похожий на урчание гигантского кота, и вот он уже надо мной пролетает, неспешно, чуть покачиваясь, будто пешком по небу прогуливается. Модель мне неизвестная, даже в музее авиации такой не встречал. На вид, ни дать ни взять – бревно темно-зеленое: один конец его обтесали и флюгер плоский к нему прибили, к другому концу пропеллер приделали, с каждого бока по две широкие плахи прилепили и брусками соединили. Пролетел он надо мной и на вираж пошел. Ну, думаю, попробовать его, что ли, без ракеты достать? Пока он разворачивался, я автомат Калашникова на место вернул, взял из пирамиды карабин Симонова и пару раз по крыльям выстрелил. Никакого эффекта! Он же - в ответ стрелять начал! По траве к площадке змейка разрывов потянулась! Я к рубежу  подошел, чтобы посмотреть поближе, как голография взрывается, и тут меня в плечо так садануло, что я на спину, как подкошенный рухнул - сгруппироваться от неожиданности не успел,  затылком ударился и на какое-то время сознание потерял. Когда глаза открыл, чувствую, муторно что-то мне, повернул голову, чтобы взглянуть на плечо, в которое меня ударило, а руки нет: торчит из кровавого обрубка  острая желтоватая кость, кровь темно-бардовой лужей... Меня аж вырвало. И вдруг чувствую, пальцы на оторванной руке шевелятся! Я за нее схватился – на месте рука! Ни обрубка, ни крови нет – ранение-то тоже голографическое! Только то, что из меня выплеснулось, настоящим оказалось. Ничего себе, думаю гологратир! Присел я, плечо ушибленное растираю, смотрю, самолет-бревно на посадку заходит: носом прямо на меня, шасси в раскоряку, уже почти земли ими коснулся. Я вскочил, и тут же ногу мне обожгло. Я на колено припал, вижу: комбинезон на правом бедре разорван, кровью пропитался. Рукой по намокшей ткани провел: чисто все, сухо, нет никакой раны. Хорошие игры! Кинулся я к щиту-пирамиде, за штабелем хотел укрыться, но не успел: почувствовал удар сзади в голову и плашмя растянулся. Ладони горят – содрал о шершавую поверхность, вправо-влево посмотрел: по площадке вокруг красно-серо-желтые сгустки разбросаны – мозги мои раскидало. Мотнул головой – цела родимая! Забавно, но как-то не очень приятно: раны, конечно, голографические, но сознание я ведь натурально терял, и ссадины на руках настоящие. Поднялся я на ноги, интересно, думаю, что еще профессор в своем тире придумал – что дальше будет.

Самолет тем временем, прыгая по кочкам, сел, метрах в ста от площадки. Сбоку дверца откинулась, и из нее пилот выпрыгнул. Одежда на нем довольно странная: серый свободный плащ до земли, капюшон большой на голове – лица не видно. Руки он на груди скрестил, постоял немного, и ко мне направился. Ну, говорю я про себя, давай посмотрим, что ты, герой голографический будешь делать, когда к рубежу подойдешь, из самолета ты меня обстрелял, а сейчас-то вроде как без оружия?! А он воронку перепрыгнул, рук на груди не размыкая, только полы плаща крыльями взметнулись и опали, и как шел по траве голографической, так и на площадку зашел, и по ней мимо меня - к пирамиде. На голову он выше меня оказался – под два метра, то есть, ростом; я еще подумал: они здесь все двухметровые, что ли – механик, бармен, этот вот тоже…  и еле успел в сторону отступить; плечом он, однако же, меня задел – жесткое плечо, крепкое. Непохоже, чтобы парень нарисованный был.
- Послушайте, - говорю я ему, - нельзя ли повежливей!
Он же молчком снимает с пирамиды ствол доисторический - винтовку Мосина, отбрасывает ногой крышку ящика и выгребает из него в карман плаща три горсти патронов; сверкнул после этого на меня из-под капюшона глазами, и рукой показывает на вершину ближайшей сопки. А там, на лысой желтой макушке, торчащей из покрывающего склон леса, как коленка из драной штанины, стоит горный козел с большими трижды завернувшимися рогами. Да ты, думаю, парень – хам! – молчишь, когда к тебе обращаются, лица своего не показываешь…
- Стреляй первым, - говорю, - посмотрим, что ты за снайпер.

