Фуга 11 - Белый пароход

- Эй, на вышке! Сколько у тебя видимость?
- До горизонта, небо ясное, вижу весь участок! - отвечаю в трубку – а позвонил мне, судя по голосу, ефрейтор Насрулин. Странно, что ему надо? Вроде не дежурный…



Денёк выдался летний, солнечный, я один охраняю заставу с вышки около поста технического наблюдения (ПТН) и осматриваю в большую морскую трубу (БМТ) лазурные просторы… берег… вроде всё тихо, и на море штиль.



- Как тебя отвечать учили, сынок? Я спрашиваю – сколько? - ах вот он что хочет, поиграть. Ну что ж, раз мы все немного играем, надо отвечать. «Сколько» - этот вопрос дедушки задают, когда хотят узнать, сколько им осталось до приказа. И мы, первогодки, должны знать это назубок – приказ об увольнении – 27 сентября, вчера было восемьдесят семь… аха!



- А… восемьдесят шесть кабельтовых.
- А цель чикируешь? – тут он ставит меня в тупик, какую цель? Я всматриваюсь по всему горизонту – вроде никакой цели нет, ни паруса, ни сейнера, ни «пескаря» - это он о чём вообще?



- Не вижу! Никаких целей на участке.
- Как это никаких целей? Ты что, щемишь там? Смотри точно на север… ну что, видишь? – проявляет странную настойчивость ефрейтор. Да что там у них?



- Ничего тут нет! – интересно, какую ещё цель я должен увидеть?
- Ты что, резкость потерял там в своих окулярах? А ну подверни! – я настраиваю трубу, вновь прочёсываю взглядом все просторы Балтийского моря, обшариваю горизонт… «йоли», то есть «ничего» по-эстонски!



- По нулю пусто, целей не наблюдаю.
- Сынок! – в трубке голос опечалился… ну театр, ему бы только Гамлета играть! - Ты расстроил дедушку. Дедушка ждал белый пароход… а ты ничего не видишь, - ну так бы и сказал, дедушка хренов! А то шарю по морским просторам… а тут у нас дембильский пароход ждут, народ с ума сходит!



- А! Постой-постой! Доворачиваю резкость! Есть! Вижу! Точно! Белоснежный пароход! И такой красивый! Глаз не оторвать!
- Так, так! - оживился счастливый дедушка. - Диктуй координаты, быстрее давай засечки! Гош, записывай! – это он не мне, а связисту моего призыва. - Мы сейчас всех поднимем! Ты же цель зачикировал! – балуется, видать, в дежурке офицеров нет, вот и устроил спектакль… слышу, рядом с ним кто-то уже смеётся… ну и представление приготовил Насрула!



- Пеленг ноль, дистанция восемьдесят шесть кабельтовых, курс прямо на нас! Цель опознана – пароход серии ДМБ!
- Так, так! Что там на палубе творится, срочно доложить!



- На палубе стоят столы, ломятся от вина, еды, девушки машут лифчиками…
- О!!! – слышу взрыв хохота в трубке, наверное, включили меня на громкую, и теперь потешаются всей заставой. – А девушки красивые?
- Все как на подбор! Кричат что-то… а, вот сейчас слышу – «хотим Насрулу!» Вот!



На заставе слышу - все в покате, Насрула не может говорить, просто хрюкает в трубку, наверное, его до слёз проняло. Но, наконец, отдышался.
- Так так… а что, скорость у парохода приличная? Сколько узлов?
- Да, прёт как крейсер! Узлов сорок точно! На воздушных крыльях! Включает форсаж! Такой пароход ничем уже не остановишь! – мне тоже весело, вот ведь, как дети, право слово.



- Ну молодца! Вот порадовал ты моё сердце! Объявляю тебе благодарность! Как сменишься, будет тебе дембильская работёнка!
- Служу Советскому Союзу! – гаркнул я в трубку. Слышу, там кто-то рядом с Насрулой смакует подробности о девушках, которые выскакивают из трусиков в ожидании дембиля…



- Вольно. Конец связи, - говорит в трубке изрядно насмеявшийся ефрейтор.

Через час меня сменили. На заставе меня встречает герой дня, радуется, как ребёнок, ну много ли им надо, солдатам, всего лишь узнать, что близится час увольнения в запас:
- Так, оружие сдашь, и надо поработать! –по плечу хлопает, ну ещё бы, белый пароход зачикировать, это не шутка!



