Богиня победы

               

    Веронике  приснилось, что она спящая красавица. Хотя красавицей она никогда не была, а даже наоборот. Глазки у неё были маленькие, а щёки большие и отвислые, как у хомяка. А если к этому прибавить довольно внушительный живот, тоненькие ножки и полнейшее отсутствие талии, то сон, иначе как странным не назовёшь. Хотя странными снами её вряд ли можно удивить. Что только ей не снилось. То она стюардесса, то знаменитая балерина, то демонстрирует одежду от кутюр, то её наперебой приглашают известные режиссёры мира сыграть главную роль в фильме, обещающем быть самым кассовым. Да и многое такое приходит ночью, что утром, ударив по будильнику, она, блаженно потягиваясь, продолжает жить только что ушедшим в небытие видением. Но, кроме далеко не голливудской внешности, был у Вероники ещё один минус – это её  «далеко за сорок».
        Этот возраст никак не сочетался с ночными фантазиями, где не было её убогой, давно уже обрыдшей жизни. Не было вечно заросшего бурьяном огорода, потому что рук на него не хватало, не было непутёвого сыночка, находящегося в очередной отсидке, не было парализованной матери и старух, за которыми она ухаживала по долгу службы. Там небыло даже любимого внучка, на которого как всегда не хватало ни времени, ни денег. Да и не могло быть. Ведь в снах Вероника была молодой и красивой. А в последнем она ещё и проснулась через сто лет, расколдованная прекрасным принцем. Но проснувшись, Вероника услышала не чарующие звуки волшебной флейты в волшебном замке, а скрипучий голос матери, едва  выговаривавшей  слова, но вполне чётко произносившей её усечённое имя.
        - Веерка, м-м-м, бу-бу-бу…
        - Господи, и сколько раз я тебе говорила: не называй меня Веркой, уж лучше мычи.          
       Она органически не переваривала, когда её так называли. Но имя Вероника в обиходе было неудобным, а Никой, как и было задумано когда-то, её мало кто звал. В селе, да и раньше в городе, где она рвала пуп на стройках, это имя не прижилось. А дал его Веронике отец, инвалид войны, после долгого лечения и одинокой холостяцкой жизни женившийся на молоденькой, нищей дальней родственнице и рано покинувший этот мир. Веронике было тогда семь лет. Всего семь. Но она хорошо помнила как он ей говорил:
       - Запомни, дочка, ты не Вера. Что толку в зряшной вере? Да никакого. Тьфу и всё. Ты Ника! Богиня Победы!  Ты в этой жизни побеждать должна. Побеждать!
       Вот она и побеждала. Сначала завоевала себе мужа-алкаша, с которым пришлось расстаться очень скоро, так как тот пьяный на прямой дороге врезался в старый засыхающий тополь. Потом воевала ( и в этой войне побеждала) с материными сожителями, липнувшими  к ней как банный лист к заднице. Уйти с маленьким сыном  было некуда, потому и воевала, как могла. Потом подрос сын, началась война за него. Но победить друзей и пьянство не смогла, хоть и появился у неё со временем хороший помощник – невестка
     …Поднявшись на зов матери, она смачно выругалась – в квартире стояла резкая вононь.
      - Опять ты, маменька, обделалась по уши. А я возись с тобой. Вот тебе и страхолюдная, на батьку похожая. А чтоб ты без меня делала? Скажи. А-а-а, молчишь… Где они, твои ухажёры? Поспивались да повыздохли, вот они где. А кто не спился, так со своими бабками потихонечку жизнь докашливает. А ты жила бы поспокойней, так не валялась бы теперь колодой, - приговаривала Вероника, убирая из-под матери дерьмо.
      Но в душе она её не осуждала. Ну что за жизнь у неё была? Муж старше её, весь изуродованный войной. Спасибо смогли дочь зачать, на этом их сексуальное общение и закончилось. А работала? Как проклятая вкалывала на благо родного социалистического государства и коммунистического будущего. Результатом этой работы стали сгоревшие в сберкассе, преобразованной в Сбербанк, родные кровные, вернее кровавые, добытые потом и кровью убогие сбережения. Кого уж тут осуждать? У кого есть такое право?. А о том, что своя жизнь не задалась, Вероника как-то не задумывалась. Некогда было. Иногда перехватывала бабьего счастья на ночь, на том и успокаивалась. А последние годы и мужика привести не куда – в доме такой спёртый воздух, что все желания пропадут.
     Красивый, волшебный, сказочный сон напророчил совсем обратное: вскорости промучившаяся три года мать приказала долго жить. В это же время вернулся из тюрьмы Максим. Вернулся к ней, к матери. А зачем жене туберкулёзный, трижды судимый? Она уже устроила свою жизнь. Связующей ниточкой остался сын Никитка, который не забывал бабушку и пришёл, узнав, что вернулся отец. Но постояв немного и ответив на дежурные вопросы постоянно кашляющего отца, ушёл и уже больше не появлялся. Мать крепко-накрепко наказала: не ходи, заразишься.
   Кроме туберкулёза, двадцативосьмилетний сын привёз из тюрьмы выбитые зубы, отбитые почки. Первую пару месяцев он ещё изредка встречался с друзьями, напивался, харкал кровью, материл всех и вся. А потом слёг. Сначала его положили в больницу, а в доме Вероники санитарная служба залила всё какой-то дрянью. А ещё из-за этого она потеряла работу, пусть и плохо оплачиваемую, но всё же дающую ей возможность чаще бывать дома. Пришлось устраиваться уборщицей.   
    Умирать Максима выписали домой. И снова Вероника меняла клеёнки и пелёнки, поправляла простыни, делала уколы, поила сына всевозможными отварами, по рецептам, собранным и выписанным, откуда только можно. Повторялось всё то, что уже было при жизни матери. А яркие, невообразимо светлые и праздничные сны продолжали сниться. Она плакала, винила себя за эти сны, просила у Бога прощения, и чтобы избавил её от прекрасных видений в то время, когда сын на смертном одре лежал. Но всё было бесполезно. От этого чувство вины росло, а жизнь казалась ещё горше и невыносимей. И когда она вновь увидела себя во сне спящей красавицей, то, проснувшись, не стала блаженно потягиваться, а вскочила как ужаленная и подбежала к кровати сына. Он спал. Тяжело спал – всхлипывая, всхрапывая, булькая больной грудью. Но Веронику это не убедило. Она ушла на кухню и громко с подвыванием заплакала.
     Наплакавшись до икоты, взяла бумагу и ручку и стала составлять список «смертённого» для сына, в глубине души надеясь, что оно ему пригодится не скоро. Хоть и говорил ей отец, что вера – дело зряшное и пустое, она всё-таки верила, что не зря собирала рецепты, делала отвары. И молилась, молилась, молилась…