Дверь нараспашку. Глава 5

В зале очень много света. Всё кафе залито им. Это я попросил. На самом деле, я довольно странное привидение, боюсь темноты, но солнце ушло еще до дождя, а теперь ему на смену пришел вечер.
 Мы вчетвером сидим возле не пришедшего в себя и по-прежнему залитого дождевыми струями окна. Мне чуть-чуть трудно дышать, но я не могу сейчас оставить людей, сидящих рядом.
На кухне, куда вход посторонним категорически заказан, у Дона есть помощник. Зовут его Лёка. Это двадцатилетний паренек с пухлыми щеками и круглыми, как у глубоководной рыбины, глазами. Он редко покидает пределы кухни, потому что работы много, а брать дополнительных помощников Дон не соглашается ни в какую. От субъективного упрямства хозяина, Лёка обычно нагружен всю смену, как двугорбый верблюд и, как только Дон дает отмашку, что работа закончена, Лёку выносит из «Лиры» попутным ветром. Сегодня, по причине неординарных событий, Лёка был отпущен раньше обычного, чем с радостью и воспользовался, исчезнув из «Лиры» быстро и незаметно.
Дон превзошел себя, и наш стол до предела заполнен едой.
 Я немного пьян, но не настолько, чтобы они узнали меня прежнего.
- Слушай, - пристает неугомонный Гоша, хотя Дон уже намекал ему, чтоб отстал, - где ты оторвал такой ремень? Это же музейная редкость! Да еще как новый, прям только из магазина!
- Не помню, кажется где-то в Кливленде.
- Чума! Дай в субботу на вечер!
- Тебе что украшений не хватает? – устало произносит Дон. – Скоро тебя мама перестанет узнавать.
-  И рубашка тоже – вещь! – Успокоиться Гоша не в состоянии.
Дон  и Айша хмыкают.
- Рубашка тебе не подойдет, - говорит Айша.
Меня радует её голос.
- Почему это? – удивляется Гоша.
- Слишком харизматичная, - отвечает она. – Вот та футболочка, помните Василий Ильич? На прошлой неделе? Ну, такая желтенька, с забавным принтом? Так она очень тебе шла.
Мы смеемся. Гоша чуть-чуть обижен, но его хватает ненадолго.
-  Я, кстати, тут у приятеля календарик видел с фотографией Джима. Он его вместо закладки в книжке использует. Я тогда не просек, что это ты. Теперь, конечно, спрошу при случае, где он взял или постер какой найду. С тебя тогда автограф, окей?
- Ладно.
- И чтобы число стояло, а то ведь не докажешь никому.
- Ладно, - соглашаюсь я.
 Так гораздо проще, чем объяснять, почему я не дам ему в субботу ремень и по какой причине он не получит автограф. В этом смысле я больше Айше доверяю, никто ведь не станет разбираться, что за исписанные салфетки лежат в мусорном ведре.
Дон наполняет наши бокалы.
- Ты, сынок, прямо в Мону Лизу превратился. Ты, она, Гагарин да Че Гевара.
- По-моему, вполне подходящая компания, - комментирует Айша.
- Ага, а еще Пизанская и Эйфелева башни, - добавляет Гоша.
- Извините, я не хотел, - говорю я.
Пауза и они покатываются от смеха.
- Конечно, не хотел, - отсмеявшись, говорит Дон, - они тоже не хотели, а теперь вот такие умники, - Дон кивает в сторону Гоши, - ваши физиономии на груди носят.
- Вот уж не ожидал, - удивляюсь я, - решил: столько времени прошло, кому и за каким чертом может понадобиться мое лицо?
- У тебя красивое лицо, - произносит Айша.
То, что я сейчас вижу в её глазах, очень меня успокаивает, только мне было бы легче, если бы я увидел это гораздо раньше, когда думал, что она не знает кто я.
- Почему же ты не сказала мне об этом раньше?
- Что?
- Что я – красавчик! – спрашиваю я.
- Я и теперь этого не говорю, -  отвечает Айша, рассматривая клеточки на скатерти, которой накрыт стол. – Я только сказала, что у тебя красивое лицо.
- А правду говорят, что ты на музыкальных инструментах играть не умел?
Я молча соглашаюсь кивком головы.
- Прикиньте!? – призывает всех в свидетели Гоша. – А я  Лолку надоумил ему гитару предложить! Теперь понятно, чего ты так разозлился.
- А вот если тебе все понятно, то вали-ка ты домой, поздно уже, - говорит Дон.
Аллилуйя! Дон Баз не просто лучший из людей. Если ему сейчас удастся отправить Гошу домой, я буду считать его своим личным святым.
- Да вы что? – канючит Гоша. – Рано еще! Слушай, а правда, что ты у Эдда Салливана матом в эфире ругался и всё свое мужское «добро» телезрителям показал?
- Экий ты разносторонне образованный, кто бы мог подумать! – удивленно тяну я.
- Да не, не разносторонне, просто у меня время было по инету полазить, после того, как Айша мне глаза открыла, а Василий Ильич приказал всем без серьезных намерений к тебе близко не приближаться. Ну, вот, пока тут все на цыпочках вокруг тебя ходили, я и полазил, даже скачал кое-что. Показать?
 - Завтра покажешь, а теперь домой иди, - продолжает настаивать Дон.
Я вижу, что парень серьезно обижен этой настойчивостью и мне становится грустно.
Гоша изгнан. Бедный, уходя он смотрел на нас, как на предателей. Ушел молча: ни слова, ни жеста.
- Перестань, малыш, - пытался приободрить его Дон Баз, - завтра настанет новый день, и нам обязательно повезет – он будет солнечным и теплым, и Джим никуда не уйдет.
Но дверной колокольчик сыграл нам прощальную песню, и Гоша исчез.
Некоторое время мы молчим. Я, потому что мне по-определению нужно не болтать, а слушать; Дон, потому что любит Гошу и то, что парень ушел, вконец расстроенный сильно подпортило Дону настроение. Айша тоже молчит. Это даже хорошо, потому что к «говорящей» Айше я еще не привык, да и количество событий в этот вечер по моим личным меркам давно перевалило за все разумные пределы.  Послушал бы меня сейчас Рэй! То-то он повеселился бы! Разумные пределы! Надо же!
Да ладно, плевать на Рэя! Меня немного нервирует, что Айша не отрываясь разглядывает меня, как экспонат в музее мадам Тюссо. Взгляд её находит точку опоры на моем теле и подолгу держится за эту точку, что, согласитесь, может выбить из колеи любого мужчину, даже инфернального. Таким вот образом она рассмотрела мои руки, при этом на ее лице отражалась вся жизнь этих вполне заурядных рук. Айша то хмурилась, то выглядела задумчивой или наоборот отрешенной, но вдруг будто налетал легкий ветерок и сдувал с её лица очередное настроение. После рук она уставилась куда-то в район правого уха и, поглядывая на нее время от времени, я видел, что взгляд ее блуждает по моим волосам и шее. Дальше настала очередь расстегнутой на груди рубашке.
Я не могу  попросить Айшу не рассматривать меня так назойливо, это было бы не честно. Не будь я таким законченным трусом, несомненно, сам разглядывал бы её с еще большей жадностью и нетерпением, пытаясь украсть и сохранить для себя каждый отблеск волос, выражение губ, смуглость кожи и темноту глаз. И даже пораненную где-то среди тайных уголков кухни Дона База руку, я хотел бы присвоить себе, хотя бы взглядом, если уж другого не дано.
- Не беда! – Произносит с наигранной веселостью Дон. - Утром я приготовлю для малыша такой завтрак, что он забудет свое теперешнее огорчение. Что-нибудь этакое…
- Василий Ильич, неужели Вы думаете, что еда сможет его утешить после того, как Вы насильственно отобрали у него приключение, - спрашивает Айша, которая теперь не отрываясь смотрит  на мой рот. Боже! Помоги мне!
- Уж не хочешь ли ты сказать, что пища из моих рук – это так, посредственная жратва? – немедленно заводится Дон Баз.
- Боже упаси! – восклицает испуганная Айша, сообразив, чем это может закончиться, - Василий Ильич, пища из Ваших рук – это пища богов, но Джим…
Мне кажется, что необходимо вмешаться, и я вмешиваюсь:
- Милый Василий Ильич, завтра утром, когда Гоша будет с благодарностью поглощать приготовленный Вами завтрак, я отвечу на все интересующие его вопросы. Он будет сыт и доволен, в этом нет сомнения.
Дон улыбается, соглашаясь со мной, и разливает по бокалам оставшееся вино.
- А на мои вопросы ты тоже ответишь? – спрашивает Айша, глядя мне прямо в глаза.
- Что ты хочешь знать?
- Всё.
- Я сам не знаю всего.
- Тогда ответь на один вопрос: если завтра будет дождь…
- Где-нибудь обязательно будет солнце, Айша.
- Ты… вернешься?
Я замолкаю, обдумывая ответ. Что можно ответить женщине, в глазах которой плещется ужас от столкновения с «никогда больше».