Он, опять же молчком, спиной ко мне развернулся и стоит, винтовку стволом вниз небрежно одной рукой держит. Мне, значит, первый выстрел отдает. Ну что делать, встал я с ним на одну линию, от него - шагах в трех. Прицелился. Выстрелил. Плечо сильно отбило, приклад, наверное, плохо прижал, а козел только чуть дернулся, голову повернул, и стоит на месте, на нас пялится. Пришел черед стрелять пилоту, а он даже прицеливаться не стал, как винтовку опущенной в одной руке держал, так, только ствол медленно приподнял и выстрелил. У козла ноги подкосились, он еще дернулся, пытаясь подняться, и медленно завалился набок. Я из вежливости изобразил аплодисменты - едва слышно похлопал в ладоши, а он едва заметно, не оборачиваясь ко мне, поклонился. Тут мне в лицо ветер ударил, шум ужасный поднялся и из-за сопки, над тушей козла всплыл черный вертолет – я сразу же его узнал: ка-пятьдесят - "Черная акула"! У меня в детстве даже модель такая на столе стояла! Хвост вертолета задрался вверх, я так понял – он изготовился к атаке, но снайпер молчаливый винтовку вскинул и выстрелил. Я глазам своим не поверил: машина, считавшаяся в свое время неуязвимой, была подбита одним выстрелом из какого-то древнего ружья. Вертолет замотало из стороны в сторону, зацепился он брюхом за лысину сопки, подпрыгнул, будто оттолкнулся от нее в агонии, и, скользнув вдоль склона по верхушкам деревьев, рухнул у подножья, совсем недалеко от площадки. Пилот выбрался из кабины лежащего на боку вертолета, и побежал в лес. Снайпер прицелился, но я не дал ему выстрелить – подскочил и с размаху ударил по винтовке прикладом карабина. Ощущение, скажу я вам, будто палкой по камню шарахнул: руки отбил, а ствол в его руках даже не дрогнул, но и не выстрелил. И сам он не шелохнулся, только хмыкнул что-то пренебрежительно из-под капюшона.

Едва пилот вертолета скрылся за деревьями, снайпер, все-таки, выстрелил. "Черную акулу" тут же охватило пламя и через мгновение она взорвалась. Густой клубящийся столб дыма взметнулся к вершине сопки, и, едва с ней поравнявшись, рассыпался над лесом шумной стаей больших ворон. Снайпер опустил винтовку и небрежно махнул рукой в их сторону, вновь предлагая мне показать свою меткость.  Я поднял карабин, покрепче прижал приклад к плечу и дважды выстрелил. Первый выстрел – безрезультатный. После второго - одна из ворон на лету кувыркнулась через голову, при этом от нее остался только белый скелет, упавший вниз, рассыпаясь на лету на косточки. Мой визави демонстративно покачал головой и начал стрелять. Делал он это мастерски: три выстрела без перезарядки, а затем, не опуская винтовки, одним движением передергивал затвор и вставлял новые патроны, которые будто бы сами прыгали к нему в руку из кармана плаща. Мне казалось, что он даже не прицеливается, но ни один его выстрел не пропал даром. Вороньи кости сыпались белым дождем, и вдруг, птиц будто ветром сдуло – разом все упали, попрятались на деревьях и стихли. Справа, со стороны темного скалистого ущелья, накрывая черной тенью предгорье, летел не то гигантский орел, не то ящер, сразу понять было нельзя. Раскинув крылья, метров десяти в размахе, он бесшумно скользил над сопками в нашу сторону, и вскоре я различил и короткий стреловидный хвост, и блестящий чешуйчатый панцирь  бочковидного тела, и безобразную не то в шипах, не то в огромных бородавках голову с вытянутой разинутой пастью. Снайпер, как и прежде, молча указал мне рукой на приближающуюся тварь, предлагая сделать выстрел первым. Но я ему сказал, что его теперь очередь первый выстрел сделать – я по воронам первым стрелял. Тогда он оперся на винтовку и замер. Ждет, думаю, когда поближе подлетит. Но уже четко видны и толстые лапы с когтями-кинжалами, готовыми схватить добычу, и вперившиеся в нас красные глаза-тарелки, а снайпер стоит, как статуя. Ну, говорю я про себя, давай, стреляй, вот он ведь уже, близко, над нами скоро будет, и не высоко ведь…