На заставу на «Урале» из отряда привезли камуфляжные куртки, валенки, дублёнки, рулоны ткани на портянки, ещё какие-то тюки, и свободные от нарядов бойцы разгружают и носят сокровища в подвал, в каптёрку. Насрулин бдительно чикирует рядом, вальяжно помахивая огромной связкой ключей, чтобы никто мимо не пронёс…
- Ключник! Ты мне камуфляжик на дембиль откинь один, - то ли в шутку то ли всерьёз говорит Коробков, носит всякую ерунду, вдруг переломится от тяжестей, а ему скоро домой.



Насрула оглянулся, видит, мы тут с Жекой топаем, но пасём обстановку:
- Тссс… потом поговорим, - подмигивает Коробку, и мы с Жеконей понимаем, что на этой раздаче мы лишние.
Коробков тоже включается:
- А вы что тут уши развесили, сынки? Вот белый пароход за вами придёт, и будете губу раскатывать! – мы вздыхаем – наш даже с пристани не отчалил, мы сначала проводим своих дедов, потом фазанов, и только потом будем спрашивать у своих сынков, когда на горизонте появится наша цель… а тихарятся они ясно чего – хотят приделать ноги какому-то тючку, пока кусок не видит.



Нарисовался Андреев, как чуял, уже тут как тут, землю роет:
- Так, побыстрее, чего копошитесь? Насрулин! Чтоб у меня глаз да глаз… лично ответишь, если что пропадёт, понял?
- Так точно, товарищ прапорщик! – звонко выкрикнул Насрула, верно глядя ему в глаза, и даже прищёлкнул каблучками, и откуда такая выправка у развязного солдата, который только что переваливался с боку на бок и угорал над сынками. Хотя конечно он играет – самому смешно!



- Так точно… так точно… вот смотрю на тебя, ефрейтор, вроде честная физиономия, а как начнёшь проверять – вечно чего-то не хватает! - это кусок правду говорит, как не блюди, а из каптёрки то одно, то другое испаряется, как будто сквозь дверь или стенку… просто мистика. Хотя какая уж тут мистика, когда на заставе живут три десятка хитро… умных погранцов, и стоит только отвернуться… как они начинают вытворять за спиной командования всё, что им бог на душу положит.



Солдат, это как молоко на газу без присмотра – стоит чуть-чуть ослабить контроль, и боец начинает возбухать, убегать, портиться, словом, вести себя по всем законам энтропии – заполнять собой все пустоты, растекаться в разгильдяйстве и деградировать с невероятной скоростью. А погранец, это солдат дважды – мало того, что в сапогах и при оружии, так ещё и фигура очень самостоятельная во всём… к строю не приучен… ходит в развалочку… больше смахивает на партизана, чем на строевика.



Длинными ночами наш брат часто предоставлен сам себе – наедине с границей, с враждебной темнотой, с опасностями и тревогами. Поневоле погранец укрепляет характер, закаляется, и на заставе ведёт себя уже не как мальчишка в сапогах – ничего не боится, вечно что-то придумывает, дерзает, пробует… остановить этот процесс прохиндейского творчества практически невозможно… можно лишь притормозить на миг, чем-нибудь наказать, осадить... Однако рано или поздно наступает такое время, когда наряды тебя не пугают, когда ты уже не раз побывал на гауптвахте, и там тебя все знают, и сгрозить тебе больше нечем… остаётся только давить на сознательность. И тогда замполит начинает с нами проводить беседу: «что такое хорошо и что такое плохо».



Вот и сейчас после разгрузки мы сидим в ленинской комнате и по центральным газетам конспектируем в тетрадочку речи генерального секретаря ЦК КПСС, которые мы потом будем отвечать наизусть, иначе нам не поставят зачёт, а отправят драить гальюн.
- А неплохо бы домой послать камуфляжик-то, – шепчет Жека. – Штука классная… пока не грязная.
- А кто нам с тобой его даст? – отвечаю я… Хотя идея, конечно, интересная, возможность как-то наколоть дедушку Насрулу и старшину Андреева улыбает. На гражданке таких камуфляжей нет ни у кого, да и одёжка удобная – можно всю зиму ходить в такой пятнистой курточке, и ничего, мороз не страшен, мы уже это на себе изучили.



- Так, вы чего там шепчетесь? – лейтенант поднял глаза. – Что, уже изучили, как вместо религиозной совести чекист воспитывает в себе революционную сознательность? Уже готовы отвечать? Нет?



Отвечать мы были не готовы, снова уткнулись в чтение – и перед нами опять вставал могучий образ революционного матроса, по виду вылитый Насрула, который сошёл на берег с белого парохода, в кожанке, с маузером на боку, и готов отменить всякую веру и совесть, но чтящий только сознательность и верность делу трудового народа.