- Я хочу вернуться, Айша, я хочу.





Желания гаснут. Ослепленный их натиском ненадолго, я начинаю прозревать и слышу, как время покидает меня, измученного. Это еще не конец, это дарованная кем-то передышка для истерзанных взглядом шоколадных глаз - рук, волос, рта. Но я радуюсь этой передышке, совершенно не способный управляться с глазами Айши самостоятельно.
Как я жалок! Когда-то мне было предложено столько любви, что хватило бы на сотню здоровых мужчин, но я оказался паутиной, раскачиваемой ветром, и не оценил этого. Лучник потерял свое единственное оружие, туго натянутый лук, и от бессилия втыкает стрелы дрожащей рукой куда придется.
Однако смерть многому учит и в моем личном аду я не могу дотянуться до Айши, как не могу принять то, что она с такой настойчивостью предлагает. Я не в силах ей даже объяснить, поэтому из меня на бумагу выливаются слова.

Время действует, как кислота
Размытые глаза,
Ты видишь, как летит время.
Лицо меняется вместе с биение сердца
И дыханием.
Мы непостоянны.
  Мы – стрела в полете,
Сумма углов измерения.
Её лицо изменилось в машине.
Глаза, и кожа, и волосы остаются
  Теми же,
Но сотни похожих девушек
Сменяют друг друга.

Прости меня, милая, то, что отдано другим уже не вернуть.