И снайпер выстрелил! Но как он это сделал! Сам – не шелохнулся! Неуловимое движение рук! Винтовка взлетела к плечу – хлопок – и он по-прежнему стоит, на нее опершись! Издав пронзительный, душераздирающий рев, от которого у меня мурашки по спине пролетели, дракон упал возле площадки. Я подбежал к рубежу, чтобы получше его рассмотреть. Переступать через бордюр я не решился: уже пробовал – голограмма убегает.  Стою, разглядываю тушу, и думаю, что не отказался бы пострелять в таких на какой-нибудь дикой планете, только не из винтовки Мосина, конечно, а из бластера. Снайпер же  мимо меня через рубеж перешагивает и идет к дракону, траву мнет. Голограмма под ним почему-то не расползается! Хватает он одной рукой гигантского змея за хвост и один! волоком затаскивает его на площадку. Я от бордюра к пирамиде  отошел, нос рукой зажал: от чудища такой смрад, что меня чуть опять не стошнило. И тут вновь, будто кто выключателем щелкнул, разом все изменилось: голограммы как не бывало, мы с пилотом на площадке перед смердящим драконом стоим, вокруг серая каменистая пустыня, невдалеке самолет-бревно крылья растопырил, и рядом с ним опускается мой родной корабль, который должен в космопорте на ремонте стоять. Я ничего не понимаю, глазами хлопаю, а из корабля выходит профессор Круб и идет к нам. Снайпер капюшон отбросил, я на него смотрю: да ведь это же тот самый техник, который меня при посадке встретил, а потом барменом прикинулся! Стоит, злорадно так ухмыляется. Профессор на площадку заходит и, как бы даже и не обращая на меня внимания, говорит ему:
- Ну что, придется отпускать.
- Это почему?! – возмущается снайпер, и они начинают друг с другом спорить.
- Он же тебя не испугался!
- А это что?! – показывает рукой техник-бармен-пилот на то место, где меня вырвало.
- Обычный рефлекс! – парирует профессор. – Зато он не в пилота катапультировавшегося, не в тебя стрелять не стал!
- А две дыры в крыле самолета?!
- Но ведь не в тебе! На то он и тир, что бы по самолетам стрелять, тем более что он их и заказывал!
- А козел и вороны?
- Это твои штучки! И вот этот тоже! – Круб пнул по хвосту дракону. – Главное, что он не испугался, в штаны не наделал, с площадки от тебя не побежал, по себе подобным не стрелял, да и тебе не дал! И вообще, он должен был еще в баре твои помои тебе же на голову вылить! А он не вылил! Так что - пусть убирается.
- Чего это ты такой добренький стал?
- Да не добренький я! Но что делать, если экземпляр попался нестандартный?! У нас его не примут! Придется отпускать, сам понимаешь…
- Ага, ты его еще одари чем-нибудь!
- А что, почему бы и не одарить?! - говорит профессор. Подходит к пасти дракона, вырывает из нее клык и бросает мне: - держи!
Я зуб драконий одной рукой поймал и еле удержал – скользкий он, в слюнях. Они же спорят дальше. Профессор свое твердит: не стандарт, не стандарт! А бугай краснолицый слюной брызжет, руками машет. Смотрю я на него и чувствую, что действительно успокаиваюсь понемногу и не так уже сильно переживаю о том, что с доставкой груза могу опоздать. Еще немного, думаю, и впервые в жизни мне станет хорошо оттого, что кому-то стало плохо, и тогда, наверняка, я уложусь в стандарт профессор Круба, и что будет дальше?
- Может, объясните мне, что здесь происходит? – спрашиваю я, стараясь их перекричать.
Они замолчали, снайпер на меня злобно так зыркнул и сквозь зубы процедил:
- Мотай отсюда, пока не передумали.
Хотел я ему ответить так, чтобы грубить неповадно было, но промолчал, к внутреннему голосу прислушался: улетай, говорит он мне, потом как-нибудь, может быть,  вернешься и во всем разберешься. Пошел я, молча, к своему кораблю, а профессор мне в спину:
- Карабин оставь!
Пришлось вернуться, поставить ствол в пирамиду. Я при этом еле сдерживался, чтобы проделать это не спеша, с достоинством, что бы не побежать, и старался не смотреть в сторону странной парочки.