- С каптёркой не договоришься, призыв не тот, - шепчет Жека. – Если только взять у него ключи, пока спит… и самим.
- И что дальше? – мне становится всё интереснее, чую, намечается вылазка, просыпается спортивный азарт, без него никак! – А куда денешь куртку?



Замполит снова поднял голову, и мы увлечённо листаем газету, как будто нам очень интересно, что сказал Юрий Владимирович на пикнике с доярками фермы «Рассвет коммунизма».
- Надо с Пуговкой поговорить. Запечатаем в бандероль, а он отвезёт на почту. И все дела! – заключил Жека. На том и порешили. Почитав последние перлы генсека, двинули сдаваться к замполиту… ну очень мы все сознательные бойцы… эх, сейчас бы нам к доярочкам на ферму! Молочка попили бы…



Следующей ночью, когда нам выпал редкий сон на заставе, мы дождались, пока Насрула уснул, сладко посапывая и видя во сне, как его встречает вся Башкирия, от мала до велика, дембиля в зелёной фуражке, на броневике, стилизованном под пароход цвета облаков, а за рулём сидит сам кусок и приветственно жмёт на клаксон. Девушки-картинки стоят по обочинам центральной улицы в его родной деревне, специально заасфальтированной в честь приезда героя границы, ветер треплет им юбочки, а они бросают, бросают цветы на капот броневика, и наверху, усевшись на башню с пулемётом, сидит революционный матрос Насрула в камуфлированном тулупчике и с маузером на боку, покуривает сигаретку и только с прищуром выбирает себе самую красивую…



Жека выудил ключи от спецхрана, и мы на цыпочках ушли в коридор, а потом по лестнице мягко спустились в подвал. И вот она, каптёрочка! Заветная мечта дембилей! Если нас поймают, мы окажемся в таком глубоком пролёте… но смелость города берёт!



Меня всё это прикалывает – взять и спереть камуфляж, пока все спят… и не дожидаться своего дембиля. Пусть куртка хранится дома, а я отслужу и ещё погуляю в ней… Весело… особенно если мы не пролетим! Хотя мы пролётчики ещё те!



- Бери вот эту, нулёвая, ни разу не ношеная! – суёт мне Жека куртку, и сам себе тоже выбирает. Мы быстренько забрали себе пару камуфлированных шкурок, снова заперли, я понёс два свёртка за подхоз… стараясь не попадаться на глаза часовому… аха, там Брызга меряет километры вокруг заставы…



Прошмыгнул, а там шасть на чердак подхоза и под сено… всё, спрятал! Вернулся – Жека уже отбился – ключи вернул на место – и готов к отправлению в страну грёз. Ну и я отобьюсь!

Удалось! Я лёг… а сердце стучит. Что-то сон не идёт. С боку на бок ворочаюсь, а уснуть не могу. Да что ж это такое! Раньше стоит только уху к подушке прислониться, и уже там, по ту сторону света… а теперь… ну не могу спать и всё тут!



И вот знаешь, никогда не думал, что у нас где-то за пазухой живёт этот зверёк. Политическая грамотность, бдительность, чекистская выдержка, воинская дисциплина, точный глазомер – ну всё там где-то хоть на донышке присутствует. А вот эта змея как-то не беспокоила раньше, это я тебе точно говорю! А тут… вот лежу я на своей кровати… не пойман… и всё провернули мы чётко, без сучка, и никто нас не зачикировал… а спать не могу! Не щемится, ни в одном глазу! Проснулась у Нины Карнауховой совесть и мучает, просто грызёт…



Впервые в своей жизни я вдруг ощутил себя настоящим вором! Я украл! Украл у своих! Взял вот так и запросто, не задумываясь, скоммуниздил камуфляжную куртку… ведь я оставил кого-то из наших бойцов без тёплой одёжки… конечно, можно придумать оправдание, сказать, что у нас при развитом социализме прут все и всё, что плохо лежит. Прут из цехов и кабинетов… воруют в кремле и на ферме… тянут с полей и из детских учреждений… сумками… вёдрами… мешками… машинами… вагонами… у кого что получится, кто что сможет прихватить… эта привычка воспитана в людях издревле, ещё с момента, когда людям не платили, а ставили палочку за трудодни… не воруешь, ты дурак… ты лох… как это так, не взять, то, что под рукой… да кто в стране победивших пролетариев задумывался над тем, чтобы просто жить и не воровать? Всё общее, значит ничьё! Плохо попадаться, а вот в то, что плохо взять чужое… нет… тут если тебя не поймали, не успели, значит, так и нужно, тебе повезло, повернулась фортуна лицом, а не как обычно, другим местом. Вот и воруют… многие воруют… и я… тоже теперь вор!



