Пусто-пусто

Мы пили чай в отделе.
Из окна было видно искусственное озеро. Стояли погожие деньки, народ высыпал на берег. Девственно-белые туши нежились на его бирюзовом травяном покрове. На голубоватой глади воды покоилась пара чёрных лебедей и несколько селезней.
Умиротворенное настроение чаепития нарушила Ольга Михайловна – машинистка отдела.
- Вчера моя малая на пруд пошла с девчонками, - рассказывает она, кивая в сторону окна, и продолжает, - приходит домой и говорит, что мужик один голый перед девицами расхаживал. У него или рог, или палец большой был. Не знает ещё она. А я ей в ответ, если следующий раз увидишь нечто такое, топором, топором по этому делу...
Людмила Михайловна – женщина прямая. Она два раза рукой махнула, ребром ладони. Сотрудники разделили пафос машинистки, и похихикали чуть-чуть. Только Люда, аспирантка, ничего не поняла.
- А что топором, зачем он... – переспрашивает. Народ прыснул. Тут я подключился. Дескать, нельзя так круто. Девочек надо готовить к браку, а не учить такому. В противном случае... Я рассказал историю.
... Случилось это в грузинской провинции, где я провёл детство. Сосед женился. На свадьбе молодка вовсю танцевала. Выглядела весьма эротично. Ей подружки завидовали – замуж вышла раньше всех!
Но вот удалились молодожёны. Родители жениха шепотом говорят, на цыпочках ходят. В сторону спальни посматривают многозначительно. И вдруг оттуда раздаётся вопль, возня. Отец и мать всполошились, друг друга толкают, не знают, кому заходить в спальню. Сделали паузу, вошли. Невестка в свадебном платье на шкаф взобралась, оттуда с расширенными от страха глазами смотрит. Полураздетый жених досадует, кричит: «Спускайся, дурёха!» Его мать первая смекнула в чём дело, успокаивать стала всех, а сама еле улыбку сдерживает. Послали за родителями девицы. У её матушки вроде язык отнялся. Не знает, как объяснить своей дочурке, что происходит. Догадались позвать священника. Он и уговорил её.
- Какое уморительное целомудрие! – заметила одна из сотрудниц. Коллеги заметно повеселели. Одна Люда не могла определиться. Ольга Михайловна в её сторону глазами показывает. Непорочность Люды была притчей во языцах и подвигала на юмор.               

Действительно, эта особа отличалась простоватостью. Шутка, любая двусмысленность ввергала её в оторопь. У себя в уральской глубинке она работала в комсомоле. Люда терялась в догадках, когда её товарищи по ЛКСМ валяли дурака, а когда говорили серьёзно. Время было сложное, перестроечное. С ней чуть не произошёл нервный срыв, когда на собрании секретарь райкома вдруг заговорил голосом Горбачёва, пародировал его. Этот секретарь был известный балагур и сторонник Ельцина. Она рассказала о происходящем секретарю РК партии. Тот тоже оказался сторонником Ельцина. С его подачи и стало известно о том, как "от чистого сердца" Люда ябедничала в инстанциях.

Позже Люда переквалифицировалась в социологи и приехала в Москву, писать диссертацию.
На лекции по истории философии она обратилась к профессору с вопросом, который 2000 лет задают простофили всех стран и народов. Лектор использовал ловушку Демосфена. Иногда афиняне невнимательно слушали великого оратора. Он решил проучить их и рассказал притчу.
...Крестьянин погоняет осла. Стало животное - ни туда, ни сюда. А потом оно вдруг обратилось к хозяину со словами...
На этом месте Демосфен прервался и предложил согражданам заняться делом. Те от нетерпения томятся: «Что же сказал осёл?» Тут Демосфен с укоризной говорит афинянам: «Вам интересно, что мог сказать осёл, и наплевать на то, что говорит государственный муж!»
Аспиранты посмеялись, оценили юмор. Только Люда ёрзала на стуле. Руку тянет и лектора спрашивает, что же сказал осёл.
Урок она не извлекла, и ситуация повторилась. В институте во время обычного чаепития я озвучил аналогичную притчу из еврейского фольклора. Дескать, было бы что сказать лошади она сказала бы. Здесь я сделал заминку. «Что именно сказала бы?» - спросила Люда меня после некоторого ожидания. 