Не скажу, что в корабле я почувствовал себя в полной безопасности, но стартовать не торопился, чтоб не подумали, что и вправду запугали меня. Обмыл я сначала зуб дракона, вытер его насухо, положил в шкаф в отсеке для отдыха, и только потом сел в кресло пилота и задраил люк. Во время старта я видел на мониторе, как снайпер несколько раз поднимал свою винтовку Мосина, но так по мне и не выстрелил. Сделай он хоть один выстрел, я бы точно не взлетел – в этом я не сомневался.

С кораблем было все в порядке, все системы работали нормально. Едва я вышел на орбиту планеты, как попал в окружение патрульных кораблей и меня засыпали вопросами: что со мной случилось? какая требуется помощь? почему не отвечаю на вызовы? Я ничего не понимаю! Объясняю им, что я только что взлетел с их космодрома, что меня отремонтировали, дозаправили, что мне нужно срочно лететь по своим делам. А они свое что-то толдычат и просят меня следовать за ними. Пришлось подчиниться, точнее, уважить – мог ведь запросто оторваться, только бы они меня и видели. Заходим мы на посадку, и вижу я: на космодроме яблоку негде упасть - забит кораблями! Одних к взлету готовят, другие только сели – жизнь в порту кипит! Я, как полагается, документы таможне представил, отсеки грузовые для досмотра открыл и меня прямо от трапа к зданию космопорта - увезли! А я смотрю по сторонам и ничего не понимаю – да здесь ли я был?! В большом зале мне устроили пресс-конференцию, на которой я наконец-то понял, что произошло. Оказывается, после того, как я запросил аварийную посадку, они меня потеряли! Два часа меня не было не слышно не видно! И появления моего уже, в общем-то, никто не ждал, потому что в том районе, где я пропал, корабли очень часто исчезают просто бесследно! Я оказался первым, кто, если можно так выразиться, воскрес! Ну, раз такое дело, я рассказал без утайки собравшимся журналистам и ученым все, что со мной произошло, опустил, правда, только тот момент, когда меня стошнило.

И про профессора Круба, и про его напарника-снайпера, и про гологратир, и про дракона - рассказал все, в подробностях, да только мне никто не поверил. А один ученый муж, с такой же бородкой, как у  профессора Круба, встает и, чтобы показать себя, наверное, самым умным, спрашивает: "Не было ли у вас еще каких-нибудь видений или необычных ощущений, когда вы попали в искривленное пространство-время?" Ну что я мог ему ответить?! Нет, говорю, ничего больше не видел и в искривления никакие не попадал, а вот вещественное доказательство моих слов – зуб дракона – на борту моем имеется. Зря я это сказал. В зале были представители "Лиги защиты природы галактики" и они потребовали немедленно зуб предъявить и доказать, что за моими сказками не скрывается банальное браконьерство!  Тут же целая делегация вернулась со мной на корабль но, не знаю к счастью или нет, клыка в шкафу не было! Может таможенники во время досмотра прибрали, может портовые техники  - не знаю, но предъявить профессору и журналистам мне было нечего. Разбираться, куда пропал зуб дракона, я не стал – кто знает, сколько бы на это ушло времени, а у меня срочный груз! Доставить его вовремя – для меня дело чести! Проводив с корабля гостей, я сел в кресло пилота, приготовился к старту и тут только вспомнил про патрон в кармане комбинезона! Достал его, покрутил в пальцах, полюбовался нежно-розовой пулей и решил никому его не показывать и никому о нем не говорить – не ровен час, обвинят в краже музейных экспонатов. Покинул я планету на орбите звезды Гиена и зарекся еще когда-нибудь близко подлетать к созвездию Ворон. Верно говорят: гиблые места, нехорошие, странное там что-то происходит.

28.10.05 г.