Нет, ты не подумай, я в детстве, конечно, отметился и в чужом саду за яблоками с пацанами, и экраны у рыбаков снимал, но это всё такие пацанские шалости… скорее спорт, чем вот такой нахрап… а вот теперь я, советский пограничник, воспользовался детским сном ефрейтора Насрулина, залез в каптёрку и … украл!



Насруле потом влетит от Андреева, тот, конечно, змей, и пролёты нам устраивал, и выкрутится, что-нибудь найдёт тому солдату, которого я лишил куртки – но я понимаю, что в какой-то вот такой момент… я перестал быть честным человеком… что теперь, как бы на меня не наваливалась судьба, она будет права, поскольку я заслужил… ведь я - вор! Никто этого про меня не знает, Жека не проболтает, и заработал я себе эту куртку уже давно тем, что служу почти год… но я знаю - не смогу теперь спокойно спать… как я завтра буду смотреть в глаза своим братьям… тем парням, с которыми день за днём я тащу службу? Моё сердце колотится, как молот… в виски даже вступило… нифига себе, как же оказывается тяжело человеку впервые украсть!



Это потом несуны отводят глаза, и ничего, даже чепчик на лысине не горит! А вначале это какой же барьер… как будто снять с себя чистое и навсегда одеть промасленную одежду чмошника и ходить теперь в этом дерьме… думая, что никто не видит. Да видят все прекрасно по глазам, у кого что за душой! От себя-то не скроешься! Вот я влип! Ну я лоханулся! Никогда себе не прощу…



Я никак не могу успокоиться, толкаю друга:
- Жека… я что-то уснуть не могу… нахрена нам этот камуфляж? Мы что, без него обойтись не можем?
Жека, как будто тоже переживал что-то про себя, сразу поднимает голову, сна ни в одном глазу:
- Да вроде клёво – походить по гражданке, - шепчет неуверенно, а на лице у него я вижу тоже сомнение… тем ли мы с ним занялись? Нахрена нам красть? Мы что, опущенные какие?



- Знаешь, братан… я, пожалуй, верну свою добычу на место… поиграли и харе! – вздыхаю я…
- А я тоже думаю… нафига! Что-то и мне не спится. Да, поиграли и будя, - отвечает Жека, - иди за куртками, а я у Насрулы ключи возьму! - мы встали, и снова крадёмся… но теперь у нас одна цель – вернуть всё, что мы вот с таким блеском прижучили. Я тенью прошелестел на подхоз… и камуфлированные куртки, свежие, хрустящие, не такие выцветшие, как у нас, а только что привезённые, дембильские… уже не казались мне красивыми… мы, конечно, любим свою форму и гордимся ею… но не настолько, чтобы тырить её у своих! Обойдёмся! Самое дорогое для солдата погранвойск - чистая совесть! Ведь кроме неё - ничего-то у нас нет, всё остальное – казённое.



В подвале мы встретились, Жека открыл каптёрку, и мы тут же всё вернули, упаковали, как было…
- Погоди! Постой на шухере! - Жека хватает со стола каптёрщика листок бумаги и карандашом набрасывает какую-то картинку, рисовать он любит, художник, стенгазеты расписывает, если поручат…



Я слежу, не идёт ли кто по коридору. Через минуту мы снова крадёмся тенью по лестнице, потом ныряем в кубрик и ложимся… и на душе разливается какое-то неслыханное блаженство! Блин, ну как же хорошо жить честному человеку, который ничего ни у кого не украл!



Служи, получай от службы своё удовольствие, исполняй приказ, бди границу, пиши письма домой, радуйся солнцу – и всё это с чистой совестью! Я не могу нарадоваться – всё-таки во всех играх должен быть свой предел – не тот, что нам очертили люди, не тот, что нам начитали на политзанятиях… а тот, что в сердце… внутри тебя самого.



Жека тоже лыбится, много ли человеку надо для счастья! Видать ему оставаться вором не нравится, а вот теперь всё классно, и жить можно!
- Ты что там нарисовал на листочке? – мне интересно… ведь понятно, что ему хочется доказать «каптёркину», что мы побывали там, но ничего не прихватили… мальчишество… значит, у нас игра была такая - взять крепость, но не переть припасов, не гадить Насруле, а просто пошалить.



Жека улыбается, как кот, наевшийся сметаны… молчит, лицо аж светится в темноте.
- Да скажи ты, чёрт! – меня уже разбирает любопытство, что же нарисовал он там… чёрную кошку? Фигу?
- Белый пароход! Вот с такой трубой! - он отворачивается, и уже сквозь первый сладкий сон тихо добавляет. - Для честных дембилей!
-------------------------------------------------------
http://content.foto.mail.ru/mail/marinvek27/ischia/i-1767.jpg