Я как социолог прибег к термину «чистая форма», когда попытался охарактеризовать эту особу. Мой приятель заметил, что мудрить не надо.
- У твоего любимого Вебера нет такого термина, как - «пусто-пусто», который из домино. Он больше подходит, - сказал он.
Увидев фото Люды на стене её комнаты в общежитии, я сказал, что у неё незамутненный взор. Как у ребёнка. На самом деле её глаза были пустые,  «бессодержательные».

Такие девицы обычно почитают своих шефов. Они достигают степени идолопоклонства. Её руководителем был профессор из Тарту, который осуществлял крупный проект, в том числе - в области, откуда была родом Люда. Она цитировала его или ссылалась на него с параноидальным постоянством. Однажды я попросил Люду помочь встретиться с её руководителем. Он часто наведывался в Москву. Она поспешила сослаться на его занятость. В этот момент в её глазах была ревность.  Позже я случайно познакомился с ним за партией в шахматы «в красном уголке» института. Он охотно меня выслушал. Под конец беседы я ему рассказал, с каким тщанием охраняла его покой наша общая знакомая.  Мой партнёр по шахматам поморщился и заметил, что её никто не уполномочивал это делать.
Привязанность к руководителю переросла у аспирантки с Урала в эстонофилию. Люде нравилось, когда ей говорили, что она похожа на эстонку и не без аффектации произносила фамилии коллег из Тарту, например, Ууэкюла. Или, «Послушайте как звучит», - обращалась она к сотрудникам отдела в институте и потом певуче произносила фразу. В переводе с эстонского языка фраза означала, что пригородный поезд выбыл с соседней станции и прибудет на первый путь через пять минут. Это было объявление по вокзалу.
Люда внутренне лелеяла желание поселиться в Тарту. Москва, столь вожделенная для многих советских аспирантов из провинции, уже не казалась ей пределом мечтаний.

Один наш общий знакомый Юра К., москвич, покритиковал её руководителя. Мол, отсутствие социологического воображения тот пытается компенсировать математическими формулами.
- Понимать надо явления, а не считать их, как козлик из сказки, что умел считать до десяти, - заявил критик с умыслом раззадорить Люду. Её взор преисполнился праведного негодования, как если бы этот хульник показал иконе шиш.
Вообще Юра отличался вольными выходками. Первый раз в жизни я услышал именно от него, что Маркс давно изжил себя. Надо отметить, такое отношение к классику поразило и аспирантку с Урала, но в меньшей степени, чем третирование её профессора.

Обычно в дураках ходят добродушные простаки. Те же, у кого развиты хватательные  рефлексы, могут даже преуспевать. В Эстонии Люду на работу не взяли. О причинах можно было догадываться. Но в Москве оставили.
- Такие, как она, круто аккуратные, исполнительные, в институте нужны. Остальное приложится, интеллект тоже! Умников здесь достаточно! - рассуждал помянутый москвич.
- К  тому же её энергия! – добавил он.
Как-то раз я увидел, как эта энергия может себя проявлять. В магазине «Лейпциг» с драматическим запалом Люда кричала: «Уйди, уйди!!». Некий нахал покусился на её место в очереди. Тогда в продажу  поступили миксеры. Она остервенело толкала мужичка. Я стоял рядом и не вмешивался, без меня справлялась. Ещё подумалось, как счастливы страны, где можно купить себе этот бытовой прибор без того, чтобы отстоять изнурительную очередь и растрачивать себя, как Люда.
После этого случая я назвал Люду – «штурм унд дранг», «буря и натиск» по-русски. Она долго думала, комплимент ли это. 

Как бы ни говорили, что любовь в каждом случае всегда уникальна, однако есть законы «науки страсти нежной», которые не принято нарушать. Довольно миловидная, с ангельскими кудряшками, Люда, презрев законы этой науки, обрушивалась на ухажёра, как стихийное бедствие. Её страсть была подобной той, с какой она расправлялась с мужиком в магазине «Лейпциг», но с противоположными намерениями, как если бы при этом кричала «Иди, иди ко мне!» и тянула бы его к себе. Если миксер она в тот день купила, то амурные истории у неё всегда кончались плачевно, были скоротечны. "Штурм унд дранг" оставался у разбитого корытца.

... У меня с ней был общий знакомый Ринат Р. из Уфы. Маленький, с круглыми очочками, хитренький. Он мне рассказал, как Люда осаждала его соседа по общежитию, Виктора Н. Сначала Ринат поупражнялся в тропах по поводу её простоватости. Затем сделал заключение - простота хуже воровства, особенно, когда обворовываешь самого себя. Вполне насладившись своей остротой, Ринат приступил к изложению.   
... Виктор – видный парень. В своё время окончил МГИМО. Женский пол его вниманием не обделял.
С некоторых пор к нему стала наведываться Люда. Сосед познакомился с ней в лифте. Он так и не успел наведаться к ней гости, зато она заявлялась постоянно.  Каждый визит завершался обидами, что Виктор манкирует её приглашениями. Молодой человек был сдержанным по натуре и не мог сказать ей, что не успевает ими воспользоваться.
Во время гостевания Люда говорила громко. Ринат слышал её через стенку своей комнаты не вполне ясно, но точно мог засвидетельствовать  -  в интонациях не было и намёка на кокетство, ни одной «нежной» нотки, никаких гламурных обертонов.
Как-то она пришла прямо с пробежки в спортивной форме. Виктор, который сходил с ума по чистому воздуху, потом, не смотря на сильный мороз, долго проветривал свою комнату. Но однажды...
Во время, кажется, четвёртой посиделки дверь комнаты Виктора с шумом открылась.  Кто-то в спешке выбежал из комнаты. Заинтригованный Ринат вышел в коридор. Там в сильном волнении взад и вперёд ходил Виктор.
- Ты производишь впечатление человека, на которого только что покусились, - заметил ему Ринат и захихикал.
- Как ты догадался? – бросил зло ему сосед.
В  это время в проёме двери появилась Люда. Она неуверенно выглядывала из комнаты.

- Другой раз иду я с Виктором в магазин, - продолжил Ринат, -  помню, рассуждали о политике. Неожиданно Виктор съёжился и побледнел. «Людка бежит!»- вполголоса произнёс он. Действительно, какая-то девица в форме «Адидас» бежала в нашу сторону. Похожая на Люду, с кудряшками, выбивающимися из-под спортивной шапочки с помпончиком. «Ложная тревога», - говорю я и оборачиваюсь к соседу. Но что это – того и след простыл. В это время слышу сверху, кто-то на дереве в ветках возится. Поднял глаза, а там Виктор. Смотрит оттуда настороженно. Девушка пробежала мимо нас, даже не глянула в нашу сторону.

Ещё один парень – Игорь тоже рассказал мне о Люде, вернее, попытался меня уверить, что никаких отношений у него с ней быть не могло.
Она простудилась. Я зашёл к ней навестить и застал у неё Игоря. Он сидел у её изголовья.
Он из Одессы и это обстоятельство им особенно подчёркивалось. Например, говорил громко, что с его слов означало – «мы без комплексов».  Впрочем, лицо у него было открытое, располагающее. Его манеры иногда смущали. На своём дне рождения в присутствии гостей Игорь стянул с себя поношенные джинсы и натянул на себя новые, только что подаренные. Некоторые из гостей отвели глаза. Другие на эту выходку не среагировали и были заняты тем, что рассматривали обновку.
Один факт меня озадачил. Я увидел на двери его комнаты фото – Игорь, надо полагать, со своим дружком, молодым человеком с еврейской внешностью, в очках. Фото было пришпилено кнопками и висело криво. Из-за приоткрытой двери доносился гомерический смех хозяина комнаты и нескольких девиц. Вдруг дверь распахнулась и появился тот мужичок, как с фото спустился - низкорослый тип, только не в костюме, а в свежей майке и... трусах. Никак на меня не отреагировав, он снял карточку, повернулся ко мне толстым задом и хлопнул перед моим носом дверью. Я не стал испытывать судьбу и отложил свой визит.
Тот одессит с необычно для него испуганным видом и тихим голосом сказал мне о Люде:
- Еле удрал от этой девы!
Я не стал выяснять детали, как и не расспросил о фото на двери и развесёлой компании в его комнате.

Я уехал из Москвы. Из переписки со знакомыми узнал, что Люда долго не могла выйти замуж, научная работа у неё не клеилась. Она озлобилась. Но вдруг ей повезло. На ней женился англичанин. Они уехали в Лондон.
Ещё подумалось, как благословен Запад, где безграничные возможности предоставлены всем и во всём без исключения, раз туда вышла замуж Люда.